Вор выпучил глаза.
     - Разве маги умеют менять облик?
     - Этот умеет. Я думаю, царь щедро наградит тебя.
     Отшем задумался.
     - А если я признаюсь Артабану, как все было на самом деле?
     - Что ж, можешь попробовать, но я не советую тебе делать это по  двум
причинам. Первая - через три дня  я  пошлю  к  мидянам  человека,  который
расскажет о тебе  всю  правду.  Но  это  не  страшно  для  тебя,  ведь  ты
признаешься Артабану намного раньше. Я прав?
     Карандинец уклонился от прямого ответа.
     - Допустим.
     - Тогда  второе.  Я  хорошо  знаю  человека,  который  называет  себя
Артабаном. Он ни за что не оставит живым того, кто так много знает? Ты все
понял?
     - Да, - выдавил незадачливый лазутчик.
     - А теперь ступай вон. Я прикажу воинам проводить тебя через посты.
     Низко кланяясь, Отшем выскользнул из  палатки.  Вскоре  он  шагал  по
пестрым квадратикам полей к парсийскому лагерю.


     Парсы не начинали битвы четыре дня.  Четыре  дня  воины  выходили  из
лагеря, надеясь, что дерзкие эллины образумились и  освободили  проход.  И
каждый раз дозорные доносили, что ущелье по-прежнему перегораживает  стена
эллинских щитов. Артабан трижды посылал к вражескому предводителю послов и
те неизменно возвращались назад с дерзкими ответами.
     В первый раз спартанскому царю было  предложено  перейти  на  сторону
Ксеркса, за что повелитель Парсы обещал сделать эллина правителем  Эллады.
Леонид ответил, что предпочитает умереть за Элладу,  чем  властвовать  над
нею.
     На второй день посланец передал эллинам требование царя сдать оружие.
Ответ был лаконичен - приди и возьми.
     Назавтра перед  ущельем  выстроились  бессмертные,  парсы,  мидяне  и
киссии. Их было так много, что вся равнина оказалась заполненной блестящим
металлом оружия и доспехов.
     Несколько вельмож в сопровождении самых могучих воинов приблизились к
Деметриным воротам и обратились к стоявшему  перед  шеренгой  воинов  царю
Спарты:
     - Вы ничтожная кучка, дерзко вставшая против великого войска!  Вы  не
можете рассчитывать на победу!
     - Чтобы умереть, хватит и этих! - бросил Леонид.
     Воины вернулись в лагерь. На рассвете четвертого дня попытал  счастья
Артабан, пришедший к ущелью  один,  без  всякой  стражи.  Царь  вышел  ему
навстречу также один. О чем они говорили осталось неизвестным, но вельможа
возвратился взбешенный. Тем же вечером он говорил Таллии:
     - Все. Больше нельзя ждать ни дня. Что-то происходит. Я чувствую это.
Мне кажется, инициатива ускользает из наших рук. Армия теряет боевой  дух,
флот зализывает раны, нанесенные бурей, даже не пытаясь проскользнуть мимо
эллинских кораблей, чтобы ударить в спину этим безумцам.
     - Я давно говорила тебе, что пора начать  штурм.  Ведь,  если  верить
лазутчику, к эллинам все время подходят подкрепления.
     - Ты очень точно сказала: если верить! - Артабан хмыкнул. -  Вор  или
был обманут или лжет, руководствуясь какими-то своими соображениями. Воину
неоткуда ждать подкреплений. Это он пытается выманить нас на битву.
     - Зачем ему это нужно?
     Хазарапат искоса взглянул на девушку. В его взгляде было подозрение.
     - Пока не знаю. Возможно,  он  ищет  смерти.  Возможно  у  него  есть
какой-то план. Но как бы то ни было, нам придется завтра атаковать ущелье.
- Хазарапат вздохнул и сокрушенно покачал головой. - Эх, сражайся бы мы на
равнине, где достаточно места, и им не продержаться и часа. Но они  заняли
такую позицию, где численный перевес не решает абсолютно  ничего.  В  этом
ущелье не смогут развернуться и три сотни воинов. Воин умен, ох как умен!
     - А что он сказал тебе сегодня?
     - Послал. Так далеко, где я еще никогда не бывал.
     Таллия  захохотала.  Звонко  и  заразительно.  Артабан,  улыбнувшись,
поцеловал ее в чуть припухлые губы.
     - Завтра мы их сомнет. Завтра...
     И наступило завтра.



