износившем столько покровов 
столетий, что и не счесть. Он вдруг устыдился собственной бренности. 
Ему захотелось рухнуть на колени и спрятать лицо, но он не мог. Он 
задрожал, пойманный в ловушку между идолом и толпой, не в силах 
повернуться спиной ни к кому из них.
	Нотон вдруг понял, что слышит новый звук: голос ветра снаружи 
поднялся до пронзительного воя. По стенам шатра колотили кулаками 
те, кто не сумел попасть внутрь. Шатер содрогался. Стонали веревки и 
балки. На миг Нотону показалось, что надвигающаяся песчаная буря 
сметет и шатер, и все, что в нем.
	У него за спиной, в задних рядах толпы, послышался сдавленный 
крик. Нотон обернулся, но ничего не увидел -  источник шума находился 
слишком далеко. Он подумал, началась очередная драка, но вдруг совсем 
рядом с ним какой-то бедуин вскрикнул, зажал руками уши, грянулся 
наземь и принялся кататься по песку.
	Нотон стоял неподвижно, как в трансе. Пот, выступивший на лице, 
капал на воротник рубахи.
	Агония распространялась по толпе. Состоятельные кувейтцы и 
нищие бедуины равно подхватывали единый стон, единый вопль 
ненависти. В разных местах шатра вспыхивали драки. Нотон заметил 
кровожадный блеск в глазах людей, хватавших друг друга за горло, и 
попятился к изваянию, странным образом чувствуя себя под защитой его 
громады. Мужчины и женщины, с трудом поднявшись на ноги, без 
промедления бросались в бой; вопли и стоны звучали все громче, и в 
конце концов Нотону начало казаться, что он сходит с ума. От 
невыносимого гвалта больно стучало в висках. Нотон съежился, не в 
состоянии защититься от шума.
	Он видел, как мужчины срывали с женщин одежду и 
совокуплялись с ними на взвихренном песке. Женщины, задрав подол на 
голову, раздвигали ноги перед всяким желающим. Драка постепенно 
переросла в нескончаемые любовные поединки, но то здесь, то там 
недавние партнеры накидывались друг на друга с кулаками. Нотон 
видел, как они избивали друг друга, не чувствуя ни вины, ни стыда; грубо 
употребив одну женщину, ее отшвыривали в сторону ради новой пары с 
готовностью раздвинутых бедер. Его замутило, но он не мог 
отвернуться, это было выше его сил. К нему подкатилась 
совокупляющаяся пара, и он отступил, освобождая дорогу. Какой-то 
бедуин прокричал что-то Нотону в ухо и бросился на него. Американец 
вырвался и увидел, как бедуина утянуло вниз, в огромный клубок 
дерущихся. Он стал отступать от этих потных голых тел, облепленных 
песком, и снова споткнулся о ребенка. Чертыхнувшись, Нотон пнул 
наугад, попал в кого-то и услышал слабый вскрик. Женщина с 
запавшими глазами, с серыми гнилыми зубами зашарила у него между 
ног. Внутри у Нотона все перевернулось, он замахнулся и сильно ударил 
ее в подбородок. Другая женщина вцепилась ему в спину, укусила за ухо, 
разодрала ногтями рубашку. Нотон выругался и стряхнул ее с себя. Он 
тяжело дышал, из разорванной мочки уха капала кровь. Изможденный 
араб в перепачканной одежде пнул Нотона в пах, но Нотон поймал его за 
лодыжку, дернул на себя, и араб опрокинулся на какую-то впавшую в 
ступор голую парочку.
	У Нотона не было времени на раздумья. Кровь бросилась ему в 
голову. Будьте вы прокляты, сказал он. Будьте вы все прокляты, 
провалитесь вы к черту. Они поубивают друг друга и его, они не 
успокоятся, пока не погибнут. Он услышал выстрелы и задумался, сумеет 
ли отыскать Мусаллима. Вонь стояла такая, что трудно было дышать. 
Нотон задыхался. Будьте вы прокляты, сказал он. Вы хотите убить меня. 
Он наткнулся на двух бедуинов с ножами в руках; у одного на груди была 
глубокая рана, потухший взгляд говорил о том, что этот человек 
истекает кровью. Он заметил Нотона и, с проклятием повернувшись к 
нему, замахнулся. Его противник немедленно воспользовался этим и с 
быстротой молнии вонзил нож ему в поясницу.
