На палубе раздался  друж-
ный хохот. И сейчас же на таинственном корабле, на носовой  башне,  поя-
вился луч. Он был тонок, как вязальная игла, ослепительно белый,  и  шел
из купола башни, не расширяясь. Никому в ту минуту не приходило в  голо-
ву, что перед нами самое страшное оружие, когда-либо выдуманное  челове-
чеством. Мы были весело настроены.
   Луч описал петлю в воздухе и упал на носовую часть нашего  пакетбота.
Послышалось ужасающее шипение, вспыхнуло зеленоватое  пламя  разрезаемой
стали. Дико закричал матрос, стоявший на юте.  Носовая  надводная  часть
пакетбота обрушилась в море. Луч поднялся, задрожал в  вышине  и,  снова
опустившись, прошел параллельно над нами. С грохотом на  палубу  повали-
лись верхушки обеих мачт. В панике пассажиры кинулись к трапам.  Капитан
был ранен обломком.
   Остальное известно. Пираты подъехали на шлюпке, вооруженные короткими
карабинами, поднялись на борт пакетбота и потребовали денег.  Они  взяли
десять миллионов долларов, - все, что находилось в почтовых переводах  и
в карманах у пассажиров.
   Когда шлюпка с награбленным вернулась к пиратскому  кораблю,  на  нем
ярко осветилась палуба. Мы видели, как с решетчатой башни спустилась вы-
сокая худощавая женщина в вязаном колпачке, стремительно взошла на капи-
танский мостик и приложила ко рту  мегафон.  Откинувшись,  она  крикнула
нам:
   "Можете свободно продолжать путь".
   Пиратский корабль сделал поворот и с необычайной быстротой скрылся за
горизонтом".
   События последних дней - нападение на американскую эскадру  дирижабля
"П. Г." и приказ по флоту о бомбардировке - взбудоражили  все  население
Золотого острова.
   В контору посыпались заявления о  расчете.  Из  сберегательной  кассы
брали вклады. Рабочие совещались за проволоками, не обращая внимания  на
желтобелых гвардейцев, с мрачными и решительными лицами шагавших по  по-
лицейским тропинкам. Поселок был похож на потревоженный  улей.  Напрасно
завывали медные трубы и бухали турецкие барабаны в овраге перед  публич-
ными домами. Луна-парк и бары были пусты. Напрасно пятнадцать провокато-
ров прилагали нечеловеческие усилия, чтобы разрядить дурное настроение в
национальную потасовку. Никто никому в эти дни не хотел сворачивать скул
за то только, что он живет за другой проволокой.
   Инженер  Чермак  расклеил  по  острову  правительственное  сообщение.
Объявлялось военное положение, запрещались сборища и митинги, до особого
распоряжения никто не имел права требовать расчета. Население  предосте-
регалось от критики правительства. Работы в  шахте  должны  продолжаться
без перебоя день и ночь. "Тех, кто грудью поддержит в эти дни Гарина,  -
говорилось в сообщении, - тех ожидает сказочное богатство. Малодушных мы
сами вышвырнем с острова. Помните, мы боремся против тех, кто мешает нам
разбогатеть".
   Несмотря на решительный дух этого сообщения, утром, накануне  дня,  в
который ожидалось нападение флота, шахтовые рабочие заявили, что они ос-
тановят гиперболоиды и машины жидкого воздуха, если сегодня  до  полудня
не будет выплачено жалованье (это был день получки) и до полудня  же  не
будет послано американскому правительству  заявление  о  миролюбии  и  о
прекращении всяких военных действий.
   Остановить машины жидкого воздуха - значило взорвать шахту, быть  мо-
жет вызвать извержение расплавленной магмы. Угроза была сильна.  Инженер
Чермак сгоряча пригрозил расстрелом. У шахты стали сосредоточиваться бе-
ло-желтые. Тогда сто человек рабочих спустились в шахту, в боковые пеще-
ры и по телефону сообщили в контору:
   "Нам не оставляют иного выхода, кроме смерти, к четырем часам взрыва-
емся вместе с островом".
   Все же это была отсрочка на четыре часа. Инженер Чермак убрал из  ра-
йона шахты гвардию и на мотоциклетке помчался во дворец.  Он  застал  за
беседой Гарина и Шельгу. Обоих - красных и встрепанных.  Гарин  вскочил,
как бешеный, увидев Чермака.
   - У кого вы учились административной глупости?
   - Но...
   - Молчать... Вы отставлены. Отправляйтесь в лабораторию, к черту  или
куда хотите... Вы - осел...
