коммунистического  движения  во  всех  его  аспектах.  Именно  она
допрашивала Кривицкого, офицера Красной Армии, который бежал на Запад в 1937
году, а через несколько лет полностью разочаровался во всем и покончил жизнь
самоубийством в Соединенных Штатах. Из него она вытянула опаснейшие для меня
показания  о  том,  что  советская  разведка  послала  в  Испанию  во  время
гражданской  войны  одного  молодого  английского  журналиста. И  вот  Арчер
оказалась в моей секции. К счастью, Джейн,  как человек, была мне по  душе -
со  здравым  умом  и острым языком. Ее уволили из  МИ-5  за то, что на одном
высоком  совещании   она,  воспользовавшись   случаем,  оскорбила  бригадира
Харкера,  который в  течение  нескольких лет занимал  должность  заместителя
начальника МИ-5.  Он  был очень  мил, но никаких других достоинств  не имел.
Вскоре после ее  прихода  к  нам разразившийся в  Греции  кризис  потребовал
решительных  действий со стороны генерала  Пластираса. Джейн рассмешила меня
маленьким каламбуром, в  котором фамилия генерала рифмовалась с непристойным
словом. Я почувствовал,  что  у  нас с ней много общего, но иметь Джейн  как
врага было бы весьма опасно.
     Я  поручил  Джейн  разобраться  в самой  большой  группе  материалов  о
коммунистическом движении, имевшихся в  то время в  секции. Они состояли  из
значительного     количества     перехваченных     телеграмм,     касавшихся
национально-освободительных   движений   в    Восточной   Европе.   Из   них
вырисовывалась убедительная картина  эффективной деятельности  коммунистов в
их борьбе против  стран оси.  Большая помощь, систематически оказываемая  им
Советским Союзом,  заставляла задуматься о многом. Несмотря на попытки УСС и
УСО добиться политической поддержки на Балканах путем поставок оружия, денег
и материалов,  национально-освободительные  движения  отказывались  идти  на
компромисс. Они,  несомненно,  приняли бы помощь хоть от  самого дьявола, но
вступать с ним в союз не собирались.
     Помимо  Боба  Кэрью-Ханта  и  Джейн  Арчер  с  их   специализированными
обязанностями секция была разделена на обычные региональные подсекции.  В те
дни у нас было очень мало секретной информации для работы. Однако недостаток
текущих  материалов  имел некоторое  преимущество. Дело  в  том,  что  очень
немногие сотрудники в  службе знали в то время что-либо о  коммунизме. Нашей
первой задачей было  пойти снова в  школу и получить элементарные  знания по
этому вопросу, не отставая в то же время  от  текущих события путем изучения
открытых материалов, таких,  как коммунистическая пресса и радиопередачи  из
социалистических стран. Та  незначительная информация, которую мы  получали,
оказывалась большей частью ложной.
     Я  уже  говорил,  как  разногласия  между  СИС  и  МИ-5  помогли  моему
назначению в девятую  секцию. Теперь мне было необходимо продолжать работать
и строить отношения с МИ-5 на новой, дружественной  основе. Моим  коллегой в
МИ-5  был  Роджер Холлис,  начальник  секции,  занимавшейся делами советских
граждан  и  членов  компартий.   Это   был  приятный   человек,  склонный  к
осторожности. Он  пришел в  МИ-5, как  это ни странно, из англо-американской
табачной  компании,  которую  представлял  в  Китае.  Хотя  ему  не  хватало
некоторой доли  легкомыслия, что  я считаю  важным  (в  умеренной  дозе) для
всякого нормального человека, мы с ним быстро поладили и вскоре обменивались
информацией  без  ограничений   с  обеих  сторон.  Мы   оба   были   членами
объединенного   разведывательного   подкомитета,   занимавшегося   вопросами
коммунистического  движения,  и  всегда   вырабатывали  согласованную  точку
зрения,  чтобы  изложить  ее  менее  информированным  представителям  других
департаментов службы.
     Хотя  Холлису  не  удалось  достичь  многого в  работе против советской
разведки,  он  успешно  добывал  информацию  о  внутренних делах  английской
коммунистической партии  весьма  простым  способом:  установил  микрофоны  в
штаб-квартире на Кинг-стрит. Результатом был приятный парадокс.
