Двойник убитого остался стоять у окошечка. Холодные, с  темным  обод-
ком, глаза его не выражали ничего, кроме изумления. Он пожал  плечом  и,
когда поляк скрылся, подал телеграфисту бланк:
   "Париж, Бульвар Батиньоль, до востребования, номеру  555.  Немедленно
приступите к анализу, качество повысить на пятьдесят процентов, в  сере-
дине мая жду первой посылки. П. П. ".
   - Телеграмма касается научных работ, ими сейчас  занят  мой  товарищ,
командированный в Париж Институтом неорганической химии, - сказал он те-
леграфисту. Затем не спеша потянул из кармана папиросную коробку, посту-
кал папиросой и осторожно закурил ее. Шельга учтиво сказал ему:
   - Разрешите вас на два слова.
   Человек с бородкой взглянул на него,  опустил  ресницы  и  ответил  с
крайней любезностью:
   - Пожалуйста.
   - Я агент уголовного розыска, - сказал Шельга, приоткрывая  карточку,
- может быть, поищем более удобное место для разговора.
   - Вы хотите арестовать меня?
   - Ни малейшего намерения. Я хочу вас предупредить, что поляк, который
отсюда выбежал, намерен вас убить, так же как вчера  на  Крестовском  он
убил инженера Гарина.
   Человек с бородкой на минуту задумался. Ни вежливость, ни спокойствие
не покинули его.
   - Пожалуйста, - сказал он, - идемте, у меня четверть часа  свободного
времени.
   На улице близ почтамта к Шельге подбежал дежурный агент - весь  крас-
ный, в пятнах:
   - Товарищ Шельга, он ушел.
   - Зачем же вы его упустили?
   - Его автомобиль ждал, товарищ Шельга.
   - Где ваш мотоциклет?
   - Вон валяется, - сказал агент, показывая на мотоцикл в ста шагах  от
почтамтского подъезда, - он подскочил и ножом по шине. Я засвистал. Он -
в машину - и ходу.
   - Заметили номер автомобиля?
   - Нет.
   - Я подам на вас рапорт.
   - Так как же, когда у него номер нарочно весь грязью залеплен?
   - Хорошо, идите в угрозыск, через двадцать минут я буду.
   Шельга догнал человека с бородкой. Некоторое  время  они  шли  молча.
Свернули к бульвару Профсоюзов.
   - Вы поразительно похожи на убитого, - сказал Шельга.
   - Мне это неоднократно приходилось слышать, моя фамилия  Пьянков-Пит-
кевич, - с готовностью ответил человек с бородкой. - Во вчерашней вечер-
ней я прочел об убийстве Гарина. Это ужасно. Я хорошо знал этого челове-
ка, дельный работник, прекрасный химик. Я часто бывал в его  лаборатории
на Крестовском. Он готовил крупное открытие по военной химии. Вы  имеете
понятие о так называемых дымовых свечах?
   Шельга покосился на него, не ответил, спросил:
   - Как вы думаете - убийство Гарина связано с интересами Польши?
   - Не думаю. Причина убийства гораздо глубже. Сведения о работах Гари-
на попали в американскую печать. Польша могла быть  только  передаточной
инстанцией.
   На бульваре Шельга предложил присесть. Было безлюдно. Шельга вынул из
портфеля вырезки из русских и иностранных газет, разложил на коленях.
   - Вы говорите, что Гарин работал по химии, сведения о нем проникли  в
зарубежную печать. Здесь кое-что совпадает с вашими словами, кое-что мне
не совсем ясно. Вот прочтите:
   "... В Америке заинтересованы сообщением из Ленинграда о работах  од-
ного русского изобретателя. Предполагают, что его прибор обладает наибо-
лее могучей, изо всех известных до сих пор, разрушительной силой".
   Питкевич прочел и - улыбаясь:
   - Странно, - не знаю... Не слышал про это. Нет, это не про Гарина.
   Шельга протянул вторую вырезку:
   "... В связи с предстоящими большими маневрами американского флота  в
тихоокеанских водах был сделан запрос в военном министерстве, - известно
ли о приборах колоссальной разрушительной силы, строящихся  в  Советской
России".
   Питкевич пожал плечами: "Чепуха", - и взял у Шельги третью вырезку:
   "Химический король, миллиардер Роллинг, отбыл в  Европу.  Его  отъезд
связан с организацией треста заводов, обрабатывающих  продукты  угольной
смолы и поваренной соли. Роллинг дал в Париже интервью, выразив  уверен-
ность, что его чудовищный химический концерн внесет успокоение в  страны
Старого Света, потрясаемые революционными силами. В  особенности  агрес-
сивно Роллинг говорил о Советской России, где, по слухам, ведутся  зага-
дочные работы над передачей на расстояние тепловой энергии".