   Гарин распахнул дверь и вытолкнул Чермака. Вернулся к столу, на  углу
которого сидел Шельга с сигарой в зубах.
   - Шельга, настал час, я его предвидел, - один вы можете овладеть дви-
жением, спасти дело... То, что началось на острове, опаснее десяти  аме-
риканских флотов.
   - Н-да, - сказал Шельга, - давно бы пора понять...
   - К черту с вашей политграмотой... Я назначаю вас губернатором остро-
ва с чрезвычайными полномочиями... Попробуйте  отказаться,  -  торопливо
забирая на самые верхи, закричал Гарин, кинулся  к  столу,  вытащил  ре-
вольвер. - Коротко: если нет - я стреляю... Да или нет?
   - Нет, - сказал Шельга, косясь на револьвер.
   Гарин выстрелил. Шельга поднес руку, державшую сигару, к виску:
   - Дерьмо собачье, сволочь...
   - Ага, значит, согласны?
   - Положите эту штуку.
   - Хорошо. (Гарин швырнул револьвер в ящик.)
   - Что вам нужно? Чтобы рабочие не взорвали шахты? Ладно. Не  взорвут.
Но - условие...
   - Заранее согласен.
   - Как я был частным лицом на острове, так я и остаюсь. Я вам не слуга
и не наемник. Это первое. Все национальные границы  сегодня  же  уничто-
жить, чтобы ни одной проволоки. Это второе...
   - Согласен.
   - Шайку ваших провокаторов.
   - У меня нет провокаторов, - быстро сказал Гарин.
   - Врете...
   - Ладно, - вру. Что с ними? Утопить?
   - Сегодня же ночью.
   - Сделаю. Считайте их утопленными. (Гарин быстро  помечал  карандашом
на блокноте.)
   - Последнее, - сказал Шельга, - полное невмешательство в мои  отноше-
ния с рабочими.
   - Ой ли? (Шельга сморщился, стал слезать со стола. Гарин схватил  его
за руку.) Согласен. Придет время, - я вам все равно  обломаю  бока.  Что
еще?
   Шельга, сощурясь, раскуривал сигару, так что за дымом не стало  видно
его лукавого обветренного лица с короткими светлыми усиками, с приподня-
тым носом. В это время зазвонил телефон. Гарин взял трубку.
   - Я. Что? Радио?
   Гарин швырнул трубку и надел наушники. Слушал, кусал ноготь. Рот  его
пополз вкось усмешкой.
   - Можете успокоить рабочих. Завтра мы платим.  Мадам  Ламоль  достала
десять миллионов долларов. Сейчас посылаю за деньгами прогулочный  дири-
жабль. "Аризона" всего в четырехстах милях на северо-западе.
   - Ну что же, это упрощает, - сказал Шельга. Засунув руки  в  карманы,
он вышел.
   Повиснув на потолочных ремнях так, чтобы ноги не касались пола,  заж-
мурившись и на секунду задержав дыхание, Шельга рухнул вниз  в  стальной
коробке лифта.
   Охлаждение параллельной шахты было неравномерным, и от пещеры к пеще-
ре приходилось пролетать горячие пояса, - спасала только скорость  паде-
ния.
   На глубине восьми километров, глядя  на  красную  стрелку  указателя,
Шельга включил реостаты и остановил лифт. Это была пещера номер тридцать
семь. В трехстах метрах глубже нее на дне шахты  гудели  гиперболоиды  и
раздавались короткие, непрерывные взрывы раскаленной почвы,  охлаждаемой
сжатым воздухом. Позвякивали, шуршали черпаки элеваторов, уносящие поро-
ду на поверхность земли.
   Пещера номер тридцать семь, как и все  пещеры  сбоку  главной  шахты,
представляла собой внутренность железного клепаного  куба.  За  стенками
его испарялся жидкий воздух, охлаждая гранитную толщу. Пояс кипящей маг-
мы, видимо, был неглубоко,  ближе,  чем  это  предполагалось  по  данным
электромагнитных и сейсмографических разведок. Гранит был накален до пя-
тисот градусов. Остановись хотя бы на несколько минут охлаждающие прибо-
ры жидкого воздуха, все живое мгновенно превратилось бы в пепел.
   Внутри железного куба стояли койки, лавки, ведра с водой. На четырех-
часовой смене рабочие приходили в такое состояние, что их полуживыми ук-
ладывали на койки, прежде чем поднять на поверхность земли.
   Шумели вентиляторы и воздуходувные трубы. Лампочка под  клепаным  по-
толком резко освещала мрачные, нездоровые, отечные  лица  двадцати  пяти
человек. Семьдесят пять рабочих находились в пещерах  выше,  соединенные
телефонами.