     Микрофоны  неуклонно  свидетельствовали  о  том,  что  коммунистическая
партия Англии отдавала все силы, чтобы помочь стране выиграть войну. Так что
даже Герберт  Моррисон,  который жаждал  крови  коммунистов,  не  мог  найти
законных средств, чтобы запретить деятельность партии.
     В  начале 1945 года, когда секция была должным образом укомплектована и
размещена, для меня настало время посетить некоторые  из наших резидентур за
рубежом. Я имел целью возместить тот  ущерб, который  нанес Стептоу, а также
обсудить  с  нашими   резидентами  пути  и  средства  получения  информации,
интересующей девятую секцию. Первая часть моей  миссии была выполнена легко.
Я просто  рассказал всем, кого это  касалось, что в качестве первого  шага в
своей  новой  должности  я уволил  Стептоу. Эту  новость встретили  всеобщим
одобрением.  Вторая  часть оказалась труднее. Объект нашей деятельности  был
невидим и неслышим. Для СИС советской разведки словно и не существовало. Так
что  в результате всех переговоров мы  смогли прийти лишь к  общему решению:
продолжать   собирать   мелкие   сплетни   о    сотрудниках    советских   и
восточноевропейских  дипломатических  представительств  и  о  членах местных
коммунистических  партий. За время моей  службы  не было  ни одной  глубокой
операции против советской разведки, которая принесла бы какие-то результаты.
СИС  жила  лишь  неожиданными подачками, которые  судьба  буквально  бросала
иногда ей в руки, если не считать одного-двух исключений,  о которых я скажу
позже.  Эти  подачки  приходили  в виде  редких  перебежчиков  из  СССР. Они
"выбирали  свободу",   подобно   Кравченко,   который,  последовав   примеру
Кривицкого, быстро разочаровался и покончил жизнь самоубийством.
     Мои поездки, которые включали Францию,  Германию, Италию и Грецию, были
в   какой-то  степени   поучительными,  поскольку   давали  мне  возможность
познакомиться с различными типами организации  резидентур СИС за рубежом. Но
после каждой поездки я  все  больше приходил к  заключению (не испытывая при
этом огорчения),  что  английской разведке  потребуются годы и  годы,  чтобы
заложить какую-то основу для работы  против Советского Союза. В результате в
то время у меня в памяти остались скорее мелкие происшествия, чем какие-либо
реальные  достижения.  В  Берлине,   например,  меня  угостили   охлажденным
инсектицидом, который хозяин искренне принимал за вино.  Мой визит в Рим был
омрачен  бесконечной  склокой  по  поводу  транспорта   заведующего  отделом
паспортного контроля посольства. Вопрос заключался в том, имеет ли  он право
на  служебную автомашину или нет. В Бари я  способствовал  тому, что  одного
очень неприятного человека выбросили с парашютом в Югославии, но вместо того
чтобы сломать  себе шею, он сумел вернуться назад. В Лариссе я наблюдал одно
из  атмосферных  чудес,  которым  так  славится  Греция,  -  две  совершенно
отдельные  грозы - одна над Оссой, другая над Олимпом, в то время как вокруг
нас над Фессалийской долиной было чистейшее синее небо.
     Тем  временем  в  мрачном  Бродвее  развивались  события,  которым  мне
пришлось  уделить  большое  внимание.  Требования  войны   постепенно  смели
дилетантскую службу прежних лет, хотя некоторые ее пережитки сохранялись еще
долго.  С победой  в Европе раздутая служба военного времени  начала  быстро
сжиматься, а то, что осталось от нее, требовало реорганизации. Как начальник
секции, я теперь считался  руководящим офицером, тем  более что  моя  секция
неизбежно должна была стать значительно больше  всех других.  В наказание за
это  меня  все  чаще  привлекали   к  решению  административных  вопросов  и
определению политики службы. Несомненно, существуют способы быстрого решения
такого  рода  вопросов, но в то время мы их еще не  нашли. Я провел огромное
количество  утренних  и  дневных  часов,  заседая  в   различных  комитетах,
занимаясь  вырисовыванием фигурок на бумаге, едва прислушиваясь к  тому, что
говорилось.
