омощника: "Хлев на палубе!" Заперся на ключ у себя  в  каюте
и, не снимая фуражки, упал на койку. Он тихо рычал.
   Ровно через час послышался оклик вахтенного, и  ему  ответил  с  воды
слабый голос. Заскрипел трап. Весело, звонко крикнул помощник капитана:
   - Свистать всех наверх!
   Приехал хозяин. Спасти остатки самолюбия можно было, только  встретив
Роллинга так, будто ничего не произошло на берегу. Янсен достойно и спо-
койно вышел на мостик. Роллинг поднялся к нему, принял рапорт об  отлич-
ном состоянии судна и пожал руку. Официальная часть была  кончена.  Рол-
линг закурил сигару, - маленький, сухопутный, в теплом  темном  костюме,
оскорбляющем изящество "Аризоны" и небо над Неаполем.
   Была уже полночь. Между мачтами и реями горели созвездия. Огни города
и судов отражались в черной, как базальт, воде залива. Взвыла и  замерла
сирена буксирного пароходика. Закачались вдали маслянисто-огненные стол-
бы.
   Роллинг, казалось, был  поглощен  сигарой,  -  понюхивал  ее,  пускал
струйки дыма в сторону капитана. Янсен, опустив руки,  официально  стоял
перед ним.
   - Мадам Ламоль пожелала остаться на берегу, - сказал Роллинг,  -  это
каприз, но мы, американцы, всегда уважаем волю женщины,  будь  это  даже
явное сумасбродство.
   Капитан принужден был наклонить голову, согласиться с хозяином.  Рол-
линг поднес к губам левую руку, пососал кожу на верхней стороне ладони.
   - Я останусь на яхте до утра, быть  может,  весь  завтрашний  день...
Чтобы мое пребывание не было истолковано как-нибудь  вкривь  и  вкось...
(Пососав, он поднес руку к свету из открытой двери каюты.) Э, так вот...
вкривь и вкось... (Янсен глядел теперь на его руку, на ней были следы от
ногтей.) Удовлетворяю ваше любопытство: я жду на яхту  одного  человека.
Но он меня здесь не ждет. Он должен прибыть с часу на час. Распорядитесь
немедленно донести мне, когда он поднимется на борт. Покойной ночи.
   У Янсена пылала голова. Он силился что-нибудь  понять.  Мадам  Ламоль
осталась на берегу. Зачем? Каприз... Или она ждет его? Нет, -  а  свежие
царапины на руке хозяина... Что-то случилось... А  вдруг  она  лежит  на
кровати с перерезанным горлом? Или в мешке на дне залива? Миллиардеры не
стесняются.
   За ужином в кают-компании Янсен потребовал стакан виски без  содовой,
чтобы как-нибудь прояснило мозги. Помощник капитана рассказывал газетную
сенсацию - чудовищный взрыв в германских  заводах  Анилиновой  компании,
разрушение близлежащего городка и гибель более чем двух тысяч человек.
   Помощник капитана говорил:
   - Нашему хозяину адски везет. На гибели анилиновых заводов он зараба-
тывает столько, что купит всю Германию вместе с потрохами,  Гогенцоллер-
нами и социал-демократами. Пью за хозяина.
   Янсен унес газеты к себе в каюту. Внимательно прочитал описание взры-
ва и разные, одно нелепее другого, предположения о причинах его.  Именем
Роллинга пестрели столбцы. В отделе мод указывалось, что с будущего  се-
зона в моде - борода, покрывающая щеки, и высокий котелок вместо  мягкой
шляпы. В "Экзельсиор" на первой странице - фотография "Аризоны" и в ова-
ле - прелестная голова мадам Ламоль. Глядя на нее,  Янсен  потерял  при-
сутствие духа. Тревога его все росла.
   В два часа ночи он вышел из каюты и увидел Роллинга на верхней  палу-
бе, в кресле. Янсен вернулся каюту. Сбросил платье, на голое тело  надел
легкий костюм из тончайшей шерсти, фуражку, башмаки и бумажник завязал в
резиновый мешок. Пробили склянки - три. Роллинг все еще сидел в  кресле.