   Шельга вышел из лифта. Кое-кто обернулся к нему, но не поздоровались,
- молчали. Очевидно, решение взорвать шахту было твердое.
   - Переводчика. Я буду говорить по-русски, - сказал Шельга,  садясь  к
столу и отодвигая локтем банки с мармеладом, с английской солью, недопи-
тые стаканы вина. (Всем этим правительство острова щедро снабжало шахте-
ров.)
   К столу подошел синевато-бледный, под щетиной бороды, сутулый,  кост-
лявый еврей.
   - Я переводчик.
   Шельга начал говорить:
   - Гарин и его предприятие - не что иное, как крайняя точка капиталис-
тического сознания. Дальше Гарина идти некуда: насильственное  превраще-
ние трудящейся части человечества в животных  путем  мозговой  операции,
отбор избранных - "царей жизни", остановка хода цивилизации. Буржуа пока
еще не понимают Гарина, - да он и сам не торопится,  чтобы  его  поняли.
Его считают бандитом и захватчиком. Но они в конце  концов  поймут,  что
империализм упирается в систему Гарина... Товарищи, мы должны  предупре-
дить самый опасный момент: чтобы Гарин с ними не сговорился.  Тогда  вам
придется туго, товарищи. А вы в этой коробке решили умереть за то, чтобы
Гарин не ссорился с американским правительством. Как же теперь быть, по-
думайте? Одолеет Гарин - плохо, одолеют капиталисты - плохо. Гарин с ни-
ми сговорится - тогда уже хуже некуда. Вы еще не знаете себе цены, това-
рищи, - сила на вашей стороне. И через месяц, когда черпаки погонят  зо-
лото на поверхность земли, это будет на руку не Гарину, а вам, тому  де-
лу, которое мы должны совершить на земле. Если вы мне верите, но как ве-
рите, - до конца, свирепо, - тогда я - ваш вождь... Выбирайте единоглас-
но... А если не верите...
   Шельга приостановился, оглянул угрюмые лица рабочих, устремленные  на
него немигающие глаза, - сильно почесал в затылке...
   - Если не верите, - еще буду разговаривать.
   К столу подошел голый по пояс, весь в саже, плечистый юноша.  Нагнув-
шись, посмотрел на Шельгу синими глазами. Поддернул штаны, повернулся  к
товарищам:
   - Я верю.
   - Верим, - сказали остальные. Через многоверстную  гранитную  толщину
долетело по телефонам: "Верим, верим".
   - Ну, верите, так ладно, - сказал Шельга, - теперь по пунктам: нацио-
нальные границы к вечеру уберут.  Зарплату  получите  завтра.  Гвардейцы
пусть охраняют дворец, - мы без них обойдемся. Пятнадцать душ провокато-
ров утопим, - это я первым условием поставил. Теперь задача - как  можно
скорее пробиться к золоту. Правильно, товарищи?
   Ночью на северо-западе появился блуждающий свет прожекторов. В гавани
тревожно завыли сирены. На рассвете, когда море еще лежало в тени,  поя-
вились первые вестники приближающейся эскадры: высоко над островом  зак-
ружились самолеты, поблескивая в розовой заре.
   Гвардейцы открыли было по ним стрельбу из карабинов, но скоро  перес-
тали. Кучками собирались жители острова. Над шахтой  продолжал  куриться
дымок. Били склянки на судах. На большом транспорте шла разгрузка -  бе-
реговой кран выбрасывал на берег накрест перевязанные тюки.
   Океан был спокоен в туманном мареве. В небе пели воздушные винты.
   Поднялось солнце туманным шаром. И тогда все увидели на горизонте ды-
мы. Они ложились длинной и плоской тучей, тянувшейся на юго-восток.  Это
приближалась смерть.
   На острове все затихло, как будто перестали даже петь  птицы,  приве-
зенные с континента. В одном месте кучка людей побежала к лодкам в гава-
ни, и лодки, нагруженные до бортов, торопливо пошли в открытое море.  Но
лодок было мало, остров - как на ладони, укрыться негде. И жители стояли
в столбняке, молча. Иные ложились лицом в песок.
   Во дворце не было заметно движения. Бронзовые ворота  заперты.  Вдоль
красноватых наклонных стен шагали, с карабинами за спиной,  гвардейцы  в
широкополых высоких шляпах, в белых куртках, расшитых золотом. В стороне
возвышалась прозрачная, как кружево, башня большого гиперболоида. Восхо-
дящая пелена тумана скрывала от глаз ее верхушку. Но мало  кто  надеялся
на эту защиту: буро-черное облако на горизонте было слишком  вещественно
и угрожающе.
