исков, он скорчился и 
ткнулся губами в песок.
	Очнувшись, профессор понял, почему они так сравнительно легко 
отказались от попыток найти его. Он с трудом поднялся на ноги под 
безжалостно алым рассветным небом (рука висела плетью и казалась 
тяжелой, как мешок с цементом) и увидел бескрайнюю пустыню, которая 
даже в столь ранний час дышала зноем. На многие мили вокруг 
простирались лишь белые барханы и плоские прокаленные равнины. Бог 
весть, далеко ли до шоссе или бедуинского колодца. Вскоре над далекой 
полоской земли вспыхнет солнце и утопит его в океане соленого пота. 
Ослепительный огненный край уже показался из-за горизонта, и, 
просыпаясь в своих песчаных норах, загудели насекомые. Над головой 
Вирги замельтешили мухи, то и дело слетая выпить каплю пота; почуяв 
кровь, они жадно облепили запекшуюся рану на ладони профессора.
	Виргу бросили в пустыне, не заботясь о том, жив он или мертв, 
потому что выжить здесь было невозможно. У него не было ни воды, ни 
надежды отыскать хоть клочок тени. Впрочем, еще четкие следы шин на 
песке указывали, в каком направлении уехал лендровер. Благословляя 
исчезающие вдали глубокие колеи за то, что они, по крайней мере, не 
дадут ему сбиться с пути, Вирга снял пиджак, соорудил из него нечто 
вроде арабского головного убора, чтобы защитить от солнца лицо и 
лысину, и, щурясь от солнца, белым шаром повисшего на горизонте, 
двинулся вперед.
	Солнце взбиралось все выше. К зною добавилось новое 
испытание -  насекомые. Они впивались в незащищенные участки кожи. 
Они роились над головой Вирги, а когда он пригибался, пытаясь 
увернуться, спускались следом. Они лезли в глаза, набивались в ноздри, 
разбивались о его лицо. Вирга шел по плоской каменистой земле, шел по 
барханам, по колено утопая в песке, а солнце висело в небе -  
неподвижное воспаленное око, разверстый окровавленный рот.
	Мысли Вирги лихорадочно кипели. Ноги сводила судорога, он без 
конца спотыкался, и тогда приходилось садиться на песок и здоровой 
рукой разминать мышцы до тех пор, пока не появлялась возможность 
идти дальше. Вскоре Вирга обнаружил, что, одурманенный жарой, убрел 
в сторону от следа протекторов. Стряхнув дремоту, он всмотрелся в 
горизонт, надеясь увидеть телефонную линию или буровые вышки, но 
ничто не нарушало запустения. Губы профессора потрескались на 
невыносимом полуденном солнце, мысль о прохладной воде сводила с 
ума, но прогнать ее было очень трудно. Он уже не чувствовал ни боли, 
ни страха, его занимало только одно -  голубое мерцание реки, 
привидевшейся ему далеко-далеко впереди.
	Он вспомнил, как стоял на палубе "Чарльза": Кэтрин -  ее 
обветренные щеки горели, темные волосы разлетались -  цеплялась за его 
руку, над ними хлопал парус, и Вирга вдыхал чудесную речную свежесть, 
глядя на далекие прекрасные берега. Сейчас, за тысячи миль от этой 
реки, он удивился, почему не набрал тогда пригоршню воды и не поднес 
ее к губам, бережно... вот так.
	Он открыл глаза, покачнулся и выплюнул песок.
	Кэтрин, сказал он, закрывая глаза, чтобы не видеть солнца. 
Кэтрин. Мир вращался вокруг ее лица, центра вселенной. У него на 
глазах Кэтрин превратилась из ирландской девчонки-сорванца в 
очаровательную изящную женщину. Он вспомнил, какие выразительные 
были у нее руки. Они не знали покоя, порхали, точно белые бабочки, и 
он не мог отвести глаз от этого представления. Кэтрин говорила, что 
этот постоянный монолог ткущих что-то невидимое пальцев, -  их 
фамильная черта, переходившая из поколения в поколение по линии ее 
матери. Кэтрин была прекрасна. И память о ней была прекрасна. Кэтрин 
была энергия и жизнь, красота и надежда.