В четыре он продолжал сидеть в кресле, но силуэт его с ушедшей  в  плечи
головой казался неживым, - он спал. Через минуту Янсен неслышно спустил-
ся по якорной цепи в воду и поплыл к набережной.
   - Мадам Зоя, не беспокойте себя напрасно: телефон и звонки  перереза-
ны.
   Зоя опять присела на край постели.  Злая  усмешка  дергала  ее  губы.
Стась Тыклинский развалился посреди комнаты  в  кресле,  -  крутил  усы,
рассматривал свои лакированные полуботинки. Курить он все же не смел,  -
Зоя решительно запретила, а Роллинг строго наказал проявлять  вежливость
с дамой.
   Он пробовал рассказывать о своих любовных похождениях в Варшаве и Па-
риже, но Зоя с таким презрением смотрела в глаза, что у  него  деревенел
язык. Приходилось помалкивать. Было уже около пяти утра. Все попытки Зои
освободиться, обмануть, обольстить не привели ни к чему.
   - Все равно, - сказала Зоя, - так или иначе я дам знать полиции.
   - Прислуга в отеле подкуплена, даны очень большие деньги.
   - Я выбью окно и закричу, когда на улице будет много народу.
   - Это тоже предусмотрено. И даже врач нанят,  чтобы  установить  ваши
нервные припадки. Мадам, вы, так сказать, для внешнего света на  положе-
нии жены, пытающейся обмануть мужа. Вы - вне закона. Никто не поможет  и
не поверит. Сидите смирно.
   Зоя хрустнула пальцами и сказала по-русски:
   - Мерзавец. Полячишка. Лакей. Хам.
   Тыклинский стал надуваться, усы полезли дыбом. Но ввязываться  в  ру-
гань не было приказано. Он проворчал:
   - Э, знаем, как ругаются бабы, когда их хваленая красота не может по-
действовать. Мне жалко вас, мадам. Но сутки, а то и двое,  придется  нам
здесь просидеть в тет-а-тете. Лучше лягте, успокойте ваши нервы...  Бай-
бай, мадам.
   К его удивлению, Зоя на этот раз послушалась. Сбросила туфельки, лег-
ла, устроилась на подушках, закрыла глаза.
   Сквозь ресницы она видела толстое, сердитое, внимательно  наблюдающее
за ней лицо Тыклинского. Она зевнула раз, другой, положила руку под  ще-
ку.
   - Устала, пусть будет что будет, - проговорила она тихо и опять  зев-
нула.
   Тыклинский удобнее устроился в кресле. Зоя ровно дышала. Через  неко-
торое время он стал тереть глаза. Встал, прошелся, - привалился к  кося-
ку. Видимо, решил бодрствовать стоя.
   Тыклинский был глуп. Зоя выведала от него все, что было нужно, и  те-
перь ждала, когда он заснет. Торчать у дверей было трудно.  Он  еще  раз
осмотрел замок и вернулся к креслу.
   Через минуту у него отвалилась жирная челюсть. Тогда Зоя соскользнула
с постели. Быстрым движением вытащила ключ у него из жилетного  кармана.
Подхватила туфельки. Вложила ключ, - тугой замок неожиданно заскрипел.
   Тыклинский вскрикнул, как в кошмаре: "Кто? Что?" Рванулся  с  кресла.
Зоя распахнула дверь. Но он схватил ее за плечи. И сейчас же она впилась
в его руку, с наслаждением прокусила кожу.
   - Песья девка, курва! - заорал он по-польски. Ударил коленкой  Зою  в
поясницу. Повалил. Отпихивая ее ногой в глубь комнаты, силился  закрыть,
дверь. Но - что-то ему мешало. Зоя видела, как шея его налилась кровью.
   - Кто там? - хрипло спросил он, наваливаясь плечом.
