стеклу ее машины своими страшными  присосками.  Никто
другой не сумел бы осуществить это решение и, проехав впритирку к грузовику,
сорвать со стекла отвратительное существо. И, пожалуй,  ни  один  человек  в
мире не поверил бы рассказу Томми об ожившей тряпичной кукле  так  быстро  и
безоговорочно, даже увидев тварь своими глазами.
   - Существует такая вещь, как судьба, - сказала она ему.
   - Наверное, - неуверенно согласился Томми.
   - Она существует. Судьба, предопределение. Она не высечена на камне и  не
записана в книгах. На духовном, подсознательном уровне каждый человек творит
свою судьбу сам.
   Волнение и радость вскипали в душе Томми. Он чувствовал себя  совсем  как
ребенок, начавший разворачивать сверток, в котором - наверняка! -  находится
удивительный, чудесный подарок.
   - Это звучит вполне разумно, - согласился он. - Еще час назад я воспринял
бы эти слова как очередную твою загадку, но не сейчас.
   - Конечно, это разумно! И у меня такое подозрение,  что  как  раз  тогда,
когда я не смотрела, ты сделал меня своей судьбой. А я сделала тебя своей.
   Томми не нашелся, что ответить. Сердце его билось часто и громко. Он  еще
никогда не чувствовал ничего подобного. Даже если бы у него был компьютер  и
полтора часа на размышление, он вряд ли сумел бы найти слова, чтобы выразить
обуревавшие его чувства.
   Неожиданно его  радостное  возбуждение  и  ощущение  близости  к  чему-то
новому,  не   знакомому,   запредельному   исчезли,   и   Томми   вздрогнул,
почувствовав, как по спине его пополз знакомый странный холодок.
   - Ты замерз? - заботливо спросила Дел.
   - Нет.
   Как часто бывает  на  океанском  побережье,  после  полуночи  температура
воздуха снова начала подниматься. Огромная масса соленой  воды  впитывала  и
хранила тепло погожего дня  и  начинала  понемногу  отдавать  его  только  с
наступлением темноты. Но ощущение холода не проходило, и Томми,  поежившись,
пробормотал:
   - Ничего, просто это странное ощущение...
   - О-о-о! - протянула Дел. - Я люблю странные ощущения.
   - ..Или предчувствие.
   - Предчувствие? С тобой становится все  интереснее  разговаривать,  Туонг
Томми. Что же ты предчувствуешь?
   Томми с беспокойством покосился на темные тени карусельных лошадок.
   - Я пока не знаю...
   Неожиданно он осознал, что его шея и плечи больше не ноют  и  не  саднят.
Головная боль, к которой он притерпелся настолько, что перестал ее замечать,
тоже исчезла.
   - Удивительный массаж! - воскликнул он.
   - Рада была помочь.
   Томми с недоумением прислушивался к своим внутренним ощущениям.  Ни  один
мускул, ни один сустав больше не болели.  Он  даже  не  чувствовал  боли  от
ушибов, полученных им во время падения на каменный пол  террасы.  Сонливость
куда-то исчезла,  глаза  перестало  щипать,  под  веками  не  горело.  Томми
чувствовал себя бодрым, отдохнувшим, полным сил и энергии, как будто не было
этих изнурительных часов, наполненных напряжением и страхом.
   Нахмурившись, он посмотрел в лицо Дел, едва различимое в темноте.
   - Послушай, как ты это...
   Скути не дал ему договорить. Просунув между ними голову, он негромко,  но
настойчиво заскулил.
   - Он идет, - сказала Дел, поднимаясь с сиденья игрушечной повозки.
   Томми перегнулся через борт и схватил лежавший на полу смоссберг".
   Дел уже бесшумно двигалась между лошадьми, используя  их  как  прикрытие.
Она  остановилась  только  у  края  вращающейся  платформы,  откуда   хорошо
просматривалась пешеходная дорожка.
   Томми нагнал ее и присел за большим вороным жеребцом с оскаленными зубами
и дикими глазами.
   Скути,  напряженный  и  внимательный,  замер,  словно  охотничья  собака,
почуявшая в кустах фазана. Он смотрел вдоль слабо освещенной улицы на восток
- туда, где  темнели  конторы  "Прокатных  лодок  "Энкор  Эвей"  и  "Круизов
"Ориджинал Харбор". Будь Скути чуть покрупнее, в темноте его можно  было  бы
принять за одну из  деревянных  лошадей,  неподвижно  ожидавших  возвращения
солнца, тепла  и  маленьких  всадников,  которые  появились  бы  в  парке  с
наступлением дня.
