оте  длинные  волосы.  Существо  медленно  открыло
глаза. Оказывается, глаза у него  были  под  цвет  волос.  Но  светились
поярче.
   - Приветствую  тебя,  грядущая  ночь!  -  тихо,  но  в  то  же  время
торжественно изрекло существо голосом, не принадлежащим к миру живых.  -
Приветствуй и ты меня, своего господина.
   С этими словами существо энергично  выбралось  из  гроба.  Его  глаза
сверкнули, как габаритные огни. Видимо, эта вспышка стала причиной того,
что на стенах сами собой разгорелись  неровным,  робким  пламенем  узкие
высокие свечи в старинных, заплывших воском шандалах. При  свете  свечей
существо можно было рассмотреть подробнее. Почти во всем оно  напоминало
мужчину, худого, крайне изможденного и немощного. Он зябко кутался то ли
в залоснившийся ветхий халат, то  ли  в  плащ.  Тощие  узловатые  пальцы
украшались  когтями,  а  когда  существо  зевнуло,  выяснилось,  что  по
роскошным клыкам его можно смело классифицировать как вампира.
   Людвиг  Честнейший,  Мастер  московских  вампиров,  занимающий   этот
солидный пост почти половину тысячелетия  (о  да,  он  помнил  многое  и
многих!), подошел к стене и нажал на невидимую  для  непосвященных  глаз
панельку. Часть стены сдвинулась, как ширма, открывая крошечную комнатку
наподобие артистической гримуборной. Облако тлена и  нафталина  выбилось
из комнатушки, но Мастер  не  обратил  на  это  никакого  внимания.  Его
обоняние  реагировало  на  иные  ароматы.  Чему-то  загадочно  и   жутко
улыбнувшись, Людвиг Честнейший подошел к  висевшему  на  стене  комнатки
зеркалу.
   Да, это можно было назвать зеркалом. Правда, с одной оговоркой: живые
люди предпочитают амальгаму. Зеркало вампира было выточено из  минерала,
цветом и  блеском  напоминающего  гематит,  и  в  его  черном  овале  не
отражалось ничего. Кроме самого Людвига Честнейшего.
   Разумеется,  как  всякий  вампир,  господин  Честнейший  относился  к
зеркалам с предубеждением. Но черное зеркало  было  ему  необходимо.  Он
должен видеть облик, который  на  данный  момент  принимает  его  ветхая
плоть.
   Мастер  вампиров  взглянул  на  поверхность  темного  овала.  Но  там
отразилось не треугольное лицо старца, напоминающего мумию.  Отнюдь.  Из
зеркала на вампира глядел  худощавый,  но  вполне  крепкий  мужчина  лет
пятидесяти с внешностью типичного жителя Москвы, к тому  же  облеченного
властью. В  зеркале  тусклым  золотом  блеснули  подполковничьи  погоны,
украшавшие серый форменный китель, и кокарда на серой же фуражке.
   - Пора на службу, - сказал себе видоизменившийся вампир.
   Службу свою подполковник милиции Людвиг Честнейший искренне  ценил  и
уважал. Он несколько десятилетий служил в сто седьмом отделении милиции,
начал с сержанта, а теперь вот занимал руководящий пост. Хотя  карьерный
рост его интересовал мало, он пришел в  милицию  не  ради  повышения  по
службе, а для непрекращающейся борьбы с  правонарушениями  и  особенно-с
правонарушителями. Однако  вышестоящее  руководство  ценило  Людвига  за
дисциплинированность,  инициативность  и   умение   работать   с   такой
неприятной   для   милицейских   категорией   граждан,   как   социально
неблагополучные элементы.
   ... Оглядев безупречно  обтекавшую  тело  милицейскую  форму,  Людвиг
опять улыбнулся и  двинулся  на  кухню.  По  мере  его  передвижения  по
комнатам в настенных  канделябрах  разгорались  и  гасли  свечи,  словно
приветствуя жуткого жильца. На кухне вампир сверил время своих  наручных
часов с теми, которые отщелкивали минуты при помощи  берцовой  кости,  а
потом, взявшись за  выпуклый  шпенек  в  центре  громадного  циферблата,
потянул его на себя. В циферблате что-то щелкнуло, и  он  принялся  тихо
гудеть, как старый трансформатор. А затем циферблат превратился в экран.
И этот экран демонстрировал  все  происходящее  во  вверенном  попечению
вампира отделении в режиме реального времени.
