вазы,  мраморный  пол  был
покрыт  огромным   пушистым   ковром,   необычайно   изящной,   украшенной
самоцветами мебели мог позавидовать любой  восточный  владыка.  Спартиату,
привыкшему  к  безыскусной  простоте,  подобное   великолепие   напоминало
волшебную сказку о древних варварских королевствах,  однажды  рассказанную
царем Леонидом. Верно он застрял бы в этой зале с открытым  ртом  надолго,
если б Павсаний не взял его за руку и не повлек по  лестнице  наверх,  где
находился кабинет мудреца.
     Если дом мало напоминал деревянную бочку, то хозяин  его  походил  на
философа еще в меньшей степени. Еврит сначала ошарашенно пробежал  глазами
по изысканной одежде - пурпурному жреческому хитону,  наброшенному  поверх
него голубому плащу,  сандалиям  из  посеребренной  телячьей  кожи.  Затем
взгляд спартиата надолго задержался на лице  хозяина.  Право,  такие  лица
можно было встретить нечасто. Подобно другим  сицилийцам,  Эмпедокл  носил
небольшую бородку, смягчавшую очертания волевого  подбородка.  Собравшиеся
над переносицей глубокие складки свидетельствовали о том,  что  он  прожил
долгую и очень непростую жизнь.  Глаза  философа  были  бездонно-голубыми.
Евриту показалось, что он уже где-то видел такие же, столь  несвойственные
для эллинов, глаза. Он задумался и в тот же миг  вспомнил.  Голубые  глаза
были у царя Леонида, только у того они были  наполнены  яростной  отвагой.
Глаза Эмпедокла светились мудростью и чуть усталой  грустью.  Так  смотрят
люди, прожившие долгий век.
     Философ также  изучал  гостя,  затем  заговорил.  Голос  у  него  был
бархатный и в то же время гулкий, как у человека,  умеющего  и  привыкшего
выступать перед толпой.
     - Что ты должен передать мне?
     Еврит молча засунул руку за пазуху и извлек оттуда свернутый в трубку
пергамент. Вручая ему это послание, Леонид сказал:
     - Оно не должно попасть в чужие руки. Вполне  возможно,  что  за  ним
будут охотиться. Потому я избрал для этой  миссии  тебя,  так  как  трудно
найти бойца, который смог бы совладать с тобой. Но  если  вдруг  возникнет
серьезная  опасность,  уничтожь  послание  любым  способом.  Когда  будешь
отдавать его, убедись, что имеешь дело именно с философом  Эмпедоклом.  Он
даст тебе знак. - И  царь  показал  какой  знак  должен  дать  философ  из
Акраганта посланцу.
     Поэтому, когда хозяин протянул руку за письмом, Еврит не пошевелился.
Эмпедокл недоумевающе посмотрел на него, после чего рассмеялся.
     - Ах да, конечно! Вечно наш царь играет в эти дурацкие игры  в  стиле
приснопамятного номарха! О, разум, как же это... - философ  наморщил  лоб,
размышляя. - Вспомнил!
     Эмпедокл хлопнул в ладоши, улыбнулся так,  чтобы  было  видно  десны,
провел правой ладонью по лбу, а левую приложил к сердцу, после чего сцепил
пальцы, предварительно вытянув руки перед собой.
     Это точь-в-точь соответствовало тому, что показал Евриту царь Леонид.
Более не сомневаясь, спартиат протянул письмо хозяину дома. Тот  развернул
пергамент и быстро пробежал по нему глазами.
     - Дела!
     С  этими  словами  Эмпедокл  поднес  послание  к   чудесным   образом
вспыхнувшей свече. Телячья кожа  съежилась,  затрещала  и  занялась  ярким
пламенем. Удостоверившись, что от пергамента не осталось  даже  крохотного
кусочка, Эмпедокл бросил пепел в стоявшую на столе вазу и тщательно растер
его  бронзовым  пестиком,  который  используют  лекари  для   изготовления
лечебных порошков. Затем он обратил свой взор на Еврита.
     - Мне надо написать ответное послание. Я предлагаю тебе быть эту ночь
моим  гостем.  Пока  я  занимаюсь  с  письмом,  можешь   помочь   Павсанию
приготовить трапезу. - На лице  Эмпедокла  промелькнула  усмешка.  -  Если
сумеешь, конечно.
     Еврит кивнул головой в знак согласия, про себя  слегка  оскорбившись.