   Питкевич внимательно прочел. Задумался. Сказал, нахмурив брови:
   - Да. Весьма возможно, - убийство Гарина связано как-то с этой замет-
кой.
   - Вы спортсмен? - неожиданно спросил Шельга, взял  руку  Питкевича  и
повернул ее ладонью вверх. - Я страстно увлекаюсь спортом.
   - Вы смотрите, нет ли у меня мозолей от весел, товарищ Шельга...  Ви-
дите - два пузырька, - это указывает, что я плохо гребу и что я два  дня
тому назад действительно греб около полутора часов подряд, отвозя Гарина
в лодке на Крестовский остров... Вас удовлетворяют эти сведения?
   Шельга отпустил его руку и засмеялся:
   - Вы молодчина, товарищ Питкевич, с вами любопытно было бы повозиться
всерьез.
   - От серьезной борьбы я никогда не отказываюсь.
   - Скажите, Питкевич, вы знали раньше этого поляка с четырьмя  пальца-
ми?
   - Вы хотите знать, почему я изумился, увидя у него четырехпалую руку?
Вы очень наблюдательны, товарищ Шельга. Да, я изумился... больше - я ис-
пугался.
   - Почему?
   - Ну, вот этого я вам не скажу.
   Шельга покусал кожицу на губе. Смотрел вдоль пустынного бульвара.
   Питкевич продолжал:
   - У него не только изуродована рука, - у него на теле чудовищный шрам
наискосок через грудь. Изуродовал Гарин в тысяча девятьсот девятнадцатом
году. Человека этого зовут Стась Тыклинский...
   - Что же, - спросил Шельга, - покойный Гарин изуродовал  его  тем  же
способом, каким он разрезал трехдюймовые доски?
   Питкевич быстро повернул голову к собеседнику, и они некоторое  время
глядели в глаза друг другу: один спокойно и непроницаемо, другой  весело
и открыто.
   - Арестовать меня все-таки вы намереваетесь, товарищ Шельга?
   - Нет... Это мы всегда успеем.
   - Вы правы. Я знаю много. Но,  разумеется,  никакими  принудительными
мерами вы не выпытаете у меня того, чего я не хочу открывать. В преступ-
лении я не замешан, вы сами знаете. Хотите - игру  в  открытую?  Условия
борьбы: после хорошего удара мы встречаемся и откровенно  беседуем.  Это
будет похоже на шахматную партию. Запрещенные приемы - убивать друг дру-
га до смерти. Кстати - покуда мы с вами беседуем, вы подвергались  смер-
тельной опасности, уверяю вас, - я не шучу. Если бы на вашем месте сидел
Стась Тыклинский, то я бы, скажем, осмотрелся, - пустынно, - и пошел бы,
не спеша, на Сенатскую площадь, а его бы нашли на этой  скамейке  безна-
дежно мертвым, с отвратительными пятнами на теле. Но,  повторяю,  к  вам
этих фокусов применять не стану. Хотите партию?
   - Ладно. Согласен, - сказал Шельга, блестя глазами, - нападать буду я
первым, так?
   - Разумеется, если бы вы не поймали меня на почтамте, я бы  сам,  ко-
нечно, не предложил игры. А что касается четырехпалого поляка  -  обещаю
помогать в его розыске. Где бы его ни встретил - я вам немедленно сообщу
по телефону или телеграфно.
   - Ладно. А теперь, Питкевич, покажите, что у вас за штука такая,  чем
вы грозитесь...
   Питкевич качнул головой, усмехнулся: "Будь повашему - игра открытая",
и осторожно вынул из бокового кармана плоскую коробку. В ней лежала  ме-
таллическая, в палец толщины, трубка.
   - Вот и все, только надавить с одного конца, -  там  внутри  хрустнет
стеклышко.
   Подходя к уголовному розыску, Шельга сразу остановился, - будто нале-
тел на телеграфный столб: "Хе! - выдохнул он, - хе! -  и  бешено  топнул
ногой: - Ах, ловкач, ах, артист!"
   Шельга действительно был одурачен вчистую. Он стоял в двух  шагах  от
убийцы (в этом теперь не было сомнения) и не взял его. Он говорил с  че-
ловеком, знающим, видимо, все нити убийства, и тот умудрился ничего  ему
не сказать по существу. Этот ПьянковПиткевич владел  какой-то  тайной...
