Несмотря  на   то  что   английская  контрразведка   (МИ-5)  продолжала
подозревать, что Филби причастен к делу Маклина-Берджесса, он, проявляя свои
лучшие бойцовские  качества, вновь активно включился  в  борьбу  с происками
американской  и  английской  спецслужб  против СССР  с территории государств
Ближнего  Востока.  Зная о  подозрениях  МИ-5, советская разведка  принимала
особые  меры  по обеспечению  его  личной безопасности.  И когда в 1963 году
поступила  информация  о  нависшей над ним  новой угрозе, Центр  организовал
выезд Кима  Филби из Бейрута в  СССР  - страну,  ставшую для  него подлинной
Родиной, которую он беспредельно любил  и в которой обрел настоящее счастье.
После  короткого  отдыха  Ким  Филби вновь  включился в активную  чекистскую
работу,  вносил  большой  вклад  в  дело  обеспечения  мира  во  всем  мире,
содействовал росту авторитета Советского Союза в глазах всего человечества.
     Ким Филби прожил счастливую жизнь.  Выступая перед коллективом чекистов
на собрании,  посвященном 100-летию со дня рождения  Ф. Э.  Дзержинского, он
имел полное право сказать: "Большая часть моей жизни позади.  Оглядываясь на
прошедшие годы, я думаю, что прожил их не зря. Мне хочется от себя повторить
слова рыцаря революции Феликса  Дзержинского: "Если бы мне предстояло начать
жизнь сызнова,  я начал бы ее  так, как начал..."  Об  этом же он  говорил в
своем    последнем   интервью   английскому    журналисту   Филипу   Найтли,
опубликованном в лондонской газете "Санди таймс" весной 1988 года.
     За  выдающиеся  заслуги  перед  Советским  государством Ким  Филби  был
награжден орденами Ленина, Красного  Знамени, Отечественной войны I степени,
Дружбы народов, знаком "Почетный сотрудник госбезопасности".
     Книга  Кима  Филби  "Моя  тайная  война"  имеет  большую познавательную
ценность,   на  конкретном   достоверном   материале   раскрывает  подрывную
деятельность    империалистических   разведок    против    СССР   и    стран
социалистического содружества.

     С. Громов.



ОТ АВТОРА.

     Предлагая советскому читателю эту небольшую книгу, я считаю необходимым
дать некоторые пояснения.
     Насколько мне  известно, каждый факт, изложенный здесь,  бесспорен.  Но
разумный читатель  поймет, что я описываю события,  происходившие  двадцать,
тридцать или сорок лет назад,  и что память подчас может  подвести. Учитывая
это,  я проверил и перепроверил мой материал и убедился,  что если и  есть в
нем некоторые погрешности, то лишь  самые незначительные, не влияющие на ход
повествования и не  искажающие картины деятельности английских, американских
и  других разведывательных  служб,  с  которыми  у  меня  были  самые тесные
отношения.   Было  бы   полезно,  конечно,  если  бы  я  вел   дневник  моей
деятельности, но  об этом, разумеется, не  могло быть и речи. Наличие такого
компрометирующего  материала  привело бы  кратчайшим путем  к  разоблачению,
аресту и другим чрезвычайно неприятным последствиям.
     К  тому же, хотя эта книга строго  придерживается правды, тем не  менее
она  не претендует на всю правду. Любой, кто надеется найти здесь информацию
о советской разведке, будет разочарован. Несомненно, разведывательные службы
противника способны составить себе общее  представление о  моей деятельности
как советского разведчика. Однако существует масса информации,  которой  они
не знают, а также есть сферы,  где их попытки  докопаться  до истины  весьма
сомнительны.   Но  не   мне,  советскому  разведчику,   снабжать  противника
информацией или рассеивать его мучительные  сомнения,  поэтому  я  умышленно
почти не упоминаю о моей работе с советскими товарищами...
     Это  обидно, потому что описание моей работы в  советской разведке было
бы,  наверное, самой интересной частью моей истории. Но до тех пор пока идет
тайная  война   с   непримиримым   противником,  основные   принципы   нашей
деятельности   сохраняют   свою  первостепенную  важность.  Первый  из  этих
принципов, грубо  говоря: держи язык за зубами! Возможно, некоторые из  моих
более молодых  читателей в  отдаленном будущем увидят в  открытой публикации
подробное описание  работы разведывательной организации,  членом  которой  я
был, но  что касается  меня, то  я  очень сомневаюсь,  что доживу  до  этого
времени.
     Жены большинства  разведчиков несут  бремя особого  рода:  они не имеют
возможности ни участвовать в работе своих мужей, ни даже знать о ней.
     Всем таким женам посвящается эта книга, и особенно моей жене - Руфе.