   Многие с испугом  обернулись  в  сторону  шахты.  Там  заревел  гудок
третьей смены. Нашли время работать! Будь проклято золото! Затем часы на
крыше замка пробили восемь. И тогда по океану покатился грохот  -  тяже-
лые, возрастающие громовые раскаты. Первый залп эскадры. Секунды  ожида-
ния, казалось, растянулись в пространстве, в звуках налетающих снарядов.
   Когда раздался залп эскадры, Роллинг стоял на террасе, наверху  лест-
ницы, спускающейся к воде. Он вынул изо рта трубку и слушал рев налетаю-
щих снарядов: не менее девяноста стальных дьяволов, начиненных меленитом
и нарывным газом, мчались к острову прямо в мозг Роллингу.  Они  победо-
носно ревели. Сердце, казалось, не выдержит этих звуков.  Роллинг  попя-
тился к двери в гранитной стене. (Он давно  приготовил  себе  убежище  в
подвале на случай бомбардировки.) Снаряды разорвались  в  море,  взлетев
водяными столбами. Громыхнули. Недолет.
   Тогда Роллинг стал смотреть на вершину сквозной башни. Там со вчераш-
него вечера сидел Гарин. Круглый купол на башне вращался, - это было за-
метно по движениям меридиональных щелей. Роллинг надел пенсне и всматри-
вался, задрав голову. Купол вращался очень быстро -  направо  и  налево.
При движении направо видно было, как по меридиональной щели ходит  вверх
и вниз блестящий ствол гиперболоида.
   Самым страшным была та торопливость, с которой Гарин работал  аппара-
том. И - тишина. Ни звука на острове.
   Но вот с океана долетел широкий и глухой звук, будто  в  небе  лопнул
пузырь. Роллинг поправил пенсне на взмокшем носу и глядел теперь в  сто-
рону эскадры. Там расплывались грибами три кучи бело-желтого дыма. Левее
их вспучивались лохматые клубы, озарились кроваво, поднялись,  и  вырос,
расплылся четвертый гриб. Докатился четвертый раскат грома.
   Пенсне все сваливалось с носа Роллинга. Но  он  мужественно  стоял  и
смотрел, как за горизонтом вырастали дымные грибы, как все восемь линей-
ных кораблей американской эскадры взлетели на воздух.
   Снова стало тихо на острове, на море и в небе. В сквозной башне свер-
ху вниз мелькнул лифт. Хлопнули двери в доме, послышалось фальшивое нас-
вистывание фокстрота, на террасу выбежал Гарин. Лицо у него  было  изму-
ченное, измятое, волосы - торчком.
   Не замечая Роллинга, он стал раздеваться. Сошел по лестнице  к  самой
воде, стащил подштанники цвета семги, шелковую рубашку. Глядя  на  море,
где еще таял дым над местом погибшей эскадры, Гарин скреб себя под  мыш-
ками. Он был, как женщина, белый телом, сытенький,  в  его  наготе  было
что-то постыдное и отвратительное.
   Он попробовал ногой воду, присел по-бабьи навстречу волне, поплыл, но
сейчас же вылез и только тогда увидел Роллинга.
   - А, - протянул он, - а вы что,  тоже  купаться  собрались?  Холодно,
черт его дери.
   Он вдруг рассмеялся дребезжащим смешком, захватил одежду и, помахивая
подштанниками и не прикрываясь, во всей срамоте пошел в дом. Такого уни-
жения Роллинг еще не переживал. От ненависти, от  омерзения  сердце  его
оледенело. Он был безоружен, беззащитен. В эту минуту  слабости  он  по-
чувствовал, как на него легло прошлое, - вся  тяжесть  истраченных  сил,
бычьей борьбы за первое место в жизни... И все для того, чтобы мимо него
торжествующе прошествовал этот его победитель - голый бесстыдник.
   Открывая огромные бронзовые двери, Гарин обернулся:
   - Дядя, идем завтракать. Раздавим бутылочку шампанского.
   Самое странное в дальнейшем поведении Роллинга было то, что он покор-
но поплелся завтракать. За столом, кроме них, сидела  только  мадам  Ла-
моль, бледная и молчаливая от пережитого волнения. Когда  она  подносила
ко рту стакан, - стекло дребезжало об ее ровные ослепительные зубы.
   Роллинг, точно боясь потерять равновесие, напряженно  глядел  в  одну
точку - на золотую бутылочную пробку,  сделанную  в  форме  того  самого
проклятого аппарата, которым в несколько минут были уничтожены все преж-
ние понятия Роллинга о мощи и могуществе.