	Вирга вспомнил, как она радовалась, поняв, что беременна. Когда 
после двух выкидышей к жене впервые закралась мысль, что ей не 
суждено иметь детей, она ничем не выдала своих чувств. Может быть, 
шептала она ему, когда они лежали в постели, слушая, как трещат дрова 
в камине и дождь выстукивает на окнах свою негромкую мелодию, 
может быть, ее предназначение не в детях.
	-  Как ты можешь судить об этом? -  спросил он тогда.
	-  Не знаю. Просто чувствую, вот и все.
	-  Миссис Вирга, -  проговорил он с шутливой угрозой, -  
берегитесь. Вы легкомысленно вторгаетесь в область теорий 
предопределения.
	-  Нет, я серьезно.
	Он всмотрелся в ее безмятежные глаза, в их бездонную синеву, и 
увидел, что так и есть. Он сказал:
	-  Говорят, на третий раз все проходит удачно.
	-  Это последний, -  сказала Кэтрин. -  Если опять что-нибудь 
случится, я не знаю, что я сделаю. Вряд ли я смогу снова пройти через 
это.
	-  Ничего не случится, -  твердо сказал он.
	-  Я боюсь, -  ответила она, прижимаясь к нему. В камине треснуло 
полено. -  Правда боюсь. Я никогда ничего так не боялась.
	-  А я не боюсь. -  Он заглянул Кэтрин в глаза. -  Не боюсь, потому 
что знаю: все будет нормально. Что бы ни случилось, все будет хорошо.
	Но все было "хорошо" очень недолго. Несколько месяцев спустя 
Кэтрин, сияющая, с огромным животом, споткнулась о сбившийся ковер 
на лестнице, беспомощно взмахнула руками и с отчаянным криком 
скатилась вниз по ступенькам.
	Интересно, кто бы у них родился? Мальчик, решил Вирга. Может 
быть, похожий на Нотона.
	Он открыл глаза, вспугнув мух движением век. Он заснул на ходу! 
Солнце было все таким же горячим, пустыня -  все такой же безлюдной. 
Он мог брести по ней уже не один день. Мог ходить кругами. Вирга не 
знал. Поглядев на горизонт, он почувствовал, как сведенный судорогой 
желудок вдруг взорвался жгучей болью.
	Впереди лежал бесконечный ровный песок.
	Вирга потерял след лендровера.
	Куда ни глянь, всюду была только слепящая белизна. Больше 
ничего. Вирга залез в карман изорванного пиджака, нашел пузырек с 
бальзамом от солнечных ожогов и намазал лицо. Пальцы нащупали 
потрескавшуюся кожу и начинающие набухать огромные волдыри. Два 
или три лопнули от его прикосновения, и по лицу заструилась жидкость, 
приманившая новые орды насекомых. Вирга, спотыкаясь, упрямо 
двигался вперед по, как он полагал, прямой, ведущей к заливу, но вскоре 
решил: нет, я иду неправильно. Он развернулся и пошел обратно по 
своим следам; несколько минут спустя профессору показалось, что он 
вновь ошибся, выбирая направление, и он отправился в другую сторону.
	Солнце, прожигая череп Вирги, добиралось до мозга. Огромный 
белый круг темнел, темнел, темнел, пока не стал черным, как око Ваала. 
Вирга увидел лицо этого человека, громадное, как солнечная система, 
где одним глазом было солнце, а другим -  луна. Плененная им планета 
была под вечным его надзором. Вирга увидел, как Ваал в черных 
развевающихся одеждах воздвигается над городами, растет, растет, и 
тень его наползает на лик Земли. Наконец страшный силуэт заслонил 
звезды, и все творение поглотила черная трясина бездны. Вирга затряс 
головой, чтобы избавиться от непосильных для человеческого рассудка 
видений, но и после этого он видел висящую в небе исполинскую голову 
Ваала с разверстым ртом, готовым поглотить библиотеки, музеи, все то 
прекрасное, что создал человек.