	Нотон подхватил нож упавшего бродяги и попятился от 
победителя. Он крикнул: "Проваливай!" -  но его голос затерялся в 
невыносимом шуме. Американец прочел в глазах бедуина свой смертный 
приговор. Позади, над самым ухом у Нотона, послышался яростный 
вопль. Резко обернувшись, чтобы нанести удар, Нотон споткнулся о чье-
то тело и тяжело рухнул на землю, полосуя ножом воздух в 
новообретенном стремлении спасти свою жизнь.
	Стон вдруг оборвался.
	Те, что боролись в окровавленном песке, застыли, словно чья-то 
рука неожиданно вырвала их из тисков злобы и гнева. Совокупляющиеся 
тела замедлили свои содрогания. Посреди шатра Нотон увидел 
Мусаллима с револьвером в руке. Их взгляды встретились.
	Нотон дрожал от ярости и смятения. Его руки и грудь были 
горячими и липкими от пота, он смутно сознавал, что прокусил нижнюю 
губу. Его лихорадило, ноги подкашивались. Когда его ноздрей коснулся 
сладковатый запах крови, он выронил нож и, как раненый зверь, 
уткнулся лицом в песок.
	Он перерезал горло ребенку.
	Нотон вскрикнул, оттолкнул от себя обмякшее тельце и стал 
отползать в сторону. Открытые глаза мальчика над чудовищно 
искромсанным горлом незряче смотрели на Нотона, рана походила на 
смеющийся окровавленный рот. Нотон переползал через людей, которые 
старались дотронуться до него, вцепиться ему в мгновенно осунувшееся 
лицо, оторвать лоскуток от лохмотьев рубашки. Он прятал лицо, ежился 
от легких, любовных прикосновений неугомонных рук.
	Вдруг шум возобновился с новой силой -  выкрикивали ~имя~. 
Нотону показалось, что он замурован в склепе со стенами из живой 
плоти. Он протянул руку и коснулся обнаженного женского бедра. 
Женщина жадно присосалась к его губам. Вокруг воздевали руки, ~Ваал 
Ваал Ваал~ кружило над головой. Нотон вздохнул -  это было дыхание 
Ваала. Стиснул скользкую плоть -  это была плоть Ваала. Впился в 
кривящийся рот -  это был рот Ваала.
	Глаза Нотону заливал пот, все плыло, туманилось, как во сне. Его 
вдруг обуял восторг, он чувствовал, что свободен, что его ласкает 
женщина или женщины, каких он прежде никогда не встречал. Запах 
крови лишь обострял чувственное восприятие. Нотон рванул с себя 
остатки рубашки, движимый внезапным желанием избавиться от них, и 
женщина впилась зубами ему в живот, как тигрица. Голоса вокруг 
достигли недосягаемых высот, и Нотон отдался во власть безумия. 
~Имя~ билось внутри его. Он еще не заговорил, а оно уже заполнило его 
рот. И Нотон сказал: "Ваал".
	Сквозь плавающий в глазах туман он различил каких-то людей, 
ходивших среди паломников. Одного он как будто бы узнал, но не мог 
припомнить, где его видел. Охваченная неистовством толпа испустила 
истошный многоголосый крик. Нотон хотел встать, но он был слишком 
слаб и, понурив голову, опустился на прежнее место. Потом кто-то взял 
его за плечо и настойчиво потянул вверх. Рука была цепкая, сильная, 
ногти больно впивались в тело. Нотон попытался рассмотреть, кто это, и 
не смог; неизвестный возвышался над ним, словно изваяние с 
гигантскими гениталиями.
	Лба Нотона коснулся палец.
	Американцу показалось, что по его телу пробежал слабый 
электрический разряд, и он открыл рот, чтобы вскрикнуть в сладкой 
муке: его кровь обратилась в жидкий огонь. Тогда незнакомец отпустил 
его и исчез в толчее.
	Нотон пошатнулся, но кто-то, подошедший сбоку, поддержал его. 
Молодой человек огляделся и с трудом различил сквозь дымку усталое, 
но спокойное и безмятежное лицо Мусаллима. Грудь богатого кувейтца 
была исцарапана, бурнус исчез. Нотон моргнул. На лбу у Мусаллима, 
точно между глаз, краснела какая-то отметина. Пятно? Нет, поправил 
себя Нотон, не пятно. Не пятно. След пальца.
	Когда он протянул руку, чтобы дотронуться до алой метки, колени 
у него подломились.


15

	Собирая чемоданы, Вирга наткнулся на относительно свежий 
номер "Тайм". Журнал пришел по почте несколько дней назад, и 
профессор еще тогда прочел его от корки до корки, основное внимание 
обратив на интересную для себя статью. Сейчас он взял журнал и по 
застланному серым ковром коридору отправился в кабинет. Он включил 
свет и сел за письменный стол, чтобы перечитать статью: за последние 
несколько дней она наполнилась новым, неожиданным и важным 
смыслом.