ПРОЛОГ.

НА ВОЛОСОК ОТ ГИБЕЛИ.

     Однажды,  в  самом  начале  своей  деятельности в  качестве  сотрудника
советской  разведки, я  впервые  подвергся  серьезной  опасности и буквально
чудом  избежал смерти.  Шел апрель 1937 года. Местом  моей резиденция  в  то
время  была  расположенная  на  юге  Испании Севилья.  Мое  основное задание
состояло  в том,  чтобы из первых  рук собирать  сведения обо всех  сторонах
военной  деятельности  фашистов.  Полученную  информацию  я  должен  был  по
договоренности лично  передавать советским друзьям во Франции или при случае
-  в Англии. Для срочной связи у меня был код  и несколько секретных адресов
за пределами Испании.
     Перед выездом  из Англии  мне  вручили инструкцию по пользованию кодом,
написанную  на крошечном  клочке  материала,  напоминающего рисовую  бумагу.
Инструкцию я обычно хранил  в кармане  для часов, и вот  именно этот  клочок
чуть было не поставил меня под дула винтовок фалангистов.
     После нескольких недель, проведенных  в делах и заботах в  Севилье и ее
окрестностях,  я случайно  обратил внимание  на  объявление о  предстоящем в
следующее воскресенье в Кордове бое быков. В то время линия фронта проходила
в 25 милях к востоку от Кордовы, между Монторо и Андухаром, и идея взглянуть
на бой  быков  в непосредственной близости от  фронта, где я еще не побывал,
оказалась слишком заманчивой. Я  решил провести весь конец недели в Кордове,
включив  в свою  программу  и  воскресную  корриду. Я  отправился  в военную
комендатуру  Севильи  -  капитанию, чтобы  получить  необходимый пропуск, но
приветливый майор  отмахнулся  от меня. По его словам, для посещения Кордовы
специального пропуска не требовалось. Все, что нужно сделать, - это сесть на
поезд и отправиться в путь.
     В пятницу я сел  в утренний поезд  в Севилье и оказался  в одном купе с
группой итальянских пехотных офицеров.  Чувствуя себя, как говорится, всегда
на работе, я пригласил их на обед в Кордове, но они вежливо отказались из-за
отсутствия свободного времени: накануне отправки на фронт  они будут слишком
заняты в публичных домах.
     Я снял  номер в отеле "Дель  Гран  Капитан" и, пообедав  в одиночестве,
отправился на прогулку по благоухающим улицам Кордовы. Побродив в  состоянии
счастливой беззаботности до полуночи, я вернулся в отель и лег спать.
     Мой сон был прерван оглушительным стуком  в дверь. Я открыл.  В комнату
ввалились два  человека в  форме  гражданской гвардии,  выполнявшей  функции
военной жандармерии. Они приказали мне  быстро собрать  вещи и отправиться в
комендатуру. На мой вопрос:  "Зачем?"  -  старший из  них,  в  чине капрала,
коротко бросил: "Приказ!"
     В те дни я спал очень крепко. Не в мою пользу  было и то, что я стоял в
пижаме перед двумя гвардейцами в тяжелых башмаках и вооруженных винтовками и
револьверами. Я еще не проснулся до конца  и был  растерян, так что мой мозг
работал  отнюдь  не  со  скоростью  света.  Меня  сверлила  одна мысль:  как
избавиться  от  предательской  бумажки  в  кармане брюк?  Подумал  о  ванной
комнате,  но  мой  номер был  без ванны.  Пока  я  одевался и собирал  вещи,
гвардейцы перерыли мою постель.  Может,  удастся как-нибудь освободиться  от
этого клочка бумаги по дороге из отеля в комендатуру?
     Когда  мы вышли на улицу, я убедился, что  сделать это нелегко. У  меня
была лишь одна свободная рука, в другой я нес чемодан. Позади твердо шагали,
по всей видимости, хорошо вымуштрованные конвоиры, которые  следили за мной,
как   ястребы.   Так   что,  когда   меня  ввели   в   здание   комендатуры,