Шельга вдруг понял - именно государственного, мирового значения была эта
тайна... Он уже за хвост держал ПьянковаПиткевича, - вывернулся, прокля-
тый, обошел!"
   Шельга взбежал на третий этаж к себе в отдел. На столе лежал пакет из
газетной бумаги. В глубокой нише окна сидел смирный толстенький  человек
в смазных сапогах. Держа картуз у живота, он поклонился Шельге.
   - Бабичев, управдом, - сказал он с сильно самогонным духом, - по Пуш-
карской улице двадцать четвертый номер дома, жилтоварищество.
   - Это вы принесли пакет?
   - Я принес. Из квартиры номер тринадцатый... Это не в главном  корпу-
се, а в пристроечке. Жилец вторые сутки у нас  пропал.  Сегодня  милицию
позвали, дверь вскрыли, составили акт в порядке закона, - управдом прик-
рыл рот рукой, щеки его покраснели, глаза слегка  вылезли,  увлажнились,
дух самогона наполнил комнату, - значит, этот  пакет  я  нашел  дополни-
тельно в печке.
   - Фамилия пропавшего жильца?
   - Савельев, Иван Алексеевич.
   Шельга развернул пакет.  Там  оказались  -  фотографическая  карточка
Пьянкова-Питкевича, гребень, ножницы и склянка темной  жидкости,  краска
для волос.
   - Чем занимался Савельев?
   - По ученой части. Когда у нас фановая труба лопнула - комитет к нему
обратился... Он - "рад бы, говорит, вам помочь, но я химик".
   - Он часто отлучался по ночам с квартиры?
   - По ночам? Нет. Не замечалось, - управдом опять прикрыл рот, -  чуть
свет он - со двора, это верно. Но так, чтобы по ночам, - не  замечалось,
пьяным не видели.
   - Ходили к нему знакомые?
   - Не замечалось.
   Шельга по телефону запросил отдел милиции Петроградской стороны. Ока-
залось, - в пристройке дома двадцать четыре по Пушкарской  действительно
проживал Савельев Иван Алексеевич, тридцати  шести  лет,  инженер-химик.
Поселился на Пушкарской в феврале с  удостоверением  личности,  выданным
тамбовской милицией.
   Шельга послал телеграфный запрос в Тамбов и на  автомобиле  вместе  с
управдомом поехал на Фонтанку, где в  отделе  уголовного  следствия,  на
леднике, лежал труп человека, убитого на Крестовском. Управдом сейчас же
в нем признал жильца из тринадцатого номера.
   В то же приблизительно время тот, кто называл себя Пьянковым-Питкеви-
чем, подъехал на извозчике с поднятым верхом к  одному  из  пустырей  на
Петроградской стороне, расплатился и пошел по тротуару вдоль пустыря. Он
открыл калитку в дощатом заборе, миновал двор и поднялся по узкой  лест-
нице черного хода на пятый этаж. Двумя ключами открыл дверь,  повесил  в
пустой прихожей на единственный гвоздь пальто и шляпу, вошел в  комнату,
где четыре окна до половины были замазаны мелом, сел на продранный диван
и закрыл лицо руками.
   Только здесь, в уединенной комнате (уставленной  книжными  полками  и
физическими приборами), он мог отдаться наконец ужасному волнению, почти
отчаянию, потрясшему его со вчерашнего дня.
   Его руки, сжимавшие лицо, дрожали. Он понимал, что смертельная  опас-
ность не миновала. Он был в окружении. Только какие-то небольшие возмож-
ности складывались в его пользу, из ста - девяносто девять было  против.
"Как неосторожно, ах, как неосторожно", - шептал он.
   Усилием воли он наконец овладел своим волнением, ткнул кулаком  гряз-
ную подушку, лег навзничь и закрыл глаза.
   Его мысли, перегруженные страшным  напряжением,  отдыхали.  Несколько
минут мертвой неподвижности освежили его. Он поднялся,  налил  в  стакан
мадеры и выпил одним глотком. Когда горячая волна пошла по телу, он стал
шагать по комнате, с методичной неторопливостью, ища этих небольших воз-
можностей к спасению.
   Он осторожно отогнул у плинтуса старые отставшие обои, вытащил из-под
них листы чертежей и свернул их трубкой. Снял с полок несколько  книг  и
все это, вместе с чертежами и частями физических приборов, уложил в  че-
модан. Поминутно прислушиваясь, отнес чемодан вниз и в одном  из  темных
дровяных подвалов спрятал его под кучей мусора. Снова поднялся  к  себе,
вынул из письменного стола револьвер, осмотрел, сунул в задний карман.
