за ним наблюдают, не покидало его.
   Во второй спальне наверху, которую он переоборудовал под рабочий  кабинет
и где писал свои романы, Томми сел  за  стол,  но  лампу  не  включил.  Свет
попадал внутрь только из коридора, сквозь открытую дверь, но  и  этого  было
вполне достаточно.  Придвинув  к  себе  телефонный  аппарат,  Томми  немного
поколебался, но потом набрал  по  памяти  домашний  номер  Сэла  Деларио,  с
которым до вчерашнего дня работал в редакции "Реджистер".  На  другом  конце
линии отозвался автоответчик, но Томми не стал оставлять  сообщения.  Вместо
этого он позвонил Деларио на пейджер и ввел свой телефонный номер с пометкой
"срочно".
   Меньше чем через пять минут Сэл перезвонил.
   - Что за пожар, сырная головка? - спросил он вместо приветствия. -  Опять
забыл, с кем пил вчера?
   - Ты где? - спросил Томми.
   - На конвейере.
   - В конторе?
   - Где же еще? Ждем любого мало-мальски любопытного сообщения.
   - Опять задерживаешься ради сносной статейки для утреннего выпуска?
   - Ты позвонил только для того, чтобы спросить меня об  этом?  -  упрекнул
Сэл. - Подумать только, ты всего день не работаешь с горячими  новостями,  а
уже забыл, что такое журналистская солидарность.
   - Послушай, Сэл, - перебил его Томми, наклоняясь над трубкой. -  Я  хотел
узнать у тебя кое-что насчет банд.
   - Ты имеешь в виду обленившихся жирных котов,  которые  вертят  делами  в
Вашингтоне, или панкуюшую молодежь, которая пасет предпринимателей  в  нашем
Маленьком Сайгоне?
   - Прежде всего я имел в виду местные вьетнамские группировки типа "Парней
из Санта-Аны" и тому подобных.
   - .."Парни из Натомы", "Плохие Мальчики"... Да ты их и сам знаешь.
   -  Не  так  хорошо,  как  ты,  -  возразил  Томми.  Сэл  был  полицейским
репортером, прекрасно знавшим все вьетнамские банды, действовавшие не только
в округе Орандж,  но  и  по  всей  территории  страны,  Томми  же  писал  по
преимуществу об искусстве, событиях в мире культуры и шоу-бизнеса.
   - Тебе никогда не  приходилось  слышать,  чтобы  "Парни  из  Натомы"  или
"Плохие  Мальчики"  присылали  кому-то  записки  с  отпечатком  ладони   или
нарисованным черепом и костями? В  качестве  угрозы  или  предупреждения?  -
спросил он.
   - Или оставляли в постели жертвы отрезанную лошадиную голову?
   - Да-да, что-то в этом роде.
   -  Ты  все  перепутал,  чудо-мальчик.  Эти  парни  не  настолько   хорошо
воспитаны, чтобы рассылать предупреждения. По сравнению с  ними  даже  мафия
сойдет за общество любителей камерной музыки.
   - А как насчет банд, которые состоят не из уличных подонков, а  из  людей
постарше, стоящих ближе к организованной преступности?  Таких,  как  "Черные
Орлы" или "Сокол-7"?
   - "Черные Орлы" действуют  в  Сан-Франциско,  а  "Сокол-7"  -  в  Чикаго.
Здешние бандиты называют себя "Люди-лягушки".
   Томми откинулся на спинку заскрипевшего под ним кресла.
   - Но никто из них не играет в эти игры с лошадиными головами?
   - Послушай, Томми-бой, если "Люди-лягушки" решат подсунуть тебе в постель
отрезанную голову, то это скорее всего будет твоя собственная голова.
   - Это утешает.
   - А что, собственно, случилось, Томми? Признаться, ты меня заинтриговал.
   Томми  вздохнул  и  бросил  взгляд  за  окно   кабинета.   Оно   осталось
незанавешенным,  и  он  видел,  как  плотные  клочковатые   тучи   понемногу
затягивают луну, продолжавшую серебрить их неровные края.
   - Тот материал, который я приготовил на прошлой неделе для раздела "Шоу и
развлечения"... Мне кажется, кто-то пытается отомстить мне за него.
   - Тот, где говорится о талантливой девочке-фигуристке?
   - Да.
   - И об одаренном  маленьком  мальчике,  который  играет  на  пианино  как
взрослый мастер? За что же тут мстить?
   - Видишь ли...
   - Кого ты мог задеть этой статьей? Разве что другого шестилетнего  гения,
который считает, что это он должен был красоваться на первой  полосе.  И  за
это он поклялся переехать тебя своим трехколесным велосипедом.