компрометирующая бумажка все еще находилась при мне. Помещение было освещено
одной лампой без абажура, бросающей яркий свет на большой полированный стол.
Я  предстал  перед низкорослым,  уже  немолодым,  лысым  и  угрюмым  майором
гражданской гвардии. Не поднимая глаз от стола, он рассеянно выслушал рапорт
конвоировавшего меня капрала.
     После тщательной  проверки  моего паспорта  майор  спросил:  "Где  ваше
разрешение  на  въезд  в  Кордову?" Я повторил  ему то, что  мне  сказали  в
севильской  капитании, но  он  не принял моих слов во внимание. "Неправда, -
заявил он тоном, не  терпящим возражений. - Всем известно, что для приезда в
Кордову  требуется  особое разрешение". Что  привело меня в Кордову? Желание
посмотреть бой  быков?  Где же мой билет? Ах, у меня  его нет? Я только  что
приехал  и собирался  купить билет  утром?  "Правдоподобная"  история! И так
далее.  По  мере  нарастания  скептицизма  в  словах  майора  я  все  больше
убеждался, что майор - ярый англофоб. В те дни  было много англофобов по обе
стороны фронта в  Испании. Мой  мозг  заработал  с  лихорадочной быстротой в
поисках выхода из создавшегося положения.
     Майор  и два арестовавших меня гвардейца с подозрительностью приступили
к  осмотру  моего  чемодана,   но  прежде  они   поразили  меня  неожиданной
деликатностью,    надев     перчатки.    Содержимое    чемодана    тщательно
просматривалось,  прощупывалось пальцами и разглядывалось на  свет. Не найдя
ничего  предосудительного в  моем нижнем белье, они стали тщательно замерять
наружные и внутренние  размеры  чемодана, простукивая его поверхность. Когда
"невинность" содержимого"  чемодана оказалась вне всяких сомнений, гвардейцы
даже вздохнули. У меня появилась надежда, что это конец моих испытаний и что
мне теперь прикажут с первым  же  поездом убираться  из города,  но этого не
случилось.
     "А  теперь, -  неприятным  тоном сказал майор,  -  как  насчет  вас?" И
предложил мне вывернуть карманы. Нужно было действовать немедленно. Я быстро
вытащил  свой бумажник и резким  движением швырнул его на полированный стол.
Бумажник, закрутившись, полетел в дальний угол стола. Как я  и  предполагал,
все трое бросились за бумажником, стараясь дотянуться  до него через стол. В
тот момент, когда передо мной торчали три пары ягодиц, я выхватил из кармана
брюк злополучный клочок бумаги, смял его и быстро проглотил. Теперь с легким
сердцем я  выворачивал все карманы. Майор не стал подвергать меня неприятной
процедуре  телесного  осмотра. Вместо  этого он  прочел  мне сухую  короткую
лекцию  о коммунистах, заправляющих в  английском правительстве,  и приказал
убираться из Кордовы на следующий же день.
     Утром, когда я расплачивался  за номер в  отеле, из дальнего угла холла
появились оба моих "приятеля" из гражданской гвардии и попросили подвезти их
до станции  на  заказанном  мною такси. Садясь в поезд, идущий в Севилью,  я
подарил им пачку английских сигарет, и они радостно замахали вслед уходящему
составу.
     Это не был  героический эпизод. Если бы  даже инструкцию по пользованию
кодом  обнаружили,  мой  английский  паспорт,  вероятно,  спас  бы  меня  от
смертного  приговора.  Однако  в  будущем  у меня будет  немало возможностей
убедиться  в  том, что  операции, связанные с  настоящим  риском, не  всегда
влекут  за  собой  наибольшую  опасность,  так  как  можно   заблаговременно
определить действительную  степень  риска  и  принять  соответствующие  меры
предосторожности.  А   вот  незначительные  случаи,   подобные  только   что
описанному, часто подвергают человека смертельной опасности.