   Было без четверти пять. Он опять лег и курил одну папиросу за другой,
бросая окурки в угол. "Разумеется, они не нашли! -  почти  закричал  он,
сбрасывая ноги с дивана, и снова забегал по диагонали комнаты.
   В сумерки он натянул грубые сапоги, надел парусиновое пальто и  вышел
из дому.
   В полночь в шестнадцатом отделении милиции был вызван к телефону  де-
журный. Торопливый голос проговорил ему в ухо:
   - На Крестовский, на дачу, где позавчера было убийство,  послать  не-
медленно наряд милиции...
   Голос прервался. Дежурный сволочнулся в  трубку  Вызвал  проверочную,
оказалось, что звонили из гребной школы. Позвонил в гребную  школу.  Там
долго трещал телефон, наконец заспанный голос проговорил:
   - Что нужно?
   - От вас сейчас звонили?
   - Звонили, - зевнув, ответил голос.
   - Кто звонил?.. Вы видели?
   - Нет, у нас электричество испорчено. Сказали, что по поручению това-
рища Шельги.
   Через полчаса четверо милиционеров выскочили из грузовичка у  заколо-
ченной дачи на Крестовском. За березами тускло багровел остаток зари.  В
тишине слышались слабые стоны. Человек в тулупе лежал ничком близ черно-
го крыльца. Его перевернули, - оказался сторож. Около него валялась  ва-
та, пропитанная хлороформом.
   Дверь крыльца была раскрыта настежь. Замок сорван. Когда  милиционеры
проникли внутрь дачи, из подполья чей-то заглушенный голос закричал:
   - Люк, отвалите люк в кухне, товарищи...
   Столы, ящики, тяжелые мешки навалены были горой у стены на кухне.  Их
раскидали, подняли крышку люка.
   Из подполья выскочил Шельга, - весь в паутине, в пыли, с дикими  гла-
зами.
   - Скорее сюда! - крикнул он, исчезая за дверью. - Свет, скорее!
   В комнате (с железной кроватью) в свете потайных фонарей  увидали  на
полу два расстрелянных револьвера, коричневый бархатный картуз и  отвра-
тительные, с едким запахом, следы рвоты.
   - Осторожнее! - крикнул Шельга. - Не дышите, уходите, это - смерть!
   Отступая, тесня к дверям милиционеров, он с ужасом, с омерзением гля-
дел на валяющуюся на полу металлическую трубку величиной с  человеческий
палец.
   Как все крупного масштаба деловые  люди,  химический  король  Роллинг
принимал по делам в особо для того снятом помещении, офисе, где его сек-
ретарь фильтровал посетителей, устанавливая степень их  важности,  читал
их мысли и с чудовищной вежливостью отвечал на  все  вопросы.  Стеногра-
фистка превращала в кристаллы человеческих слов идеи  Роллинга,  которые
(если взять их арифметическое среднее за год и умножить на денежный  эк-
вивалент) стоили приблизительно пятьдесят тысяч долларов за каждый  про-
текающий в одну секунду отрезок идеи короля неорганической химии. Минда-
левидные ногти четырех машинисток, не переставая,  порхали  по  клавишам
четырех ундервудов. Мальчик для поручений мгновенно вслед за вызовом вы-
растал перед глазами Роллинга, как сгустившаяся материя его воли.
   Офис Роллинга на бульваре Мальзерб был мрачным и серьезным  помещени-
ем. Темного штофа стены, темные бобрики на полу, темная кожаная  мебель.
На темных столах, покрытых стеклом, лежали сборники  реклам,  справочные
книги в коричневой юфте, проспекты химических заводов. Несколько  ржавых
газовых снарядов и бомбомет, привезенные с полей войны, украшали камин.
   За высокими, темного ореха, дверями, в кабинете среди диаграмм,  кар-
тограмм и фотографий сидел химический король  Роллинг.  Профильтрованные
посетители неслышно по бобрику входили в приемную, садились  на  кожаные
стулья и с волнением глядели на ореховую дверь. Там,  за  дверью,  самый
воздух в кабинете короля был неимоверно драгоценен, так как его пронизы-
вали мысли, стоящие пятьдесят тысяч долларов в секунду.