   Но его ступни продолжали скользить по паркету, - дверь медленно раст-
ворялась. Он торопливо тащил из заднего кармана револьвер и вдруг  отле-
тел на середину комнаты.
   В двери стоял капитан Янсен. Мускулистое  тело  его  облипала  мокрая
одежда. Секунду он глядел в глаза Тыклинскому. Стремительно,  точно  па-
дая, кинулся вперед. Удар, назначавшийся Роллингу, обрушился на  поляка:
двойной удар, - тяжестью корпуса на вытянутую левую - в переносицу  -  и
со всем размахом плеча правой рукой снизу в челюсть. Тыклинский без кри-
ка опрокинулся на ковер. Лицо его было разбито и изломано.
   Третьим движением Янсен повернулся к мадам Ламоль.  Все  мускулы  его
танцевали.
   - Есть, мадам Ламоль.
   - Янсен, как можно скорее, - на яхту.
   - Есть на яхту.
   Она закинула, как давеча в ресторане, локоть ему за  шею.  Не  целуя,
придвинула рот почти вплотную к его губам:
   - Борьба только началась, Янсен. Самое опасное впереди.
   - Есть самое опасное впереди.
   - Извозчик... гони, гони вовсю... Я слушаю, мадам  Ламоль...  Итак...
Покуда я ждал в курительной...
   - Я поднялась к себе. Сняла шляпу и плащ...
   - Знаю.
   - Откуда?
   Рука Янсена задрожала за ее спиной. Зоя ответила ласковым движением.
   - Я не заметила, что шкаф, которым была заставлена дверь  в  соседний
номер, отодвинут. Не успела я подойти к зеркалу, открывается дверь, и  -
передо мной Роллинг... Но я ведь знала, что вчера еще он был в Париже. Я
знала, что он до ужаса боится летать по воздуху...  Но  если  он  здесь,
значит, для него действительно вопрос жизни или смерти... Теперь я поня-
ла, что он задумал... Но тогда я просто пришла в ярость. Заманить,  уст-
роить мне ловушку... Я ему наговорила черт знает что... Он зажал  уши  и
вышел...
   - Он спустился в курительную и отослал меня на яхту...
   - В том-то и дело... Какая я дура!.. А все эти танцы,  вино,  глупос-
ти... Да, да, милый друг, когда хочешь бороться - глупости  нужно  оста-
вить... Через две-три минуты он вернулся. Я говорю: объяснимся... Он,  -
наглым голосом, каким никогда не смел со мной говорить:  "Мне  объяснять
нечего, вы будете сидеть в этой комнате, покуда я  вас  не  освобожу..."
Тогда я надавала ему пощечин...
   - Вы настоящая женщина, - с восхищением сказал Янсен.
   - Ну, милый друг, это была вторая моя глупость. Но какой трус!.. Снес
четыре оплеухи... Стоял с трясущимися губами... Только  попытался  удер-
жать мою руку, но это ему дорого обошлось. И, наконец, третья  глупость:
я заревела...
   - О, негодяй, негодяй!..
   - Подождите вы, Янсен... У Роллинга идиосинкразия к слезам, его  кор-
чит от слез... Он предпочел бы еще сорок пощечин... Тогда он позвал  по-
ляка, - тот стоял за дверью. У них все  было  условленно.  Поляк  сел  в
кресло Роллинг сказал мне: "В виде крайней меры -  ему  приказано  стре-
лять". И ушел. Я принялась за поляка Через час мне был ясен во всех под-
робностях предательский план Роллинга. Янсен, милый, дело  идет  о  моем
счастье... Если вы мне не поможете, все пропало... Гоните, гоните извоз-
чика...
   Коляска пролетела по набережной, пустынной в этот час  перед  рассве-
том, и остановилась у гранитной лестницы, где  внизу  поскрипывало  нес-
колько лодок на черномаслянистой воде.