   - Видишь ли, Сэл, - снова  сказал  Томми,  понимая,  как  глупо  все  это
звучит, - в этой статье подчеркивалось, что далеко не все дети, происходящие
из вьетнамской общины, обязательно пополняют собой ряды уличных группировок.
   - Ну-у-у... - протянул Сэл, - тогда  конечно.  Полемика,  брат,  это  уже
серьезно.
   - Мне пришлось сказать несколько нелицеприятных слов в адрес  "Парней  из
Натомы", "Парней из Санта-Аны" и всех  тех,  кто  в  конечном  итоге  выбрал
скользкую дорожку.
   - Ну и что? Одна-две строки на весь подвал. Ну, параграф,  как  максимум.
Эти парни не настолько чувствительны. Томми. Несколько резких слов  вряд  ли
способны заставить их вступить на тропу войны.
   - Хотел бы я знать...
   - На самом деле им глубоко плевать, что ты там себе думаешь,  потому  что
для них ты - вьетнамский эквивалент дяди  Тома,  только  без  хижины.  Кроме
того, как мне кажется, ты слишком хорошо о них думаешь. Лично я  не  уверен,
что эти задницы вообще читают газеты.
   Темные тучи, гонимые ветром  с  запада,  заметно  сгущались,  наползая  с
океана. Луна погружалась в них постепенно, исчезая с небосвода  словно  лицо
тонущего в холодном море пловца, и ее свет на оконных переплетах то мерк, то
снова проступал безмятежным белым сиянием.
   - А что ты скажешь насчет женских банд? - спросил Томми.
   - "Девчонки  Уолли",  "Всадницы  из  Помоны",  "Грязные  Панкушки"...  Не
секрет, что они могут быть гораздо более жестокими, чем мужчины,  но  я  все
равно не думаю, чтобы они могли заинтересоваться тобой. Сам посуди, если  бы
их было так легко завести, они выпотрошили бы меня как  рыбу  еще  несколько
лет назад. Давай, Томми, не темни! Выкладывай, что у тебя  случилось.  Из-за
чего ты так разнервничался?
   - Из-за.., куклы.
   - Какой куклы? Барби? - Сэл заметно оживился.
   - Признаться, она выглядит несколько более зловеще.
   - Да, Барби уже не та... Не нагоняет такой жути, как когда-то. Пожалуй, в
наше время она никого особенно не испугает.
   Томми  коротко   рассказал   Сэлу   о   странной   кукле   со   зловещими
крестообразными стежками, которую он подобрал на крыльце собственного дома.
   - Судя по твоему рассказу, "Пехотинцы Пиле бери" тоже начали панковать, -
задумчиво произнес Сэл.
   - Это все очень странно, - откликнулся Томми. -  На  самом  деле  гораздо
более странно, чем можно выразить словами. Ты даже не представляешь себе...
   - А  что  говорится  в  записке?  Неужели  ты  совсем  не  можешь  читать
по-своему, по-вьетнамски? Хотя бы немножко?
   Томми достал записку из кармана и снова развернул ее.
   - Нет, - сказал он и покачал головой, хотя Сэл не мог его  видеть.  -  Ни
слова.
   - Что ж ты так, сырная головка? Отрываешься от корней?
   - Можно подумать, что ты очень за них держишься! - едко заметил Томми.
   - Еще как, дружище! - В  подтверждение  своих  слов  Сэл  бегло  произнес
несколько фраз на певучем итальянском языке и снова перешел на английский.
   - Кроме того, я каждый  месяц  пишу  своей  матери  на  Сицилию  огромное
письмо. В прошлом году я прожил у нее почти  весь  отпуск  -  две  недели  с
маленьким хвостиком.
   Томми почувствовал себя еще большей  свиньей  Прищурившись,  он  еще  раз
проглядел три колонки иероглифов и сказал неуверенно:
   - Это старая вьетнамская письменность, которая  использовалась  до  того,
как мы перешли на латиницу. Для меня это так же непонятно, как санскрит.
   - Ты не мог бы переслать мне текст по факсу? Я постарался бы найти  здесь
кого-нибудь, кто перевел бы ее для нас.
   - Конечно.
   - Я перезвоню, как только узнаю, о чем говорится в этом послании.
   - Спасибо, Сэл. Да, кстати, знаешь, что я сегодня купил?
   - Откуда же мне знать? Да и с каких  это  пор  нормальные  мужики  начали
обсуждать покупки?
   - Я купил "Корвет".
   - Ты серьезно?!
