и-
честве и больше кораблей с брусками не будет.
   На третий день во всех концах Америки началась золотая лихорадка. Ти-
хоокеанские линии железных дорог повезли на запад взволнованных,  недоу-
мевающих, сомневающихся, взбудораженных искателей счастья.  Поезда  бра-
лись с бою. Была величайшая растерянность в этой волне человеческой глу-
пости.
   С опозданием, как всегда это  бывает,  из  Вашингтона  пришло  прави-
тельственное распоряжение: "Заградить полицейскими войсками доступ к су-
дам, груженным так называемым золотом, командиров и команды  арестовать,
суда опечатать". Приказ был исполнен.
   Разъяренные толпы людей, прибывшие за счастьем с других концов  стра-
ны, побросавшие дела, службу, чтобы заполнить раскаленные солнцем  набе-
режные Сан-Франциско, где все съестное было уничтожено, как саранчой,  -
одичавшие люди эти прорвали цепи полисменов, дрались, как  бешеные,  ре-
вольверами, ножами, зубами, побросали большое  количество  полисменов  в
залив, освободили команды гаринских пароходов и  установили  вооруженную
очередь за золотом.
   Пришли еще три парохода с Золотого острова. Они стали выгружать связ-
ки брусков кранами прямо на набережную, валили их в штабеля. В этом  был
какой-то нестерпимый ужас. Люди дрожали, глядя из очередей на сокровища,
сверкающие прямо на мостовой.
   В это время агенты Гарина окончили установку в больших городах  улич-
ных громкоговорителей В субботний день, когда население городов, окончив
службу и работу, наполнило улицы, раздался по всей  Америке  громкий,  с
варварским акцентом, но необычайно уверенный голос:
   "Американцы! С вами говорит инженер Гарин, тот, кто объявлен вне  за-
кона, кем пугают детей. Американцы, я совершил  много  преступлений,  но
все они вели меня к одной цели: счастью человечества. Я присвоил  клочок
земли, ничтожный островок, чтобы на нем довести до конца  грандиозное  и
небывалое предприятие. Я решил проникнуть в недра  земли  к  девственным
залежам золота. На глубине восьми километров шахта вошла в  мощный  слой
кипящего золота. Американцы, каждый торгует тем,  что  у  него  есть.  Я
предлагаю вам свой товар - золото. Я наживаю на  нем  десять  центов  на
доллар, при цене два с половиной доллара за килограмм. Это  скромно.  Но
почему мне запрещают продавать мой товар? Где ваша свобода торговли? Ва-
ше правительство попирает священные основы свободы и прогресса. Я  готов
возместить военные издержки. Я возвращаю государству, компаниям и  част-
ным людям все деньги, которые "Аризона" реквизировала на судах и  банках
в порядке обычаев военного времени. Я прошу только одного  -  дайте  мне
свободу торговать золотом. Ваше правительство запрещает мне это,  накла-
дывает арест на мои корабли. Я отдаюсь под защиту всего населения Соеди-
ненных Штатов".
   Громкоговорители были уничтожены полисменами в  ту  же  ночь.  Прави-
тельство обратилось к благоразумию населения:
   "... Пусть верно то, о чем сообщил пресловутый бандит, выходец из Со-
ветской России, инженер Гарин. Но тем скорее нужно засыпать шахту на Зо-
лотом острове, уничтожить самую возможность иметь  неисчерпаемые  запасы
золота. Что будет с эквивалентом труда, счастья, жизни, если золото нач-
нут копать, как глину? Человечество  неминуемо  вернется  к  первобытным
временам, к меновой торговле, к дикости и хаосу. Погибнет  вся  экономи-
ческая система, умрут промышленность и  торговля.  Людям  незачем  будет
напрягать высшие силы своего духа. Умрут большие города. Зарастут травой
железнодорожные пути. Погаснет свет в кинематографах и луна-парках.  Че-
ловек снова кремневым копьем будет добывать себе пропитание. Инженер Га-
рин - величайший провокатор, слуга дьявола. Его задача -  девальвировать
доллар. Но этого он не добьется..."
   Правительство нарисовало жалкую картину уничтожения золотого  парите-
та. Но благоразумных нашлось мало. Безумие охватило всю страну. По  при-
меру СанФранциско в городах останавливалась жизнь. Поезда и миллионы ав-
томобилей мчались на запад. Чем ближе к Тихому океану, тем дороже стано-
вились продукты питания. Их не на чем было подвозить. Голодные  искатели
счастья разбивали съестные лавки. Фунт ветчины поднялся до ста долларов.