   - Давай выбираться отсюда, - предложил Томми.
   - Подожди.
   - Почему?
   - Я хочу получше рассмотреть это существо,  -  еле  слышно  шепнула  Дел,
указывая на фонарный столб с тремя матовыми шарами  наверху,  мимо  которого
неизбежно должен был пройти их преследователь.
   -  Лично  у  меня  нет  никакого  желания  знакомиться  с  ним  ближе,  -
пробормотал Томми себе под нос, но Дел услышала.
   - В конце концов, у нас есть оружие. Мы можем снова нокаутировать его.
   - Чихал он на твое оружие, - возразил Томми. - К тому же в этот  раз  нам
может и не повезти.
   - Скути может попробовать сбить его с толку.
   - Ты хочешь сказать, отвлечь его от нас?
   Дел не ответила.
   Скути прижал уши и слегка приподнял  голову,  всем  своим  видом  выражая
готовность сделать все, чего бы ни потребовала от него хозяйка.
   Что  ж,  подумал  Томми,  может  быть,  пес  сумеет  убежать  от  доброго
самаритянина. Мерзкая  тварь,  которая  так  ловко  притворялась  человеком,
несомненно была существом, обладающим сверхъестественными  возможностями,  -
как минимум, она не была смертной, но, несмотря на это, даже она подчинялась
некоторым законам физики. Пуля крупного калибра не могла убить ее, но  могла
остановить, отбросить, оглушить,  задержать  хотя  бы  на  некоторое  время.
Почему бы не предположить, что тварь не умеет  бегать  так  же  быстро,  как
собака, которая меньше и легче ее и чья мускулатура и скелет самой  природой
предназначены для того, чтобы развивать высокую скорость?
   - Но тварь не погонится за Скути, -  шепнул  Томми.  -  Ей  нет  до  него
никакого дела. Она охотится за мной.., и, может быть, за тобой тоже.
   - Тихо! - шикнула на него Дел.
   В холодном свете матовых светильников струи воды больше всего походили на
дождь со снегом. Бетонная дорожка блестела так, словно была  покрыта  льдом,
но чем дальше от света, тем сильнее дождь напоминал старинное,  потускневшее
от времени серебро. У входа в парк он уже походил цветом на мокрую  золу,  и
вот из этой серой пелены медленно выступила темная фигура  человека,  грузно
шагавшего по самой середине пешеходной дорожки.
   Скути рядом с Томми чуть вздрогнул, но не издал ни звука.
   Сжимая дробовик обеими руками,  Томми  пригнулся  еще  ниже,  за  вороным
скакуном.  Он  смотрел  на  дорожку,  скрываясь  за  развевающимся   хвостом
игрушечной лошади.
   Дел, пригнувшись, прижала голову к  морде  застывшего  в  прыжке  коня  и
следила за добрым самаритянином из-под его шеи.
   Толстый  мужчина  приближался  медленно  и  осторожно,   как   дирижабль,
маневрирующий у причальной мачты, словно он не шел,  а  действительно  летел
над землей. Мостовая была почти сплошь залита дождевой водой,  но  его  ноги
ступали на землю без единого звука. Скорчившемуся в своем ненадежном укрытии
Томми даже показалось, что ночь стала холоднее, как будто вместе с демоном в
парк ворвались зимние ветры, способные унести  все  тепло,  которое  отдавал
нагревшийся за день океан.
   Поначалу мужчина  казался  лишь  темной  фигурой  на  фоне  серой  пелены
неподвижного дождя, но вскоре на него упал свет от фонаря,  и  Дел  с  Томми
получили возможность рассмотреть его получше. Тварь стала чуть больше - выше
и шире, - чем раньше, хотя и не настолько, чтобы по ее размерам  можно  было
догадаться, что совсем недавно она сожрала двух человек вместе с  ботинками.
Не сразу Томми сообразил, как глупо с его стороны было надеяться, что законы
земной  биологии  или  математики  применимы  к  этому   сверхъестественному
существу, а когда сообразил,  сразу  подумал  о  том,  что  его  собственное
чувство меры и здравого  смысла  претерпело  за  последние  несколько  часов
существенные изменения. И, увы, не в лучшую сторону.