   - Да. Кузов ЛТ-1 "купе", цвет - светло-голубой металлик.
   - Поздравляю, Том, дружище!
   - Двадцать два года назад, - сказал Томми,  -  когда  мы  -  отец,  мама,
братья и сестра - вышли из здания службы иммиграции  и  я  впервые  в  жизни
сделал шаг по  настоящей  американской  улице,  я  увидел  проезжающий  мимо
"Корвет" и понял: это то, что мне надо.  Тогда  в  этой  волшебной,  изящной
машине, которая бесшумно промчалась мимо, заключалась для меня вся Америка.
   - Я понимаю, Томми. Рад за тебя.
   - Спасибо, Сэл.
   - Может быть, теперь ты сможешь познакомиться с  настоящими  девушками  и
тебе не придется заниматься сексом с надувной резиновой куклой, как думаешь?
   - Жопа ты!.. - дружелюбно откликнулся Томми.
   - Ну ладно, перешли мне записку.
   - Будь готов, - сказал Томми и дал  отбой.  В  углу  его  кабинета  стоял
небольшой "ксерокс". Не зажигая  света,  Томми  сделал  светокопию  странной
записки, снова убрал оригинал в карман и отослал копию Сэлу в "Реджистер".
   Телефон зазвонил уже через минуту. Это был Сэл.
   - Нет, приятель, с тобой точно что-то не в порядке, - сказал он. - Должно
быть, ты сунул записку в факс не той стороной. Я получил чистый лист  бумаги
с твоим телефонным номером в верхней части.
   - Да нет же, я сделал все правильно! - запротестовал Томми.
   - Ты способен разочаровать даже  надувную  женщину,  -  вздохнул  Сэл.  -
Попробуй-ка еще раз.
   Включив свет, Томми снова вернулся к факсу. На  этот  раз  он  был  очень
внимателен и вставил копию записки в аппарат так, чтобы лицевая  сторона  со
странными иероглифами оказалась внизу. Нажав кнопку, он  проследил  за  тем,
как резиновые валики протягивают единственный  лист  бумаги  через  приемную
щель. В маленьком окошке сообщений  высветился  номер  факса  Сэла  и  слово
"Отправка". В следующую секунду листок с иероглифами выскользнул из факса, а
в  окошке  сообщений  появилось  слово  "Принято".  После  небольшой   паузы
факс-аппарат автоматически отключился.
   Снова зазвонил телефон.
   - Ну что, мне приехать и показать  тебе,  как  это  делается?  -  сердито
спросил Сэл.
   - Ты хочешь сказать, что опять получил чистую страницу?
   - Да. Только заголовок с номером отправителя.
   - Я действительно сделал все правильно.
   - Значит, у тебя что-то не в порядке с факсом. -  безапелляционно  заявил
Сэл.
   - Вероятно,  -  с  сомнением  в  голосе  проговорил  Томми.  Это  простое
объяснение его почему-то не успокоило.
   - Может быть, ты сам завезешь мне эту записку?
   - А ты долго еще будешь в редакции?
   - Часа два или около того.
   - Хорошо, я постараюсь приехать, - пообещал Томми.
   - Ты меня заинтриговал, сырная головка.
   - Если не сегодня, то завтра - обязательно.
   - Это, наверное, какая-нибудь маленькая девочка, - предположил Сэл.
   - Что?
   - Ну какая-нибудь юная фигуристка,  которая  завидует,  что  ты  в  своей
статье написал не о ней. Помнишь Тоню Хардинг,  олимпийскую  чемпионку?  Вот
то-то! Береги свои коленные чашечки, Томми-бой. Тебя  наверняка  выслеживает
какая-нибудь маленькая фигуристочка с бейсбольной битой,  на  которой  ножом
вырезано твое имя.
   - Слава Богу, мы больше не работаем в одной конторе, Сид. Я чувствую себя
гораздо лучше без твоих шуточек.
   - Ладно, сырная головка. Поцелуй от меня свою резиновую!..
   - Ты просто грязный, больной психопат!
   - Ну ты-то вряд ли рискуешь подцепить  одну  из  тех  болезней,  которыми
болеют настоящие мужчины. С твоей резиновой подружкой...
   - Ладно, до встречи, макаронник! -  Томми  положил  трубку  на  рычаги  и
выключил лампу. Как и  прежде,  единственным  источником  света  в  кабинете
осталась распахнутая настежь дверь в коридор второго этажа.