	Статья, опубликованная в разделе "Религия", начиналась двумя 
словами, набранными жирным журнальным шрифтом: "ЭТО 
МЕССИЯ?" Здесь же помещалась фотография: оборванные мужчины и 
женщины у костра, бурно жестикулируя, неприветливо смотрели в 
объектив. На другом снимке, очень зернистом из-за большого 
увеличения, на балконе настоящего дворца с башенками кто-то стоял. 
Подпись гласила: "Ваал".
	Вирга взял со стола трубку и задумчиво раскурил ее. В статье 
воссоздавалась обрывочная картина неслыханного наплыва паломников 
в Кувейт. Толпы людей прибывали в страну и собирались у святилища, 
возведенного в пустыне. Было очевидно, что автор статьи имел доступ к 
информации только из вторых рук, ввиду чего философия движения 
"ваализма" оставалась неясной, упоминалось только, что "ваализм" 
стремится возродить власть индивида. Но ключевая фигура, 
таинственный субъект, именующий себя Ваалом, никому не давал 
интервью и не делал никаких официальных заявлений. "Само 
присутствие этого человека, которого многие признают Мухаммедом, 
избранным, мессией", -  говорилось в статье, -  "поставило город Кувейт 
и окрестные деревни на грань религиозной истерии". Вирга закрыл 
журнал и отодвинул его на середину стола.
	Некоторое время он сидел неподвижно. Безусловно, это безумец, 
взявший себе имя древнего ханаанского бога плотской любви и 
жертвоприношений. Но зачем? С какой целью? Принадлежностью 
культа Ваала, существовавшего еще за полторы тысячи лет до 
возникновения христианства, были фантастически омерзительные оргии, 
принесение в жертву детей и превращение храма в обитель блуда и 
содомии. Вирге не верилось, что человек в здравом уме может 
отождествлять себя с тем, кого Иегова изгнал из Хананеи. Под властью 
Ваала, первоначально -  бога плодородия, Ханаанская земля 
превратилась в огромный публичный дом, в царство жестокости; Вирга 
помнил, как потрясли современный мир омерзительные находки, 
сделанные археологами на раскопках разрушенных ханаанских городов 
Асора и Мегиддона, -  скелеты младенцев, втиснутые в грубо 
вылепленные земляные сосуды для ритуальных похорон, идолы с лицами 
воинов и непомерно огромными чреслами... Имя "Ваал" всплывало и в 
иных местах, в иные времена: примерно за три тысячи лет до нашей эры 
он был "богом грома" у аморитов; в шестнадцатом веке, давным-давно 
утратив расположение Иеговы, он предпочел связать свою судьбу с 
темными силами -  демонолог Жан Вье описывал его как "демона о трех 
головах, кошачьей, жабьей и человечьей, коему подвластны все прочие 
демоны".
	И этого-то человека, этого "Ваала" отправился искать Нотон.
	Однажды днем Вирге в университет позвонила Джудит Нотон.
	-  Я хотела узнать, -  ровным голосом спросила она, -  не было ли за 
последнюю неделю вестей от Дональда?
	-  Нет, -  ответил Вирга. -  Я полагал, он уже вернулся. Нет?
	-  Нет.
	Вирга подождал, не скажет ли Джудит еще что-нибудь. Миссис 
Нотон молчала, и он неловко сказал:
	-  Что ж, возможно, он с головой ушел в свой проект. Вы же знаете, 
иногда в процессе работы так называемые "ученые мужи" ведут себя 
точно малые дети. Мы полностью утрачиваем чувство времени. Кстати, 
кажется, на прошлой неделе у Тимми был день рождения? Сколько же 
ему сейчас? Семь?
	-  Да. Семь. Дональд перед отъездом купил ему подарок.
	-  А-а. Честно говоря, я полагал к этому времени узнать от 
Дональда несколько больше. Я получил от него два или три письма с 
общей информацией о том, как подвигаются его дела, но последнее 
пришло три недели назад, и с тех пор -  ничего. Признаться, он мне очень 
нужен: пора составлять учебный план на следующий семестр, и я хотел 
бы получить определенное представление о том материале, который 
собирается давать студентам Дональд. Неизвестно, когда он вернется?
	-  Нет, -  сказала Джудит, и Вирга услышал в трубке приглушенное 
рыдание.
	-  Джудит, -  спросил он, -  что-нибудь случилось?