В Сан-Франциско люди умирали на улицах. От голода, жажды, палящего  зноя
сходили с ума.
   На узловых станциях, на путях валялись трупы убитых при штурме  поез-
дов. По дорогам, проселкам, через горы, леса, равнины брели - обратно на
восток - кучки счастливцев, таща на спинах мешки  с  золотыми  брусками.
Отставших убивали местные жители и шайки бандитов.
   Начиналась охота за золотоношами, на них нападали даже с аэропланов.
   Правительство пошло наконец на крайние меры. Палата вотировала  закон
о всеобщей мобилизации возрастов от семнадцати до сорока пяти лет, укло-
няющиеся подлежали военно-полевому суду. В Нью-Йорке в кварталах бедноты
расстреляли несколько сот человек.  На  вокзалах  появились  вооруженные
солдаты. Коекого хватали, стаскивали с площадок вагонов, стреляли в воз-
дух и в людей. Но поезда отходили переполненными. Железные дороги,  при-
надлежавшие частным компаниям, находили более выгодным не обращать  вни-
мания на распоряжение правительства.
   В Сан-Франциско прибыли еще пять пароходов Гарина, и на открытом рей-
де, в виду всего залива, стала на якорь красавица "Аризона - "гроза  мо-
рей". Под защитой ее двух гиперболоидов корабли разгружали золото.
   Вот при каких условиях наступил день открытия Вашингтонской конферен-
ции. Месяц тому назад Америка владела половиной всего золота  на  земном
шаре. Теперь, что ни говори, золотой фонд Америки  расценивался  дешевле
ровно в двести пятьдесят раз. С трудом, с чудовищными  потерями,  пролив
много крови, это еще можно было как-нибудь пережить. Но вдруг  сумасшед-
шему негодяю, Гарину, вздумается продавать золото по доллару  за  килог-
рамм или по десяти центов. Старые сенаторы и члены палаты ходили с белы-
ми от ужаса глазами по кулуарам. Промышленные и финансовые короли разво-
дили руками:
   "Это мировая катастрофа, - хуже, чем столкновение с кометой".
   "Кто такой инженер Гарин? - спрашивали. - Что ему в  сущности  нужно?
Разорить страну? Глупо. Непонятно... Чего он добивается? Хочет быть дик-
татором? Пожалуйста, если ты самый богатый человек  на  свете.  В  конце
концов, нам и самим этот демократический строй надоел хуже  маргарина...
В стране безобразие, разбой, беспорядок, чепуха, - право, уж лучше пусть
правит страной диктатор, вождь с волчьей хваткой".
   Когда стало известно, что на заседании будет  сам  Гарин,  публики  в
конференц-зале набралось столько, что висели на колоннах, на окнах. Поя-
вился президиум. Сели. Молчали. Ждали. Наконец председатель открыл  рот,
и все, кто был в зале, повернулись к высокой белой с золотом двери.  Она
раскрылась. Вошел небольшого роста человек, необычайно бледный, с острой
темной бородкой, с темными глазами, обведенными тенью. Он  был  в  сером
обыкновенном пиджаке, красный галстук - бабочкой, башмаки коричневые, на
толстой подошве, в левой руке новые перчатки.
   Он остановился, глубоко втянул воздух сквозь ноздри.  Коротко  кивнул
головой и уже бойко взошел по ступенькам трибуны. Вытянулся. Бородка его
стала торчком. Отодвинул к краю графин с водой. (Во всей зале было слыш-
но, как булькнула вода, - так было тихо.) Высоким голосом, с  варварским
произношением он сказал:
   - Джентльмены... Я - Гарин... Я принес миру золото...
   Весь зал обрушился аплодисментами. Все, как один человек, поднялись и
одной глоткой крикнули:
   - Да здравствует мистер Гарин!.. Да здравствует диктатор!..
   За окнами миллионная толпа ревела, топая в такт подошвами:
   - Бруски!.. Бруски!.. Бруски!..
   "Аризона" только что вернулась в гавань Золотого острова. Янсен  док-
ладывал мадам Ламоль о положении вещей на континенте.  Зоя  была  еще  в
постели, среди кружевных  подушек  (малый  утренний  прием).  Полутемную
спальню наполнял острый запах цветов, идущий из сада. Над  правой  рукой
ее работала маникюрша. В другой она держала зеркальце  и,  разговаривая,
недовольно посматривала на себя.