ГЛАВА I.

СЕКРЕТНАЯ СЛУЖБА ПРИНИМАЕТ МЕНЯ НА РАБОТУ.

     Насколько  мне  помнится,  впервые  я  установил  контакт  с английской
секретной службой летом 1940 года. Это дело интересовало меня в течение ряда
лет.   Еще   в  нацистской  Германии  и  позже  в  Испании,  где  я  работал
корреспондентом "Таймс"  при  вооруженных  силах  генерала  Франко,  я питал
некоторую  надежду на то, что ко мне  постараются "подобрать  ключи". Я  был
уверен, что сразу  узнаю "своего"  человека, как только он  начнет осторожно
зондировать  меня.  Он представлялся  мне  худощавым,  загорелым, конечно, с
подстриженными  усиками,  немногословным  и,  вероятно,   ограниченным.  Он,
конечно,  предложит мне  работать во  имя  родины и  сурово  нахмурится  при
упоминании об оплате. Но увы! Ничего  подобного  не  произошло. Единственным
офицером разведки, который проявил ко  мне какой-то интерес  в  Испании, был
немец, некий майор  фон дер Остен, он же дон Хулио. Он погиб в начале второй
мировой  войны  в  автомобильной катастрофе в  Нью-Йорке.  Дон Хулио  обычно
привозил меня  в помещение абвера в Конвенто де  лас  Эсклавас  в  Бургосе и
давал пояснения по большим  картам, висевшим на  стене и  утыканным обычными
цветными булавками. Целый  год он время  от времени  угощал меня  обедами  и
вином, и контакт  казался  полезным. Однако в конечном счете выяснилось, что
он интересовался мной  лишь с одной целью - чтобы я  представил его знакомой
мне  даме. Когда я  оказал  ему эту услугу,  майор  сразу  же  предложил  ей
работать  на немецкую  разведку и выполнять  обязанности иного рода. Дама  с
возмущением отвергла его но всем статьям, и он отдалился от меня.
     Когда разразилась вторая мировая война, "Таймс" направила меня  в Аррас
своим корреспондентом, аккредитованным  при  штабе британской армии.  К июню
1940 года  я вернулся в  Англию, будучи  дважды эвакуирован  -  из Булони  и
Бреста.  В  Лондоне  я написал для "Таймс"  две-три статьи, в которых подвел
итоги кампании и указал на ее  различные моральные  аспекты. Не помню, что я
тогда  писал.  Прочитав недавно едкие замечания об  этой кампании в мемуарах
Лиддела Гарта, я испытал лишь  чувство облегчения за провал в памяти. Должно
быть,  я написал ужасную чепуху. Итак, к  концу июня  я  оказался без  дела.
"Таймс"  не  проявляла  намерения  ни отделаться  от  меня,  ни  перегружать
работой. Таким  образом, я располагал свободным временем, чтобы спланировать
свое  будущее.  Главное, нужно  было  определить  ту основу, на которой  его
следовало строить.
     Я решил покинуть "Таймс", хотя ко мне там всегда  хорошо относились. Но
полевая  армейская   цензура  убила   во   мне  всякий  интерес   к  военной
корреспонденции.  Попытайтесь  написать сообщение  с фронта, не упомянув  ни
названий населенных пунктов, ни  номера  части, и  вы поймете,  что я имею в
виду. Позже английская военная цензура стала  более либеральной, но в период
странной  войны  тупые ограничения цензуры  сравнивались (не в  ее пользу) с
практикой  цензоров  генерала  Франко,  подвергшейся  в  свое  время  резкой
критике.
     Однако,   решив  покинуть  "Таймс",  я  не  должен  был  забывать,  что
приближается срок моего  призыва в армию.  У  меня не было  никакого желания
полностью потерять  контроль над  своей судьбой, и поэтому я с  возрастающим
беспокойством колдовал над  тем "железом", которое  ковал для себя, стараясь
его  не перекалить. У  меня состоялась одна многообещающая встреча с Фрэнком
Берчем,  которую организовал  наш  общий  друг. Берч  был ведущей фигурой  в
государственной школе кодирования и шифровального  дела -  криптографическом
учреждении,  которое  занималось  раскрытием  кодов противника  (и  друзей).
Однако Берч, в конце  концов,  отверг меня на том издевательском  основании,
что не может предложить мне жалованье, достойное  моего труда. Огорченный, я
отправился в Холлоуэй на медицинский осмотр.
     Через несколько дней меня вызвал к себе в кабинет редактор иностранного
отдела "Таймс" Ральф Дикин. Он вытаращил на меня глаза, надул щеки и сморщил
