вопросах
наследования, то с годами их права стали давать повод ко все возрастающим
беспорядкам. Власть, так хорошо централизованная Хлодвигом, все больше и
больше ослаблялась и медленно приходила в упадок. Всякого рода смуты,
интриги, похищения и убийства и плюс к этому хронический беспорядок
мало-помалу докатились до самых отдаленных уголков франкского королевства.
   Однако в самом центре этого хаоса родилась и быстро росла новая
верховная власть, образец силы и равновесия, которые обеспечивали не
официальные правители, а майор-домы, о которых мы говорили выше. В силу
сложившихся обстоятельств, эти последние действительно умножали свою
власть и даже внесли большой вклад в падение монархии.
   Лишенные власти, безвольные последние Меровинги стали знаменитыми
"королями-бездельниками" - таким презрительным прозвищем заклеймила этих
слабых и снисходительных монархов История; они были изнеженными, и ими
легко манипулировали алчные и подлые советники, правившие вместо них.
   Но давайте не будем относиться к ним слишком сурово. Если на самом деле
анархия в меровингском королевстве толкала к трону юных принцев, которые
самым жалким образом уступали давлению своего окружения, то другие, более
зрелые, представлялись настоящими правителями. Именно таков был случай
Дагоберта II, жизнь которого с самого начала похожа на одну из
многочисленных средневековых легенд или на волшебную сказку. Однако
описанные события действительно имели место11 Дагоберт II родился в 651
г., он был наследником королевства Австразия, но когда спустя пять лет
умер его отец, их майордом Гримоальд похитил мальчика, чтобы помешать ему
взойти на трон. Напрасно повсюду искали ребенка, и нетрудно было убедить
двор в его смерти. Ссылаясь на волю покойного монарха, Гримоальд тут же
предложил выбрать новым королем его собственного сына. Хитрость удалась,
причем не только с вельможами, но и с матерью Дагоберта, которая отдала
всю власть в руки честолюбивого майордома.
   Однако настоящий наследник трона не умер. В действительности, Гримоальд
не захотел его убивать, а отдал его епископу города Пуатье, который, в
свою очередь, не желая совершать преступления, отправил его в Ирландию.
Так, свое детство Дагоберт провел в монастыре Слана12 близ Дублина, где он
получил лучшее образование, чем ему могли дать во Франции. Между прочим,
легенда рассказывает, что в Ирландии он отправился ко двору Верховного
Короля Тары и по174
 
 
 
   знакомился с тремя принцами из Нортумбрии", воспитанными также
сланскими монахами. В 666 г. он женится на кельтской принцессе Матильде;
затем покидает Ирландию, едет в Англию и устраивается в Йорке, в
королевстве Нор-тумбрия, где подружился с епископом Уилфридом, который
стал его советником.
   В то время между кельтской и римской Церковью существовал раскол:
первая отказывалась признавать авторитет второй. Уилфрид, заботившийся о
единстве и пытавшийся привести заблудших овец к материнской груди, уже
успел добиться в этом некоторого успеха на совете в Уитби в 664 г., и,
может быть, в этих условиях его дружба и интерес к юному Дагоберту не имел
никакой задней мысли. В то время союз Меровингов с Римом, установленный
полтора века назад Хлодвигом, несколько ослаб, и Уилфрид, верный сторонник
Рима, считал своим долгом помочь ему укрепить его первенство в Англии и на
континенте: в ближайшем будущем Дагоберт мог вернуться во франкское
королевство и потребовать себе трон Австразии; будучи у себя дома, он
также мог согласиться взять в руки меч, чтобы оказать поддержку Церкви. То
есть епископ был настолько мудр, что уже сейчас хотел обеспечить для себя
его лояльность.
   В 670 г. принцесса Матильда, жена Дагоберта, умерла, дав жизнь их
третьей дочери, и Уилфрид, не теряя времени, под-искал некоронованному
монарху другую жену. Если в первый раз в женитьбе Дагоберта играли роль
мотивы династического порядка, то во второй раз они были еще сильнее, ибо
он женился на Гизеле из Редэ, дочери Беры II, графа Редэ, и внучке Тулки,
короля вестготов13...
   По этому поводу напрашивается много размышлений, на первый взгляд,
очевидных и не лишенных интереса. Во-первых, королевская кровь вестготов с
тех пор должна была смешаться с кровью Меровингов; затем, благодаря этой
связи, которая устанавливала границы государства в Арденнах и Пиренеях,
зарождался образ той Франции, которую мы знаем сегодня. Наконец, и что
особенно важно, эта связь помещала вестготов, исповедовавших арианство, в
сферу деятельности римской Церкви.
   Итак, в 671 г. Дагоберт женился на Гизеле, возвратившись на континент.
Судя по рассказам современников, свадьба состоялась в Редэ-Ренн-ле-Шато,-
в резиденции юной принцессы Разесской, и в церкви св. Магдалины, на месте
которой спустя много веков должна была подняться церковь Беранже Соньера.
У Дагоберта уже было три дочери от первого брака, но не было наследника, и
вот вторая жена родила современный Нортумберленд (прим. перев.).
   175
 