   Людвиг понаблюдал за тем, как сменились  дежурные  (так-так,  сержант
Курехин опять явился на ночное дежурство слегка нетрезвым,  несмотря  на
то что несколько раз получал от него, Честнейшего, выговоры. Придется  с
ним серьезнее разобраться). Младший лейтенант  Семенов,  судя  по  смеху
остальных, рассказывал какие-то непристойности.  Ох,  Семенов,  Семенов!
Хорошо, что у парня  вялотекущая  лейкемия,  иначе  давно  бы  начальник
высосал из него всю кровушку, чтоб не ходил такой глупый  и  бестолковый
человек по земле живых, не позорил высокое звание homo sapiens...
   Нет, ни в коем случае нельзя  сказать,  что  подполковник  Честнейший
использовал кровь своих подчиненных,  как  это  делают  многие  вампиры,
работая директорами крупных корпораций, банков и фирм.  За  века  своего
бытия  Людвиг  неуклонно  следовал   двум   классическим   добродетелям:
умеренность и аккуратность. Потому-то и оставался до сих пор Мастером и,
работая рядом с жертвами, не вызывал у них никаких нехороших подозрений.
   А работу свою Мастер любил и ценил. Ему нравилось  постоянно  ощущать
себя этаким принцем-инкогнито, решившим пожить  в  бедняцких  кварталах.
Ведь бытие вампира отличается от жизни обычного  человека  примерно  тем
же, чем тога Цезаря отличается от рубища галерного  раба.  Хотя  Цезарь,
смеха ради, может примерить рубище. И при этом  остаться  императором...
Так и Людвиг Честнейший, погружаясь в рутину обычных милицейских дел,  с
удовольствием занимаясь тем, что нормальные люди постараются спихнуть на
чужие плечи, испытывал состояние,  близкое  к  экстазу.  Впрочем,  живым
этого не понять.
   А его подчиненным - тем более. Среди рядового  состава  сто  седьмого
отделения подполковник Людвиг Честнейший слыл дядькой душевным, но,  что
касаемо работы, - невероятно строгим. Прогулов, нетрезвого вида и всякой
аморалки он на дух не переносил и устраивал проштрафившемуся  глобальный
разнос. Однако если дело касалось финансовых проблем  подчиненных  (сами
знаете, какая у рядового мента зарплата - кот  не  то  что  наплакал,  а
просто в душу нагадил!) или проблем  с  их  заболевшими  родственниками,
Честнейший  мгновенно  приходил  на  помощь.  Он  охотно  ссужал  коллег
деньгами до получки и никогда не напоминал о долге, хотя ему все  всегда
отдавали в срок и  до  копейки.  Он  помогал  молоденьким  перспективным
сержантикам  сделать  достойную  карьеру.  Он  безоговорочно  подписывал
коллегам заявления об отпуске и больничные листы. Словом,  мечта,  а  не
начальник.
   Вероятно поэтому сто седьмое  отделение  милиции  числилось  в  числе
почти образцовых. Хотя бы уже по той причине, что процент раскрываемости
местной  бытовухи  (пьяные  драки  зятя  и  тещи,  хищение  колбасы   из
холодильника в особо крупных размерах, спекуляция поддельными памперсами
etc.) был оптимистично высоким. На вверенном заботам Людвига Честнейшего
участке  оперативно  отлавливались  бомжи,  наркоманы,   мелкие   сявки,
домушники  и  прочее  человеческое  отребье.  Всех   их   ждала   камера
предварительного заключения  и  ночная  проникновенная  беседа  с  самим
подполковником.
   Да, кстати, это нужно отметить особо - начальник отделения на  службе
появлялся исключительно во время  ночного  дежурства.  Высшие  инстанции
поначалу с удивлением отмечали сей факт, а потом махнули  рукой  -  днем
Честнейшего замещал вышколенный и инициативный майор, так что можно было
сказать,  что  оперативная  деятельность  сто  седьмого   отделения   не
прекращалась ни днем, ни ночью. А то,  что  сам  начальник  предпочитает
ночные дежурства, даже говорило в его пользу - на работе горит  человек,
радеет о том, чтоб любимый  город  мог  спать  спокойно  и  видеть  сны.
Начальник даже семьей не обзавелся; милиция  для  него-и  семья,  и  дом
родной.
   ... Только вряд ли кто-нибудь мог догадаться, что милиция для Людвига
Честнейшего - еще и столовая самообслуживания.