   Какое человеческое сердце осталось бы спокойным, когда среди  почтен-
ной тишины в приемной вдруг зашевелится бронзовая, в виде лапы, держащей
шар, массивная ручка орехового дерева и  появится  маленький  человек  в
темно-сером пиджачке, с известной всему миру бородкой, покрывающей щеки,
мучительно неприветливый, почти сверхчеловек, с желтовато-нездоровым ли-
цом, напоминающим известную всему миру марку изделий:  желтый  кружок  с
четырьмя черными полосками... Приоткрывая дверь, король вонзался глазами
в посетителя и говорил с сильным американским акцентом - "прошу".
   Секретарь (с чудовищной вежливостью) спросил, держа золотой  каранда-
шик двумя пальцами:
   - Простите, ваша фамилия?
   - Генерал Субботин, русский... эмигрант.
   Отвечавший сердито вскинул плечи и скомканным платком провел по серым
усам.
   Секретарь, улыбаясь так, будто разговор касается приятнейших, дружес-
ких вещей, пролетел карандашом по блокнотику и спросил совсем уже  осто-
рожно:
   - Какая цель, мосье Субботин, вашей предполагаемой беседы с  мистером
Роллингом?
   - Чрезвычайная, весьма существенная.
   - Быть может, я попытаюсь изложить ее вкратце для представления  мис-
теру Роллингу.
   - Видите ли, цель, так сказать, проста, план... Обоюдная выгода...
   - План, касающийся химической борьбы с большевиками, я так понимаю? -
спросил секретарь.
   - Совершенно верно... Я намерен предложить мистеру Роллингу...
   - Я боюсь, - с очаровательной вежливостью перебил  его  секретарь,  и
приятное лицо его изобразило даже страдание, - боюсь, что мистер Роллинг
немного перегружен подобными планами. С прошлой недели к  нам  поступило
от одних только русских сто двадцать  четыре  предложения  о  химической
войне с большевиками. У нас в  портфеле  имеется  прекрасная  диспозиция
воздушно-химического нападения одновременно на Харьков, Москву и Петрог-
рад. Автор диспозиции остроумно развертывает силы на плацдармах буферных
государств, - очень, очень интересно.  Автор  дает  даже  точную  смету:
шесть тысяч восемьсот пятьдесят тонн  горчичного  газа  для  поголовного
истребления жителей в этих столицах.
   Генерал Субботин, побагровев от страшного прилива крови, перебил:
   - В чем же дело, мистер, как вас! Мой план не хуже, но и этот -  пре-
восходный план. Надо действовать! От слов к делу... За чем же остановка?
   - Дорогой генерал, остановка только за тем, что мистер  Роллинг  пока
еще не видит эквивалента своим расходам.
   - Какого такого эквивалента?
   - Сбросить шесть тысяч восемьсот пятьдесят тонн горчичного газа с аэ-
ропланов не составит труда для мистера Роллинга, но на  это  потребуются
некоторые расходы. Война стоит денег, не  правда  ли?  В  представляемых
планах мистер Роллинг пока видит одни расходы. Но эквивалента,  то  есть
дохода от диверсий против большевиков, к сожалению, не указывается.
   - Ясно, как божий день... доходы... колоссальные доходы всякому,  кто
возвратит России законных правителей, законный нормальный строй, - золо-
тые горы такому человеку! - Генерал, как орел, из-под бровей уперся гла-
зами в секретаря. - Ага! Значит, указать также эквивалент?
   - Точно вооружась цифрами: налево - пассив, направо - актив, затем  -
черту и разницу со знаком плюс,  которая  может  заинтересовать  мистера
Роллинга.
   - Ага! - Генерал засопел, надвинул пыльную шляпу и решительно зашагал
к двери.
   Не успел генерал выйти - в  подъезде  послышался  протестующий  голос
мальчика для  поручений,  затем  другой  голос  выразил  желание,  чтобы
мальчишку взяли черти, и перед секретарем появился Семенов в  расстегну-
том пальто, в руке шляпа и трость, в углу рта изжеванная сигара.
   - Доброе утро, дружище, - торопливо сказал он секретарю и  бросил  на
стол шляпу и трость, - пропустите-ка меня к королю вне очереди.
   Золотой карандашик секретаря повис в воздухе.
   - Но мистер Роллинг сегодня особенно занят.
   - Э, вздор, дружище... У меня в автомобиле дожидается человек, только
что из Варшавы... Скажите Роллингу, что мы по делу Гарина.
   У секретаря взлетели брови, и он исчез за ореховой дверью. Через  ми-
нуту высунулся: "Мосье Семенов, вас просят", - просвистал он нежным  ше-
потом. И сам нажал дверную ручку в виде лапы, держащей шар.