   Немного спустя Янсен, держа на руках драгоценную мадам  Ламоль,  нес-
лышно - поднялся по брошенной с кормы веревочной лестнице на борт  "Ари-
зоны"
   Роллинг проснулся от утреннего холода. Палуба была мокрая. Побледнели
огни на мачтах. Залив и город были еще в тени, но дым над  Везувием  уже
розовел.
   Роллинг оглядывал сторожевые огни, очертания судов. Подошел к вахтен-
ному, постоял около него. Фыркнул носом. Поднялся на капитанский мостик.
Сейчас же из каюты вышел Янсен, свежий,  вымытый,  выглаженный.  Пожелал
доброго утра. Роллинг фыркнул носом, - несколько более вежливо, чем вах-
тенному.
   Затем он долго молчал, крутил пуговицу на пиджаке.  Это  была  дурная
привычка, от которой его когда-то отучала Зоя. Но теперь  ему  было  все
равно. К тому же, наверно, на будущий сезон в Париже будет в моде - Кру-
тить пуговицы. Портные придумают даже специальные пуговицы для кручения.
   Он спросил отрывисто:
   - Утопленники всплывают?
   - Если не привязывать груза, - спокойно ответил Янсен.
   - Я спрашиваю: на море, если человек утонул, значит - утонул?
   - Бывает, - неосторожное движение, или снесет волна, или  иная  какая
случайность - все это относится в разряд утонувших. Власти обычно не су-
ют носа.
   Роллинг дернул плечом.
   - Это все, что я хотел знать об утопленниках. Я иду к себе  в  каюту.
Если подойдет лодка, повторяю, не сообщать,  что  я  на  борту.  Принять
подъехавшего и доложить мне.
   Он ушел. Янсен вернулся в каюту, где за синими  задернутыми  шторками
на капитанской койке спала Зоя.
   В девятом часу к "Аризоне" подошла лодка. Греб какой-то веселый обор-
ванец, подняв весла, он крикнул:
   - Алло... Яхта "Аризона"?
   - Предположим, что так, - ответил датчанин-матрос, перегнувшись через
фальшборт.
   - Имеется на вашей посудине некий Роллинг?
   - Предположим.
   Оборванец открыл улыбкой великолепные зубы:
   - Держи.
   Он ловко бросил на палубу письмо,  матрос  подхватил  его,  оборванец
щелкнул языком:
   - Матрос, соленые глаза, дай сигару.
   И пока датчанин раздумывал, чем бы в него запустить с борта, тот  уже
отплыл и, приплясывая в лодке и кривляясь от неудержимой радости жизни в
такое горячее утро, запел во все горло.
   Матрос поднял письмо, понес его капитану. (Таков был  приказ.)  Янсен
отодвинул шторку, наклонился над спящей Зоей.  Она  открыла  глаза,  еще
полные сна.
   - Он здесь?
   Янсен подал письмо. Зоя прочла:
   "Я жестоко ранен. Будьте милосердны. Я боролся, как лев, за ваши  ин-
тересы, но случилось невозможное: мадам Зоя на свободе. Припадаю  к  ва-
шим..."
   Не дочитав, Зоя разорвала письмо.
   - Теперь мы можем ожидать его спокойно.  (Она  взглянула  на  Янсена,
протянула ему руку.) Янсен, милый, нам нужно условиться. Вы  мне  нрави-
тесь. Вы мне нужны. Стало быть, неизбежное должно случиться...
   Она коротко вздохнула:
   - Я чувствую, - с вами будет много хлопот. Милый друг, это все лишнее
в жизни - любовь, ревность, верность... Я знаю - влечение. Это стихия. Я
так же свободна отдавать себя, как и вы брать, - запомните, Янсен.  Зак-
лючим договор: либо я погибну, либо я буду властвовать над миром. (У Ян-
сена поджались губы, Зое понравилось это движение.)  Вы  будете  орудием
моей воли. Забудьте сейчас, что я - женщина. Я фантастка. Я  авантюрист-
ка, - понимаете вы это? Я хочу, чтобы все было мое. (Она описала  руками
круг.) И тот человек, единственный, кто может мне дать это, должен  сей-
час прибыть на "Аризону". Я жду его, и ждет Роллинг...