Какой же он спартиат, если не умеет приготовить трапезу. Не  говоря  более
ни слова из опасения показаться  болтливым,  Еврит  вышел  из  кабинета  и
отправился вслед за поджидавшим его на  лестнице  Павсанием.  Аркагантянин
убедился, что громадный, закованный в бронзовую броню парень, именно  тот,
кого с нетерпением ждал мудрец  и  стал  гораздо  приветливее.  Он  провел
Еврита в небольшую пристройку, где готовилась пища. Здесь спартиат  понял,
что означала усмешка, промелькнувшая на лице философа. Судя по  громадному
количеству мисок, блюд и амфор их ожидала не скромная вечерняя трапеза,  а
настоящий пир. Видно, Эмпедокл и к еде относился не слишком по-философски,
или, как открыто признался Павсаний:
     - Учитель любит поесть.
     Этим вечером в  желудке  философа  Эмпедокла  должны  были  исчезнуть
полтора десятка блюд, которых хватило бы, чтобы  насытить  целую  эномотию
[эномотия - подразделение спартиатов  не  более  64  человек,  скрепленное
взаимной клятвой] голодных спартиатов.  Чего  здесь  только  не  было!  На
золоченом блюде истекала  соком  печень  дикой  косули,  приготовленная  в
красном вине с фисташками. Рядом пристроились уложенные бок о  бок  десять
диких голубей, отваренных в молоке. Перед тем как  подавать  на  стол,  их
следовало начинить зеленью и слегка обжарить. За голубями лежала  огромная
чешуйчатая рыба,  которую  привезли  с  Понта.  Ее  надлежало  нашпиговать
маслинами и запечь в тесте. Остальные блюда были не  столь  изысканны,  но
могли составить честь любому пиршественному столу.
     Обрадованный новому лицу - в последнее время гости появлялись в  доме
мудреца нечасто - Павсаний изливал душу. Он говорил за троих  и  при  этом
ухитрялся  делать  множество  кухонных  операций:  рубил  мясо  и  зелень,
фаршировал, взбивал белки, начинял медом и изюмом сдобные пирожки.  Евриту
он доверил лишь следить за огнем. Руки  ученика  мелькали  с  непостижимым
проворством, язык работал еще быстрее.
     - Видишь, как я навострился! А ведь еще год назад не  умел  абсолютно
ничего. Учитель любит хороший стол и мне пришлось научиться  готовить.  Со
мной занимался личный повар Ферона. Знаешь, сколько  моему  отцу  пришлось
отвалить денег, чтобы я  освоил  все  эти  кулинарные  премудрости?  И  не
счесть! Но ничего, у моего папаши  полно  серебра.  Ведь  ему  принадлежат
рудники у горы Тапар, а также две тысячи плетров [плетр  -  мера  площади,
равная 876 м^2]  отличной  земли,  на  которой  он  выращивает  пшеницу  и
виноград. Мой отец считается одним из самых богатых людей Акраганта.
     - Почему же ты тогда служишь поваренком у этого философа?
     Павсаний обиделся.
     - Я не поваренок! Я учусь у него мудрости.
     - На кухне? - язвительно осведомился Еврит.
     - И на кухне тоже. Кстати, кухня очень даже располагает к  раздумьям.
- Сицилиец подавил легкий вздох, заставив Еврита усомниться в  искренности
своих слов. - Учитель достаточно богат, чтобы нанять служанку и  не  одну,
но посторонние мешают сосредоточению. Когда вокруг галдят женщины,  трудно
проникнуть в сокровенные тайны космоса или Судьбы. Поэтому мы предпочитаем
обходиться своими силами.  Посыльный  лишь  доставляет  ему  и  вино,  все
остальное делаю я.
     - А чем занимается мудрец?
     - Он думает.
     Спартиат усмехнулся.
     - Не слишком обременительное занятие.
     - Ну  не  скажи!  -  Павсаний  вытряхнул  взбитый  белок  на  макушку
зарумянившегося пирога. - Это  куда  потруднее,  чем  махать  мечом.  Хотя
учитель неплохо умеет делать и это. Не хуже тебя.
     - Ну да! - Еврит не стал расхваливать свои таланты, посчитав, что это
излишне.
     - Поговори с ним, может быть, он согласится дать  тебе  пару  уроков.
Еще он умеет врачевать, предсказывать  судьбу,  вызывать  дождь,  усмирять
ветер и бурю. Скажу тебе по секрету, - Павсаний перешел  на  шепот,  -  он
даже умеет оживлять мертвых!
     Спартиат недоверчиво хмыкнул.
     - Ты мне не веришь?
     - По правде говоря, не очень.
