е и
нанесение завершающих штрихов.
   Глаза его покраснели от полопавшихся сосудов, он грустно кивнул Дасти и
Чарли, раскрашивая охрой и киноварью боевой шлем.  "Ох,  Иисусе",  -  тихо
простонал он.
   Поднявшись на склад, они осмотрели деревянные бруски. "Тебе ведь  вовсе
не обязательно доделывать те, что я начал, - сказал Чарли. - Возьми новые,
если хочешь. Правда, я только набросал  очертания  и  вроде  как  чуть  их
прорезал. И сделал наверху дырки для болтов".
   Дасти отошел и прищурился. "О, Чарли, по-моему они отлично  пригодятся,
- сказал он. - Ну, давай переправим их вниз".
   Они так и сделали, и Чарли вернулся к работе  над  сэром  Уолтером.  Он
стал осторожно вырезать на плаще барельефную надпись "Вирджинский табак".
   Дасти взял топор и приблизительно наметил, где будет  голова,  туловище
до пояса, вчерне набросал ноги и ступни. Затем он вставил железный болт  в
пятидюймовое отверстие, заготовленное для него, и отклонил брус назад, так
чтобы выступающая  часть  болта  уперлась  в  подставку.  Когда  голова  и
туловище будут закончены,  он  таким  же  образом  поднимет  нижнюю  часть
фигуры.
   Покончив наконец с разметкой, он взял киянку и стамеску.
   - Теперь я нанесу удар во имя свободы, - сказал он.
   С радостной улыбкой он принялся стучать киянкой.  Песенка,  которую  он
напевал, называлась "Ора Ли".
   Дон Дасти Бенедикт украдкой пробрался в мастерскую, но  притаиться  ему
не удалось. До него донесся скрежет передвигаемого стула, и он понял,  что
его зять Уолтер там, наверху. Еще через секунду Уолтер и  сам  сообщил  об
этом Дону с акцентом, вероятно, куда сильней отдававшим  Югом,  чем  в  те
времена, когда он еще мальчишкой перебрался на Север.
   - Дон, мы наверху.
   - Благодарю за информацию, - пробормотал Дон.
   - Дон, мы _наверху_.
   - Да, Уолтер. Ладно, сейчас приду.
   Вместо приветствия Уолтер зафыркал на него: "С какой, к черту, стати ты
вечно надеваешь эти  дурацкие  одежды,  когда  куда-то  ездишь?  Хотя  это
неважно. Мне просто хотелось бы _самому_ иметь возможность вот так сняться
и уехать, когда появится настроение. Где ты побывал на этот раз?"
   - Сиракузы, - промямлил Дон.
   -  Сиракузы.  Новый  американский  край  отдыха.  -  Уолтер   неприятно
рассмеялся. - Дон, ты вправду рассчитываешь, что я тебе поверю?  Сиракузы!
Почему бы просто не сказать откровенно: "У меня женщина"? И все.  Я  бы  и
слова не вымолвил. - Он налил себе несколько  глотков  шотландского  виски
Дона.
   "Да уж, пожалуй, не вымолвил бы", - подумал Дон. Вслух: "Как ты, Мэри?"
Сестра ответила, что все прекрасно, вздохнула,  почти  сразу  же  подавила
вздох, заметив кислую мину супруга.
   Уолтер сказал: "Заходил Роджер Таунз. Для тебя еще одна продажа, а  для
меня - комиссионные. Я их заработал, уж поверь,  долго  заливал  ему,  что
Музей Современного Искусства гоняется за твоими последними произведениями.
Так что он попросил меня пустить  в  ход  собственное  влияние.  Он  снова
придет, он ее возьмет. При таком ходе дел Современное Искусство  и  впрямь
скоро станет за тобой гоняться".
   Про себя Дон счел это маловероятным, хотя все  возможно  в  этом  мире,
лишенном ценностей.  Он  вовсе  не  "современный  художник,  работающий  в
области свободных форм", уж, если на то пошло, он вообще не художник. Он -
ремесленник в мире, которому ремесленники без нужды.