     Я до  сих пор упоминал о  старших чиновниках службы лишь мельком, когда
порой  их  непредвиденное вмешательство затрагивало  мою работу. Прежде  чем
приступить к описанию реорганизации СИС, которая была проведена после войны,
необходимо поближе взглянуть  на  моих  начальников, начиная  с  шефа,  сэра
Стюарта Мензиса.
     Мензис  не  был   в  полном  смысле   слова  великим  разведчиком.  Его
интеллектуальный багаж не  был  внушительным, а  знание мира и взгляды  были
типичными для питомца высших классов английского общества. Его представление
о  моей  сфере  деятельности,  как  контрразведчика,   было  наивным:  бары,
наклеенные  бороды,  блондинки.  В  нем  привлекала  именно эта  неувядаемая
мальчишеская    жилка,   которую   он    сохранил,   несмотря   на   ужасную
ответственность,  возложенную  на его  плечи  мировой  войной, и  постоянную
угрозу  вызова  к  Черчиллю,  когда тот  бывал  в  одном из своих  капризных
полночных  настроений.  Его настоящая сила  заключалась  в способности остро
чувствовать  направление  политики   Уайтхолла  и  находить  свою  дорогу  в
лабиринте коридоров  власти. Офицеры, которые знали его намного лучше чем я,
часто говорили о его почти женской интуиции.  Этим я отнюдь не хочу сказать,
что он был неполноценным мужчиной.
     Способности шефа стали широко  известны в  СИС, когда он сумел отразить
решительную  атаку, предпринятую  начальниками  разведывательных служб  трех
видов   вооруженных   сил,   являвшимися   его   коллегами  в   объединенном
разведывательном комитете. Суть их претензий сводилась к тому, что секретная
информация, получаемая от СИС, недостаточна и  что нужно что-то предпринять.
Несомненно,   в   их   обвинениях   была  доля   правды.   Никогда  не  было
разведывательной службы,  которая  не нуждалась  бы в усовершенствовании. Но
шеф знал,  что  оспаривать эти обвинения пункт  за пунктом  бесполезно.  Его
слабым местом было  то, что ему слишком часто приходилось оглядываться через
плечо. Немало старших офицеров хотели бы занять его место,  и  одним из них,
говорят,  был   адмирал  Годфри,  краснолицый  морской  волк,  невыдержанный
человек,  бывший  одно   время   начальником  разведывательного   управления
военно-морских сил.
     Шеф не собирался перевернуть свою организацию вверх дном, чтобы угодить
разведывательным службам  вооруженных сил, но был достаточно  проницателен и
понимал,  что  в   создавшемся   положении   кроется  настоящая   опасность.
Характерно,  что,  вместо  того чтобы встретить  эту  опасность  с  открытым
забралом, он стал маневрировать и пошел на уступки. Согласившись во многом с
критикой своих  коллег, он предложил начальникам разведывательных управлений
трех видов  вооруженных сил прикомандировать к СИС своих  старших  офицеров.
Эти офицеры будут возведены в ранг заместителя шефа  и получат доступ к  тем
аспектам  работы СИС,  которые имеют  отношение  к интересам соответствующих
ведомств.  Им  предоставляется  право   давать  любые  рекомендации,  и  эти
рекомендации  будут  рассматриваться  самым  внимательным  образом.  Шеф  не
сомневался  (по  крайней  мере,  он  так  сказал),   что,  имея   под  рукой
специалистов    -    офицеров   разведывательных   управлений    сухопутных,
военно-морских   и  военно-воздушных  сил,   он   сможет  вскоре   полностью
удовлетворять требования вооруженных сил.
     Это было благородное предложение, от которого военные ведомства вряд ли
могли отказаться. Здесь  проявилась проницательность  шефа. Он  хорошо знал,
что ни один  начальник разведывательной службы  не отдаст, будучи  в здравом
уме, способного старшего офицера, который может быть полезен ему самому, тем
более в условиях тотальной  войны. Так что можно было с полной  уверенностью
ожидать,  что офицеры, прикомандированные к СИС, будут людьми второго сорта,
если не просто бездельниками. Как только они  обоснуются в Бродвей-билдингс,
их можно будет поставить в такие условия,  в которых они не  принесут вреда.
