Семенов встал перед глазами химического короля.  Семенов  не  выразил
при этом особого волнения, вопервых, потому,  что  по  натуре  был  хам,
во-вторых, потому, что в эту минуту король нуждался в нем больше, чем он
в короле.
   Роллинг просверлил его зелеными глазами. Семенов, и этим не смущаясь,
сел напротив по другую сторону стола. Роллинг сказал:
   - Ну?
   - Дело сделано.
   - Чертежи?
   - Видите ли, мистер Роллинг, тут вышло некоторое недоразумение...
   - Я спрашиваю, где чертежи? Я их не вижу, - свирепо сказал Роллинг  и
ладонью легко ударил по столу.
   - Слушайте, Роллинг, мы условились, что я вам доставлю не только чер-
тежи, но и самый прибор... Я сделал колоссально много... Нашел  людей...
Послал их в Петроград. Они проникли в  лабораторию  Гарина.  Они  видели
действие прибора... Но тут, черт его знает, что-то случилось...  Во-пер-
вых, Гариных оказалось двое.
   - Я это предполагал в самом начале, - брезгливо сказал Роллинг.
   - Одного нам удалось убрать.
   - Вы его убили?
   - Если хотите - что-то в этом роде. Во всяком случае - он  умер.  Вас
это не должно беспокоить: ликвидация произошла в Петрограде, сам он  со-
ветский подданный, - пустяки... Но затем появился его  двойник...  Тогда
мы сделали чудовищное усилие...
   - Одним словом, - перебил Роллинг, - двойник или сам Гарин жив, и  ни
чертежей, ни приборов вы мне не доставили, несмотря на затраченные  мною
деньги.
   - Хотите - я позову, - в автомобиле сидит Стась Тыклинский,  участник
всего этого дела, - он вам расскажет подробно.
   - Не желаю видеть никакого Тыклинского, мне нужны чертежи и прибор...
Удивляюсь вашей смелости - являться с пустыми руками...
   Несмотря на холод этих слов, несмотря на то, что,  окончив  говорить,
Роллинг убийственно посмотрел на Семенова, уверенный, что паршивый русс-
кий эмигрант испепелится и исчезнет без следа, - Семенов,  не  смущаясь,
сунул в рот изжеванную сигару и проговорил бойко:
   - Не хотите видеть Тыклинского, и не надо, - удовольствие  маленькое.
Но вот какая штука: мне нужны деньги, Роллинг, - тысяч двадцать франков.
Чек дадите или наличными?
   При всей огромной опытности и знании людей Роллинг первый раз в жизни
видел такого нахала. У Роллинга выступило даже что-то вроде испарины  на
мясистом носу, - такое он сделал над собой усилие, чтобы не въехать чер-
нильницей в веснушчатую рожу Семенова... (А сколько было потеряно драго-
ценнейших секунд во время этого дрянного разговора!) Овладев  собою,  он
потянулся к звонку.
   Семенов, следя за его рукой, сказал:
   - Дело в том, дорогой мистер Роллинг, что инженер Гарин сейчас в  Па-
риже.
   Роллинг вскочил, - ноздри распахнулись, между бровей  вздулась  жила.
Он побежал к двери и запер ее на ключ, затем близко подошел к  Семенову,
взялся за спинку кресла, другой рукой вцепился в край стола.  Наклонился
к его лицу:
   - Вы лжете.
   - Ну вот еще, стану я врать... Дело было так: Стась Тыклинский встре-
тил этого двойника в Петрограде на почте, когда тот сдавал телеграмму, и
заметил адрес: Париж, бульвар Батиньоль... Вчера Тыклинский  приехал  из
Варшавы, и мы сейчас же побежали на бульвар Батиньоль и - нос к носу на-
поролись в кафе на Гарина или на его двойника, черт их разберет.
   Роллинг ползал глазами по веснушчатому лицу Семенова. Затем выпрямил-
ся, из легких его вырвалось пережженное дыхание:
   - Вы прекрасно понимаете, что мы не в Советской России, а в Париже, -
если вы совершите преступление, спасать от гильотины я вас не  буду.  Но
если вы попытаетесь меня обмануть, я вас растопчу.
   Он вернулся на свое место,  с  отвращением  раскрыл  чековую  книжку:
"Двадцать тысяч не дам, с вас довольно и пяти..."  Выписал  чек,  ногтем
толкнул его по столу Семенову и потом - не больше, чем на секунду, - по-
ложил локти на стол и ладонями стиснул лицо.