	Вирга упал на четвереньки. Мухи густо облепили его голову. Он 
слабо отмахнулся от них почерневшей распухшей рукой. Час пробил. Он 
читал это на песке, в ослепительно сверкающем небе, на колеблющемся 
горизонте. Сотни безумцев, сотни мошенников объявляли себя 
мессиями, но этот был не такой.
	С подбородка у него закапала жидкость, вытекшая из лопнувших 
волдырей. Он всматривался в рисунок, в который складывались следы 
капель на песке.
	Этот был не такой. Зверь и человек. Рассудительность и хитрость 
человека сочетались в нем с силой и свирепостью хищного зверя. Этот 
был... не такой. Он уже заразил своим безумием тысячи; скольких он 
заразит еще? А значит, резня и хаос не закончатся до тех пор, пока 
последний палец не потянется к кнопке на стальном цилиндре. Грянет 
взрыв, и четыре ветра разнесут по земле стон: ~"Ваал, Ваал, Ваал"~, и 
взрыв этот начертает его имя на истерзанном бетоне и опаленной плоти. 
И тогда будет слишком поздно. Может быть, уже слишком поздно? 
Возможно ли это? Дрожа, Вирга замотал головой. Антихрист. Он 
посмотрел на солнце -  не сжалится ли над ним огненный бог? -  но оно 
лишь сильнее обожгло ему лицо. Антихрист. Рассудок Вирги держался 
на волоске: палачи-насекомые толкали профессора за грань безумия. 
Насосавшись крови, они улетали в норы и гнезда, чтобы переварить ее, и 
возвращались за новой. В ушах у Вирги стояло их тонкое, пронзительное 
зудение. Откуда-то издалека сквозь безмолвие пустыни к нему доносился 
миллионоголосый крик: ~"Антихрист, Антихрист"~.
	Силы Вирги иссякли. Он увидел свое отражение в луже, натекшей с 
его лица. Это были соки его тела. Его жизнь.
	Сознание покидало его. Миллионоголосый хор грянул громче, 
громче, и падающий ничком в песок Вирга полностью оглох.


19

	Откуда-то из глубин тьмы возникла рука и закружила над его 
лицом, целясь выцарапать ему глаза. Вирга в отчаянье попытался 
отдернуть голову, отвернуться, но не мог этого сделать. Он был словно 
пришпилен к земле, лишен возможности защищаться. Он застонал и 
забился, пытаясь увернуться от страшных скрюченных пальцев, которые, 
подрагивая, медленно приближались к его открытым глазам. Рука 
постепенно разрасталась, делалась все шире и жилистее, заслоняла от 
Вирги весь мир. Он заметил, как дрожат сухожилия, предвещая острую 
боль в глазницах, которые вот-вот опустеют. С истошным "Нет!" Вирга 
начал сопротивляться.
	Рука вдруг вспыхнула. В считанные секунды она сгорела дотла и 
рассыпалась пеплом. Он увидел очертания другой руки. Она легла ему на 
лоб, и ее прикосновение успокоило Виргу, принесло блаженное 
избавление от боли, с каждым вздохом разрывавшей все его тело. Он 
попробовал разглядеть, кто это, но ему на глаза легла ладонь, и он забыл 
обо всем, кроме неги отдохновения.
	Незнакомый мужской голос произнес:
	-  Жара нет. Спите.
	И Вирга провалился в сон, в котором он снова шел под парусом на 
"Чарльзе", а рядом, крепко держа его за руку, стояла Кэтрин, и от нее 
пахло корицей.