Не думаю, чтобы шеф хоть на минуту сомневался в успехе своего плана. События
показали, что он оказался прав.
     Итак, мы получили наших трех  "комиссаров" от  вооруженных сил  (так их
сразу прозвали).
     Заместителем шефа от  армии был некий бригадир Беддингтон. Насколько  я
знаю,  он не сделал  ни одной рекомендации, направленной  на улучшение сбора
военной информации.
     В течение  нескольких недель  он был поглощен проблемой проверки  и  по
возможности  снижения  рангов армейских офицеров,  работавших в  СИС. Будучи
гражданским человеком, я не имел  с  ним контактов, поэтому не могу сказать,
что скрывалось за его  мясистым лицом.  Я столкнулся с  ним однажды,  и этот
случай показал, что лучше быть от  него  подальше. В  те дни,  когда  одежда
выдавалась по нормам, я пытался сберечь локти моих двух или трех гражданских
костюмов,  надевая  на службу гимнастерку, сохранившуюся  еще с тех  времен,
когда  я  был  военным  корреспондентом.  Одетый  таким образом,  я оказался
однажды с  Беддингтоном в лифте. Мы  не были  с ним знакомы настолько, чтобы
разговаривать  (к  тому же он был человеком неразговорчивым), но  я заметил,
как расширились  его глаза,  когда  он, оглядев  мою гимнастерку,  остановил
взгляд  на плечах, где не  было никаких нашивок. Через полчаса ко мне пришел
один из  приспешников Беддингтона и  стал расспрашивать  о подробностях моей
военной службы. Я  ответил ему, каким образом у меня оказалась гимнастерка и
почему я имел право носить ее без знаков различия. Больше я ничего не слышал
от Беддингтона.
     Представитель министерства авиации коммодор  Пейн был еще более трудным
человеком.  Его  быстро  окрестили  "паршивым  Пейном",  и   лучшие  из  нас
объединились в "благородный орден борцов против  Пейна". Но нам не  пришлось
беспокоиться, поскольку шеф сам довольно  остроумно освободился от него. Был
найден предлог послать Пейна в командировку в США. Затянувшаяся ко всеобщему
удовлетворению, она привела его в Калифорнию, а по  словам некоторых, даже в
Голливуд.  Прошел слух, что  Клод  Дэнси  дал шефу на подпись телеграмму для
Пейна  из  четырех  слов: "Запад -  красотки, Восток -  работа". Телеграмму,
конечно, не послали.  Шеф  просто не имел никаких причин,  ни  служебных, ни
частных, отзывать Пейна из США.
     Заместитель шефа  от  военно-морских сил полковник  Кордо  был офицером
морской пехоты  и  лучшим из трех  "комиссаров". Он был футболистом  и играл
раньше за  Гримсби-Таун. С  одобрения шефа он вскоре  занялся добросовестно,
хотя и не совсем умело, руководством операциями СИС в Скандинавских странах.
Было  приятно видеть, что по  крайней мере один из "комиссаров" интересуется
работой службы  в такой степени, чтобы заняться ею хоть  немного самому.  Со
своей  стороны  шеф был  доволен, что Кордо,  ограниченный маленьким уголком
Северной Европы, не мог совершить какую-либо революцию внутри СИС.
     Вскоре, после того как заместители  шефа обосновались в соответствующих
безвредных и незаметных сферах,  последовали другие изменения наверху. Я уже
говорил, что звезда Вивьена быстро закатывалась. Его дальнейшее пребывание в
должности  заместителя начальника службы становилось абсурдным.  Поэтому его
спихнули вниз  и в сторону, дав ему синекуру, специально созданную для него,
в виде должности  советника по вопросам безопасности. Презрев свою гордость,
он в течение  многих лет цеплялся за эту должность, писал длинные докладные,
которые никто не читал, тщетно надеясь, несмотря ни  на что, уйти в отставку
с дворянским титулом.  Его место  занял  Дэнси,  но, чтобы успокоить чувства
Вивьена,  который был очень обидчив,  Дэнси  сделали не заместителем шефа, а
вице-шефом. Прежний пост Дэнси -  помощника шефа - занял миниатюрный генерал
Маршалл-Корнуэл,  который каким-то непонятным  путем вторгся  в нашу  службу
извне. Перед приходом к нам он был генералом в английской  армии. И  если он
не занимает  более видного места в этом повествовании, то только потому, что
его влияние было слишком незначительным, если  не сказать вредным. Именно он
по  какой-то  необъяснимой  прихоти вел длительную и упорную  борьбу  против
заведующего  отделом  паспортного контроля  в  Риме  по  поводу  злосчастной
автомашины.