   - Но _только_... - еще одно из сонма  качеств,  позволявших  переносить
отсутствие Уолтера с такой легкостью: Уолтер любил тыкать  пальцем,  -  но
_только_, если ты закончишь эту проклятую штуку. Пора  бы  уже,  верно?  Я
имею в виду, отдых дело хорошее, но счета...
   Дон сказал: "Ну, мои дела в надежных руках, а именно в твоих".
   Уолтер встал на дыбы: "Если ты это в  насмешку!..  Слушай,  я  в  любой
момент  могу  найти  себе  другое  занятие.  В  действительности  я  _уже_
рассматриваю кое-что чертовски  многообещающее.  Фирма  продает  канадские
акции. Зашел к ним вчера. "Мистер Свифт, вы именно  тот  человек,  который
нам нужен, - сказали мне. - С вашим богатым опытом и знанием человеческого
характера..."
   Уолтер вызывающе посмотрел  в  лицо  шурину,  словно  предлагая  как-то
проявить полнейшее отсутствие веры в его  слова,  которое  испытывал  Дон;
Уолтер отдавал себе в этом отчет.  Дон  уже  перестал  делать  вид,  будто
реагирует на его вранье. Он просто оставлял его без внимания -  он  вообще
просто терпел Уолтера - ради сестры. И возвращался сюда только из-за нее и
детишек.
   - Я хотел бы выпить, - сказал Дон, когда Уолт замолк.
   Обед проходил, как проходили все обеды. Уолт говорил почти  непрерывно,
в основном об Уолте. Дон заметил, что его собственные мысли  опять  заняты
Обществом Деревянных Индейцев.  Дервентуотер,  заканчивающий  каждую  речь
словами: "Delendo est Demuth's!" [Конец  Демуту!  (лат.)]  Гамперт  и  его
вечное:  "Всего  лишь  брусок  динамита,  Дон,  всего  один!"  Рычание  Де
Джиованетти: "Дай нам уравнение, и мы сами все сделаем!"
   Глупцы! Им пришлось бы разузнать имена всех  людей,  которым  пришла  в
голову идея насчет отвратительных металлических индейцев,  устроить  резню
на Канальной улице. Нелепость. Абсурд.
   Нет, Элвелл  оказался  прав.  Не  зная,  как  именно  осуществить  дело
презервации, он тем не менее трудился долгие годы, создавая  средство  для
его выполнения. И только доведя работу до конца, он  смог  в  полной  мере
оценить непримиримость ОДИ. И, оценив ее, обратился к Дону.
   - Прими эстафету, - попросил он. - Пусть каждый твой вождь будет создан
с такой любовью, что грядущие поколения просто не смогут их уничтожить.
   И Дон попытался. Способности к работе всегда были в нем,  они  пытались
пробиться на свет, а он совсем этого не понимал!
   Постепенно становилось все труднее игнорировать звук голоса Уолтера.
   - ...и новая машина тебе тоже понадобится. Я уже недолго  смогу  водить
эту развалюху. Ей два года, будь она проклята!
   - Я хотел бы выпить, - сказал Дон.
   К моменту неожиданного прибытия Эдгара Фелда Дон успел  выпить  уже  не
раз.
   - Я не только взял на себя смелость явиться без  предупреждения,  во  и
привел с  собой  друга,  м-ра  Уайта,  -  сказал  торговец  произведениями
искусства. Он был  невысок  и  весьма  ухожен.  М-р  Уайт  был  худощав  и
незлобив.
   - Друзей Эдгара следует остерегаться, - сказал Дон. - Вам  чего  налить
выпить?
   Уолт сказал, что они несомненно хотят побывать в мастерской. А времени,
чтобы выпить, у них предостаточно.
   - Времени? - пробормотал Дон. - Да что ты в этом понимаешь?
