ия, выводы - все на  грани  фан-
тастики, безумия... Мне и сейчас минутами сдается, - проснусь - и вздох-
ну облегченно... Но уверяю вас - я в здравом  уме.  Восемь  суток  мы  с
Вольфом не раздевались, не ложились спать.
   После молчания посол сказал серьезно:
   - Я уверен, что вы не мистификатор, товарищ Хлынов. Скорее  всего  вы
поддались навязчивой идее, - он быстро поднял руку, останавливая отчаян-
ное движение Хлынова, - но для меня убедительно прозвучали ваши  пятьде-
сят процентов. Я поеду и сделаю все, что в моих силах...
   Двадцать восьмого с утра на городской площади в К. собирались кучками
обыватели и, одни с недоумением, другие с некоторым  страхом,  обсуждали
странные прокламации, прилепленные жеваным хлебом к стенам домов на  пе-
рекрестках.
   "Ни власть, ни заводская администрация, ни рабочие союзы, - никто  не
пожелал внять нашему отчаянному призыву. Сегодня, - мы в этом уверены, -
заводам, городу, всему населению грозит гибель. Мы старались  предотвра-
тить ее, но негодяи, подкупленные американскими банкирами, оказались не-
уловимы. Спасайтесь, бегите из города на равнину. Верьте нам во имя  ва-
шей жизни, во имя ваших детей, во имя бога".
   Полиция догадывалась, кто писал прокламации, и разыскивала Вольфа. Но
он исчез. К середине дня городские власти выпустили афиши,  предупрежде-
ния - ни в каком случае не покидать города и не устраиватать паники, так
как, видимо, шайка мошенников намерена похозяйничать этой ночью в  поки-
нутых домах.
   "Граждане, вас дурачат. Обратитесь к здравому смыслу.  Мошенники  се-
годня же будут обнаружены, схвачены, и с ними поступят по закону"
   Власти попали в точку, пугающая тайна оказалась  простой,  как  репа.
Обыватели сразу успокоились и уже посмеивались: "А ловко было придумано,
- похозяйничали бы эти ловкачи по магазинам, по  квартирам,  -  хаха.  А
мы-то, дураки, всю бы ночь тряслись от страха на равнине".
   Настал вечер, такой же, как тысячи вечеров, озаривший городские  окна
закатным светом. Успокоились птицы по деревьям. На реке, на сырых  бере-
гах, заквакали лягушки. Часы  на  кирпичной  кирке  проиграли  "Вахт  ам
Рейн", на страх паршивым французам, и прозвонили восемь. Из окон  кабач-
ков мирно струился свет, завсегдатаи не спеша мочили усы в пивной  пене.
Успокоился и хозяин загородного ресторана "К  прикованному  скелету",  -
походил по пустой террасе, проклял правительство, социалистов и  евреев,
приказал закрыть ставни и поехал на велосипеде в город к любовнице.
   В этот час по западному склону холмов, по малопроезжей дороге,  почти
бесшумно и без огней, промчался автомобиль. Заря уже погасла, звезды бы-
ли еще не яркие, за горами разливалось холодноватое сияние,  -  всходила
луна. На равнине кое-где желтели огоньки. И только в стороне заводов  не
утихала жизнь.
   Над обрывом, там, где кончались развалины замка, сидели Вольф и  Хлы-
нов. Они еще раз облазили все закоулки, поднялись на квадратную башню, -
нигде ни малейшего намека на приготовления Гарина. Одно время им показа-
лось, что вдалеке промчался автомобиль.  Они  прислушивались,  вглядыва-
лись. Вечер был тих, пахло древним покоем земли. Иногда движения воздуш-
ных струй доносили снизу сырость цветов.
   - Смотрел по карте, - сказал Хлынов, - если мы спустимся  в  западном
направлении, то пересечем железную дорогу на полустанке, где  останавли-
вается почтовый, в пять тридцать. Не думаю, чтобы там тоже дежурила  по-
лиция.
   Вольф ответил:
   - Смешно и глупо все это кончилось. Человек еще слишком недавно  под-
нялся с четверенек на задние конечности, слишком еще  тяготеют  над  ним
миллионы веков непросветленного зверства. Страшная вещь  -  человеческая
масса, не руководимая большой идеей. Людей нельзя оставлять без вожаков.
Их тянет стать на четвереньки.
   - Ну что это уж вы так, Вольф?..
   - Я устал. - Вольф сидел на куче камней,  подперев  кулаками  крепкий
подбородок. - Разве хоть на секунду вам приходило в голову, что двадцать
восьмого нас будут ловить, как мошенников и грабителей? Если бы вы виде-
ли, как эти представители власти переглядывались, когда я распинался пе-
ред ними... Ах, какой же я дурак! И они правы, - вот в чем дело. Они ни-
когда не узнают, что им грозило...