	Когда он опять открыл глаза, ему почудилось, будто он наяву 
чувствует запах теплого дерева обшивки, мягкую податливость реки. Но 
вокруг по-прежнему царила тьма, и в первый момент Вирга подумал, что 
его сон продолжается. Он лежал с открытыми глазами и прислушивался.
	Вдалеке гудели насекомые; вспомнив о них, Вирга вздрогнул. Что-
то горело. Вирга слышал тихое потрескивание, чувствовал запах дыма. 
Он лежал на раскладушке в палатке из козьих шкур. За откинутым 
пологом в маленьком костре трещали палки и ветки. Была ночь, но 
сколько прошло времени с тех пор, как он заблудился в пустыне, Вирга 
не знал. Попытавшись подняться, он понял, что ему на руку наложена 
самодельная шина -  несколько прутьев, притянутых к кисти тряпичным 
бинтом.
	Вирга осторожно откинул одеяло, встал и покачнулся, 
оглушенный внезапным приливом крови к голове. Когда 
головокружение прошло, он подошел к выходу из палатки. Снаружи 
стоял потрепанный джип с лобовым стеклом в паутине трещин. Над 
огнем жарилось на вертеле не то мясо, не то какая-то птица. Вирга хотел 
уже выйти из палатки, когда в его поле зрения появился высокий 
худощавый человек в широкополой шляпе и охотничьей куртке с 
множеством карманов. Он нагнулся и стал подкладывать в костер прутья 
и ветки из принесенной им охапки, затем занялся мясом. Вирга 
прищурившись смотрел, как он поворачивает вертел, чтобы мясо не 
пригорело, а потом садится у огня, подобрав под себя ноги, и замирает 
без движения, устремив взгляд на далекие костры, мерцающие на другом 
краю пустыни.
	Человек этот, казалось, чего-то ждал. Выражение напряженного 
спокойствия не сходило с его лица. Лет ему как будто бы было немного, 
но точно определить его возраст Вирге мешал неверный свет костра. 
Незнакомец был светловолосый, белокожий -  вне всяких сомнений, не 
араб -  и казался даже хрупким, но у него были странные глаза. Они 
смущали, и Вирга засомневался, сможет ли выдержать их прямой взгляд. 
Они блестели, отражая огонь костра, и словно бы впитывали на миг 
золотистый отблеск пламени, прежде чем вновь потемнеть, как будто не 
имели своего постоянного цвета. Человек протянул руку к вертелу и при 
этом повернул голову на несколько дюймов влево. Он посмотрел прямо 
на Виргу, как будто с самого начала знал, что тот прячется за пологом 
палатки, посмотрел так внезапно и пристально, с такой силой, что 
сердце у Вирги бешено заколотилось, и профессор попятился.
	Незнакомец поднялся. В нем оказалось больше шести футов роста, 
а его худоба делала его еще выше. Заметив испуг Вирги, он притушил 
ярость во взгляде, и ее постепенно сменил сдержанный интерес. 
Отвернувшись, он молча занял свое прежнее место у костра.
	Вирга стоял у входа в палатку. Он вдруг почувствовал, как 
болезненно пульсирует его покалеченная рука. Незнакомец, казалось, не 
замечал его; он, как и прежде, сидел, неподвижно глядя на огненные 
точки в черной дали. От голода у Вирги подвело живот. Это заставило 
его пренебречь той опасностью, какую мог представлять для него этот 
человек, и рискнуть. Помедлив, он спросил распухшими губами:
	-  Вы собираетесь съесть это или сжечь?
	Взгляд неизвестного метнулся к костру. Он снял вертел с огня, 
ножом, висевшим на поясе, отрезал ломоть жилистого мяса и очень 
отчетливо проговорил:
	-  Будьте осторожны. До сих пор, чем бы я вас ни кормил, вас 
рвало.