   Гарин, с мокрыми непричесанными волосами, без воротничка, в помятом и
прожженном пиджаке, болтал какой-то вздор, жуя устрицы, -  залпом  выпил
несколько стаканов вина:
   - Вот теперь только понимаю, до чего проголодался.
   - Вы хорошо поработали, мой друг, - тихо сказала Зоя.
   - Да. Признаться, одну минуту было страшновато, когда  горизонт  оку-
тался пушечным дымом... Они меня, все-таки опередили... Черти...  Возьми
они на один кабельтов дальше - от этого дома, чего там - от всего остро-
ва остались бы пух и перья...
   Он выпил еще стакан вина и, хотя сказал, что голоден, локтем  оттолк-
нул ливрейного лакея, поднесшего блюдо.
   - Ну как, дядя? - он неожиданно повернулся к Роллингу и уже без смеха
впился в него глазами - Пора бы  нам  поговорить  серьезно.  Или  будете
ждать еще более потрясающих эффектов?
   Роллинг без стука положил на тарелку вилку и  серебряный  крючок  для
омаров, опустил глаза:
   - Говорите, я вас слушаю.
   - Давно бы так... Я вам уже два раза предлагал сотрудничество.  Наде-
юсь - помните? Впрочем, я вас не виню: вы не  мыслитель,  вы  из  породы
буйволов. Сейчас еще раз предлагаю. Удивляетесь? Объясню. Я -  организа-
тор. Я перестраиваю всю вашу тяжеловесную, набитую  глупейшими  предрас-
судками капиталистическую систему. Понятно? Если я  не  сделаю  этого  -
коммунисты вас съедят с маслицем и еще сплюнут не без удовольствия. Ком-
мунизм - это то единственное в жизни, что я ненавижу... Почему? Он унич-
тожает меня, Петра Гарина, целую вселенную замыслов в моем  мозгу...  Вы
вправе спросить, для чего же мне нужны вы, Роллинг, когда у меня под но-
гами неисчерпаемое золото?
   - Да, спрошу, - хрипло проговорил Роллинг.
   - Дядя, выпейте стакан джину с кайенским перцем, это оживит ваше  во-
ображение. Неужели вы хотя на минуту могли подумать, что я намерен прев-
ратить золото в навоз? Действительно, я устрою несколько горячих  денеч-
ков человечеству. Я подведу людей к самому краю страшной пропасти, когда
они будут держать в руках килограмм золота, стоящий пять центов [9].
   Роллинг вдруг поднял голову, тусклые глаза молодо блеснули, рот разд-
винулся кривой усмешкой...
   - Ага! - каркнул он.
   - То-то - ага. Поняли наконец?.. И тогда, в эти дни величайшей  пани-
ки, мы, то есть я, вы и еще триста таких же буйволов, или мировых  него-
дяев, или финансовых королей, - выбирайте название  по-своему  вкусу,  -
возьмем мир за глотку... Мы покупаем все предприятия,  все  заводы,  все
железные дороги, весь воздушный и морской флот... Все, что нам  нужно  и
что пригодится, - будет наше. Тогда мы взрываем  этот  остров  вместе  с
шахтой и объявляем, что мировой запас золота ограничен, золото  в  наших
руках и золоту возвращено его прежнее значение - быть единой мерой стои-
мости
   Роллинг слушал, откинувшись на спинку стула, рот его с золотыми зуба-
ми раздвинулся, как у акулы, лицо побагровело.
   Так он сидел неподвижно, посверкивая маленькими глазами. Мадам Ламоль
на минуту даже подумала: не хватит ли старика удар.
   - Ага! - снова каркнул он. - Идея смела... Вы можете рассчитывать  на
успех... Но вы не учитываете опасности всяких забастовок, бунтов...
   - Это учитываю в первую голову, - резко сказал Гарин. - Для начала мы
построим громадные концентрационные лагеря. Всех недовольных нашим режи-
мом - за проволоку. Затем - проведем закон о мозговой кастрации...  Так,
дорогой друг, вы избираете меня вождем?.. Ха! (Он неожиданно  подмигнул,
и это было почти страшно.)
   Роллинг опустил лоб, насупился. Его спрашивали, он обязан  был  поду-
мать.
   - Вы принуждаете меня к этому, мистер Гарин?
   - А вы как думали, дядя? На коленях, что ли, прошу?  Принуждаю,  если
вы сами еще не поняли, что уже давно ждете меня как спасителя.
   - Очень