   - Проходите  прямо  сюда,  -  громко  сказал  Уолт,  бросив  на  шурина
убийственный взгляд.  -  Мы  думаем,  мы  склонны,  -  сказал  он,  снимая
покрывало с огромной скульптуры, - назвать ее Близнецы...
   Дон добродушно заметил, что ее ведь надо _как-то_ назвать, а  Близнецы,
по его мнению, звучит лучше, чем Больная Почка.
   М-р Уайт рассмеялся. Эдгар Фелд рассмеялся  следом,  но  не  совсем  от
души: "Из всех современных художников, работающих  по  дереву  или  прочим
материалам, м-р Бенедикт, как никто другой,  склонен  умалять  достоинства
своих работ и относится к себе очень скромно".
   М-р Уайт сказал, что это весьма похвально. Он спросил Дона, не хочет ли
он выкурить сигару.
   - И впрямь хочу!  -  согласился  скромный  художник.  -  В  наше  время
воздухом  стало  невозможно  дышать  из-за  дыма  сигарет,  бензиновых   и
дизельных выхлопных газов... Так, значит, Эдгар  пытается  впутать  вас  в
область современного искусства, а, Уайти?
   - Хо-хо! - неискренне засмеялся Эдгар Фелд.
   - Ничего нет лучше хорошей сигары, - с удовольствием пуская клубы дыма,
сказал Дон.
   Уайт застенчиво сказал, что еще  только  начинает  изучать  современное
искусство.  "Раньше  я  собирал  предметы,  характерные  для  американской
культуры", - пояснил он.
   Эдгар Фелд сообщил, что прежде м-р Уайт  владел  коллекцией  деревянных
индейцев. Он говорил тоном, подразумевающим, что это  нельзя  воспринимать
всерьез, но и открытое насмехательство неуместно.
   Дон поставил стакан, который принес с собой.  Нет,  м-р  Уайт  вряд  ли
годится как материал для ОДИ. Опасности нет: "Правда? У вас  случайно  нет
работ  Тома  Милларда?  Том  вырезал  несколько   лучших   из   когда-либо
произведенных на свет фигур краснокожих".
   Лицо  м-ра  Уайта  просветлело.  "Вы   тоже   увлекаетесь   деревянными
индейцами? - воскликнул он. - Да-да, у меня  и  вправду  были  две  фигуры
краснокожих Милларда и один из его помпейчиков..."
   Уолт загоготал: "Кто такие краснокожие и помпейчики?"
   - Краснокожий - это фигура  индейского  вождя  с  простертой  рукой,  -
сказал Дон. - Помпейчик - это мальчишка-негр.
   - Розанчик, - с радостью принялся развивать эту тему м-р  Уайт,  -  это
фигура скво. Скаут держит руку щитом над глазами. Том Миллард, ах, да! Еще
у меня были работы Джона Кромвелла, Ника Коллинза, Томаса В.Брукса и  Тома
Уайта, моего тезки. Слушайте! Может,  вы  сможете  мне  сказать:  Леопольд
Швагер был предприниматель или художник?
   Дон Бенедикт презрительно рассмеялся:  "Леопольд  Швагер  был  торговец
барахлом! Скупал старые фигуры  по  пять-десять  долларов,  шпаклевал  их,
красил и продавал по двадцать пять". "Кобб! - неожиданно воскликнул он.  -
У вас есть что-нибудь из работ Кобба, м-р Уайт?"
   - Кобба с Канальной улицы? Нет, мне всегда хотелось приобрести, но...
   Эдгар  Фелд  взглянул  на  Уолтера  Свифта,  прокашлялся:  "Послушайте,
Дон..."
   - Кобб с Канальной улицы, - громко сказал Дон, - никогда не пользовался
киянкой. Нет, сэр. Вгонял резец  ладонью  руки.  А  потом  был  еще  Чарли
Воулз...
   Фелд повысил голос, заглушая слова Дона: "Да, мы  непременно  поговорим
когда-нибудь об этом восхитительном, хотя и устаревшем виде искусства.  Не
хотите ли подойти чуть поближе к Близнецам, м-р Уайт?"