   Мужчина - или, вернее, притворившаяся человеком тварь все еще была  одета
в дождевик с капюшоном, но теперь ее плащ превратился в лохмотья, изорванный
скорее всего попавшими в существо пулями. Капюшон  складками  лежал  на  шее
твари, и Томми впервые увидел ее голову. Лицо все еще сохраняло человеческие
черты, но было не по-человечески свирепым и  жестоким,  как  будто  навсегда
утратив способность улыбаться. Глаза  твари  -  во  всяком  случае,  с  того
расстояния, с которого наблюдал  за  ней  Томми,  -  гоже  выглядели  вполне
обычно. Это широкое, почти круглое лицо  и  эти  глаза  принадлежали  скорее
всего тому  мужчине,  который  на  свою  беду  остановился  возле  разбитого
"Корвета", чтобы помочь Томми выбраться из-под обломков, однако душа и разум
его уже давно сгинули, оставив  только  телесную  оболочку,  которую  словно
пальто надело на себя неизвестное,  странное  существо  -  воплощение  такой
безумной ненависти и дикой ярости, что даже человеческий облик  не  в  силах
был скрыть его истинную природу, проглядывающую даже сквозь черты заурядного
мужского лица, улыбчивого и доброго.
   Тем временем тварь шагнула в бледный свет фонаря, и  Томми  с  удивлением
увидел, что она отбрасывает сразу три отчетливые тени, в  то  время  как  он
ожидал, что подобно вампирам она не будет отбрасывать  ни  одной.  В  первую
секунду Томми подумал, что тройная тень появилась у твари из-за того, что на
вершине старого фонаря было три светильника-шара, но потом он  заметил,  что
тени на мокрой мостовой пролегли не от источника света, а к нему.
   Он перевел  взгляд  на  мясистое,  полное  лицо,  некогда  принадлежавшее
человеку, и увидел, как его черты на глазах меняются.  Тело  оставалось  все
таким же широким и плотным, но лицо стало совсем другим - длинным  и  худым.
Нос стал почти ястребиным, с хищной  горбинкой,  подбородок  выпятился,  уши
плотнее прижались к черепу. Сквозь прилипшие ко лбу  влажные  светлые  пряди
проросли густые черные волосы, но уже в следующую минуту  сквозь  это  новое
лицо проступило третье лицо, принадлежащее мужчине средних лет  с  короткими
седыми волосами  "ежиком"  и  квадратным,  как  у  карикатурного  армейского
сержанта, подбородком.
   Глядя на вновь появившееся перед ним круглое лицо  доброго  самаритянина,
Томми подумал, что два других лица принадлежали скорее всего  тем  невезучим
героям, которых существо убило некоторое время назад на  веранде  последнего
из прибрежных коттеджей. Эта мысль заставила его вздрогнуть, и он испугался,
что даже на расстоянии сорока футов, сквозь непрерывный шорох дождя существо
сумеет расслышать, как стучат его зубы.
   Тварь сделала еще один шаг и остановилась  прямо  под  фонарем,  в  круге
света, отбрасываемом тремя шарообразными светильниками. Ее глаза, бывшие  до
этого момента вполне человеческими, неожиданно полыхнули зеленым,  неземным,
голодным огнем.
   Томми почувствовал, как вздрогнул Скути, прижимавшийся мокрым боком к его
ноге.
   Стоявшее на дорожке существо  начало  поворачиваться  вокруг  своей  оси,
внимательно оглядывая парк. Вот оно посмотрело на карусель, приподнятую фута
на  два  над  уровнем  земли  и  отчасти  скрытую  невысокой   металлической
изгородью. Жуткие глаза, зеленые, как у змеи, и такие же злобные, скользнули
по вороному жеребцу, за которым скорчился Томми, и ему  показалось,  что  он
почувствовал адский голод твари.
   Старая карусель была полна темных причудливых теней, которых было гораздо
больше,  чем  всех,  вместе  взятых,  маленьких   всадников,   десятилетиями
садившихся на ее выстроившихся друг за другом  и  вечно  мчащихся  по  кругу
скакунов.  Заметить  среди  них  двух  человек  и  собаку  было  практически
невозможно - во всяком случае, до тех пор, пока они  хранили  неподвижность.
Томми, однако, был почти уверен, что тварь смотрит на мир особенными глазами
и что она сумеет высмотреть его в этом укрытии с  такой  же  легкостью,  как
если бы он стоял на открытом месте при свете дня.
   Но взгляд твари лишь скользнул по деревянному  крупу  черного  скакуна  и
устремился дальше. Некоторое время чудовище рассматривало темную  закусочную
к западу от карусели, потом повернулось на  север,  где  на  противоположной
стороне улицы  темнели  неподвижное  "чертово  колесо"  и  причалы  парковой
лодочной компании.