 
 
   ему еще двух дочерей, а затем, в 676 г., сына, Сигиберта IV,- в это
время Дагоберт уже снова был королем.
   В течение трех лет после свадьбы Дагоберт, казалось, ждал в
Ренн-ле-Шато своего часа, наблюдая издалека за своими северными владениями
до 674 г., когда представился благоприятный случаи. При помощи матери и
советников он отправился в Австразию, потребовал королевский венец и был
официально провозглашен королем.
   Уилфрид, епископ Йорк-ский, бесспорно, сыграл большую роль в этом
событии, а также и другой персонаж, которому История уделила мало внимания
- святой Аматус, епископ Сьонский из Швейцарии14.
   Сев на трон, Дагоберт не стал королем-бездельником, но, напротив,
показал себя достойным наследником Хлодвига. Быстро осврившись, он укрепил
свою власть, положил конец анархии в королевстве и затем положил все силы
на то, чтобы установить в нем порядок. Он правил жестко и подчинил себе
бунтующую знать, достаточно сильную в экономическом и военном плане, чтобы
сопротивляться трону.
   Наконец, говорят, что он собрал в Ренн-ле-Шато бесценные сокровища,
предназначенные для завоевания Аквитании15, которая ускользнула от опеки
Меровингов около сорока лет тому назад и стала независимым государством.
   Но если Уилфрид Йоркский ждал от нового короля Ав-стразии, что тот
станет защитником Церкви, то он был жестоко разочарован в его поведении,
ибо Дагоберт не сделал в этом направлении ничего. Напротив, он, казалось,
даже попытался затормозить все попытки римской экспансии внутри своего
королевства, явно провоцируя ярость церковных властей, не лишенную,
впрочем, основания. На этот счет существует письмо французского прелата,
горько жалующегося Уилфриду на налоги, которые поднял Дагоберт, "презрев
Церкви Божий и их епископов16".
   Но у короля были и другие причины для того, чтобы поссориться с
римскими властями. В силу своего брака с Гизелой де Редэ, вестготской
принцессой, Дагоберт действительно получил значительные земельные владения
на территории современного Лангедока, и его не могло не затронуть
арианское влияние, существующее в этой стране даже в королевской семье:
теоретически вестготы были верны католической Церкви, но их
верноподданические чувства в действительности были очень гипотетическими и
второстепенными по отношению к глубоким религиозным тенденциям своего рода.
   В 679 г., после трех лет царствования, Дагоберт уже успел нажить себе
значительное число врагов, как светских, так и религиозных. Во-первых, это
была знать, попытки которой 176
 
 
 