   - Да, Уайт, провались оно все, покупайте проклятых Близнецов, чтобы они
перестали нам досаждать,  и  тогда  мы  сможем  поговорить  о  _настоящем_
искусстве, - сказал Дон.
   И сможем забыть про Уолтера, Демута и ОДИ, - добавил он про себя.
   На следующее утро он попытался вспомнить, что же произошло потом.  Уайт
_купил_ бесформенную деревянную глыбу,  которую  Уолт  назвал  Близнецами.
(Что он скажет Роджеру Дауну, частному коллекционеру? Наврет с три короба,
будьте уверены.) Он точно помнил, как Уайт вынул чековую книжку. А  потом?
Неясная картина: Уайт рассматривает полированную поверхность, указывая  на
что-то...
   Дону Бенедикту была остро необходима чашка кофе. Его комната находилась
рядом  с  мастерской,  а  там  когда-то  стояла  электроплитка,  но   Уолт
распорядился, чтобы ее убрали в целях безопасности. И теперь,  когда  Дону
хотелось выпить кофе, ему приходилось  подниматься  в  квартиру  к  Уолту.
Уолту нравилось, чтобы все происходило таким образом: младший брат идет  к
старшему. Что ж, ничего не поделаешь. Дон  отправился  наверх,  предвкушая
холодные взгляды, резкие замечания на каждом шагу.
   Однако этим утром Уолт был сама любезность. Кофе  оказался  уже  готов,
Уолт налил его в чашку прежде, чем Дон успел войти в кухню. Когда он выпил
одну чашку (напитка из незакипевшей воды, растворимого кофе  и  холодного,
как лед, молока), Уолт всучил ему вторую. Чтобы  избежать  препирательств,
он взял ее.
   По неискренне приветливому  тону  Уолтера  Дон  понял,  что  затевается
нечто. Он проглотил чуть  теплую  жижу  и  встал:  "Спасибо.  До  скорого,
Уолтер..."
   Но Уолтер потянулся к нему и взял его  под  руку.  "Давай  поговорим  о
Копях Пропавшего  Голландца.  ("О  чем?")  Об  испанских  сокровищах.  ("Я
не...") Пишется э-эл-вэ-е-два эл", - с хитрым и в  то  же  время  ликующим
видом сказал Уолтер.
   Дон тяжело опустился на сидение.
   - Не знаешь,  что  подразумевается  под  этими  образными  выражениями?
Странно. Вчера знал. Собственно говоря,  ты  их  сам  придумал,  -  сказал
Уолтер, поджав губы и подло забавляясь. Он освежит кое-что в памяти  Дона,
Вчера вечером м-р Уайт спросил Дона, откуда  у  него  столько  сведений  о
временах, когда  делали  деревянных  индейцев.  Дон  рассмеялся.  "Пожилой
старатель, с которым я подружился, оставил мне карту,  где  отмечены  Копи
Пропавшего Голландца,  -  сказал  он,  размахивая  стаканом.  -  Испанские
сокровища".
   Озадаченный м-р Уайт спросил, что он имеет в виду, а Дон ответил:  "Это
несложно. Просто надо обойти вокруг  лошадей".  Так  что  же,  что  именно
подразумевалось под этими словами Дона?
   - Уолтер, я, вероятно, был пьян.
   - О да, ты был пьян, это точно. Но in vino veritas... Так  вот,  я  все
это весьма тщательно обдумал, Дон. По-моему,  "старая  крыса  пустыни",  о
которой ты упоминал, и есть тот самый  Элвелл,  который  поскользнулся  на
льду поза-позапрошлой зимой. Которого ты  отвез  в  больницу  и  регулярно
навещал до самой его смерти. Я прав, Дон? Прав?
   Дон сокрушенно кивнул. "Проклятый алкоголь", - сказал он вдобавок.