   Поднявшись  с  кресла  и  подойдя  к  ближайшему  окну,  Томми  еще   раз
внимательно оглядел улицу и лужайку перед  домом,  но  ничего  не  увидел  в
желтоватом свете редких фонарей. Плотные штормовые тучи  с  моря  совершенно
закрыли луну, и небо казалось угрожающе черным.
   Снова спустившись в гостиную, Томми обнаружил, что кукла на столике возле
дивана съехала на бок, хотя он оставил ее прислоненной к стойке лампы.
   Томми с удивлением смотрел на игрушку. Она была настолько плотно  набита,
что Томми решил, что внутри куклы, скорее всего, песок. А раз  так,  то  она
должна была сидеть прямо в том же положении, в каком он ее оставил.
   Чувствуя себя полным идиотом, он обошел весь первый этаж, пробуя двери  и
окна. Все они оказались надежно заперты, и нигде  не  было  заметно  никаких
следов вторжений. Значит, в дом никто не входил...
   Томми вернулся в гостиную. "Наверное, - объяснял он себе, -  я  с  самого
начала посадил куклу криво, и  песок,  постепенно  осыпаясь,  сместил  центр
тяжести настолько, что проклятая игрушка в конце концов завалилась на бок".
   С великой осторожностью - хотя, чем она может быть вызвана, Томми не смог
бы объяснить - он взял куклу в руки и поднес поближе к глазам, чтобы получше
ее рассмотреть. Черные крестики, обозначавшие  глаза  и  рот  игрушки,  были
вышиты грубой и толстой ниткой наподобие хирургической.  В  задумчивости  он
осторожно потер подушечкой большого пальца стежки, обозначавшие глаза и  рот
- решительно и мрачно сжатый рот странного существа.
   Когда он проводил пальцем по губам  куклы,  перед  его  мысленным  взором
неожиданно  встала  жуткая  картина,  которая  поразила  его   Томми   вдруг
представил себе, как нитки неожиданно лопаются под его пальцами, белая ткань
раздвигается  и  в  ней  неожиданно  открывается  настоящий  рот,  усаженный
острыми, как нож, треугольными зубами.  Одно  быстрое  и  яростное  движение
крошечных челюстей, и вот уже его большой палец откушен, а из обрубка  течет
по руке горячая тягучая кровь .
   Томми вздрогнул и едва не выронил куклу.
   - Боже мой!..
   Он чувствовал себя напуганным ребенком.  Стежки  не  разошлись,  и  ничья
голодная пасть не обнажилась в белой ткани.
   Это же просто кукла. Господи! Кукла, и больше ничего!
   Немного успокоившись, Томми подумал о том, что предпринял бы  в  подобной
ситуации выдуманный им частный детектив Нгуэн. Чип Нгуэн был решительным, не
знающим колебаний парнем, который мастерски владел таэквандо, умел  пить  не
пьянея ночи напролет и неплохо играл в  шахматы.  Однажды  он  даже  обыграл
самого Бобби Фишера, с  которым  судьба  свела  его  на  Барбадосе  в  одном
курортном  местечке,  в  котором  гроссмейстер  застрял   из-за   неожиданно
разыгравшейся непогоды. Разумеется, Чип Нгуэн был великолепным любовником, и
одна его знакомая блондинка в припадке  ревности  убила  из-за  него  другую
красавицу. Кроме того, детектив коллекционировал "Корветы" старых моделей  и
сам умел не только их ремонтировать, но даже  восстанавливать  буквально  из
груды металла. Не  чужд  был  Нгуэн  и  философии:  он  исповедовал  теорию,
основное положение которой заключалось в том,  что  человечество  все  равно
обречено, что не мешало Чипу сражаться на стороне добра.
   Пожалуй, Чип уже давно перевел бы записку  и  даже  успел  бы  установить
происхождение хлопчатобумажной ткани и черной грубой нити, попутно победив в
честном  кулачном  бою  пару  головорезов  и  переспав  (на  выбор)  либо  с
агрессивной    рыжеволосой     красоткой,     обладательницей     роскошного
пневматического бюста, либо с хрупкой  и  тихой  вьетнамской  девушкой,  под
кажущейся   скромностью   которой   скрываются   неистощимая   фантазия    и
неисчерпаемый эротизм.
   Увы, как грустно было  сознавать,  что  в  действительности  все  обстоит
совершенно иначе. Томми даже вздохнул при мысли о том, как было бы  здорово,
если бы он хоть на мгновение сумел перенестись на страницы своих собственных
книг  и,  заняв  место  супердетектива  Нгуэна,  ощутить  его  непоколебимую
уверенность в собственных силах и перенять  его  способность  контролировать
ход событий.