	На следующий день, встретившись с ней за обедом, он заметил, 
что руки у нее дрожат, а глаза припухли. Он заказал для нее бокал вина и 
сказал:
	-  Ну-с, вы так и не объяснили мне, в чем проблема. Я из кожи вон 
лезу, чтобы вас подбодрить, а вы словно воды в рот набрали. -  Он 
осторожно улыбнулся. -  Не понимаю я современных женщин. Наверное, 
и пытаться не стоит.
	Джудит принужденно улыбнулась в ответ, и Вирга заметил, что ей 
очень не по себе. Наклонившись к ней, он сказал:
	-  Я хотел бы помочь вам, если это в моих силах.
	Джудит смотрела в свой бокал; Вирга понял, что она намеренно 
избегает встречаться с ним глазами. Теребя ножку бокала, она 
проговорила:
	-  Я получила письмо от Дональда. С неделю назад. И не знала, 
что делать, с кем поговорить. Я подумала, может, это какой-то 
розыгрыш... не знаю, что я подумала. -  Она покопалась в сумочке. 
Письмо шло долго: оно было мятое, в пятнах, потертое на сгибах. 
Джудит подтолкнула его по столу к Вирге. -  Вот, -  сказала она.
	Вирга открыл конверт и аккуратно развернул потрепанный 
листок. На нем неразборчивыми каракулями было нацарапано всего 
одно слово: "Прощай".
	Вирга заметил:
	-  Но это не почерк Дональда. Не он послал это.
	-  Нет, он, -  возразила Джудит. -  Я узнаю почерк -  просто он 
писал второпях. -  Она закрыла лицо руками. -  Не знаю, что я такого 
сделала. -  Она задрожала и подавила рыдание.
	-  Он говорил вам, где он остановился?
	-  Да. Я звонила туда, но мне сказали, что он оставил всю свою 
одежду, все чемоданы и... исчез. -  Джудит вдруг умоляюще посмотрела 
на Виргу. -  У нас никогда не было никаких проблем. Честно. Так, 
небольшие споры по пустякам. Но ничего такого, что заставило бы 
Дональда бросить меня вот так, без предупреждения. Это совсем на него 
не похоже... -  Она опустила глаза, устыдившись того, что втягивает 
Виргу в их семейные дела. -  Что мне делать?


	Вирга сидел, подперев руками подбородок. На столе рядом с ним 
лежал "Тайм". Потерянный, безнадежный взгляд Джудит ускорил его 
решение. Обсудив с доктором Лэндоном, сможет ли тот в течение недели 
исполнять обязанности заведующего кафедрой, профессор заказал билет 
на самолет и забронировал номер в гостинице.
	Джудит была права; такой поступок был не в характере 
спокойного, сдержанного Нотона. И почерк -  Вирге врезались в память 
едва разборчивые каракули, словно по бумаге царапал лапой бешеный 
зверь. А теперь еще и это... этот ненормальный, именующий себя Ваалом 
и, возможно, прямо или косвенно ответственный за письмо Нотона. 
Вирге стало жарко: он почувствовал, что ему брошен вызов. 
Сумасшедший, лжемессия, соблазняет тысячи людей собраться в пустыне 
и присягнуть ему на верность. Разумный, интеллигентный человек вдруг 
одним кое-как накорябанным словом перечеркивает свой брак, свою 
работу, свою жизнь. Существовала ли здесь взаимосвязь? Исполнившись 
новой решимости, Вирга встал и вернулся в спальню, чтобы закончить 
сборы.
	На следующий день в лучах восходящего солнца Вирга летел 
"Боингом" компании ТВА в Лиссабон. От конечного пункта назначения 
профессора отделяло еще много часов пути. Ему предстоял перелет из 
Лиссабона в Каир, а оттуда, через выступающий треугольник 
Саудовской Аравии, в Кувейт. Проглотив две порции шотландского 
виски, он попытался сосредоточиться на "Легендах о богах", которые он 
прихватил в дорогу, желая освежить в памяти дохристианские обряды, 
посвященные хананейскому богу плодородия, и значение бога-воителя 
Ваала. Ваал, насколько ему было известно (в студенческие годы Вирга в 
числе прочего прослушал курс лекций по дохристианским культам), был 
изгнан из Ханаана Иеговой, которого в тот исторический период 
называли Яхве. С тех пор последователи Яхве презирали даже память о 
Ваале.
	Вирге было интересно, как бог Ваал превратился в демона Ваала. 