                           3. ПРОТИВОСТОЯНИЕ

     То, что происходило эти два дня, можно назвать одним кратким словом -
резня. Это было взаимное избиение, где мидяне [мидийцы -  правильней  было
бы мидяне; но так как эллины всех  жителей  Персидской  империи  именовали
мидянами, то автор счел удобным назвать жителей сатрапии Мидия  мидийцами]
падали на землю в сто раз чаще, чем эллины, и в конце  концов  покрыли  ее
ковром мертвых тел. Это трудно назвать битвой, ибо история не знала  битв,
когда груды трупов возвышались над головами еще  сражающихся,  когда  было
безысходство, но не было пути к отступлению. Это была резня.
     Пройдут века, и человечество познает ужасные войны. Оно  услышит  рев
пушек и, зажмурив глаза, будет следить  за  тенью  ядерного  облака.  Ряды
бойцов будут выкашивать сначала  ядра,  потом  шрапнель,  потом  пулеметы.
Громадные крупповские "доры" сотрут в порошок колонны,  беспечно  шагающие
на марше. В небо взовьются самолеты, наполняя землю  грохотом  разрывов  и
огненными всплесками напалма. Но нет, не было и никогда  не  будет  ничего
страшнее рукопашного боя, резни, когда меч в меч, штык  в  штык,  глаза  в
глаза. Когда нет надежды на  бога  и  зенитную  артиллерию,  а  приходится
верить лишь в собственную силу и крепость стали. И некуда деться - ведь  в
грудь смотрят копья врагов, а сзади теснят друзья. И ты меж  двух  стен  -
сверкающих и беспощадных. Эти стены катятся на тебя и  разрывают  в  своих
звонких объятиях. И нет спасения.
     Именно так чувствовали себя мидяне, падая лицом в каменистую землю.
     Но начнем все по порядку - и наступило завтра.
     Сквозь миндалевидные щели личины Леонид наблюдал  за  приближающимися
мидянами. Их было никак не менее десяти тысяч, настроены они  были  весьма
воинственно.  Размахивая  копьями  и  мечами  варвары  плотными  шеренгами
втягивались в узкую горловину ущелья. Поначалу они  шли  более  или  менее
свободно, держась на достаточном расстоянии от  моря  и  отвесных  склонов
Каллидрома, но по мере продвижения вперед постепенно  сбивались  в  тесную
кучу. Тех, что двигались крайними  справа,  притиснули  к  скалам,  шедших
слева оттеснили в море и теперь они с огромным трудом вытаскивали ноги  из
липкой грязи.
     Так и должно было случиться. Вместо того, чтобы попытаться  пробиться
небольшими сплоченными отрядами, чередуя натиск тяжелой пехоты с  налетами
конницы, мидийцы пытались  взять  навалом,  используя  огромное  численное
преимущество, которое в данных условиях не давало им ни  малейшей  выгоды.
Леонид усмехнулся и извлек из ножен меч. С ним было всего сто  спартиатов,
стоявших по десять человек в ряд. Одиннадцатый в теснине Деметриных  ворот
уже не помещался. Сто человек - ничтожный отряд в обычной битве, но в этих
условиях они образовывали щит,  способный  остановить  любую  армию.  Этот
сверкающий бронзой четырехугольник, клином запечатавший узкое ушко ущелья,
представлял первую линию обороны. На расстоянии стадия  находилась  вторая
линия - двадцать шеренг гоплитов по  пятьдесят  человек  в  каждой.  Здесь
дальше была третья линия -  укрепленная  стена,  защищаемая  феспийцами  и
фиванцами. Тысяча покров занимала склоны Каллидрома. Прочие воины  были  в
резерве,  им  надлежало  сменить  сражающихся  товарищей  как  только   те
устанут...
     Послышалось грозное жужжание и в щиты спартиатов с  лязгом  ударились
первые стрелы. По команде Леонида первый ряд гоплитов опустился  на  левое
колено, прикрывая  щитами  себя  и  ноги  гоплитов  второго  ряда.  Воины,
стоявшие дальше, подняли щиты над собою, отбивая стрелы, падающие  сверху.
Получилась непробиваемая стена, ощетиненная двумя  рядами  копий.  Мидийцы
как-то стреляли, надеясь найти щель в фаланге, но убедившись, что не могут
принести эллинам никакого урона, убрали луки за спину и взялись за  копья.
Они подступали медленно, устраненные безмолвной неподвижностью спартиатов.
Когда  до  бронзовой  стены  осталось  не  более  десятка  шагов   мидийцы
нестройной толпой бросились вперед, надеясь разорвать неприятельский строй
дружным натиском.