   Разумеется, не по воле случая красавица Зоя Монроз  стала  любовницей
химического короля. Только дураки да те, кто не знает, что такое  борьба
и победа, видят повсюду случай "Вот этот счастливый", -  говорят  они  с
завистью и смотрят на удачника, как на чудо. Но сорвись он - тысячи  ду-
раков с упоением растопчут его, отвергнутого божественным случаем.
   Нет, ни капли случайности, - только ум и воля привели  Зою  Монроз  к
постели Роллинга. Воля ее была закалена, как сталь, приключениями девят-
надцатого года. Ум ее был настолько едок, что она сознательно  поддержи-
вала среди окружающих веру и исключительное расположение к себе  божест-
венной фортуны, или Счастья...
   В квартале, где она жила (левый берег Сены, улица Сены), в  мелочных,
колониальных, винных, угольных и гастрономических лавочках  считали  Зою
Монроз чемто вроде святой.
   Ее дневной автомобиль - черный лимузин 24 НР, ее прогулочный  автомо-
биль - полубожественный рольсройс 80 НР, ее вечерняя  электрическая  ка-
ретка, - внутри - стеганого шелка, - с вазочками для цветов и серебряны-
ми ручками, - и в особенности выигрыш в казино в Довиле полутора миллио-
нов франков, - вызывали религиозное восхищение в квартале.
   Половину выигрыша, осторожно, с огромным  знанием  дела,  Зоя  Монроз
"вложила" в прессу.
   С октября месяца (начало парижского сезона) пресса "подняла красавицу
Монроз на перья". Сначала в мелко-буржуазной газете появился пасквиль  о
разоренных любовниках Зои Монроз "Красавица слишком дорого нам стоит!  -
восклицала газета. Затем влиятельный радикальный орган, ни к селу  ни  к
городу, по поводу этого пасквиля загремел о мелких буржуа, посылающих  в
парламент лавочников и винных торговцев с кругозором не шире их  кварта-
ла. "Пусть Зоя Монроз разорила дюжину иностранцев, - восклицала  газета,
- их деньги вращаются в Париже, они увеличивают энергию жизни.  Для  нас
Зоя Монроз лишь символ здоровых жизненных отношений, символ вечного дви-
жения, где один падает, другой поднимается"
   Портреты и биографии Зои Монроз сообщались во всех газетах:
   "Ее покойный отец служил в императорской опере  в  С.  -  Петербурге.
Восьми лет очаровательная малютка Зоя была отдана в балетную школу Перед
самой войной она ее окончила и дебютировала в балете с успехом, которого
не запомнит Северная столица. Но вот - война, и Зоя Монроз с юным  серд-
цем, переполненным  милосердия,  бросается  на  фронт,  одетая  в  серое
платьице с красным крестом на груди. Ее встречают в самых  опасных  мес-
тах, спокойно наклоняющуюся над раненым солдатом среди урагана вражеских
снарядов. Она ранена (что, однако, не нанесло ущерба ее телу  юной  гра-
ции), ее везут в Петербург, и там она знакомится с капитаном французской
армии. Революция. Россия предает союзников  Душа  Зои  Монроз  потрясена
Брестским миром. Вместе со своим другом, французским капитаном, она  бе-
жит на юг и там верхом на коне, с винтовкой в  руках,  как  разгневанная
грация, борется с большевиками. Ее друг умирает от сыпного  тифа.  Фран-
цузские моряки увозят ее на миноносце в Марсель. И вот она в Париже. Она
бросается к ногам президента, прося дать ей возможность стать  французс-
кой подданной. Она танцует в пользу несчастных жителей разрушенной  Шам-
паньи. Она - на всех благотворительных вечерах. Она - как  ослепительная
звезда, упавшая на тротуары Парижа"
   В общих чертах биография была правдива. В Париже Зоя быстро  осмотре-
лась и пошла по линии: всегда вперед, всегда с боями,  всегда  к  самому
трудному и ценному Она действительно разорила дюжину  скоробогачей,  тех
самых коротеньких молодчиков с волосатыми пальцами в перстнях и с воспа-
ленными щеками. Зоя была дорогая женщина, и они погибли.
   Очень скоро она  поняла,  что  скоробогатые  молодчики  не  дадут  ей
большого шика в Париже. Тогда она взяла себе в любовники модного  журна-
листа, изменила ему с парламентским деятелем от крупной промышленности и
поняла, что самое шикарное в двадцатых годах двадцатого века -  это  хи-
мия.