   Ведь  недаром  с  таким  энтузиазмом  милицейские  наряды  (часто   с
начальником во  главе)  прочесывали  по  ночам  свалки,  воняющие  мочой
подвалы  панельных  домов,  заброшенные   ларьки,   внутренние   дворики
супермаркетов и прочие места скопления бомжей,  наркоманов  и  остальных
человеческих отбросов. Все задержанные (нарушение общественного порядка,
отсутствие документов и вида на жительство, злоупотребление наркотиками,
сопротивление органам правопорядка) препровождались в отделение, где  им
предстояло провести ночь  в  "предвариловке"  в  обществе  подполковника
Честнейшего. Подполковник шел к бомжам и шлюхам,  по  выражению  коллег,
"читать проповедь" и запирал за собой двойную железную  дверь.  Дежурные
слышали  только,  как  ровный,  даже  какой-то   сострадательный   голос
начальника выговаривает подонкам за  их  не  правильный  образ  жизни  и
призывает измениться и стать достойными членами общества.  Слышно  также
было, что некоторые из подонков нецензурно возражали таким призывам,  но
возражения быстро стихали, и из камеры потихоньку  доносились  покаянный
плач и заверения, что теперь-то, начальник, мы с такой житухой  завяжем.
А Честнейший все говорил и говорил, его голос обволакивал, успокаивал  и
усыплял, в камере воцарялась тишина. И если бы подчиненные  заглянули  в
камеру в момент наступления этой благостной тишины, то увидели,  как  их
безукоризненный  начальник  жадно  впивается   в   шеи   погруженных   в
сверхъестественный транс людей, не брезгуя ни бомжем, ни наркоманом...
   Безусловно, Людвиг Честнейший был  не  настолько  глуп  и  прожорлив,
чтобы навести на себя подозрения по поводу  того,  что  за  ночь  вполне
живые бродяги становились хладными трупами. О нет! Он просто никогда  не
выпивал человека до конца, оставляя ему возможность прожить еще сутки  и
скончаться от непонятной слабости где-нибудь далеко за пределами родного
отделения. Такая сдержанность, конечно, давалась ему, Мастеру московских
вампиров,  с  трудом.  Ведь  для  него,  вампира,  не  вкусить  смертной
человеческой агонии было все равно что мужчине дойти до высшей  точки  и
вместо  оргазма  испытать  глубокое  разочарование...  Но   осторожность
превыше всего! Раз или два Людвиг не смог себя сдержать  -  и  выпил  до
конца какого-то пьяницу,  а  потом  до  невероятия  обкурившуюся  анашой
девицу. Он испытал огромное наслаждение, экстаз, восторг, но  потом  ему
пришлось вместе со своими подчиненными активно выяснять, отчего в камере
тихо скончались двое заключенных. Конечно, на него никто не подумал,  да
и как тут думать на порядочного человека, когда сразу ясно:  один  помер
от отравления паленой водкой, а другая - от передозы. К  тому  же  клыки
Мастера вампиров никогда не оставляли следов на человеческой коже...
   Мастер вспомнил, как он пил в последний раз, и его плоть содрогнулась
в легкой волне экстаза. Он  понял,  что  голоден.  Конечно,  он  мог  бы
охотиться и просто на  темных  московских  улочках,  как  всякий  другой
вампир, но у него был свой метод. Свой стиль.  И  даже  своя  идеология:
ведь он выпивал жизни самых недостойных и ничтожных людишек, от  которых
общество отвернулось и, кстати, от которых это самое общество надо  было
ему, подполковнику милиции, защищать. Вот он и защищал. В какой-то мере.
   Голод усилился. Это нормально. Голод обостряет чувства и способности.
Голод  возвещает  о   приближении   ночи,   которая   дарит   насыщение,
умиротворение и довольство. Голод зовет к месту охоты. Точнее,  к  месту
службы.
   Людвиг посмотрел на экран. Повинуясь его мысленным требованиям, экран
высвечивал то сонные лица дежурных, то пачки  документов  на  столе,  то
стеллажи с папками делопроизводства. Порядок, везде порядок,  как  он  и
любит... Патрульная группа выехала прочесывать вечерние московские улицы
на предмет хулиганов и прочего отребья... А в камере у  нас  нет  ничего
новенького?
   Есть! Мастер вампиров  даже  скребнул  когтями  по  стеклу  экрана  в
предвкушении.  Двое  крепких  парней,  увлеченно   друг   другу   что-то
рассказывающих. Один - явный негр, другой - скрытый  кавказец.  Впрочем,
национальность не имеет значения. Значение имеет только кровь.