   обрести независимость он энергично обуздал; во-вторых, Церковь,
экспансии которой он явно препятствовал. Что же касается франкских
правителей в соседних государствах, то они одновременно опасались и
завидовали сильному и централизованному режиму, в который кое-кто
предусмотрительно поместил своих агентов. Среди них фигурировал
собственной персоной майордом Пепин д'Эристаль, тайно связанный с врагами
короля, и, в случае необходимости, он был сторонником убийства и
предательства. Как и многие последние меровингские короли, Дагоберт имел
две столицы, главнейшая из которых находилась в Стенэ17, на границе с
Арден-нами. А перед королевским дворцом в Стенэ простирался густой лес,
считающийся священным с незапамятных времен и называющийся В„врским лесом.
23 декабря 679 г. Дагоберт отправился туда на охоту. Неизвестно, было ли
это ритуальной церемонией, но в последующих рассказах явно слышится мощное
эхо легенд, которые ходили в то время по Галлии от Рейна до Бретани,
посвященных убийству Зигфрида из "Песни о Нибелунгах".
   Падая от усталости, около полудня король лег около ручья, под деревом,
и заснул.
   Во время сна один из его слуг - как говорят, это был его крестник -
украдкой подобрался к нему и убил его ударом копья в глаз. Очевидно, он
действовал по приказу майордома, и, совершив свое злодеяние, он вернулся в
Стенэ с намерением уничтожить также всю королевскую семью. Неизвестно,
удался ли ему этот черный замысел, но официально царствование Дагоберта и
его прямых потомков потонуло в крови и насилии. Впрочем, римская Церковь
ни в коей мере не скорбела об этом.
   Даже наоборот, она решительно и недвусмысленно одобрила убийство, как
об этом свидетельствует письмо французского прелата^ пытающегося оправдать
цареубийство в глазах Уилфри-да Иоркского18.
   Тем не менее, тело убитого короля претерпело множество перемен. Его
немедленно похоронили в королевской часовне св. Ремигия, а в 872 г. Карл
II (Лысый)
   эксгумировал его- почти два века спустя,- чтобы перевезти в другую
церковь, которая с тех пор стала церковью св. Дагоберта, ибо покойного
короля канонизировали в том же самом 872 г., 10 сентября, в Дузи, но не
папой, которому это исключительное право было дано только в 1159 г., а
архиепископским консилиумом.
   Причины этой канонизации остаются неясными. В некоторых источниках
проскальзывает, что останки бывшего короля предохраняли Стенэ и
окрестности во время нашествия викингов. Но почему эти останки обладали
такой силой? Церковные власти всегда хранили на этот счет осторожное 177
 
 
 
   молчание, просто принимая то, что днем Дагоберта, ставшим предметом
настоящего народного культа, был объявлен день его смерти, 23 декабря19.
По каким именно причинам? Это они затруднялись сказать.
   Быть может, они чувствовали, что у них по отношению к Дагоберту нечиста
совесть, и сочли нужным канонизацией искупить свою вину. Но стоило ли
заходить так далеко и почему надо было ждать двести лет?
   Однако, последующие века не сохранили ни уважения, ни почтения по
отношению к Стенэ, к церкви св. Дагоберта и, возможно, к его останкам.
Действительно, лишь в 1069 г. герцог Лотарингский, дед Годфруа
Бульонского, уделил особое внимание церкви, отдав ее под покровительство
близлежащего аббатства в Горзе...
   В конце концов, во время Французской Революции церковь была разрушена,
а останки святого разбросаны, как и многие другие. Но череп с ритуальным
надрезом, как у древних меровингских королей, до сих пор существует и
находится в монастыре в Монсе, единственный из останков короля, избежавший
уничтожения. Но в середине XIX в. появился очень любопытный документ в
форме поэмы-литании, состоящий из двадцати одного стиха, названной "De
sancto Dagoberto martyre prose"". Что же в ней говорилось? То, что
Дагоберт был умерщвлен по "совершенно особой" причине...
   И что еще более странно, этот текст, восходящий к Средним Векам, или
даже к более древним временам, был найден в аббатстве Орваль20...
   Узурпация вчасти Каролингамн.
   Дагоберт, как принято сейчас считать, вовсе не был последним монархом
из рода Меровингов. Хотя его ветвь этой семьи угасла, династия все же
осталась на троне.
   Официально, по крайней мере, ибо в течение еще трех четвертей века
будут говорить только о "королях-бездельни-ках"'; многие из них были
возведены на трон очень юными и были неспособны проявить свою власть,
которой они еще не могли обладать.
   К тому же, предполагаемая чистая меровингская "раса" исчезла вместе с
Дагобертом, а последние короли этого рода происходили не от Хлодвига и
Меровея, а от младших ветвей. Убийство Дагоберта явилось концом династии,
так как смерть Хильдерика III в 754 г. имела относительное значение, ведь
настоящая "раса" с 679 г. более не существовала.
   "Рассгаз о святом мученике Дагоберте" (лат.).
   178
 