     Спартиаты встретили врагов ударами копий.  Древко  эллинского  копья,
сделанное из прочного кизила, примерно на локоть длиннее  мидийского;  это
давало лакедемонянам определенное преимущество.  Десять  мидийцев  ударили
копьями в щиты присевших на колено эллинов и  тут  же  рухнули,  сраженные
замертво. На смену им пришли другие, завязалась сеча. Варвары беспорядочно
лезли на спартиатов  и  падали  замертво.  Звенел  металл,  летели  копья,
бросаемые  мидянами  через  головы  сражающихся  товарищей.   Гоплиты   не
отступали ни  на  шаг,  поражая  врагов  с  четкостью  хорошо  отлаженного
механизма. Отчаявшись пробить брешь в фаланге, некоторые мидийцы  пытались
зайти сбоку, но едва они сходили с дороги, как тут же  попадали  в  вязкую
соленую кашу и уже не могли выбраться из нее, так как их место на  твердой
земле к тому времени занимали новые воины.
     Вскоре на дороге образовался вал из тел сраженных  мидийских  воинов.
Среди спартиатов не было ни убитых, ни даже раненых. Понукаемые сотниками,
которых можно было отличить по  серебряным  эфесам  мечей,  варвары  стали
стаскивать трупы в воду, освобождая место для  новой  схватки.  Эллины  не
препятствовали им.
     Убрав убитых, мидийцы бросились в новую атаку. Спартиаты  отразили  и
этот  натиск,  нагромоздив  перед  собой  еще  один  вал  из  трупов.  Это
повторялось не единожды, пока Леонид не решил, что пора сделать игру более
интересной. Выждав момент, когда варвары ослабили натиск, в очередной  раз
занявшись уборкой трупов, царь прокричал:
     - Назад!
     Заранее предупрежденные об этом маневре,  воины  начали  пятиться,  а
затем и вовсе побежали назад, открывая  врагу  путь  в  ущелье.  В  первое
мгновенье мидийцы не поверили своим глазам. Потом они радостно завопили  и
устремились вдогонку за струсившими эллинами.  Спартиаты  достигли  второй
линии и, пройдя сквозь нее, скрылись за спинами товарищей. Вместо  бегущих
врагов мидийцы вдруг увидели еще одну сверкающую стену. Но теперь  она  не
защищалась, а готовилась к броску. Едва варвары  заполнили  освободившуюся
часть ущелья, царь вскинул меч и прокричал:
     - Вперед!
     Эллины дружно бросились на неприятелей. На лицах мидийцев, уже  почти
поверивших в свою победу, появилось замешательство. Передние замедлили шаг
и попытались остановиться, но толпа напирала, толкая  их  прямо  на  копья
бегущих гоплитов. Удар бронированных воинов был страшен. Сверкающая  стена
в едином порыве подмяла под себя несколько сот врагов. Остальные ударились
в бегство, не помышляя о сопротивлении. Стремясь  побыстрее  вырваться  из
ущелья мидийцы мешали друг другу, а эллины безжалостно поражали их ударами
в спину. Многие устремлялись в море и накрепко увязали в жидкой грязи. Они
стали  добычей  пельтастов  [пельтасты  -  у  эллинов  легкие   пехотинцы,
вооруженные  луками,  дротиками  и  щитами-пельтами],  бежавших  вслед  за
гоплитами.
     Преследование было прекращено лишь когда эллины вернулись  на  место,
какое занимали до своего ложного отступления.
     И вновь стена из ста гоплитов перегородила ущелье. Варварам надо было
начинать все сначала.
     Мидийцы в этот день ходили в атаку еще трижды. Эллины снова  и  снова
заманивали врага до второй линии обороны и безжалостно истребляли. Пестрые
хитоны варваров сплошь покрыли землю, так что защитники ущелья ступали  по
трупам. Эллины же потеряли  всего  десять  человек,  около  тридцати  было
ранено.
     К полудню мидийцы выдохлись, а  Артабан  велел  киссиям  сменить  их.
Киссии были отважны и  смекалисты.  Они  пытались  действовать  хитростью.
Часть варваров полезла на скалы, прочие несли  с  собой  бревна  и  камни,
желая замостить гать  и  увеличить  фронт  битвы.  Однако  оба  эти  плана
потерпели полный крах.  Киссиев,  что  пытались  подняться  на  Каллидром,
обратили в бегство опунтские локры, бревна и камни потонули в грязи, так и
не сделав дно залива более твердым.  Словно  вознаграждая  врагов  за  эту
неудачу, эллины вновь оставили Деметрины ворота и отступили вглубь ущелья.