лоб, что обычно делал, когда бывал расстроен. Некий капитан Лесли Шеридан из
военного  министерства позвонил ему и  спросил,  свободен ли  я для  военной
работы. Шеридан не произвел  впечатления на Дикина, хотя  и представился как
журналист, поскольку в прошлом  был связан с  "Дейли миррор". Короче говоря,
Дикин не  хотел  участвовать  в  этом  деле и  убеждал  меня  отказаться.  К
сожалению, мне пришлось его разочаровать. Я никогда не слышал о Шеридане, но
решил ковать железо, пока горячо. И я немедленно откликнулся на запрос.
     Вскоре  на  внешнем  дворе  гостиницы  "Сент  Эрмин",   вблизи  станции
"Сент-Джеймс-парк", у меня состоялась встреча с госпожой Марджори Мэкси. Это
была очень приятная пожилая дама. Я  не имел никакого представления, да и до
сих  пор  не  имею,  какое именно положение  она занимала  в государственной
системе. Но госпожа  Мэкси говорила  авторитетно и, очевидно, имела право по
крайней  мере  рекомендовать  меня  на  "интересную" работу. В  начале нашей
беседы она затронула  вопрос о возможности политической работы против немцев
в  Европе.  В  течение десяти  лет  я серьезно  интересовался  международной
политикой,  объездил многие страны Европы, у  меня уже сложились  более  или
менее  зрелые представления  о  подрывной  деятельности нацистского  режима,
поэтому я был достаточно  хорошо подготовлен для беседы  с госпожой Мэкси на
эту  тему. Кстати, в  тот  период  в  Англии  лишь  очень  немногие серьезно
задумывались над этим вопросом, так что и  представления самой госпожи Мэкси
были далеко не ясными.
     Я  выдержал  первый экзамен. Госпожа Мэкси попросила меня встретиться с
нею еще  раз на том же  самом месте через несколько дней.  На вторую встречу
она явилась в сопровождении Гая Берджесса, которого я хорошо знал. Мне опять
устроили испытание. Вдохновленный присутствием Гая, я старался показать себя
в  выгодном свете, бесцеремонно бросаясь именами, как  будто давал интервью.
Мои  собеседники  время  от  времени  обменивались  взглядами.  Гай  важно и
одобрительно  покачивал  головой.  Оказалось,  что  я попусту тратил  время,
поскольку решение уже было принято. При  прощании госпожа Мэкси сказала, что
в  случае  моего  согласия  я  должен порвать  связи  с "Таймс"  и прибыть в
распоряжение Гая  Берджесса на Кэкстон-стрит,  в  том  же  квартале,  что  и
гостиница "Сент Эрмин".
     "Таймс" не доставила  мне хлопот. Дикин надулся, повздыхал немного,  но
он  не мог предложить мне ничего  интересного. Итак,  я  без  фанфар покинул
Принтинг-Хаус-сквер.  Мне казалось,  меня ждала  новая  секретная  и  важная
карьера. Я  решил,  что мой  долг  -  воспользоваться  опытом  единственного
знакомого мне сотрудника секретной службы. Поэтому я  весь уик-энд веселился
с Гаем  Берджессом.  В следующий понедельник  я  официально  доложил  ему  о
прибытии на службу.
     Учреждение,  с  которым я  связал себя, называлось Сикрет  Интеллидженс
Сервис  (СИС).  Оно  широко   известно  также  под   названием   МИ-6,  хотя
непосвященная публика называет его  просто секретной службой.  Я удивился, с
какой легкостью меня приняли  на  службу. Позже выяснилось, что единственным
запросом о моем прошлом  была обычная  проверка в МИ-5  (контрразведке), где
проверили  мою  фамилию  по  учетным  данным и дали  лаконичное  заключение:
"Ничего  компрометирующего  не  имеется".  Теперь  каждый новый  скандал  со
шпионами  в  Англии  порождает  поток  рассуждений о  "позитивной  проверке"
(подробное исследование всех материалов, относящихся к прошлому проверяемого
и связанных с  ним  лиц.  - Прим.  авт.)  Но  тогда, в счастливом  эдеме,  о
"позитивной проверке" и не слышали. В первые недели мне даже  казалось,  что
я, может, вовсе и не туда попал (на эту мысль  навел меня коллега из Москвы.
Мои первые сообщения заставили его серьезно подумать, что я попал в какую-то
другую  организацию. - Прим. авт.), что где-то есть другая служба, скрытая в
тени, действительно секретная и  действительно могущественная, способная  на
такие  закулисные  махинации, которые  оправдывают вечную  п