   Она завела секретаря, который ежедневно делал ей доклады  об  успехах
химической промышленности и давал нужную информацию. Таким  образом  она
узнала о предполагающейся поездке в Европу короля химии Роллинга.
   Она сейчас же выехала в Нью-Йорк Там, на месте, купила, с душой и те-
лом, репортера большой газеты, - и в прессе появились заметки о  приезде
в Нью-Йорк самой умной, самой красивой в Европе женщины, которая  соеди-
няет профессию балерины с увлечением самой модной наукой - химией и  да-
же, вместо банальных бриллиантов, носит ожерелье из хрустальных шариков,
наполненных светящимся газом. Эти шарики  подействовали  на  воображение
американцев.
   Когда Роллинг сел на пароход, отходящий во Францию, - на верхней  па-
лубе, на площадке для тенниса, между широколистной пальмой,  шумящей  от
морского ветра, и деревом цветущего миндаля, сидела  в  плетеном  кресле
Зоя Монроз.
   Роллинг знал, что это самая модная женщина в Европе, кроме того,  она
действительно ему понравилась. Он предложил ей быть его любовницей.  Зоя
Монроз поставила условием подписать контракт с неустойкой в миллион дол-
ларов.
   О новой связи Роллинга и о необыкновенном контракте дано  было  радио
из открытого океана. Эйфелева башня приняла эту сенсацию, и на следующий
день Париж заговорил о Зое Монроз и о химическом короле.
   Роллинг не ошибся в выборе любовницы. Еще  на  пароходе  Зоя  сказала
ему:
   - Милый друг, было бы глупо с моей стороны совать нос в ваши дела. Но
вы скоро увидите, что как секретарь я еще более удобна, чем как любовни-
ца. Женская дребедень меня мало занимает. Я честолюбива. Вы большой  че-
ловек: я верю в вас. Вы должны победить. Не забудьте, - я пережила рево-
люцию, у меня был сыпняк, я дралась, как солдат, и проделала  верхом  на
коне тысячу километров. Это незабываемо. Моя душа выжжена ненавистью.
   Роллингу показалась занимательной ее ледяная страстность. Он  прикос-
нулся пальцем к кончику ее носа и сказал:
   - Крошка, для секретаря при деловом человеке у вас слишком много тем-
перамента, вы сумасшедшая, в политике и делах вы всегда останетесь диле-
тантом.
   В Париже он начал вести переговоры о трестировании химических заводов
Америка вкладывала крупные  капиталы  в  промышленность  Старого  Света.
Агенты Роллинга осторожно скупали акции. В Париже его  называли  "амери-
канским буйволом". Действительно, он казался великаном среди европейских
промышленников. Он шел напролом. Луч зрения его был узок. Он видел перед
собой одну цель: сосредоточение в одних (своих) руках мировой химической
промышленности.
   Зоя Монроз быстро изучила его характер, его приемы борьбы. Она поняла
его силу и его слабость. Он плохо разбирался в политике и говорил иногда
глупости о революции и о большевиках. Она незаметно окружила его нужными
и полезными людьми. Свела его с миром журналистов и руководила беседами.
Она покупала мелких хроникеров, на которых он не  обращал  внимания,  но
они оказали ему больше услуг, чем солидные журналисты,  потому  что  они
проникали, как москиты, во все щели жизни.
   Когда она "устроила" в парламенте небольшую речь правого депутата  "о
необходимости тесного контакта с американской  промышленностью  в  целях
химической обороны Франции", Роллинг в первый раз  по-мужски,  дружески,
со встряхиванием пожал ей руку:
   - Очень хорошо, я беру вас в секретари  с  жалованием  двадцать  семь
долларов в неделю.
   Роллинг поверил в полезность Зои  Монроз  и  стал  с  ней  откровенен
по-деловому, то есть - до конца.
   Зоя Монроз поддерживала связи с  некоторыми  из  русских  эмигрантов.
Один из них, Семенов, состоял у нее на постоянном жалованье. Он был  ин-
женеромхимиком выпуска военного времени, затем прапорщиком, затем  белым
офицером и в эмиграции занимался мелкими комиссиями, вплоть до  перепро-
дажи ношеных платьев уличным девчонкам.
   У Зои Монроз он заведовал контрразведкой. Приносил ей советские  жур-
налы и газеты, сообщал сведения, сплетни, слухи.  Он  был  исполнителен,
боек и не брезглив.
   Однажды Зоя Монроз показала Роллингу вырезку  из  ревельской  газеты,
где сообщалось о строящемся в Петрограде приборе огромной разрушительной
силы. Роллинг засмеялся:
   - Вздор, никто не испугается... У вас  слишком  горячее  воображение.