   Голод  стал  каким-то  запредельным,  и   Мастер,   отключив   экран,
стремительно  прошел  к  выходу.  Его  сознание   требовало   повторения
наслаждения. Ему нужна была человеческая агония... Ну что ж.
   Одного из этих мальчиков он выпьет полностью. И сымитирует дело  так,
что тот скончался от... например, анафилактического шока.
   Вампир уходил из своего логова. Свечи торопливо гасли.
   Небо почему-то затянуло тучами. И серый неживой свет  душного  вечера
не раздражал глаза Мастера  вампиров.  Он  думал  о  приятных  вещах.  О
предстоящей охоте. О том, что эта ничтожная ведьма (Белинская, кажется?)
наверняка уже отправила в Главную контору факс с согласием сотрудничать.
Потому что в случае ее отказа охота Мастера  продлится.  И  жертв  будет
больше. Что тоже не лишено определенной приятности...
   До истечения срока ультиматума, предъявленного Викке, оставалось чуть
более двух часов.
   Людвиг Честнейший с ясным лицом простого москвича шел на работу.
 
*** 
 
   ... Марья и Дарья Белинские добрались до дома, когда  небо  заволокло
вечерними тучами и внезапно поднявшийся ветер взвихрил песок в песочнице
на детской площадке и хлестнул девушек этим песком по ногам.
   - Черт! - выругалась Дарья и, схватив  за  руку  сестру,  ринулась  в
подъезд. Ей все еще казалось, что из-за угла вот-вот вырулит милицейская
машина и голосом  громкоговорителя  потребует,  чтобы  они  остановились
именем закона...
   В квартире их ждали родители. Это нормально. А вот то, что  выражения
родительских лиц были такими, словно квартира заминирована и  до  взрыва
осталось три минуты, нормальным никак назвать нельзя было.
   - Мам, мы тебе все объясним, мы не могли прийти раньше,  -  с  порога
заныла Машка, по-своему истолковав мрачность Викиной физиономии.
   В отличие от сестры Даша верно оценила обстановку:
   - Что у вас случилось?
   Вика на вопрос среагировала неадекватно:
   - Где африканец?
   - В милиции, -  выдохнули  девочки  и  принялись  наперебой  излагать
родителям, как было дело.
   - Вот как, значит... - проговорила Вика в  пространство.  -  Не  было
печали!
   - Мам, ну мы не виноваты!
   - Виноваты! Вы женщины, у вас серого  вещества  в  черепе  больше  на
восемнадцать  процентов,  чем  у  этих  балбесов!  Вы   понимаете,   что
натворили?! Вы знаете, в каком положении мы сейчас находимся?!
   - М-гм?
   - Мастер  московских  вампиров  предъявил  мне  ультиматум,  согласно
которому я в полночь должна  отправить  ему  подтверждение  правоты  его
требований...
   - А чего он от тебя хочет?
   Вика с ненавистью посмотрела на телефон:
   - Чтобы я убила их злейшего врага. Чтобы  я  лишила  жизни  человека,
уничтожившего кланы Кадушкиных и Пальцевых.
   - Ну и...
   - Вы что, девочки, уже забыли, что это наш гость из  далекой  Африки?
Наш славный мальчик-колдун!
   - Нет, мам, этого нельзя делать!
   - Чего нельзя?
   - Убивать Сото!
   - Это я и без вас знаю. И не  собираюсь  идти  навстречу  требованиям
каких-то ходячих мертвецов с  клыками.  Только  это  означает  одно:  не
получив моего согласия, Мастер примется за любые подлости по отношению к
нашей семье.
   - Словом, вводим комендантский час и  ставим  по  периметру  квартиры
защиту типа "Антивампирин", - писатель-фантаст полез в  кладовку,  долго
там гремел и чертыхался и  наконец  извлек  на  свет  божий  неаппетитно
выглядевшую связку:
   - Ты этих сушеных нетопырей имела в виду, дорогая?
   Вика перехватила упырей и сказала:
   - Да. Только толку от них... Ох, девочки! Идите поужинайте  хотя  бы,
не разрывайте моего сердца...
   - Мам, ну что ты так переживаешь! - Даша неожиданно  для  себя  самой
подошла к матери и обняла ее. - Ты ведьма, я  ведьма.  Вдвоем  мы  любых
вампиров одолеем.  А  еще  у  папы  есть  спортивное  ружье,  его  можно
серебряными пулями зарядить. А Машка косяки дверные чесноком натрет...