   - Если бы не ваш выстрел, Вольф...
   - Черт! Если бы я не промахнулся... Я готов десять  лет  просидеть  в
каторжной тюрьме, только бы доказать этим идиотам...
   Голос Вольфа теперь гулко отдавался в развалинах. В тридцати шагах от
разговаривающих, - совершенно так же, как охотник крадется под  глухари-
ное токанье, - в тени полуобвалившейся стены пробирался Гарин. Ему  были
ясно видны очертания двух людей над обрывом, слышно каждое слово. Откры-
тое место между концом стены и башней он прополз. В  том  месте,  где  к
подножью башни примыкала сводчатая пещера "Прикованного скелета",  лежал
осколок колонны из песчаника. Гарин скрылся за ним. Раздался хруст камня
и скрип заржавленного железа. Вольф вскочил:
   - Вы слышали?
   Хлынов глядел на кучу камней, где под землей исчез Гарин. Они побежа-
ли туда. Обошли кругом башни.
   - Здесь водятся лисы, - сказал Вольф.
   - Нет, скорее всего это крикнула ночная птица.
   - Нужно уходить. Мы с вами начинаем галлюцинировать...
   Когда они подошли к обрывистой тропинке, уводящей из развалин на гор-
ную дорогу, раздался второй шум, -  будто  что-то  упало  и  покатилось.
Вольф весь затрясся. Они долго слушали, не дыша. Сама тишина,  казалось,
звенела в ушах. "Сплю-сплю, сплю-сплю" - кротко и нежно то там, то вот -
совсем низко - покрикивал, летая, невидимый козодой.
   - Идем.
   - Да, глупо.
   На этот раз они решительно и не оборачиваясь зашагали вниз. Это спас-
ло одному из них жизнь.
   Вольф не совсем был неправ, когда уверял, что у Гарина  брызнули  ос-
колки черепа. Когда Гарин, на секунду замолчав перед  микрофоном,  потя-
нулся за сигарой, дымившейся на краю стола, слуховая чашечка из эбонита,
которую он прижимал к уху, чтобы контролировать свой голос при передаче,
внезапно разлетелась вдребезги. Одновременно с этим  он  услышал  резкий
выстрел и почувствовал короткую боль удара в левую  сторону  черепа.  Он
сейчас же упал на бок, перевалился ничком и замер. Он слышал, как  завыл
Штуфер, как зашуршали шаги убегающих людей.
   "Кто - Роллинг или Шельга?" Эту загадку он решал,  когда  часа  через
два мчался на автомобиле в Кельн. Но  только  сейчас,  услышав  разговор
двух людей на краю обрыва, разгадал. Молодчина  Шельга...  Но  все-таки,
ай-ай, - прибегать к недозволенным приемам...
   Он отсунул осколок колонны, прикрывавшей ржавую  крышку  люка,  прос-
кользнул под землей и с электрическим фонариком поднялся по  разрушенным
ступеням в "каменный мешок" - одиночку, сделанную  в  толще  стены  нор-
мандской башни. Это была глухая камера, шага по два с половиной в  длину
и ширину. В стене еще сохранились бронзовые кольца и цепи. У  противопо-
ложной стены на грубо сколоченных козлах стоял аппарат. Под  ним  лежали
четыре жестянки с динамитом. Против дула аппарата стена была продолблена
и отверстие с наружной стороны прикрыто костяком "Прикованного скелета".
   Гарин погасил фонарь, отодвинул в сторону дуло и, просунув руку в от-
верстие, сбросил костяк. Череп отскочил и покатился.  В  отверстие  были
видны огни заводов. У Гарина были зоркие глаза. Он различал даже крошеч-
ные человеческие фигуры, двигающиеся между  постройками.  Все  тело  его
дрожало. Зубы стиснуты. Он не предполагал, что так трудно будет  подойти
к этой минуте. Он снова направил аппарат дулом  в  отверстие,  приладил.
Откинул заднюю крышку, осмотрел пирамидки. Все это было приготовлено еще
неделю тому назад. Второй аппарат и старая модель лежали у него внизу, в
роще, в автомобиле.
   Он захлопнул крышку и положил руку на рычажок магнето, которым  авто-
матически зажигались пирамидки. Он дрожал с головы до  ног.  Не  совесть
(какая уж там совесть после мировой войны!), не страх  (он  был  слишком
легкомыслен), не жалость к обреченным (они были слишком далеко) обдавали
его ознобом и жаром. Он с ужасающей ясностью понял, что  вот  от  одного
этого оборота рукоятки он становится врагом человечества. Это было чисто
эстетическое переживание важности минуты.