   - Вот _теперь_ мы несколько  продвинулись  вперед,  -  сказал  Уолт.  -
_О'кей_. Теперь насчет этой карты с копями. Мне известно, что  он  оставил
тебе эту чертову записную книжку. Это мне известно. Но я очень внимательно
ее просмотрел и нашел всего лишь кучу накаляканных цифр, уравнений или как
их, к черту, называют. Но ведь в ней было еще что-то, верно?  То,  что  ты
вынул. Что именно - до этого мы еще доберемся. Так... и как раз  вслед  за
этим ты повадился  ездить  на  отдых.  Это  вызвало  у  меня  любопытство.
Странная одежда, которую ты надевал.
   Дон застыл в напряжении, он сидел в светлой чистенькой кухне и смотрел,
как вздымается волна. Ничто не удерживало его в данном месте, только  Мэри
и дети, а он любил их с такой же самоотверженностью, с  какой  они  любили
его. Когда-то он обрадовался появлению  Уолта;  был  счастлив,  когда  они
поженились; несчастлив, когда подлинный характер Уолта заявил о себе;  был
очень доволен, когда представился случай предложить шурину "место". Дурные
предчувствия, возникшие, когда некоторые люди и вправду  изъявили  желание
приобрести бесформенные деревянные штуки,  которые  он  сделал  почти  без
всякой цели (ведь он понимал, что он не скульптор, а мастеровой), исчезли,
стоило ему понять, что это идеальный способ содержания Мэри и детей.
   Разумеется, с течением времени Дону удалось организовать большую  часть
"сделок по продаже". Трата времени  на  вытесывание  деревянных  кошмаров,
которые приобретали для "частных коллекций", была прискорбна. Вся  система
оказалась ужасно неуклюжей, но во всяком случае она  служила,  и  успешно,
единственной своей цели: созданию мира, в котором Уолтер был бы доволен, а
Мэри счастлива.
   Или служила до сих пор.
   Что же произойдет теперь, ведь Уолтер вот-вот все раскроет?
   - А Сиракузы, что за дурацкое алиби! Я, конечно, решил, что у тебя есть
женщина, которую ты скрываешь и впустую тратишь время, вместо  того  чтобы
работать, так что... ну, мне хотелось разузнать, кто она такая, где живет.
И поэтому всякий раз, как ты возвращался из этих самых "поездок на отдых",
я проверял твои карманы...
   - Уолтер, не может быть!
   Но разумеется, он распрекрасно знал, что  так  оно  и  было.  Знал  уже
давно, что Уолтер этим занимается. Действовал соответственно. Вместо  того
чтобы прятать улики, он нарочно  их  подсовывал,  да  таким  образом,  что
исходя из них нельзя было не придти к одному-единственному выводу.
   - Какая куча барахла! - насмехался Уолтер. - Как будто кто-то  подметал
лавку старьевщика и скинул весь мусор к тебе в карманы. Корешки  квитанций
со странным старинным шрифтом, вырезки из газет многолетней давности и все
такое прочее. _Однако_, - он торжествующе ткнул в Дона толстым пальцем,  -
деньги есть деньги, и неважно, сколько им лет. Верно? _Совершенно_  верно!
Старые долларовые бумажки, старинные золотые монеты. Время от времени.  Ты
не особо осторожничал, приятель. Так что давай,  _что  же_  за  "Испанское
Сокровище" ты выкачиваешь? Выкладывай детали, сынок, а не  то  мне  станет
здорово грустно. А когда мне грустно, Мэри тоже...
   Он говорил чистую правду. Дон уже давно это понял. А  если  Мэри  не  в
состоянии себя защитить, разве дети смогут уберечься?
   - Видишь ли, Дон, мне надоело жалкое существование из десяти процентов.
Во мне говорит  великое  старинное  американское  желание:  я  хочу  иметь
собственное дело. А ты снабдишь меня капиталом. Итак, еще раз -  последний
- выкладывай детали.