   Янсен поднял палец, оглянулся. Зоя задернула шторки. Янсен  вышел  на
мостик. Там стоял, вцепившись в перила, Роллинг. Лицо  его,  с  криво  и
плотно сложенным ртом, было искажено злобой. Он всматривался в еще  дым-
ную перспективу залива.
   - Вот он, - с трудом проговорил Роллинг, протягивая руку, и палец его
повис крючком над лазурным морем, - вон в той лодке.
   И он торопливо, наводя страх на матросов, кривоногий, похожий на кра-
ба, побежал по лестнице с капитанского мостика и скрылся у  себя  внизу.
Оттуда по телефону он подтвердил Янсену давешний приказ - взять на  борт
человека, подплывающего на шестивесельной лодке.
   Никогда не случалось, чтобы Роллинг отрывал пуговицы на пиджаке. Сей-
час он открутил все три пуговицы. Он стоял посреди пышной, устланной ши-
разскими коврами, отделанной драгоценным деревом каюты и глядел на стен-
ные часы.
   Оборвав пуговицы, он принялся грызть ногти. С чудовищной быстротой он
возвращался в первоначальное дикое состояние. Он слышал оклик вахтенного
и ответ Гарина с лодки. У него вспотели руки от этого голоса.
   Тяжелая лодка ударилась о борт. Раздалась  дружная  ругань  матросов.
Заскрипел трап, застучали шаги. "Бери, подхватывай... Осторожнее...  Го-
тово... Куда нести?" - Это грузили ящики  с  гиперболоидами.  Затем  все
утихло.
   Гарин попался в ловушку. Наконец-то! Роллинг взялся холодными влажны-
ми пальцами за нос и издал шипящие, кашляющие звуки. Люди, знавшие  его,
утверждали, что он никогда в жизни не смеялся. Неправда!  Роллинг  любил
посмеяться, но без свидетелей, наедине, после удачи и именно так,  безз-
вучно.
   Затем по телефону он вызвал Янсена:
   - Взяли на борт?
   - Да.
   - Проведите его в нижнюю каюту и заприте на ключ.  Постарайтесь  сде-
лать это чисто, без шума.
   - Есть, - бойко ответил Янсен. Что-то уж слишком бойко, Роллингу  это
не понравилось.
   - Алло, Янсен?
   - Да.
   - Через час яхта должна быть в открытом море.
   - Есть.
   На яхте началась беготня. Загрохотала якорная цепь. Заработали  мото-
ры. За иллюминатором потекли струи зеленоватой воды. Стал поворачиваться
берег. Влетел влажный ветер в каюту. И радостное чувство скорости разли-
лось по всему стройному корпусу "Аризоны".
   Разумеется, Роллинг понимал, что совершает большую  глупость.  Но  не
было прежнего Роллинга, холодного игрока, несокрушимого буйвола,  непре-
менного посетителя воскресной проповеди. Он поступал теперь так или ина-
че не потому, что это было выгодно, а потому, что мука бессонных  ночей,
ненависть к Гарину, ревность искали выхода: растоптать Гарина и  вернуть
Зою.
   Даже невероятная удача - гибель заводов Анилиновой компании -  прошла
как во сне. Роллинг даже не  поинтересовался,  сколько  сотен  миллионов
отсчитали ему двадцать девятого биржи всего мира.
   В этот день он ждал Гарина в Париже, как было  условленно.  Гарин  не
приехал. Роллинг предвидел это и тридцатого бросился на аэроплане в Неа-
поль.
   Теперь Зоя была убрана из игры. Между ним и Гариным никто  не  стоял.
Расправа продумана была до мелочей. Роллинг закурил сигару.  Он  нарочно
несколько медлил. Он вышел из каюты в коридор. Отворил дверь  на  нижнюю
палубу, - там стояли ящики с аппаратами? Два матроса, сидевшие  на  них,
вскочили. Он отослал их в кубрик.