     - Я не думаю, что у нас будет такая возможность, иначе  б  я  упросил
его сотворить это чудо. Я сам видел, как однажды он воскресил девушку. Она
была бледна, словно паросский мрамор, и холодна как лед. Учитель прошептал
заклинание и она вдруг ожила, вздрогнула и открыла глаза. Это  было  чудо,
граждане Акраганта пали на колени перед великим Эмпедоклом! -  Не  обращая
внимания на скептическую усмешку гостя, Павсаний с восторгом продолжал:
     - Да что там воскрешать других! Он может умереть и  воскреснуть  сам.
Он говорит, что боги отвели человеку тридцать тысяч лет страданий  в  этом
мире и пока он не проживет этот срок  полностью,  он  не  очистится  и  не
сможет попасть в царство светлых духом. Правда для  того,  чтобы  очищение
было полным, человек должен избегать  братоубийства  и  воздерживаться  от
употребления мяса умерщвленных животных...
     - Постой-постой! - воскликнул Еврит. - А почему же ты тогда  готовишь
все это?!
     Спартиат обличающе ткнул пальцем в  уютно  устроившиеся  на  кухонном
столе блюда из козлятины, телятины, дичи и морской рыбы.
     На лице Павсания появилось сконфуженное выражение, словно он в чем-то
провинился. Непонятно зачем вытерев руки  о  передник,  повязанный  поверх
хитона, акрагантянин промямлил:
     - Противоречие есть основа человеческой натуры. Учитель говорит,  что
эклектика присуща даже разумному Космосу. Ведь  даже  боги  непостоянны  в
своих поступках.
     Спартиат понял далеко не все, что сказал ученик философа и, чтобы  не
выглядеть дураком, поспешил перевести разговор на более земную тему.
     - И часто у вас все это?
     - Ты про вечернюю трапезу?
     - Про нее. - Еврит подкинул в жерло жарко дышащей  жаровни  несколько
кедровых полешек.
     - Каждый день. Учитель завтракает медом  и  сыром.  Днем  он  съедает
кусок хлеба, запивая его чашей вина, ну а вечером мы едим  от  пуза.  Ведь
желудок должен работать тогда, когда тело отдыхает. Сытому крепче спится.
     - Это верно, - согласился  Еврит,  вспоминая  как  нелегко  порой  он
засыпал будучи ребенком в дни испытаний, не сумев своровать кусок  лепешки
или горсть  овса.  -  Послушай,  ты  говоришь  о  своем  учителе  с  таким
почтением, будто он седовласый старец, потративший на постижение  мудрости
не один человеческий век. Но на вид он весьма молод. Сколько же ему лет?
     - Никто не знает точно, когда он родился, но ему ведомо  то,  что  не
знает никто.
     - И все же твой учитель - странный тип, - неожиданно для самого  себя
произнес Еврит. - Я не рискнул бы назвать его философом. Скорее он походит
на ленивого заевшегося царедворца.
     - Не смей так о нем говорить!  -  громко  закричал  Павсаний,  застав
Еврита  отшатнуться.  Сицилиец  позабыл  о  своих  мисках  и  подступал  к
спартиату  со  сжатыми  до  белизны  кулаками.  Казалось,  еще  миг  и  он
набросится на гостя и начнет дубасить его. Должно  быть,  со  стороны  эта
сцена смотрелась довольно занятно -  миниатюрный,  узкокостный  паренек  с
угрожающим видом наступал на громадного, покрытого тугими буграми мускулов
лакедемонянина.
     - Остынь, - миролюбиво сказал Еврит, на всякий случай отходя за стол.
- Я не хотел сказать ничего дурного.
     Павсаний еще какое-то время с разъяренным видом взирал на  спартиата,
затем опомнился. Разжав кулаки, он бросился к жаровне,  где  ему  пришлось
тут же пустить  в  ход  всю  свою  сноровку,  чтобы  предотвратить  гибель
подгорающих блюд. Еврит усердно помогал ему.
     - Ты безмозглый вояка, - беззлобно заметил акрагантянин, когда жаркое
и рыба были спасены. Спартиат усмехнулся, довольный,  что  ученик  мудреца
больше не дуется на него. Перекладывая с жаровни на серебряное блюдо куски
тунца, Павсаний заметил:
     - Если хочешь знать, философа и мага Эмпедокла ставят в  один  ряд  с
великим  Пифагором,  который  понимал  язык  всего   живого,   волшебником
Абарисом, летевшим по воздуху, и Эпименидом Критским.
     - А чем прославился последний?
     - Он говорил с самим Зевсом.