   Он даже снял было руку с рычажка и полез в карман  за  папиросами.  И
тогда его взволнованный мозг ответил на движение руки: "Ты  медлишь,  ты
наслаждаешься, это - сумасшествие..."
   Гарин закрутил магнето. В аппарате вспыхнуло  и  зашипело  пламя.  Он
медленно стал поворачивать микрометрический винт.
   Хлынов первый обратил внимание на странный клубочек  света  высоко  в
небе.
   - А вот еще один, - сказал он тихо. Они остановились на половине  до-
роги над обрывом и глядели, подняв головы. Пониже первого, над очертани-
ями деревьев, возник второй огненный клубок и, роняя искры, как догорев-
шая ракета, стал падать...
   - Это горят птицы, - прошептал Вольф, - смотрите.
   Над лесом на светлой полосе неба летел торопливо,  неровным  полетом,
должно быть, козодой, кричавший давеча: "Сплю-сплю". Он вспыхнул,  пере-
вертываясь, и упал.
   - Они задевают за проволоку.
   - Какую проволоку?
   - Разве не видите, Вольф?
   Хлынов указал на светящуюся, прямую, как игла нить. Она  шла  сверху,
от развалин по направлению заводов Анилиновой компании. Путь ее  обозна-
чался вспыхивающими листочками, горящими клубками птиц. Теперь она  све-
тилась ярко, - большой отрезок ее перерезывал черную стену сосен.
   - Она опускается! - крикнул Вольф. И не окончил. Оба поняли, что  это
была за нить. В оцепенении они могли следить только за ее  направлением.
Первый удар луча пришелся по заводской трубе, - она заколебалась, надло-
милась посредине и упала. Но это было очень далеко, и  звук  падения  не
был слышен.
   Почти сейчас же влево от трубы поднялся столб пара над крышей длинно-
го здания, порозовел, перемешался с черным дымом. Еще левее стоял пятиэ-
тажный корпус. Внезапно все окна его погасли. Сверху вниз, по всему  фа-
саду, побежал огненный зигзаг, еще и еще...
   Хлынов закричал, как заяц... Здание осело, рухнуло, его костяк  заку-
тался облаками дыма.
   Тогда только Вольф и Хлынов кинулись обратно  в  гору,  к  развалинам
замка. Пересекая извивающуюся дорогу, лезли на крутизны  по  орешнику  и
мелколесью. Падали, соскальзывая вниз. Рычали, ругались, - один по-русс-
ки, другой по-немецки. И вот до них долетел глухой звук, точно вздохнула
земля.
   Они обернулись. Теперь был виден весь завод, раскинувшийся  на  много
километров. Половина зданий его пылала, как картонные домики.  Внизу,  у
самого города, грибом поднимался серо-желтый дым. Луч гиперболоида беше-
но плясал среди этого  разрушения,  нащупывая  самое  главное  -  склады
взрывчатых полуфабрикатов. Зарево разливалось  на  полнеба.  Тучи  дыма,
желтые, бурые, серебряно-белые снопы искр взвивались выше гор.
   - Ах, поздно! - закричал Вольф.
   Было видно, как по меловым лентам дорог ползет из города какая-то жи-
вая каша. Полоса реки, отражающая весь огромный пожар, казалась рябой от
черных точек. Это спасалось население, - люди бежали на равнину.
   - Поздно, поздно! - кричал Вольф. Пена и кровь текли по его подбород-
ку.
   Спасаться было поздно. Травянистое поле между городом и заводом, пок-
рытое длинными рядами черепичных кровель, вдруг поднялось. Земля вспучи-
лась. Это первое, что увидели глаза. Сейчас же из-под земли сквозь  щели
вырвались бешеные языки пламени. И сейчас же из пламени взвился  ослепи-
тельный, никогда никем не виданной яркости столб огня и раскаленного га-
за. Небо точно улетело вверх над всей равниной. Пространства заполнились
зелено-розовым светом. Выступили в нем, точно  при  солнечном  затмении,
каждый сучок, каждый клок травы, камень и два окаменевших белых  челове-
ческих лица.
   Ударило. Загрохотало. Поднялся рев разверзшейся земли. Сотряслись го-
ры. Ураган потряс и пригнул деревья. Полетели камни, головни. Тучи  дыма
застлали и равнину.
   Стало темно, и в темноте раздался второй, еще более  страшный  взрыв.
Весь дымный воздух насытился мрачно-ржавым, гнойным светом.