   - Но, мой друг, Гарин сходит с ума, - сказала она Янсену, - он  обес-
ценивает золото... Он хочет быть диктатором нищих.
   Янсен  искоса  посматривал  на  великолепие  только  что   отделанной
спальни. Ответил, держа на коленях фуражку:
   - Гарин сказал мне при свидании, чтобы вы не тревожились,  мадам  Ла-
моль. Он ни на шаг не отступает от задуманной программы. Повалив золото,
он выиграл сражение. На будущей неделе  сенат  объявит  его  диктатором.
Тогда он поднимет цену золота.
   - Каким образом? Не понимаю.
   - Издаст закон о запрещении ввоза и продажи золота. Через  месяц  оно
поднимется до прежней цены. Продано не так уж много. Больше было шума.
   - А шахта?
   - Шахта будет уничтожена.
   Мадам Ламоль нахмурилась. Закурила:
   - Ничего не понимаю.
   - Необходимо, чтобы количество золота было ограничено, иначе оно  по-
теряет запах человеческого пота. Разумеется, перед  тем  как  уничтожить
шахту, будет извлечен запас с таким  расчетом,  чтобы  за  Гариным  было
обеспечено свыше пятидесяти процентов мирового количества золота.  Таким
образом, паритет если и упадет, то на несколько центов за доллар.
   - Превосходно... но сколько же они ассигнуют на мой двор, на мои фан-
тазии? Мне нужно ужасно много.
   - Гарин просил вас составить смету. В  порядке  законодательства  вам
будет отпущено столько, сколько вы потребуете...
   - Но разве я знаю, сколько мне нужно?.. Как это все глупо!..  Во-пер-
вых, на месте рабочего поселка, мастерских, складов будут построены  те-
атры, отели, цирки. Это будет город чудес... Мосты, как на старинных ки-
тайских рисунках, соединят остров с мелями и рифами. Там я  построю  ку-
пальни, павильоны для игр, гавани для яхт и воздушных кораблей.  На  юге
острова будет огромное здание, видное за много миль:  "Дом,  где  почиет
гений". Я ограблю все музеи Европы. Я соберу все, что было создано чело-
вечеством. Милый мой, у меня голова трещит от всех этих планов. Я  и  во
сне вижу какие-то мраморные лестницы,  уходящие  к  облакам,  праздники,
карнавалы...
   Янсен вытянулся на золоченом стульчике:
   - Мадам Ламоль...
   - Подождите, - нетерпеливо перебила она, - через три недели сюда при-
езжает мой двор. Весь это сброд нужно кормить, развлекать и приводить  в
порядок. Я хочу пригласить из Европы двух-трех настоящих королей и дюжи-
ну принцев крови. Мы привезем папу из Рима на дирижабле. Я хочу быть по-
мазанной и коронованной по всем правилам, чтобы перестали  сочинять  обо
мне уличные фокстроты...
   - Мадам Ламоль, - сказал Янсен умоляюще, - я не видал вас  целый  ме-
сяц. Покуда вы еще свободны. Пойдемте в море. "Аризона" отделана заново.
Мне хотелось бы снова стоять с вами на мостике под звездами.
   Зоя взглянула на него, лицо ее стало нежным. Усмехаясь, протянула ру-
ку. Он прижался к ней губами и долго оставался склоненным.
   - Не знаю, Янсен, не знаю, - проговорила она,  касаясь  другой  рукой
его затылка, - иногда мне начинает казаться, что счастье - только в  по-
гоне за счастьем... И еще - в воспоминаниях... Но это в минуты  усталос-
ти... Когда-нибудь я вернусь к вам, Янсен... Я знаю, вы будете ждать ме-
ня терпеливо... Вспомните... Средиземное море, лазурный  день,  когда  я
посвятила вас в командоры ордена "Божественной Зои"... (Она засмеялась и
сжала пальцами его затылок.) А если не вернусь, Янсен, то мечта и  тоска
по мне - разве это не счастье? Ах, друг мой, никто не знает, что Золотой
остров - это сон, приснившийся мне однажды в Средиземном море, - я  зад-
ремала на палубе и увидела выходящие из моря лестницы и дворцы, дворцы -
один над другим - уступами, один другого прекраснее... И множество  кра-
сивых людей, моих людей, моих, понимаете. Нет, я не успокоюсь, покуда не
построю приснившийся мне город. Знаю, верный друг  мой,  вы  предлагаете
мне себя, капитанский мостик и морскую пустыню взамен моего сумасшедшего
бреда. Вы не знаете  женщин,  Янсен...  Мы  легкомысленны,  мы  расточи-
тельны... Я вышвырнула, как грязные перчатки, миллиарды Роллинга, потому
что все равно они не спасли бы меня от старости, от увядания... Я  побе-
жала за нищим Гариным. У меня закружилась голова от  сумасшедшей  мечты.