   Вечер подходил к концу, и Томми пришел к выводу, что ехать в  редакцию  к
Деларио уже поздно. Пожалуй, прежде чем отправиться  в  постель,  он  успеет
немного поработать, но и только. Тряпичная кукла была,  конечно,  достаточно
странной, но она вряд ли представляла собой такую уж большую опасность,  как
он себе вообразил. Его собственная необузданная фантазия опять увела его Бог
знает куда!
   Как не раз говорил его старший брат  Тон,  умение  Томми  драматизировать
события было самой американской чертой его характера "Американцы,  -  заявил
брат однажды, - уверены, что мир  вращается  исключительно  вокруг  них.  Им
кажется, что каждая личность имеет гораздо большее значение,  чем  отдельная
семья и даже общество в целом. Но как может быть один человек важнее многих?
Почему все вместе - все общество, состоящее из индивидуальностей, каждая  из
которых имеет такое колоссальное значение, - не так важны? Разве часть может
быть важнее целого? Я этого просто не понимаю! В этом нет никакого смысла".
   Томми тогда возразил, что он вовсе не чувствует себя главнее других и что
Тон просто не понимает,  что  такое  настоящий  американский  индивидуализм,
который заключается в том, чтобы добиваться осуществления своей  собственной
мечты, а не в том, чтобы считать остальных ниже себя, но  брат  сказал  ему:
"Если ты не считаешь себя лучше других, тогда приходи  работать  в  семейную
пекарню  вместе  с  братьями  и  отцом  и  добивайся   осуществления   нашей
индивидуальной семейной мечты".
   Именно  после  этого  случая  Томми  окончательно  понял,  что  его  брат
унаследовал от матери гибкость ума и упрямство, одинаково полезные в  споре,
и что переубедить его будет совсем не просто.
   Размышляя так, Томми продолжал вертеть в руках  тряпичную  куклу,  и  чем
дольше он это делал, тем более безобидной она ему казалась. Он уже почти  не
сомневался, что не было ничего необычного в том, как она попала  к  нему  на
крыльцо. Скорее всего это чья-то выдумка,  розыгрыш  или  шалость  детей  из
соседних коттеджей.
   И вдруг он  заметил,  что  на  столике  нет  булавки  с  черной  эмалевой
головкой, а ведь он хорошо помнил, что оставил ее здесь. Наверное, решил он,
булавка упала на пол, когда кукла опрокинулась на бок.
   Но на полу, застланном светло-бежевым синтетическим ковром, булавки  тоже
не оказалось, хотя ее крупная черная головка  должна  была  бы  бросаться  в
глаза. Ну ничего, когда в следующий раз он будет убираться в  гостиной,  она
непременно попадет в пылесос.
   Томми пошел на кухню и достал  из  холодильника  бутылочку  пива  "Курз",
сваренного в горных районах Колорадо. Держа пиво в одной  руке  и  тряпичную
куклу в другой, он снова  поднялся  наверх  в  кабинет.  Включив  настольную
лампу, Томми прислонил к ней куклу и,  опустившись  в  свое  любимое  мягкое
кресло, обтянутое шоколадно-коричневой кожей, включил компьютер и распечатал
последнюю, недавно  законченную  главу  нового  романа  о  похождениях  Чипа
Нгуэна. В главе оказалось ровно двадцать страниц.
   Потягивая пиво прямо из горлышка, Томми вооружился красным  карандашом  и
углубился в рукопись, помечая требующие переделки места.
   Поначалу в доме царила мертвая тишина,  но  потом  наступающий  с  океана
грозовой фронт, гнавший перед собой полчища туч, всколыхнул  приземные  слои
воздуха, и ветер зашуршал кронами деревьев, застучал  в  ставни,  завыл  под
застрехой черепичной крыши. Длинная ветка мелалукки с сухим костяным  звуком
заскребла снаружи  по  штукатурке  стены,  а  снизу,  из  гостиной,  донесся
негромкий, но отчетливый лязг каминной  вьюшки  -  это  ветер  спустился  по
дымоходу, чтобы поиграть с ней.
   Работая, Томми время от времени поглядывал  на  куклу.  Она  все  так  же
сидела в круге оранжевого света лампы, к которой он ее прислонил. Похожие на
варежки беспалые ручки были повернуты ладонями вверх, словно  она  о  чем-то
его просила.
   За работой Томми незаметно для себя допил все  пиво  и  решил  сходить  в
туалет, а  потом  спокойно  ввести  в  компьютер  сделанные  им  карандашные
пометки. Он был почти готов к тому, что, вернувшись в  свой  кабинет,  снова
застанет куклу лежащей на бок