Возможно, виновата была людская память, откликнувшаяся таким 
образом на гнусные оргии и жертвоприношения детей в его храмах; 
возможно, причина крылась в воспоминаниях об уничтожении Ханаана 
разгневанным Яхве, передававшихся из уст в уста у племенных костров и 
наконец с книгой Иисуса Навина попавших в Ветхий Завет. Но 
профессора неотвязно преследовал вопрос: мифическая ли фигура Ваал? 
Если Иегова -  историческая личность, в чем сам Вирга не сомневался, то 
что насчет младших богов, Ваала и Сета, Мота и Митры? Но, как бы там 
ни было, новый мессия намеренно принял имя "Ваал", и Вирге очень 
хотелось узнать почему.
	Он оказался не готов к суматохе Кувейтского международного 
аэропорта. Чудовищно утомленный перелетом, еле держась на ногах, он 
подхватил чемоданы и подозвал такси, чтобы как можно скорее удрать 
от журналистов с их камерами и микрофонами на "удочках". Над шоссе, 
которое вело в город, дрожал разогретый солнцем воздух; горячие волны 
катились над землей и выплескивались на окрестные равнины. Вирга 
много раз бывал на Ближнем Востоке, хорошо знал местные язык и 
обычаи и неизменно находил эту землю либо очень древней, либо очень 
юной, либо разрушенной временем, либо только пробуждающейся от 
многовекового сна. Он вынул из кармана пиджака тюбик -  мазь от 
солнечных ожогов -  и намазал лоб и переносицу. Шоссе было запружено 
самыми разными средствами передвижения, от лимузинов до ослов. 
Периодически Вирга замечал следы дорожных происшествий. По обеим 
сторонам автострады горели остовы разбитых и брошенных машин. 
Вдали в зыбком знойном мареве вставали башни города, а южнее в небо 
тысячью темных стягов поднимался дым. Вирга понял, что это и есть 
лагерь, о котором писал Нотон.
	На окраине города Вирга увидел наспех сколоченные лачуги, 
сооруженные для того, чтобы справиться с наплывом народа. На 
плоской земле жарились на солнце тесно поставленные сборные домики 
и палатки из козьих шкур, а в небе медленно клубился дым; время от 
времени ветер выносил его на шоссе, и тогда водители сворачивали на 
обочину, чтобы не въехать ненароком в кучу гниющих отбросов или 
ворох тряпья.
	В городе Вирга почувствовал, что наконец попал на театр военных 
действий. Ему стало страшно. Оравы нищих со злыми глазами 
забрасывали камнями проезжающие машины, норовя попасть в окно, а 
кувейтские полицейские, вооруженные револьверами и дубинками, 
врезались в самую гущу смутьянов, чтобы отогнать от дороги. 
Оборванцы раскачивали припаркованные у тротуаров автомобили и 
опрокидывали их. В барачных кварталах пылали пожары, горело и 
несколько зданий в центре города. Дважды водитель Вирги чертыхался и 
резко выруливал, чтобы не переехать распростертого на дороге человека.
	Таксист вдавил педаль газа в пол, и машина с ревом промчалась 
сквозь группу арабов, ожидавших, что шофер притормозит. Арабы с 
руганью кинулись врассыпную. В крыло такси ударил камень, и Вирга 
понял, что попал в страну безумцев. Безумие здесь было неразлучно с 
дымом. Ветер с залива разносил его повсюду, и Вирга испугался, что, 
надышавшись им, сам лишится рассудка.
	Они прибыли в гостиницу. Через разбитые стеклянные двери 
Вирга внес чемоданы в вестибюль. На роскошных темно-красных коврах 
блестели осколки. Он заметил, что в стене темнеют два аккуратных 
круглых пулевых отверстия.
	Портье, молодой кувейтец в светлом костюме, позвонил 
коридорному.
	-  Доктор Вирга, правильно? Хорошо, что вы забронировали 
номер заранее.
	-  Не знал, что здесь идет война, -  сказал Вирга, кивая на разбитые 
окна.
	-  Прошлой ночью эти подонки наводнили город. "Холлидэй Инн" 
и "Хилтон" сгорели дотла -  поджог. Мы, в общем-то, ничего не можем 
поделать.
	-  Я видел на улицах полицию.
	-  Это их долг, -  ответил молодой человек, пожимая плечами. -  
Иначе здесь был бы полный бедлам. Три четверти полицейских и так 
уволились. В город введены войска, объявлен комендантский час, но 
остановить уничтожение собственности практически невозможно. 
Больницы и тюрьмы переполнены. Что можно поделать с этими 
людьми? Я даже начал носить с собой