Но любила я его одну только ночь... С той ночи я не могу больше  любить,
как вы этого хотите. Милый, милый Янсен, что же мне делать  с  собой?  Я
должна лететь в эту головокружительную фантазию, покуда  не  остановится
сердце... (Он поднялся со стула, она вдруг ухватилась за  его  руку.)  Я
знаю - один человек на свете любит меня. Вы, вы, Янсен. Разве я могу по-
ручиться, что вдруг не прибегу к вам, скажу: "Янсен, спасите меня от ме-
ня самой..."
   В белом домике на берегу уединенной бухты Золотого острова  всю  ночь
шли горячие споры. Шельга прочел наспех набросанное им воззвание:
   "Трудящиеся всего мира! Вам известны размеры  и  последствия  паники,
охватившей Соединенные Штаты, когда в гавань Сан-Франциско вошли корабли
Гарина, груженные золотом.
   Капитализм зашатался: золото обесценивается, все валюты летят  кувыр-
ком, капиталистам нечем платить своим наемникам -  полиции,  карательным
войскам, провокаторам и продажным народным трибунам. Во весь  рост  под-
нялся призрак пролетарской революции.
   Но инженер Гарин, нанесший такой удар капитализму, меньше  всего  хо-
чет, чтобы последствием его авантюр была революция.
   Гарин идет к власти. Гарин ломает на своем пути сопротивление капита-
листов, еще недостаточно ясно понявших, что Гарин - новое орудие  борьбы
с пролетарской революцией.
   Гарин очень скоро договорится с крупнейшими из капиталистов.
   Они объявят его диктатором и вождем. Он присвоит себе половину  миро-
вого золота и тогда прикажет засыпать шахту на  Золотом  острове,  чтобы
количество золота было ограничено.
   Он вместе с шайкой крупнейших капиталистов ограбит все человечество и
людей превратит в рабов.
   Трудящиеся всего мира! Час решительной борьбы настал. Об этом  объяв-
ляет Революционный комитет Золотого острова. Он объявляет,  что  Золотой
остров вместе с шахтой и всеми гиперболоидами переходит  в  распоряжение
восставших всего мира. Неисчерпаемые запасы золота отныне в руках трудя-
щихся.
   Гарин со своей шайкой будет жестоко защищаться Чем скорее мы перейдем
в наступление, тем вернее наша победа".
   Не все члены Революционного комитета одобрили это воззвание, -  часть
из них колебалась, испуганная смелостью: удастся ли так  быстро  поднять
рабочих? Удастся ли достать оружие? У капиталистов и флот, и могучие ар-
мии, и полиция, вооруженная боевыми газами и пулеметами... Не  лучше  ли
выждать или, уж в крайней мере, начать со всеобщей забастовки?..
   Шельга, сдерживая бешенство, говорил колеблющимся:
   - Революция - это высшая стратегия. А стратегия  -  наука  побеждать.
Побеждает тот, кто берет инициативу в  свои  руки,  кто  смел.  Спокойно
взвешивать вы будете потом, когда после победы вздумаете писать для  бу-
дущих поколений историю нашей победы.
   Поднять восстание нам удастся, если мы напряжем все силы.  Оружие  мы
достанем в бою. Победа обеспечена потому, что победить хочет все  трудя-
щееся человечество, а мы - его передовой отряд. Так говорят  большевики.
А большевики не знают поражений.
   При этих словах рослый парень с голубыми глазами - шахтер,  молчавший
во все время спора, вынул изо рта трубку.
   - Баста! - сказал он густым голосом - Довольно болтовни. За дело, ре-
бята!
   Седой рослый камердинер, в ливрейном фраке и в чулках, беззвучно  во-
шел в опочивальню, поставил чашку шоколаду и бисквиты на ночной столик и
с тихим шелестом раздвинул шторы на окнах. Гарин раскрыл глаза:
   - Папиросу.
   От этой русской привычки - курить натощак - он не мог отделаться, хо-
тя и знал, что американское высшее общество, интересующееся  каждым  его
шагом, движением, словом, видит  в  курении  натощак  некоторый  признак
безнравственности.