На этот раз они отошли еще дальше, аж до  самой  стены.  Киссии  поспешили
воспользоваться  предоставленной  им   возможностью.   Теснину   заполнило
неисчислимое множество воинов, часть которых  сидела  на  конях.  Пестрые,
покрытые сверкающими медными чешуйками хитоны раскрасили мертвую  землю  в
яркий цвет. Принесли лестницы,  и  возглавлявший  варваров  Анаф  приказал
начать штурм.
     К стенам подступили  сотни  лучников.  Под  прикрытием  смертоносного
дождя воины начали карабкаться на  каменную  насыпь.  Эллины  поражали  их
сверху ударами копий, бросали  дротики,  пускали  стрелы.  Сотни  варваров
падали  к  подножию  стены,  образуя  вал  из  окровавленных  тел.  Прочие
остервенело лезли по этим трупам, чтобы через мгновение  присоединиться  к
ним  с  пробитой  грудью  или  разрубленной  головой.  Киссии  были  полны
отчаянного мужества, но им были преисполнены и эллины. Защищенные  прочным
доспехом, имея большой щит и длинное копье сыны Эллады превосходили врагов
в рукопашной схватке. Бронзовые латы пелопоннесцев выдерживали удары мечей
варваров, легкие камышовые стрелы застревали в прочных  щитах.  Закаленная
сталь копий и мечей эллинов  насмерть  поражала  врагов.  Обшитый  медными
пластинками хитон не был преградой для отточенного острия, войлочные митры
не спасали от рубящего удара, щиты не  выдерживали  долгого  знакомства  с
эллинским клинком и разлетались. Несметное множество киссиев полегло  пред
каменной преградой, лишь изредка меж пестрыми хитонами варваров можно было
заметить красно-бронзовый доспех эллина.
     Леонид выждал, пока вал из трупов не поднялся почти до  самого  верха
стены и лишь после этого приказал контратаковать. Эллины спрыгнули вниз  и
разом ударили на врага. В центре фаланги шли спартиаты во главе  со  своим
царем, с огромной силой обрушивавшим  меч  на  голову  пятившихся  врагов,
слева - феспийцы, возглавляемые храбрым Демофилом, справа  -  фиванцы  под
командой Леонтиада. Позади двигалась еще одна линия, составленная из  двух
тысяч аркадян.
     Эллины врезались в толпу варваров острым клином и началось  избиение.
Бронзовые воины безмолвно теснили врагов,  без  устали  орудуя  копьями  и
мечами. Варвары падали сотнями  и  тысячами.  Даже  умирая,  они  пытались
сражаться, хватаясь за  ноги  шагающих  по  их  телам  гоплитов.  Следовал
быстрый удар копьем или мечом и киссии покидал  этот  мир,  отправляясь  в
светлые выси Гародманы.  А  окровавленная  сталь  уже  искала  себе  новую
жертву.
     Варвары продержались совсем недолго.  Вскоре  они  бросились  бежать,
подставив под удары спины. Эллины преследовали их по  пятам  и  беспощадно
избивали. Кричали смертельно раненые, вставали на дыбы перепуганные  кони,
сбрасывавшие на землю  всадников.  Сталь  тупилась,  утомившись  рассекать
кости, но бронзовые воины не знали усталости. Они вонзали копья  в  спины,
бедра, поясницу; сверкающие мечи опускались на  головы  и  плечи.  Варвары
молили о пощаде, но пленных не брали. Таков был приказ Леонида. Из  ущелья
выбралась едва ли треть  воинов  из  числа  тех,  что  вошли  туда.  Землю
Фермопил покрыл еще один причудливый ковер из мертвых тел.
     Кровавая потеха увлекла и самих парсов. Артабан двинул на  непокорных
эллинов, арабов, ливийцев, эфиопов и фракийцев. Эти легкие и быстрые воины
обрушили на фалангу тучу  дротиков  и  стрел,  которые  и  впрямь  закрыли
заходящее за скалы солнце. Бронзовая стена поглотила смертоносный дождь и,
выждав момент, когда враги приблизятся, рассеяла их стремительным  ударом.
Варварам не помогли ни копья с рогами антилопы, ни диковинные  палицы,  ни
львиные шкуры, которыми они  прикрывали  тело.  Мидяне  бежали.  А  вскоре
погасло солнце первого дня.


     Смеркалось. На поле брани сошла тишина. В  воздухе  веяло  смертью  и
запахом разлагающейся крови. Жуткое зрелище  представало  глазам  эллинов,
взирающих со стены на ущелье, заваленное мертвыми телами. Жуткое...