   Ветер, осколки камней, сучьев опрокинули и увлекли под кручу  Хлынова
и Вольфа.
   - Капитан Янсен, я хочу высадиться на берег.
   - Есть.
   - Я хочу, чтобы вы поехали со мной.
   Янсен покраснел от удовольствия. Через минуту шестивесельная  лакиро-
ванная шлюпка легко упала с борта "Аризоны" в прозрачную воду. Три смуг-
локрасных матроса соскользнули по канату на банки, Подняли весла, замер-
ли.
   Янсен ждал у трапа. Зоя медлила, - все еще глядела рассеянным  взором
на зыбкие от зноя очертания Неаполя, уходящего вверх террасами, на  тер-
ракотовые стены и башни древней крепости над городом, на лениво курящую-
ся вершину Везувия. Было безветренно, и море - зеркально.
   Множество лодок лениво двигалось по заливу. В одной стоя греб  кормо-
вым веслом высокий старик, похожий на рисунки Микеланджело. Седая борода
падала на изодранный, в заплатках, темный плащ, короной взлохмачены  се-
дые кудри. Через плечо - холщовая сума.
   Это был известный всему свету Пеппо, нищий.
   Он выезжал в собственной лодке просить милостыню. Вчера Зоя  швырнула
ему с борта стодолларовую бумажку. Сегодня он снова  направлял  лодку  к
"Аризоне". Пеппо был последним романтиком старой Италии, возлюбенной бо-
гами и музами. Все это ушло невозвратно.  Никто  уж  больше  не  плакал,
счастливыми глазами глядя на старые камни. Сгнили на полях войны те  ху-
дожники, кто, бывало, платил звонкий золотой, рисуя Пеппо среди развалин
дома Цецилия Юкундуса в Помпее. Мир стал скучен.
   Медленно поворачивая весло, Пеппо проплыл вдоль зеленоватого от  отс-
ветов борта "Аризоны", поднял великолепное, как медаль, морщинистое лицо
с косматыми бровями и протянул руку. Он требовал жертвоприношения.  Зоя,
перегнувшись вниз, спросила его поитальянски:
   - Пеппо, отгадай, - чет или нечет?
   - Чет, синьора.
   Зоя бросила ему в лодку пачку новеньких ассигнаций.
   - Благодарю, прекрасная синьора, - величественно сказал Пеппо.
   Больше нечего было медлить. Зоя загадала на Пеппо: приплывет к  лодке
старый нищий, ответит "чет", - все будет хорошо.
   Все же мучили дурные предчувствия: а вдруг в отеле "Сплендид"  засада
полиции? Но повелительный голос звучал в  ушах:  "...  Если  вам  дорога
жизнь вашего друга..." Выбора не было.
   Зоя спустилась в шлюпку. Янсен сел на руль, весла взмахнули, и  набе-
режная Санта Лючия полетела навстречу, - дома с наружными лестницами,  с
бельем и тряпьем на веревках, узкие улички ступенями в  гору,  полуголые
ребятишки, женщины у дверей, рыжие козы, устричные палатки у самой  воды
и рыбацкие сети, раскинутые на граните.
   Едва шлюпка коснулась зеленых свай набережной, сверху,  по  ступеням,
полетела куча оборванцев, продавцов кораллов и брошек, агентов гостиниц.
Размахивая бичами, орали парные извозчики, полуголые мальчишки  кувырка-
лись под ногами, завывая, просили сольди у прекрасной форестьеры.
   - "Сплендид", - сказала Зоя, садясь вместе с Янсеном в коляску.
   У портье гостиницы Зоя спросила, нет ли корреспонденции на имя  мадам
Ламоль? Ей подали радиотелефонограмму без подписи: "Ждите до вечера суб-
боты". Зоя пожала плечами, заказала комнаты и поехала с Янсеном осматри-
вать город. Янсен предложил - музей.
   Зоя скользила скучающим взором по застывшим навеки красавицам Возрож-
дения, - они навьючивали на себя несгибающуюся парчу, не стригли  волос,
видимо, не каждый день брали ванну и гордились такими мощными плечами  и
бедрами, которых бы постыдилась любая рыночная торговка  в  Париже.  Еще
скучнее было смотреть на мраморные головы императоров, на  лица  позеле-
невшей бронзы - лежать бы им в земле... на детскую порнографию  помпейс-
ких фресок. Нет, у древнего Рима и у Возрождения был дурной вкус. Они не
понимали остроты цинизма. Довольствовались разведенным вином, неторопли-
во целовались с пышными и добродетельными женщинами, гордились мускулами
и храбростью. Они с уважением волочили за собой прожитые  века.  Они  не
знали, что такое делать двести километров в час на гоночной машине.  Или
при помощи автомобилей,  аэропланов,  электричества,  телефонов,  радио,
лифтов, модных портных и чековой книжки (в пятнадцать минут по  чеку  вы
получаете золота столько, сколько не стоил весь древний Рим) выдавливать
из каждой минуты жизни до последней капли все наслаждения.