     - Понятно... - уважительно протянул Еврит и в тот  же  миг  вздрогнул
Еврит от резкого  свиста,  внезапно  пронзившего  тишину.  Рука  спартиата
привычно скользнула по бедру, нащупывая рукоять  ксифоса,  но  верный  меч
вместе с прочими нехитрыми пожитками остался лежать в вестибюле.  Павсаний
отреагировал на этот звук совершенно спокойно. Оставив блюдо, он подошел к
небольшому, закрепленному на стене ящичку,  на  который  Еврит  прежде  не
обратил внимания, и коснулся его пальцем.
     - Я слушаю, учитель.
     - Ты там еще долго? - Еврит мог  поклясться,  что  говорил  ящичек  и
говорил он голосом мудреца Эмпедокла!
     - Нет, учитель, мы уже заканчиваем!
     - Поторопись.
     - Хорошо.
     Павсаний  опустил  руку,  взглянул  на  стоявшего  с  разинутым  ртом
спартиата и рассмеялся.
     - Это одно из магических изобретений  учителя,  -  пояснил  он.  -  С
помощью этого волшебного устройства мы  можем  разговаривать,  находясь  в
разных концах дома.
     Еврит не сказал ни слова, а лишь покачал головой. Похоже, он  начинал
уважать этого странного мудреца.
     Им пришлось проделать путь в трапезную трижды, прежде, чем все  блюда
заняли надлежащие места, целиком заполнив  огромный,  сделанный  из  среза
гигантского дуба, стол.  В  трапезной  Еврит  сделал  еще  одно  открытие.
Оказалось, что философ не плохо разбирается в оружии. На  ярких  шпалерах,
которыми были покрыты стены,  висели  три  щита,  под  каждым  из  которых
размещалась  пара  скрещенных  мечей.  Опытный  взгляд   спартиата   легко
распознал ксифос, мидийский клинок, скифский акинак  и  махайру,  которыми
так ловко орудовали фессалийские всадники. Два оставшихся меча Еврит видел
впервые. Один был изогнут и сильно утолщен в  середине,  от  этого  клинка
неуловимо веяло востоком. Другой был совершенно прямой, длина  его  лезвия
превосходила три локтя. Таким мечом должно быть было очень удобно  рубить.
Матово блестящий  и  массивный,  он  выглядел  столь  привлекательно,  что
спартиат не удержался и снял его со стены. Крестообразная  рукоять  удобно
легла в его большую ладонь. Этот меч был значительно  тяжелее  ксифоса,  в
нем ощущалась невероятная мощь. Проделав несколько винтообразных  движений
перед собой, Еврит сделал выпад и уколол воображаемого противника.
     Внезапно вошедший в трапезную  Эмпедокл  застал  спартиата  врасплох.
Еврит покраснел, словно его уличили в чем-то нехорошем, и поспешно повесил
меч на прежнее место. Но философ был настроен вполне благожелательно.
     - Хороший выбор! - похвалил он. - Это самый  лучший  меч,  когда-либо
существовавший.
     - Я никогда не видел прежде подобного.
     - И не увидишь. На свете вряд ли найдется десяток людей, помнящих как
он выглядит. Подобными мечами были вооружены... - философ  замялся,  -  ну
скажем так - телохранители одного очень могущественного древнего  владыки.
Его держава исчезла за много лет до того, как появились пирамиды.
     - Но разве пирамиды не существовали вечно, учитель?  -  воскликнул  в
дверях Павсаний.
     - Нет, - ответил Эмпедокл. - Впрочем, это  неважно.  Прошу  за  стол.
Согласитесь, не слишком естественно вести разговоры на  голодный  желудок,
находясь рядом с роскошным столом.
     Еврит, во рту которого с самого утра не было даже крошки  хлеба,  был
полностью согласен с подобным умозаключением. Все трое удобно устроились в
высоких с резными спинками креслах,  каждый  налил  себе  вина,  по  вкусу
смешав его с родниковой водой. Эмпедокл, как успел заметить Еврит, добавил
воды лишь самую малость.
     - Ну что ж, -  философ  поднял  свой  килик,  -  выпьем,  друзья!  За
здоровье гостя и пославшего его, за весть, принесенную им, хоть это  и  не
слишком добрая весть,  за  удачу  и  мужество,  которые  вскоре  всем  нам
понадобятся!