   "Она знает, чувствует, что мы где-то рядом", - подумал Томми.
   Почти прямо напротив карусели, к  северу  от  нее,  находилась  небольшая
открытая терраса летнего кафе,  обсаженная  молодыми  пальмовыми  деревьями,
откуда открывался вид на лодочные причалы и на залив. Повернувшись спиной  к
беглецам, тварь медленно и внимательно осматривала столики, скамьи, мусорные
контейнеры, пустую стоянку для велосипедов и мокрые  листья  пальм.  Террасу
освещали еще два фонаря, но их холодный свет почти не рассеивал темноту этой
странной ночи. На взгляд Томми, этих светильников  было  вполне  достаточно,
чтобы тварь с первого же раза убедилась, что тех, кого  она  преследует,  на
террасе нет, однако она почему-то очень долго  рассматривала  веранду  кафе,
словно не совсем доверяя своему собственному зрению. Впрочем, возможно,  она
просто считала,  что  Томми  и  Дел  умеют  приспосабливаться  к  окружающей
обстановке и менять окраску так же ловко, как хамелеоны.
   В конце концов тварь оторвала взгляд от кафе, еще  раз  посмотрела  вдоль
авеню на запад и снова повернулась к карусели. Взгляд ее горящих глаз  снова
скользнул по скрытым в тени лошадям и обратился на восток -  в  ту  сторону,
откуда она пришла, как будто тварь вдруг  заподозрила,  что  в  темноте  она
прошла мимо убежища, в котором притаились ее жертвы.
   Теперь Томми видел, что тварь растерялась. Во всяком случае, ее  голодное
разочарование было  таким  очевидным  и  ясным,  что  его,  казалось,  можно
пощупать руками. Чудовище  чувствовало,  что  добыча  близка,  но  не  могло
уловить ее запаха или чего-то другого, что вело его по следу.
   Томми неожиданно осознал,  что  затаил  дыхание.  Выдохнув,  он  медленно
втянул  воздух  широко  раскрытым  ртом,  боясь,  что  слишком  резкий  вдох
неминуемо привлечет внимание твари.
   Учитывая, что тварь  выслеживала  их  на  протяжении  нескольких  миль  -
сначала до пекарни, а потом до  дома  Дел,  -  ее  теперешняя  неспособность
обнаружить их  с  расстояния  в  каких-нибудь  сорок  футов  казалась  Томми
удивительной и необъяснимой.
   Тварь повернулась к карусели.
   Томми снова затаил дыхание.
   Змеиноглазое существо подняло свои пухлые ладони и начало медленно водить
ими в воздухе, как будто вытирая стеклянную витрину.
   "Ищет наши психические эманации, какие-нибудь следы, - подумал  Томми.  -
Что-то мешает ему видеть ясно".
   На всякий случай он покрепче стиснул пистолетную рукоять "моссберга".
   Бледные  пухлые  кисти  описывали  в  воздухе  широкие  круги,   медленно
поворачиваясь, словно антенны радиолокационной станции в поисках сигналов.
   Тик. Так.
   Томми физически ощущал, как быстро летит время и как подходит к концу  их
сказочное  везение.  В  любую  секунду  тварь  могла  обнаружить  их  своими
сверхъестественными органами чувств.
   Из  темноты  над  заливом  неожиданно  появилась  крупная  белая   чайка,
слетевшая с ночных небес словно ангел. Трепеща  крыльями,  она  с  быстротой
молнии  пронеслась  над  бледными  руками  твари  и,  взмыв   вверх,   снова
растворилась в дождливой темноте, из которой она так неожиданно возникла.
   Злобное существо опустило руки.
   Рассекая  крыльями  холодный  воздух,  чайка  снова  упала  с  высоты   и
затормозила  только  перед  самой  землей,  перекувырнувшись  в  воздухе   с
изяществом воздушного акробата. В белом свете матового фонаря  она  казалась
белоснежной, как печальный  призрак  приближающейся  зимы.  Промчавшись  над
головой твари, которая снова подняла руку, чайка по спирали ушла в дождливую
высоту.
   Самаритянин посмотрел вверх, внимательно  следя  за  кружившей  в  вышине
птицей.
   Томми  понял,  что  на  его  глазах  происходит  что-то  важное,   что-то
таинственное и необъяснимое, чего он не  понимает  и  вряд  ли  когда-нибудь
сможет понять.