	Вирга взял мясо и благодарно впился в него зубами. Вытерев 
жирные пальцы о брюки, он с великим трудом опустился на землю 
напротив незнакомца, загораживая лицо от огня: ему казалось, будто от 
жаркого дыхания костра его покрытая волдырями кожа ссыхается и 
сморщивается.
	-  У вас начиналось заражение, -  сказал светловолосый, глядя не 
столько на Виргу, сколько куда-то сквозь него. -  Я очистил рану и 
наложил повязку.
	-  Благодарю вас.
	-  Я нашел вас в нескольких милях отсюда. Что вы там делали?
	Вирга не знал, можно ли доверять этому человеку. Он отвел 
взгляд, но это мало помогло. Он чувствовал, что незнакомец 
внимательно следит за ним. "Меня там бросили", -  пояснил он.
	-  Понятно.
	Незнакомец вдруг вновь целиком и полностью сосредоточился на 
далеких огнях. Оглянувшись, Вирга увидел огромный язык оранжевого 
пламени, взвившийся к небу среди малых костров.
	-  Что это, взрыв? -  спросил он.
	-  Они жгут книги, -  негромко ответил незнакомец. -  Со 
вчерашнего дня. Сперва прочесали библиотеки, потом частные 
собрания. Скоро они перейдут к другим вещам.
	Вирга безнадежно вздохнул и опасливо потрогал подсыхающие 
волдыри на лбу и щеках.
	-  Они зашли слишком далеко. Их уже ничто не остановит.
	-  Кто вы?
	-  Джеймс Вирга. Профессор теологии.
	Незнакомец поднял бровь:
	-  Вот как?
	-  А вы? Хотелось бы знать, кто спас мне жизнь.
	-  Спас вам жизнь? Ничего подобного, я просто нашел вас в 
пустыне.
	-  Разве это не одно и тоже?
	Тот помедлил с ответом, а потом сказал:
	-  Меня зовут Майкл.
	-  Вы тоже американец?
	-  Нет, -  последовал ответ, -  не американец.
	Вирга принялся обгладывать кость. Жар костра заставил его 
пересесть подальше. Он выбросил кость и сказал:
	-  Почему вы здесь? Почему вы не в городе?
	Майкл со слабой улыбкой махнул в сторону джипа.
	-  Я ездил в город, -  объяснил он, -  но не смог пробиться через 
толпу так... чтобы никому не повредить. Это было больше двух недель 
назад. И я решил, что лучше будет расположиться здесь. В городе 
слишком быстро растет волна насилия.
	-  Я никогда еще не видел ничего подобного. Никогда.
	-  В таком случае, приготовьтесь увидеть гораздо больше, -  сказал 
Майкл так резко, что Вирга вскинул на него глаза, оторвавшись от 
очередного куска мяса. -  Это только начало.
	Вирга непонимающе уставился на него.
	-  Это далеко не самое худшее место, оно просто наиболее 
известно. На Ближнем Востоке несть числа деревням и поселкам, 
которые были сожжены дотла своими обитателями. А те, окончательно и 
бесповоротно покончив с тем, что их окружало, в конце концов перебили 
друг друга. Аль-Ахмади, Аль-Джара, Сефван, даже Абадан и Басра. 
Иран, Ирак, на очереди Турция... Я знаю, потому что видел.
	-  Все это так неожиданно, -  проговорил Вирга. -  Никто и не 
подозревал, что происходит.
	-  Неожиданно? -  переспросил Майкл. -  Нет, отнюдь не внезапно. 
Эта отчаянная последняя схватка назревала с начала времен, там истоки 
этого наследия гибели. Нет. Ничего неожиданного в этом нет.
	-  А Святая Земля?
	Майкла скользнул по нему -  сквозь него -  быстрым взглядом:
	-  Скоро, -  проговорил он.
	-  Боже мой, -  охнул Вирга. -  Если это безумие когда-нибудь 
занесут в Америку...