Большевики ничего не способны построить.
   Тогда Зоя пригласила к завтраку Семенова, и он  рассказал  по  поводу
этой заметки странную историю:
   "... В девятнадцатом году в Петрограде, незадолго до моего бегства, я
встретил на улице приятеля, поляка, вместе с ним кончил  технологический
институт, - Стася Тыклинского. Мешок за спиной,  ноги  обмотаны  кусками
ковра, на пальто цифры - мелом - следы очередей. Словом, все как полага-
ется. Но лицо оживленное. Подмигивает. В чем дело? "Я, говорит, на такое
золотое дело наскочил - ай люли! - миллионы! Какой там, - сотни  миллио-
нов (золотых, конечно)!" Я, разумеется, пристал -  расскажи,  он  только
смеется. На том и расстались. Недели через две после этого я проходил по
Васильевскому острову, где жил Тыклинский. Вспомнил про его золотое  де-
ло, - думаю, дай попрошу у миллионера полфунтика сахару. Зашел. Тыклинс-
кий лежит чуть ли не при смерти, - рука и грудь забинтованы.
   - Кто это тебя так отделал?
   - Подожди, - отвечает, - святая дева поможет -  поправлюсь  -  я  его
убью.
   - Кого?
   - Гарина.
   И он рассказал, правда, сбивчиво и туманно, не желая  открывать  под-
робности, про то, как давнишний его знакомый, инженер  Гарин,  предложил
ему приготовить угольные свечи для какого-то прибора необыкновенной раз-
рушительной силы. Чтобы заинтересовать Тыклинского, он обещал  ему  про-
цент с барышей. Он предполагал по окончании опытов удрать с готовым при-
бором в Швецию, взять там патент и самому заняться эксплуатацией аппара-
та.
   Тыклинский с увлечением начал работать над пирамидками.  Задача  была
такова, чтобы при возможно малом их объеме выделялось  возможно  большее
количество тепла. Устройство прибора Гарин держал в  тайне,  -  говорил,
что принцип его необычайно прост и потому малейший намек раскроет тайну.
Тыклинский поставлял ему пирамидки, но ни разу не мог упросить  показать
ему аппарат.
   Такое недоверие бесило Тыклинского. Они часто ссорились. Однажды Тык-
линский проследил Гарина до места, где он производил опыты, - в полураз-
рушенном доме на одной из глухих улиц Петербургской стороны.  Тыклинский
пробрался туда вслед за Гариным и долго  ходил  по  каким-то  лестницам,
пустынным комнатам  с  выбитыми  окнами  и  наконец  в  подвале  услыхал
сильное, точно от бьющей струи пара, шипение и  знакомый  запах  горящих
пирамидок.
   Он осторожно спустился в подвал, но споткнулся о битые кирпичи, упал,
нашумел и, шагах в тридцати от себя, за аркой, увидел освещенное коптил-
кой, перекошенное лицо Гарина. "Кто, кто здесь?" - дико закричал  Гарин,
и в это же время ослепительный луч, не толще вязальной иглы, соскочил со
стены и резнул Тыклинского наискосок через грудь и руку.
   Тыклинский очнулся на рассвете, долго звал  на  помощь  и  на  четве-
реньках выполз из подвала, обливаясь  кровью.  Его  подобрали  прохожие,
доставили на ручной тележке домой. Когда он выздоровел, началась война с
Польшей, - ему пришлось уносить ноги из Петрограда".
   Рассказ этот произвел на Зою Монроз чрезвычайное впечатление. Роллинг
недоверчиво усмехался, он верил только в силу удушающих газов. Броненос-
цы, крепости, пушки, громоздкие армии - все это, по его мнению, были пе-
режитки варварства. Аэропланы и химия - вот единственные могучие  орудия
войны. А какие-то там приборы из Петрограда - вздор и вздор!
   Но Зоя Монроз не успокоилась. Она послала Семенова в Финляндию, чтобы
оттуда добыть точные сведения о Гарине. Белый офицер, нанятый Семеновым,
перешел на лыжах русскую границу, нашел в Петрограде Гарина,  говорил  с
ним и даже предложил ему совместно работать. Гарин держался очень  осто-
рожно. Видимо, ему было известно, что за ним  следят  из-за  границы.  О
своем аппарате он говорил в том смысле, что того, кто будет владеть  им,
ждет сказочное могущество. Опыты с моделью аппарата дали  блестящие  ре-
зультаты. Он ждал только окончания работ над свечами-пирамидками.