   Он бросил взгляд на Дел, надеясь угадать ответ  по  ее  реакции,  но  она
продолжала наблюдать за демоном, и Томми не видел ее лица.
   Прижимаясь боком к ноге Томми, крупно дрожал Лабрадор.
   Чайка сделала круг над заливом и  снова  вернулась  в  парк.  Теперь  она
летела всего в нескольких футах над мостовой. Промчавшись мимо твари,  птица
растворилась между ларьками и магазинчиками на востоке.
   Зеленые змеиные глаза оборотня глядели вслед чайке  со  злобой,  но  и  с
явным интересом. Опустив руки вдоль  тела,  чудовище  стояло  неподвижно,  и
только его кисти судорожно сжимались и разжимались, как будто оно стремилось
избавиться  от  излишнего  нервного   напряжения,   вызванного   яростью   и
разочарованием.
   Откуда-то с запада, где чернело неподвижное "чертово  колесо",  донеслось
хлопанье крыльев, и Томми увидел небольшую стаю из восьми морских чаек.
   Демон повернулся к ним.
   Чайки принялись одна  за  другой  пикировать  вниз,  выравнивая  полет  в
нескольких футах над землей. Вслед за первой они понеслись прямо  на  тварь.
Не долетая до нее нескольких ярдов,  чайки  разделились  на  две  группы  и,
обогнув неподвижное существо сразу с двух сторон,  исчезли  на  востоке.  Ни
одна из чаек не крикнула, и весь маневр был  проделан  совершенно  бесшумно,
если не считать резкого хлопанья крыльев и свиста рассекаемого воздуха.
   Чудовище, заинтригованное еще больше,  повернулось,  чтобы  поглядеть  им
вслед.
   Неожиданно человек-оборотень сделал один  неуверенный  шаг,  другой..,  и
остановился.
   Белый дождь падал на землю в зыбком свете матовых фонарей.
   Демон сделал еще один шаг на восток  и  опять  остановился,  нерешительно
переминаясь с ноги на ногу.
   У близких причалов поскрипывали, покачиваясь на приливной  волне,  лодки,
негромко позвякивали звенья причальной цепи.
   Тварь снова повернулась к карусели.
   С запада донесся странный шум.  Он  заглушал  даже  дождь  и  был  совсем
другим.
   Тварь  повернулась  к  "чертову  колесу"  и,  запрокинув  голову,   стала
всматриваться в бездонное черное небо. Она даже подняла свои толстые руки  и
стала водить ими из стороны в сторону, не то отыскивая источник  звуков,  не
то готовясь отразить нападение.
   Из густой темноты над заливом снова показались птицы. Их было  много,  не
восемь, не десять, а гораздо больше - две, три  сотни.  Среди  них  были  не
только чайки, но и голуби, воробьи, дрозды, вороны, ястребы и  даже  крупные
голубые   цапли,   поражающие   своими   размерами,   словно    какие-нибудь
доисторические ящеры. Отчаянно работая крыльями, птицы летели вперед, широко
раскрыв клювы, но ни одна из них не кричала;, все так же молча этот  могучий
поток клювов, перьев, сверкающих бусинных глазок перевалил через обод колеса
обозрения и понесся вдоль дороги, разделившись на два рукава, чтобы обогнуть
замершего в нерешительности демона. Позади него птицы  снова  смыкали  ряды,
чтобы все так же бесшумно и  молчаливо  исчезнуть  в  ночной  темноте  между
лавками и салонами, но их  место  тут  же  занимали  новые  и  новые  армады
пернатых - новые сотни и тысячи, спешащие промчаться тем же маршрутом, чтобы
исчезнуть в темноте на востоке. Казалось, небо  будет  вечно  извергать  эти
бесчисленные птичьи стаи, хотя воздух уже  наполнился  свистом  рассекаемого
воздуха и таким громким хлопаньем крыльев, эхом отражавшимся от всех твердых
поверхностей, что его можно было сравнить разве что с грохотом несущегося на
всех парах товарного поезда или с землетрясением средней силы.
   Томми на карусели физически ощущал каждое движение бесчисленных крыльев и
чувствовал на своем лице порывы поднятого ими  ветра,  но  не  смел  отвести
восхищенного взгляда  от  этой  невероятной  картины.  Барабанные  перепонки
начали вибрировать в такт этому  грозному  ритму,  так  что  постепенно  ему
начало  казаться,  будто  все  эти  крылья  поднима