	Майкл некоторое время хранил молчание, наблюдая, как 
догорают мириады понятий и идей. Потом сказал:
	-  Последние четыре дня вы пролежали в горячке. Сперва я 
подумал, что вы умрете, но вы постепенно, понемногу стали пить. Все 
это время -  четыре дня -  вы одной ногой стояли в могиле. Вчера жар 
спал, и вы на мгновение очнулись.
	-  Четыре дня... -  повторил Вирга.
	-  В пустыне мне время от времени попадались дезертиры, -  сказал 
Майкл. -  Те, кто, неведомо как сохранив в этой свистопляске остатки 
здравого смысла, пытаются покинуть страну. Но их мало. Полиция и 
армия чудовищно ослаблены. Четыре дня можно считать очень долгим 
сроком; этой стране осталось немного. Использовав ее до конца, Ваал 
отправится куда-нибудь еще.
	Услышав это гнусное имя, Вирга содрогнулся. Он вспомнил 
фигуру в темноте за шахматной доской.
	-  Откуда вы все это знаете? -  спросил он.
	-  У меня есть свои источники информации.
	-  Какие?
	Майкл улыбнулся.
	-  Вы задаете слишком много вопросов.
	-  Но я хочу понять, -  сказал Вирга. -  Я должен понять... Боже 
мой, ~должен~...
	Майкл чуть наклонился вперед, пронзая Виргу взглядом:
	-  Вам больно от того, что вы увидели здесь, -  небрежно 
констатировал он.
	-  Да. Я увидел смерть и дикость. Я встретился с Ваалом и едва 
спасся.
	Майкл, казалось, удивился. Он едва заметно прищурился:
	-  Вы виделись с Ваалом?
	-  У него мой коллега, доктор Нотон.
	-  Он его последователь?
	-  Черт подери, нет! -  воскликнул Вирга и тотчас понял, что не 
знает этого наверняка. -  Вероятно, он узник... Не знаю. Но Ваал сказал 
мне, что Нотон у него.
	-  Если он не погиб, -  заметил Майкл, -  то наверняка предался 
Ваалу. Третьего не дано. Как же вам удалось сбежать? -  В его голосе 
прозвучали осторожные, недоверчивые нотки.
	-  Не знаю. Сам удивляюсь. У меня было распятие...
	Майкл кивнул.
	-  ...и, покуда я держал его на виду, он не мог ко мне притронуться. 
А ведь над его дверью, на самом видном месте, я тоже заметил крест...
	-  Но, -  сказал Майкл, -  наверное, перевернутый?
	Вирга вспомнил:
	-  Да, верно.
	Майкл, по-видимому, довольный, вновь выпрямился.
	-  Мне хотелось бы знать, -  продолжал Вирга, -  откуда вы столько 
знаете об этом человеке?
	Ожидая ответа, Вирга краем глаза заметил, что в небо вновь 
поднялись оранжевые языки пламени.
	Майкл сказал:
	-  Я давно уже охочусь за Ваалом. Я выслеживал его по всему миру 
и не остановлюсь, пока не настигну его. Мне известно его прошлое и 
настоящее, мной будет начертано его будущее.
	-  Чего вы хотите? Убить его?
	Собеседник Вирги медлил с ответом, глядя по-прежнему 
настороженно.
	-  Нет. Я хочу остановить его, прежде чем болезнь безбожия 
поразит главные центры человечества. Уничтожения вполне довольно, 
возможно, оно даже оправданно, хотя об этом не мне судить. Но сдирать 
с творения покровы разума и достоинства, как кошка сдирает шкурку с 
раненой мыши... нет, это чересчур.
	-  А вы сами его когда-нибудь видели?
	-  Да, мы знакомы, -  ответил Майкл.
	-  И вы полагаете, что его власть и могущество безграничны?
	-  Пока нет, но это вопрос времени. Они будут расти, и он в конце 
концов сметет нынешние барьеры.
	-  Боже, -  выдохнул Вирга. -  Вы хотите сказать, что он еще не 
вполне развил с