   - Чеснок не поможет. - Вика сначала вздохнула, а потом  притиснула  к
себе дочку и рассмеялась впервые за весь вечер. -  Ладно,  ведьмочка  ты
моя! Ты права, нос вешать не стоит. Только...
   - Да?
   - Лучше бы Сото был сейчас с нами, а не в милиции где-то у  черта  на
куличках.
   - Так давайте поедем за ними! Чего ребятам  в  этой  дурацкой  камере
маяться! Они голодные небось там сидят, замерзшие...
   Авдей глянул на часы.
   - Сколько примерно ехать до того отделения? - спросил он.
   - Не знаю, - поджала губы Марья, старательно что-то высчитывая. -  Но
бежали мы от него минут двадцать, а потом до дома  добирались  на  метро
часа три со всеми  пересадками.  И  тут  еще  на  троллейбусе  до  нашей
остановки.
   - То есть если даже мы возьмем такси, то приедем в  эту  ментовку  не
раньше полуночи. В это время там с нами никто разговаривать насчет ребят
не станет - дежурные наверняка спят и не  будут  оформлять  освобождение
под залог и прочие формальности. Они предложат нам подождать до утра...
   - Логично.
   - А утром мы можем вернуться  не  в  свой  дом,  а  в  его  дымящиеся
развалины, потому что молодчики Мастера вампиров решили показать  ведьме
Викке, кто в столице главный, - сказала мама-ведьма и принялась  снимать
со связки по сморщенному  серому  нетопырику  и  при  помощи  серебряных
английских булавок крепить эти трупики к обоям. -  В  эту  ночь  нам  из
квартиры никак уходить нельзя.
   - А ребята? - пискнула Даша.
   - Ну не убьют же их в этой ментовке! - в сердцах воскликнула Вика.  -
Тем более что, судя по вашим впечатлениям, они не из  тех,  кто  покорно
даст расквасить себе физиономию. Переночуют в камере. А с  первым  лучом
солнца, который лишит  вампиров  возможности  действовать,  мы  помчимся
освобождать ваших кавалеров. Кстати, для Сото пребывание в милиции будет
еще одним незабываемым впечатлением о визите в Москву.
   - Мам, у него ведь документов нет! Его без паспорта не выпустят.
   - Это мелочи, - отмахнулась Вика.  -  С  этим  я  справлюсь.  Главное
сейчас - пережить эту ночь.
   Родители стояли как два бойца у амбразуры. Только вместо  автомата  у
Вики в руках - связка сушеных летучих мышек.
   - Мам, я хочу тебе помочь в колдовстве, - потребовала Дарья.
   Вика чуть расслабилась.
   - До полуночи у нас еще есть время. Хотя бы на  то,  чтоб  поужинать.
Так что сначала - ужин, а потом все остальное.
 
*** 
 
   Ужинали почти по-походному, потому что ни  бутерброды,  ни  творог  с
изюмом, ни чай, ни даже булочки с вареной сгущенкой  не  могли  изменить
боевого настроения членов семейства Белинских. Вика, сосредоточенно  жуя
бутерброд, мысленно вспоминала все известные ей методы защиты жилища  от
проникновения вампиров. Методы,  взятые  в  основном  из  художественной
литературы, тут были бесполезны. Серебро  еще  куда  ни  шло.  Но  обить
листами серебряной фольги всю квартиру изнутри и снаружи  представлялось
делом бессмысленным  и  невозможным.  Единственное,  чем  серебро  может
защитить домашних, - так это украшениями и косметикой, от которой  пошла
лишаями не к ночи поминаемая Марго Блумсберри-Пальцева...
   Сестрички грустно думали о том, что их  кавалерам  сейчас  приходится
совсем  несладко  в  этой  милиции,  будь  она   неладна.   Марья   даже
подозрительно хлюпнула носом, вспоминая про Сото. Мысль о том, что на их
квартиру  могут  в  ближайшее  время  напасть   вампиры,   казалась   ей
несерьезной.  Маша  все  еще  оставалась  наивной   девочкой,   когда-то
влюбленной в приличного, неагрессивного вампира  Романа  Кадушкина.  Она
даже сама какое-то время мечтала превратиться в вампира... Вампиры могут
их убить?! Нет,  этого  просто  не  может  быть!  Разве  способны  столь
приличные  существа,  которые  даже  стихи  пишут  (ведь  Рома  писал!),
заниматься гнусным убийством?!
   Даша придумывала, как ей помочь маме. Что еще неделю назад  было  для
нее  абсолютно  нехарактерно.  Недаром  говорят,  что   общие   проблемы
объ