 
 
   Власть, находившаяся в руках майордомов с давних времен, возвратилась к
ним окончательно и официально. После смерти Пепина д'Эристаля, убийцы
последнего прямого потомка Меровея, над франками должен был царствовать
его сын, знаменитый Карл Мартел.
   Карл Мартел справедливо назван блестящей личностью в истории Франции.
Это он остановил нашествие сарацин на Пуатье в 732 г. и, следовательно,
заслужил имя "защитника Веры и Христианского мира", которое носит до сего
дня.
   Отметим, что, играя главную роль во дворце, oh никогда не завладевал
троном, хотя тот был у него под рукой, и, казалось, что он всегда
относился к нему с суеверным страхом, как будто речь шла о специально
меровингской прерогативе.
   Он умер в 741 г.; его сын, спустя десять лет, отказался от подобного
отношения к трону. Под именем Пепина Короткого, майордома короля
Хильдерика III, он действительно без колебаний завладел троном с помощью и
поддержкой Церкви. Кто должен быть королем? - предварительно спросили у
папы Захарии его послы. Тот, кто по-настоящему правит, или тот, кого
поддерживают, но не имеющий королевской власти? Папа, необдуманно предав
пакт, заключенный между Хлодвигом и Церковью, высказался в пользу
майор-дома. Так, в силу разрешения верховной власти, Пепин получил титул
короля франков. Он низложил Хильдерика III, запер его в монастыре и, либо
для того, чтобы унизить его, либо для того, чтобы лишить его "магической
власти", наголо остриг его священные волосы. Хильдерик только на четыре
года пережил свое несчастье, но Пепин, теперь бесспорный король, мог
впредь спокойно править в королевстве21 За год до этого появился важный
документ, призывающий изменить ход всей истории Запада. Он назывался
"Дарственная Константина", и если сегодня все знают, что это была
фальшивка, грубо сфабрикованная папской канцелярией, то тогда он имел
значительное влияние.
   Этой "дарственной", датированной предполагаемым годом обращения
Константина в христианство, то есть 312 г., император передавал в дар
епископу Римскому, а следовательно, Церкви всю полноту своих прав и все
свое достояние. Новый факт мировой Истории: он официально признал главу
римской Церкви "викарием Христовым"
   и отдал ему статус императора. Но, уточнял документ, епископ Римский
великодушно возвратил Константину его императорские права, и последний
пользовался ими в качестве сделанного ему одолжения, со святым позволением
и с благословения главы Церкви.
   Мы видим, что этот документ имел тяжелые последствия, ибо он доверял
епископу Римскому верховную власть, как ду179
 
 
 