   Захлопнув дверь на нижнюю палубу, он не спеша пошел к противоположной
двери, в рубку. Взявшись за дверную ручку, заметил, что пепел на  сигаре
надломился. Роллинг самодовольно улыбнулся, мысли были ясны, давно он не
ощущал такого удовлетворения.
   Он распахнул дверь. В рубке, под хрустальным колпаком верхнего света,
сидели, глядя на вошедшего, Зоя, Гарин и Шельга. Тогда Роллинг  отступил
в коридор. Он задохнулся, мозг его будто мгновенно взболтали ложкой. Нос
вспотел. И, что было уже совсем чудовищно, он улыбнулся жалко  и  глупо,
совсем как служащий, накрытый за подчищиванием бухгалтерской книги  (был
с ним такой случай лет двадцать пять назад).
   - Добрый день, Роллинг, - сказал Гарин, вставая, - вот и я, дружище.
   Произошло самое страшное - Роллинг попал в смешное положение.
   Что можно было сделать? Скрежетать зубами,  бушевать,  стрелять?  Еще
хуже, еще глупее... Капитан Янсен предал его, - ясно. Команда не  надеж-
на... Яхта в открытом море. Усилием воли (у него даже  скрипнуло  что-то
внутри) Роллинг согнал с лица проклятую улыбку.
   - А! - Он поднял руку и помотал ею, приветствуя - А, Гарин... Что же,
захотели проветриться? Прошу, рад... Будем веселиться...
   Зоя сказала резко:
   - Вы скверный актер, Роллинг. Перестаньте потешать публику. Входите и
садитесь. Здесь все свои, - смертельные враги. Сами виноваты, что приго-
товили себе такое веселенькое общество для прогулки по Средиземному  мо-
рю.
   Роллинг оловянными глазами взглянул на нее.
   - В больших делах, мадам Ламоль, нет личной вражды или дружбы.
   И он сел к столу, точно на королевский трон, - между Зоей и  Гариным.
Положил руки на стол. Минуту длилось молчание. Он сказал:
   - Хорошо, я проиграл игру. Сколько я должен платить?
   Гарин ответил, блестя глазами, улыбкой,  готовый,  кажется,  залиться
самым добродушным смехом:
   - Ровно половину, старый дружище, половину,  как  было  условленно  в
Фонтенебло. Вот и свидетель. - Он  махнул  бородкой  в  сторону  Шельги,
мрачно барабанящего ногтями по столу. - В бухгалтерские книги ваши я за-
лезать не стану. Но на глаз - миллиард в долларах,  конечно,  в  оконча-
тельный расчет. Для вас эта операция пройдет безболезненно. Вы  же  заг-
ребли чертовы деньги в Европе.
   - Миллиард будет трудно выплатить сразу, - ответил Роллинг. - Я обду-
маю. Хорошо. Сегодня же я выеду в Париж. Надеюсь, в пятницу,  скажем,  в
Марселе, я смогу выплатить большую часть этой суммы...
   - Ай, ай, ай, - сказал Гарин, - но вы-то, старина,  получите  свободу
только после уплаты.
   Шельга быстро взглянул на него, промолчал. Роллинг поморщился, как от
глупой бестактности:
   - Я должен понять так, что вы меня намерены задержать на этом судне?
   - Да.
   - Напоминаю, что я как гражданин  Соединенных  Штатов  неприкосновен.
Мою свободу и мои интересы будет защищать весь военный флот Америки.
   - Тем лучше! - крикнула Зоя гневно и страстно. - Чем скорее, тем луч-
ше!..
   Она поднялась, протянула руки, сжала кулаки так, что побелели косточ-
ки.
   - Пусть весь ваш флот - против нас, весь свет встанет против нас. Тем
лучше!
   Ее короткая юбка разлетелась от стремительного движения. Бе