     С наступлением мирного времени  появились новые лица.  Без сожаления  и
почти незаметно сотрудники  расстались с Маршаллом-Корнуэлом.  Дэнси ушел  в
отставку с дворянским титулом, после чего женился и вскоре умер.
     Место  Дэнси  в   качестве  вице-шефа  занял  генерал   Синклер  (после
перетряски службы Черчиллем  в 1953 году возглавил СИС. Был вынужден выйти в
отставку  после  инцидента  19  апреля 1956  года в  Портсмуте,  когда исчез
коммодор   Крэбб,   проводивший   подводную   разведку  советского  крейсера
"Орджоникидзе".  -  Прим.  авт.), бывший  начальник  военной разведки.  Шеф,
выслушав критические замечания по поводу  этого назначения, заметил: "В  чем
дело? Я же заглушил критику  военного  министерства  на пять лет!" Вакансия,
образовавшаяся   после   ухода   Маршалла-Корнуэла,   была   занята   другим
"посторонним" - коммодором авиации Истоном.
     По  отношению  к  этим  двум  вновь  прибывшим  сотрудникам  я   вскоре
почувствовал  уважение,  которое  не  мог  проявить  к  их предшественникам.
Синклер, хотя и не был особенно одарен умственными способностями (он никогда
и не претендовал на это), был гуманным, энергичным и настолько прямолинейным
человеком,  что нельзя  было не восхищаться им.  Истон  - фигура  совершенно
иного  склада. При  первом знакомстве  он производил  впечатление  человека,
что-то невнятно бормочущего, но это впечатление было опасно  обманчивым. Его
сила  заключалась  в  исключительно  ясном  уме,  вместе  с  тем коварном  и
изворотливом. Представляя их  время от времени в качестве своих противников,
я невольно сравнивал Синклера  и  Истона с дубинкой и рапирой. Я  не  боялся
дубинки - от нее можно легко увернуться, но  от блеска рапиры Истона у  меня
пробегал холодок по спине. Мне было суждено много поработать с ним.
     Перед этими назначениями была предпринята  серьезная попытка  поставить
всю  организацию  на  здоровую основу. Я уже говорил, что  до  войны  служба
строилась на  случайных и опасных дилетантских принципах. Не было правильной
системы  подбора кадров,  их  подготовки и продвижения  по  службе,  а также
обеспечения после  выхода в отставку. Шеф брал  всех, кого мог, и  там,  где
мог, и все контракты о найме на работу  могли  быть прерваны  в любое время.
При таких условиях было невозможно обеспечить регулярный приток новых кадров
нужного  уровня. Неудивительно, что личный состав  службы был неоднороден по
качеству: встречались и хорошие работники, и равнодушные, и просто плохие.
     Война явилась для СИС  суровым пробуждением.  Потребовалось значительно
расширить состав  службы, и  многие  способные  люди  прошли через  ее ряды,
оставив  после себя полезные идеи. Но укрепление службы было достигнуто лишь
в результате ряда  импровизаций  в условиях напряженной обстановки  военного
времени. Почти все, что было сделано, могло быть сделано лучше, если бы было
время  для  размышлений. Теперь такое время пришло. Окончание войны в Европе
сократило  потребность  в  немедленных  результатах,  но  правительство  еще
помнило заслуги  разведки. Поэтому было важно использовать оставшиеся месяцы
1945 года,  чтобы создать  новую  структуру службы,  пока  правительство  не
успело  снова  погрузиться  в  летаргию  послевоенного   времени.  Сам  шеф,
несомненно,  мыслил  в  этом  направлении. И когда  ему сообщили,  что  идея
перестройки находит значительную поддержку в службе, он назначил комитет для
подготовки  предложений  по  этому   вопросу.   Так  называемый  комитет  по
реорганизации СИС начал свои заседания в сентябре 1945 года.
     Зачинщиками  движения  за