     Свечи бросали в золотистую влагу вина кровавые  отблески,  исчезавшие
по мере того, как пустели чаши.  Душистый  дымок  смешивался  с  ароматами
яств, возбуждая и без того неплохой аппетит. Без  лишних  церемоний  гости
дружно принялись за еду.  Эмпедокл,  словно  желая  подтвердить  сказанное
Павсанием, ел по крайней мере за троих. Спартиат поначалу не  отставал  от
него, но вскоре сдался. Медленно жуя вяленую жирную рыбку, он наблюдал  за
тем, как Эмпедокл стремительно расправляется  с  яствами.  У  мудреца  был
поистине гигантский желудок и весьма тонкий вкус. Пару раз  он  недовольно
поморщился, очевидно что-то было приготовлено не совсем в  соответствии  с
кулинарными законами.
     Наконец насытился и Эмпедокл. Словно не веря  в  это,  он  на  всякий
случай съел солидную порцию телячьего  филе,  затем  отодвинул  опустевшее
блюдо от себя и вопросительно посмотрел на Еврита. Убедившись,  что  гость
также не в  состоянии  проглотить  больше  ни  кусочка,  философ  посчитал
обязанность хозяина исполненной. Тогда он заговорил.
     - Ты прибыл сюда лишь ради встречи со мной?
     - Это основное мое  занятие.  Но  кроме  того,  я  сопровождаю  эфора
Гилиппа, посланного к сицилийским тиранам.
     - Просить помощи? - усмехнувшись, осведомился Эмпедокл.
     Спартиат кивнул головой. - И конечно же, тираны отказали?
     - Гелон согласился выставить тридцатитысячное войско и двести  триер,
но потребовал, чтобы его назначили верховным  стратегом  всего  эллинского
войска.
     - Что вы ответили ему?
     - Гилипп сказал, что спартиаты могут сражаться лишь под началом своих
царей или эфоров. Тогда Гелон заявил, что сиракузские триеры  будут  ждать
мидян не в Фракийском море, а в Ионическом.
     Еврит ожидал, что философ  вознегодует,  но  реакция  того  оказалась
весьма неожиданной.
     - Что ж, он поступил в высшей степени разумно.
     - Но тем самым он предает своих братьев-эллинов!
     - У него есть только один брат по  имени  Гиерон.  Если  бы  ситуация
требовала, чтобы он умер, Гелон, не  задумываясь,  отправил  бы  брата  на
смерть. Он умный политик, что в общем-то редкость. Если бы все тираны были
такими, клянусь я не поленился бы сочинить похвальное слово тирании!
     Спартиат не разделял восторга мудреца по поводу сиракузского  тирана,
поэтому он просто заметил:
     - Гелон отказал, но мы надеемся на помощь Ферона.
     Эмпедокл с сомнением покачал головой.
     - Ферон не сделает ничего, что может прийтись  не  по  нраву  Гелону.
Акрагант нуждается в помощи Сиракуз, а  кроме  того,  эти  два  тирана  на
редкость единодушны. Причем искренне единодушны! Должно быть, мир  еще  не
знал столь преданных друг другу союзников. - Здесь должна была  прозвучать
ирония, но Эмпедокл был вполне серьезен.  Ирония  прозвучала  в  следующей
фразе. - Порой мне думается, что их родила одна  мать.  Для  тринакрийских
эллинов подобное единодушие - великое благо. Ведь пока Сиракузы и Акрагант
вместе, ни одно государство, даже сама Парса, не сможет захватить Сицилию.
Я не думаю, что вам следует рассчитывать на помощь Ферона.
     - На все воля богов,  -  заметил  Еврит  со  свойственным  спартиатам
фатализмом.
     - Воля богов... -  задумчиво  повторил  Эмпедокл.  Его  губы  тронула
легкая усмешка. - Я расскажу вам одну  историю,  в  которую  необязательно
верить. Когда-то, много-много лет назад, с того времени, думаю,  сменилось
не менее трехсот поколений на земле объявились люди,  многим  отличавшиеся
от живущих сейчас. То, что умели делать  они,  недоступно  нам,  их  разум
проник в самые сокровенные тайны. Было еще одно  обстоятельство,  делавшее
их непохожими на нас. Там, откуда  они  пришли,  время  текло  иначе.  Это
трудно объяснить и еще труднее  понять.  Срок  их  жизни  равнялся  тысяче
поколений и в этом они уподобились  богам.  Ведь  они  оказались  по  сути
бессмертными. Они и вели себя как боги, подкрепляя свою  волю  знанием,  а
также оружием, против которого  не  могла  устоять  ни  одна,  даже  самая
сильная  армия.  Они  создали  великую  державу,  мечтая   сделать   людей
счастливыми. Это и был Золотой век, когда:

              Не было бога войны, не было бога смятений,
              Не было Зевса-царя, ни Кроноса, ни Посейдон