   В дождливый воскресный вечер начала весны огни из окон и бесчисленные
огни фонарей отражались в асфальтах парижских улиц.
   Будто по черным каналам, над бездной огней мчались мокрые автомобили,
бежали, сталкивались, крутились промокшие зонтики. Прелой сыростью буль-
варов, запахом овощных лавок, бензиновой гарью и  духами  была  напитана
дождевая мгла.
   Дождь струился по графитовым крышам, по решеткам балконов, по  огром-
ным полосатым тентам, раскинутым над кофейнями. Мутно в  тумане  зажига-
лись, крутились, мерцали огненные рекламы всевозможных увеселений.
   Люди маленькие - приказчики и  приказчицы,  чиновники  и  служащие  -
развлекались, кто как мог, в этот день. Люди большие, деловые,  солидные
сидели по домам у каминов. Воскресенье было днем черни, отданным  ей  на
растерзание.
   Зоя Монроз сидела, подобрав ноги, на широком диване  среди  множества
подушечек. Она курила и глядела на огонь камина. Роллинг, во фраке,  по-
мещался, с ногами на скамеечке, в большом кресле и тоже курил  и  глядел
на угли.
   Его освещенное камином лицо казалось  раскаленнокрасным,  -  мясистый
нос, щеки, заросшие бородкой, полузакрытые  веками,  слегка  воспаленные
глаза повелителя вселенной. Он предавался хорошей скуке, необходимой раз
в неделю, чтобы дать отдых мозгу и нервам.
   Зоя Монроз протянула перед собой красивые обнаженные руки и сказала:
   - Роллинг, прошло уже два часа после обеда.
   - Да, - ответил он, - я так же, как и вы,  полагаю,  что  пищеварение
окончено.
   Ее прозрачные, почти мечтательные глаза скользнули по его лицу. Тихо,
серьезным голосом, она назвала его по имени. Он ответил, не  шевелясь  в
нагретом кресла:
   - Да, я слушаю вас, моя крошка.
   Разрешение говорить было дано. Зоя Монроз пересела  на  край  дивана,
обхватила колено.
   - Скажите, Роллинг, химические заводы представляют большую  опасность
для взрыва?
   - О да. Четвертое производное от каменного угля - тротил - чрезвычай-
но могучее взрывчатое вещество. Восьмое производное от угля - пикриновая
кислота, ею начиняют бронебойные снаряды морских орудий Но  есть  и  еще
более сильная штука, это - тетрил.
   - А это что такое, Роллинг?
   - Все тот же каменный уголь. Бензол (С6Н6), смешанный при восьмидеся-
ти градусах с азотной кислотой (НNO3), дает нитробензол. Формула  нитро-
бензола - С6Н5NO2. Если мы в ней две части кислорода  О2  заменим  двумя
частями водорода Н2, то есть если мы нитробензол начнем медленно  разме-
шивать при восьмидесяти градусах с чугунными опилками, с небольшим коли-
чеством соляной кислоты, то мы получим анилин (С6Н5NH2). Анилин, смешан-
ный с древесным спиртом при пятидесяти атмосферах давления,  даст  диме-
тиланилин. Затем выроем огромную яму, обнесем ее земляным валом,  внутри
поставим сарай и там произведем реакцию диметил-анилин с азотной  кисло-
той. За термометрами во время этой реакции мы будем наблюдать издали,  в
подзорную трубу. Реакция диметил-анилина с  азотной  кислотой  даст  нам
тетрил. Этот самый тетрил - настоящий дьявол: от неизвестных  причин  он
иногда взрывается во время реакции и разворачивает в пыль огромные заво-
ды. К сожалению, нам приходится иметь с ним дело: обработанный фосгеном,
он дает синюю краску - кристалл-виолет. На этой штуке я заработал  хоро-
шие деньги. Вы задали мне забавный вопрос... Гм... Я считал, что, вы бо-
лее осведомлены в химии. Гм... Чтобы приготовить из каменноугольной смо-
лы, скажем, облаточку пирамидона, который, скажем, исцелит вашу головную
боль, необходимо пройти длинный ряд ступеней... На пути от каменного уг-
ля до пирамидона, или до флакончика духов, или до обычного фотографичес-
кого препарата - лежат такие дьявольские вещи, как тротил  и  пикриновая
кислота, такие великолепные штуки, как бром-бензил-цианид,  хлор-пикрин,
ди-фенил-хлор-арсин и та