   В ежедневных фельетонах вся американская  пресса  совершенно  обелила
прошлое Петра Гарина. Если ему  в  прошлом  приходилось  пить  вино,  то
только по принуждению, а на самом деле он был враг  алкоголя;  отношения
его к мадам Ламоль были чисто братские, основанные на духовном  общении;
оказалось даже, что любимым занятием его и мадам Ламоль  в  часы  отдыха
было чтение вслух любимых глав из Библии; некоторые его резкие  поступки
(история в Вилль Давре, взрыв химических заводов, потопление  американс-
кой эскадры и др.) объяснялись одни - роковой случайностью, другие - не-
осторожным обращением с гиперболоидом, во всяком случае, великий человек
искренне и глубоко в них раскаивается и готовится вступить в лоно  церк-
ви, чтобы окончательно смыть  с  себя  невольные  грехи  (между  протес-
тантской и католической церквами уже началась борьба за  Петра  Гарина),
и, наконец, ему приписывали увлечение с детства, по  крайней  мере,  де-
сятью видами спорта.
   Выкурив толстую папиросу, Гарин покосился  на  шоколад.  Будь  это  в
прежнее время, когда его считали негодяем и разбойником, он  спросил  бы
содовой и коньяку, чтобы хорошенько вздернуть нервы, но  пить  диктатору
полумира с утра коньяк! Такая безнравственность отшатнула бы всю  солид-
ную буржуазию, сплотившуюся, как наполеоновская гвардия, вокруг его тро-
на.
   Морщась, он хлебнул шоколаду.  Камердинер,  с  торжественной  грустью
стоявший у дверей, спросил вполголоса:
   - Господин диктатор разрешит войти личному секретарю?
   Гарин лениво сел на кровати, натянул шелковую пижаму:
   - Просите.
   Вошел секретарь, достойно три раза - у дверей, посреди комнаты и близ
кровати - поклонился диктатору. Пожелал доброго утра. Чуть-чуть покосил-
ся на стул.
   - Садитесь, - сказал Гарин, зевнув так, что щелкнули зубы.
   Личный секретарь сел. Это был одетый во все темное, средних лет кост-
лявый мужчина с морщинистым лбом и провалившимися щеками. Веки его  глаз
были всегда полуопущены. Он считался самым элегантным человеком в  Новом
Свете и, как думал Петр Петрович, был приставлен к нему крупными  финан-
систами в виде шпиона.
   - Что нового? - спросил Гарин. - Как золотой курс?
   - Поднимается.
   - Туговато все-таки.
   Секретарь меланхолично поднял веки:
   - Да, вяло. Все еще вяло.
   - Мерзавцы!
   Гарин сунул босые ноги в парчовые туфли и  зашагал  по  белому  ковру
опочивальни:
   - Мерзавцы, сукины дети, ослы!
   Невольно левая рука его полезла за спину, большим пальцем  правой  он
зацепился за связки пижамовых штанов и так шагал с упавшей на лоб прядью
волос. Видимо, и секретарю эта минута казалась исторической: он вытянул-
ся на стуле, вытянул шею из крахмального воротника, - казалось,  прислу-
шивался к шагам истории.
   - Мерзавцы! - последний раз повторил Гарин.  -  Медленность  поднятия
курса я понимаю как недоверие ко мне. Мне! Вы понимаете? Я издам  декрет
о запрещении вольной продажи золотых брусков под страхом  смертной  каз-
ни... Пишите.
   Он остановился и, строго глядя на пышно-розовый зад  Авроры,  летящей
среди облаков и амуров на потолке, начал диктовать:
   "От сего числа постановлением сената..."
   Покончив с этим делом, он выкурил вторую папиросу.  Бросил  окурок  в
недопитую чашку шоколада. Спросил:
   - Еще что нового? Покушений на мою жизнь не обнаружено?
   Длинными пальцами с длинными отполированными ногтями  секретарь  взял
из портфеля листочек, про себя прочел его, перевернул, опять перевернул:
   - Вчера вечером и сегодня в половине седьмого утра полицией  раскрыты
два новых покушения на вас, сэр.
   - Ага! Очень хорошо. Обнародовать в печати. Кто же это  такие?  Наде-
юсь, толпа сама расправилась с негодяями? Что?
   - Вчера вечером в парке перед дворцом был обнаружен молодой  человек,
с виду рабочий, в карманах его найдены две железные гайки, каждая  весом
в пятьсот граммов. К сожалению,  было  уже  поздно,  парк  малолюден