     Леониду, пережившему на своем веку бесчисленное  множество  сражений,
случалось видеть  всякое.  Он  помнил  крепостные  рвы,  до  самого  верха
заполненные  изуродованными  трупами,   ужасающую   панораму   бесконечных
выжженных равнин, на которых нашли гибель целые армии,  изумрудные  холмы,
испещренные окровавленными телами павших воинов.  Но  подобного  не  видел
даже он.
     Вообразите себе узкий коридор, примерно два стадия в длину и не более
шестидесяти футов в ширину, стиснутый отвесным склоном с одной  стороны  и
зыбучей гладью моря с другой. И  весь  этот  коридор,  площадью  не  более
двадцати плетров, сплошь завален мертвыми телами. Мидийцы и Киссии,  арабы
и эфиопы, лидийцы и фракийцы. Диковинные белые бурнусы рядом  с  доспехами
из буйволовой кожи, лисьи шапки - с шлемами из лошадиных шкур,  парсийские
копья и мечи - с диковинным оружием полудиких южных племен.
     Умершие лежали в самых разнообразных позах - порой причудливых и даже
вычурных, - в каких их застала смерть. Кто-то умер почти спокойно,  сложив
руки на груди или вдоль туловища. Других  смерть  нашла  в  движении;  они
лежали, подогнув под себя ноги, словно пытаясь встать  и  продолжить  свой
путь. Третьи пали в жаркой схватке, их  руки  крепко  сжимали  иззубренное
оружие, а в  остекленелых  глазах  навечно  застыл  азарт.  Ужасней  всего
выглядели те, кто умерли в мучениях, кому боги не даровали быстрой смерти.
Их лица были искажены мукой,  а  члены  сведены  страшной  судорогой,  что
пронизывала мышцы в последние мгновения жизни  и  не  отпустила  и  тогда,
когда пришла смерть.
     Рассматривая груды одеревеневших трупов  нетрудно  было  представить,
что происходило в том или ином месте утром, в полдень или  перед  закатом.
Вот  здесь   наступали   мидийцы.   Наступали   бескровно,   не   встречая
сопротивления. Невозможно увидеть ни одного  воина,  лежащего  головой  на
восток. Все трупы, расположенные почти идеальными рядами, будто их свалила
неведомая могучая сила, устремлены к  западу,  к  спасительным  Деметриным
воротам; они словно пытаются уползти из  проклятого  ущелья,  ставшего  им
могилой. И почти все они имеют рану в спине или в затылке - след эллинской
стали, нанесшей позорящий удар. Лишь  немногие  отважились  повернуться  и
встретить смерть лицом. Как, к примеру, вот  этот  сотник,  на  чьем  теле
можно насчитать добрый десяток ран и чей изогнутый  меч  покрыт  спекшейся
кровью. Он защищал свою жизнь, а, быть может, пытался  остановить  бегущих
воинов, вонзая бронзовый клинок в их животы и шеи. Затем он получил удар в
пах, изогнулся и тут же несколько копий впились в его грудь. Одно  из  них
вошло слишком глубоко, застряв меж ребрами. Эллин не смог вытащить  его  и
устремился дальше с извлеченными из ножен мечом.
     А в этом месте лезли на стену киссии. Лезли отчаянно,  порой  забывая
прикрыть себя щитом. У большинства из  них  разрублена  голова.  Войлочная
тиара быть может предохраняет от солнца, но никак  не  от  хорошего  удара
мечом. Их смерть была  мгновенной  и  умерли  они  с  радостным  ощущением
ярости. Теперь по обезображенным  гримасой  лицам  ползали  зеленые  мухи,
привлекаемые мертвой кровью и жирными  сгустками  выплеснутого  из  черепа
мозга.
     Пройдем  чуть  дальше,  на  небольшой  холм.  Его  занимали  лучники,
посылавшие стрелы  в  феспийцев,  оборонявших  левый  участок  стены.  Они
поработали на совесть - двадцать  гоплитов  недосчитается  городок  Феспии
после этого боя, - но увлеклись и не успели броситься в бегство вместе  со
всеми. Перешедшие в атаку эллины отсекли их от прочих и истребили всех  до
единого. Ярость феспийцев была столь велика, что они уродовали уже мертвые
тела, вонзая копья в холодеющую плоть.
     Сразу за холмом навалена куча мертвых коней  и  их  хозяев  -  богато
одетых киссиев. Эти воины были телохранителями Онафа. Они прикрыли бегст