   - Янсен, - сказала Зоя. (Капитан шел на полшага сзади,  прямой,  мед-
но-красный, весь в белом, выглаженный и готовый на  любую  глупость.)  -
Янсен, мы теряем время, мне скучно.
   Они поехали в ресторан. Между блюдами  Зоя  вставала,  закидывала  на
плечи Янсену голую прекрасную руку и танцевала с  ничего  не  выражающим
лицом, с полузакрытыми веками. На нее "бешено" обращали внимание.  Танцы
возбуждали аппетит и жажду. У капитана дрожали ноздри, он глядел  в  та-
релку, боясь выдать блеск глаз. Теперь он знал, какие бывают любовницы у
миллиардеров. Такой нежной, длинной, нервной спины ни разу еще не ощуща-
ла его рука во время танцев, ноздри никогда не вдыхали такого  благоуха-
ния кожи и духов. А голос - певучий и насмешливый... А умна... А  шикар-
на...
   Когда выходили из ресторана, Янсен спросил:
   - Где мне прикажете быть этой ночью - на яхте или в гостинице?
   Зоя взглянула на него быстро и странно и сейчас же отвернула  голову,
не ответила.
   Зоя опьянела от вина и танцев. "О-ла-ла, как будто я должна  отдавать
отчет". Входя в подъезд гостиницы, она оперлась о каменную руку  Янсена.
Портье, подавая ключ, скверно усмехнулся черномазо-неаполитанской рожей.
Зоя вдруг насторожилась:
   - Какие-нибудь новости?
   - О, никаких, синьора.
   Зоя сказала Янсену:
   - Пойдите в курительную, выкурите папиросу, если вам  не  надоело  со
мной болтать, - я позвоню...
   Она легко пошла по красному ковру лестницы. Янсен стоял внизу. На по-
вороте она обернулась, усмехнулась. Он, как пьяный, пошел в  курительную
и сел около телефона. Закурил, - так велела она. Откинувшись,  -  предс-
тавлял:
   ...Она вошла к себе... Сняла шляпу, белый суконный плащ... Не  спеша,
ленивыми, слегка неумелыми, как у подростка,  движениями  начала  разде-
ваться... Платье упало, она перешагнула через него.  Остановилась  перед
зеркалом... Соблазнительная, всматривающаяся большими  зрачками  в  свое
отражение... Да, да, она не торопится, - таковы  женщины...  О,  капитан
Янсен умеет ждать... Ее телефон - на ночном столике...  Стало  быть,  он
увидит ее в постели... Она оперлась о локоть, протянула руку  к  аппара-
ту...
   Но телефон не звонил. Янсен закрыл глаза, чтобы не видеть  проклятого
аппарата... Фу, в самом деле, нельзя же быть  влюбленным,  как  мальчиш-
ка... А вдруг она передумала? Янсен вскочил. Перед ним стоял  Роллинг  У
капитана вся кровь ударила в лицо.
   - Капитан Янсен, - проговорил Роллинг скрипучим голосом, -  благодарю
вас за ваши заботы о мадам Ламоль, на сегодня она больше не нуждается  в
них. Предлагаю вам вернуться к вашим обязанностям...
   - Есть, - одними губами произнес Янсен.
   Роллинг сильно изменился за этот месяц, - лицо его  потемнело,  глаза
ввалились, бородка черно-рыжеватой щетиной расползлась по щекам. Он  был
в теплом пиджаке, карманы на груди топорщились, набитые деньгами и чеко-
выми книжками... "Левой в висок, - правой наискось, в скулу, и - дух вон
из жабы... - железные кулаки у капитана Янсена наливались  злобой.  Будь
Зоя здесь в эту секунду, взгляни на капитана, от Роллинга остался бы ме-
шок костей.
   - Я буду через час на "Аризоне",  -  нахмурясь,  повелительно  сказал
Роллинг.
   Янсен взял со стола фуражку, надвинул глубоко, вышел. Вскочил на  из-
возчика: "На набережную!" Казалось, каждый прохожий усмехался, глядя  на
него: "Что, надавали по щекам!" Янсен сунул извозчику  горсть  мелочи  и
кинулся в шлюпку: "Греби, собачьи дети". Взбежав по трапу на борт  яхты,
зарычал на п