   Может, пришло время сказать ему? И после тяжелых раздумий возник ответ:
"Да, настало время, время сказать правду". На  душе  у  него  сразу  стало
легко и весело,  тяжкий  груз  (как  ужасно  долго,  неизменно,  привычно)
свалился с его плеч.
   - М-р Элвелл, пожилой  джентльмен,  поскользнувшийся  на  льду,  ты  не
ошибся на этот счет, Уолтер...
   Лицо Уолтера расплылось в привычной самодовольной улыбке.
   - М-р Элвелл работал  учителем  математики  в  средней  школе  в  конце
квартала. Представь себе: такой  гений  и  вколачивает  алгебру  в  головы
унылых детей! Но его это не сломило, ведь он просто зарабатывал  на  жизнь
таким образом. А главным смыслом его жизни были  пространственно-временные
теоремы. Мы называли их "Уравнениями Элвелла"...
   Уолтер фыркнул: "Ты хочешь сказать, что старый калека путешествовал  во
времени и оставил тебе свою машину?"
   - Это не машина. Это просто... ну, как я понимаю, это и в _самом  деле_
что-то вроде карты. Он пытался разъяснить мне свои теории, но я  никак  не
смог их понять. Они вроде чем-то похожи на шахматные задачи -  в  _них_  я
тоже никогда не мог ничего уразуметь.  И  когда  мы  договорились,  что  я
отправлюсь в 1880 год, он мне все написал. Это вроде схемы. Нужно идти  то
вперед, то назад, то вверх, то вниз и через некоторое время...
   - Через некоторое время оказываешься в 1880 году?
   - Именно так.
   На лице Уолтера возникло своеобразное  выражение.  "Я  предполагал,  ты
попытаешься утаить от меня то, что я уже и сам сообразил", - сказал он,  и
преувеличенная тягучесть его южного выговора достигла предела. Он  впервые
говорил так с Доном, хотя тому чрезвычайно часто доводилось  слышать,  как
подобный выговор звучал в разговорах с  Мэри  и  детьми:  "Карта,  все  те
улики, которые ты по глупости оставлял в  карманах,  и  уж  самая  большая
глупость: ты вырезал свою корявую подпись на каждом из многих дюжин старых
деревянных индейцев. Думаешь, я не в состоянии сообразить, что к чему?"
   - Но то было на Канальной улице в 1880 году, а  это  теперь,  -  сказал
Дон, старательно выражая голосом уныние. - Мне казалось, опасности нет.
   Уолтер посмотрел на него. Уолтер, который за  всю  жизнь  не  заработал
честно ни одного доллара и не потрудился хотя бы сделать вид, будто кормит
жену, с тех пор как стали  продаваться  работы  Дона,  этот  самый  Уолтер
спросил: "Ну хорошо, а почему 1880 год... и почему деревянные индейцы?"
   Дон объяснил, что там он чувствовал себя в своей  тарелке,  что  воздух
там чище, еда вкусней,  а  русские  представляют  собой  угрозу  лишь  для
русских, что...  вожди!  Какое  подлинное  искреннее  удовольствие,  какая
гордость рождались в нем, когда он вырезал эти фигуры.
   Их _использовали_! В отличие от дурацких современных штуковин,  которые
он производил в настоящем, вся ценность которых зиждется лишь на том,  что
торгашам вроде Эдгара Фелда удается обмануть  критиков  и  публику,  и  те
верят в их достоинства.
   Вряд ли Уолт что-либо расслышал.
   - А сколько же денег ты можешь заработать, делая деревянных индейцев?
   - По  современным  меркам  не  очень  много.  Но,  понимаешь,  Уолт,  я
вкладываю деньги.
   Это и служило приманкой в расставленной им ловушке, и Уолт  попался  на
нее, его зацепило:  "Рынок!  Будь  оно  все  проклято,  ну  _конечно_  же!
Перспектива возникновения (впервые за всю его поганую  карьеру)  абсолютно
верного  дела,  решительного  шага,  который  непременно