   ховную, так и временную, над всем Христианским миром. Впредь папа и
император в одном лице, глава католической Церкви мог на этом основании по
своему усмотрению распоряжаться императорской короной и передавать свои
полномочия кому заблагорассудится. Иными словами, во имя Христа он обладал
неоспоримым правом назначать и низлагать королей. Именно из этой
"дарственной Константина"
   впоследствии вытекали прерогативы Ватикана, разрешающие ему вмешиваться
в дела века.
   Веря в этот акт и не теряя времени, Церковь поспешила укрепить позиции
свою и Пепина Короткого, учредив церемонию, предназначенную для посвящения
нового "узурпатора". Так рождалось "коронование", и на короновании Пепина
присутствовали епископы самого высокого ранга. Эта церемония, в данном
случае коронация, надо уточнить, состояла не в том, чтобы признать короля,
ни также в том, чтобы подписать с ним соглашение, а просто-напросто в том,
чтобы его создать.
   Ритуал миропомазания, следовательно, оказался измененным. Если раньше
речь шла о простой церемонии признания, о ратификации, то теперь он
принимал новое значение. Миропомазание приобретало право превосходства над
кровью и, в силу самой своей роли, могло ее сделать священной; это было
более, чем символический жест - это был, собственно говоря, акт, который
даровал владыке божественную милость. Что касается папы, на которого
возлагалась ответственность за совершение его, то он становился верховным
посредником между Богом и королями.
   Короче говоря, ритуалом миропомазания Церковь присваивала право
"назначать"
   королей. Кровь была теперь подчинена елею, а монарх - папе.
   Будучи коронованным в Понтионе в 754 г., Пепин Короткий открыл собой
династию Каролингов, имя которой пошло от Карла Мартела, а не, как принято
думать, от Карла Великого, Carolus Magnus. Этот последний, в свою очередь,
был провозглашен великим римским императором в 800 г., но, в силу пакта,
подписанного с Хлодвигом три века тому назад, этот титул, в принципе,
должен был принадлежать исключительно представителю меровингской династии.
Со своей стороны, Рим становится центром империи, охватывающей всю
Западную Европу, который разрешает или не разрешает царствовать королям.
   Как мы видели, в 496 г. Церковь навсегда связала себя с родом
Меровингов.
   Санкционируя убийство Дагоберта, учреждая церемонию коронования и сажая
Пепина на франкский трон, она тайно предавала пакт. Более того,
коронованием Карла Великого она публично и окончательно подтверждала свое
предательство. По примеру одного современного 180
 
 
 
   историка, можно справедливо спросить, каково истинное значение
миропомазания.
   Может быть, оно имело целью компенсировать своими собственными
достоинствами магическую власть исчезнувшего рода с длинными волосами? Не
должно ли оно было скорее искупить скандальный разрыв клятвы в верности,
подписанной ранее Хлодвигом и Церковью22?
   Если не неизвестна точно природа символа, который в глазах Рима
основывался на таинстве миропомазания23, то он, во всяком случае, оказался
недостаточным для того, чтобы узурпаторы-Каролинги спокойно почили на
лаврах; действительно, все они пытались подтвердить законность своих прав,
открыто женясь на меровингских принцессах, и Карл Великий тоже не был
исключением из этого правила.
   Очень хотелось бы, кстати, знать, какие мысли волновали будущего
императора во время церемонии коронования. Чувствовал ли он себя
узурпатором, то есть виновным, или же победителем? Сознавал ли он,
несмотря на елей, что Церковь совершила предательство по отношению к роду,
на место которого он заступал?
   Может быть, он испытывал все эти чувства одновременно, а также
чувствовал некоторое удивление от неожиданной инсценировки, заботливо
подготовленной папой без его ведома. Ибо - и это известно - Карл Великий
был вызван в Рим, и там его уговорили пойти послушать мессу, во время
которой глава Церкви возложил ему на голову королевский венец, и публика
устроила восторженную овацию Карлу, Августу, божественному венценосцу,
императору римлян. Великому, защитнику мира... Но, скажем еще раз, никто
не знает, как новый император истолковал это событие, хотя, если верить
высказываниям одного историка того времени, Карл никогда не согласился бы
войти в тот день в церковь, несмотря на большой религиозный праздник, если
бы знал заранее, что его там ожидало24.
   Но какова бы в конце концов ни была реальная ответственность, взятая на
себя Карлом во время его коронования, пакт, подписанный Хлодвигом и
Церковью, был постыдным образом предан, и это предательство продолжает
постоянно, вот уже более одиннадцати веков, беспокоить Сионскую Общину.
Впрочем, к подобному заключению приходит и Матье Паоли:
   "Для них [членов Сионской Общины] единственной настоящей знатью
является знать либо вестготского, либо меровингского происхождения.
Каро-линги и все остальные лишь узурпаторы. В самом деле, они были только
королевскими чиновниками, которым было поручено управ