ах вышел из полуосвещенного прохладного  диви-
зионного бункера управления истребительной авиацией,  стоял  один
из тех солнечных летних дней, когда теплый воздух тягуч, как мяг-
кая ириска, 'и когда любой здравомыслящий человек  спешит  разва-
литься на траве, пахнущей жимолостью и лесной земляникой.
     В машине Макс и Август, убаюканные однообразным видом  зали-
той солнцем сельской местности, сладко дремали. Когда машина  ос-
тавила позади Лейден, Макс очнулся.
     - А вы когда-нибудь служили вместе со своим сыном, Август? -
спросил он, закуривая сигару и предложив другую собеседнику.
     - Один месяц, в марте прошлого года. Его  батальон  выполнял
задачи связи примерно в трех километрах от аэродрома в России, на
котором была моя радиолокационная станция.
     - Это хорошо. Вам, наверное, было о  чем  поговорить  тогда,
правда?
     - Было о чем: где бы погреться. Зимой в России мы только  об
этом и говорили. В пехотном полку Петера было несколько, шинелей,
которые они отобрали у русских. Так вот, Петер дал взятку  своему
начхозу и получил одну для меня. В награду за это я показал  ему,
как под прикрытием темноты три расторопных солдата могут  стащить
два десятка буханок хлеба из походной пекарни. Я очень  гордился,
что мог передать сыну такие познания.
    -  Значит, целый месяц вы были вместе?
    -  В один из первых теплых весенних дней они уехали из  этого
местечка. Я пошел  проводить  сына  на  товарную  железнодорожную
станцию. Петер рассказал, что его часть где-то  попала  на  почти
полностью уцелевшую фабрику пианино. Когда они стреляли из  авто-
матов по струнам, раздавались  невообразимо  звучные  резонансные
трели и резкие нестройные обертоны. А ручные гранаты вызывали су-
масшедшее хаотическое нагромождение звуков. Петер сказал, что это
была самая веселая забава с тех пор, как они наступали на  Вязьму
в октябре предыдущего года.
    -  Вы опасаетесь за мальчика, Август?
    -  Конечно, Макс.
    -  А разве вы не можете организовать ему откомандирование?  В
конце концов он ведь уже отслужил на русском  фронте...  сколько?
Восемнадцать месяцев?
    -  Двадцать один месяц. Он  никогда  не  простит  мне  этого,
Макс. Как он будет чувствовать себя? Как любой из нас  чувствовал
бы себя в таком случае?
    -  Вы имеете в виду неисполненный долг? Я чувствовал бы  себя
отлично, Август.
    -  О, Макс, вы же знаете, каково это - желать,  чтобы  вашему
сыну оторвало ногу, лишь бы он остался в живых!
    -  Извините, Август.
    -  Не стоит, Макс. Думать о таких вещах не очень-то  приятно.
На войне все может случиться и ничто нельзя считать вероятным  на
сто процентов. Какая-нибудь секунда, какой-нибудь  росчерк  пера,
неправильно понятый взгляд,  прикосновение  пальца  к  спусковому
крючку - все это может означать разницу между Рыцарским крестом и
трибуналом, возведением в святые и вечным проклятием.
    -  А сын пишет вам?
    -  Приблизительно раз в месяц.
    -  И он ненавидит войну так же, как и вы?
    -  Макс, друг мой, должен сказать вам, что он  любит  ее.  Мы
передали наш мир своим детям. Стоит ли удивляться, что паши  дети
стремятся к разрушению? Всякий годный к службе настойчивый  юнец,
если он только пожелает, может получить в свое распоряжение  бом-
бардировщик, подводную лодку или артиллерийскую батарею  и  сеять
опустошение в мире - в том мире, который мы,  старшее  поколение,
так долго сколачивали. Восемнадцатилетние дети незаметно  подкра-
дываются к двадцатитысячетонному торговому судну, нажимают  кноп-
ку и хладнокровно наблюдают,  как  оно  погибает.  Они  поджигают
большие города и переворачивают вверх ногами паше общество в  об-
мен на кусочек разноцветной ленточки. Где мы  споткнулись,  Макс?
Каких детей вырастят они и что сделают с нами?
    -  По-моему, вы лицемерите, друг мой. Вы осуждаете  тех,  кто
сражается, и называете наших героев убийцами,  однако  сами  нис-
колько не пренебрегаете уважением и  восхищением,  проявляемым  к
вам, как к опытному летчику-истребителю. И вы носите на шее  без-
делушку, которой награждены. Нет-нет, дорогой Август,  вы  хотите
съесть свой кусок торта, а остатки бросить в лицо  другим  людям,
подобным мне.
    -  Вы не понимаете, о чем я говорю.
    -  Тогда объясните, пожалуйста.
    -  Вы путаете героизм с моралью. Возьмите экипажи  английских
бомбардировщиков. Это смелые, отважные люди. Они  идут  на  очень
большой риск и тем не менее убивают женщин и детей.
    -  Вы зашли слишком далеко, Август. Это  трусливые  чудовища.
Они сбрасывают по ночам свои бомбы и пускаются  наутек,  оставляя
людей в огне пожарищ и под развалинами.
    -  Точно так же поступают наши подводные лодки, которые  тор-
педируют ночью торговые суда и, крадучись, отходят, оставляя  то-
нущих людей. И тем не менее и те и другие -  храбрые  и  отважные
люди.
    -  Все это разговоры, разговоры и разговоры. Август.  Вы  так
же, как и я, хорошо знаете, что все мы жертвы окружающей нас  об-
становки и условий. Когда нам приказывают, мы нажимаем на спуско-
вой крючок просто потому, что один человек не может  бросить  вы-
зов всей системе. Зачем пытаться?
    -  Возможно, вы и правы, Макс. Наверное, у меня просто  слиш-
ком много времени для размышлений.
    -  Эх, Август, друг мой. Зачем смотреть на вещи  так  мрачно?
Наш спор не что иное, как перепалка,  которую  ведут  два  старых
друга, покуривая сигары.
    Машина между тем свернула в Плейн.
    -  Со мной будьте осторожны, Макс. Влюбленный  человек  легко
раним.
    Макс улыбнулся:
    -  Но ведь это хорошая сигара, не так ли, Август?
    -  Великолепная.
    -  В таком случае возьмите всю  коробку.  Влюбленный  человек
никогда не знает, когда ему понадобится коробка сигар.  -  Август
попытался отказаться, но Макс  бесцеремонно  вложил  ему  в  руки
большую коробку сигар и проговорил: - Некоторое  время  по  этому
маршруту будет ездить майор Георг Тухель. Звоните ему утром в лю-
бой будний день, если захотите, чтобы вас подвезли.- Макс  повер-
нулся к шоферу: - Довезите  обер-лейтенанта  до  радиолокационной
станции "Горностай". Ко мне - утром, в обычное время.
    Шофер прикрыл дверцу машины и отдал  честь  полковнику  Максу
Зеппу. Когда машина тронулась, Макс помахал Августу рукой.
    Почти целый час шофер и Август ехали молча, но, когда  машина
вошла в запретную зону, Август почувствовал,  что  должен  что-то
сказать. Позади них скрылась последняя деревня,  узкая  цементная
дорога сменилась песчаной, и неожиданно сквозь дымку стало  видно
Северное море.
    Покрышки "ситроена" скользнули по мягкому  песку.  Шофер  от-
крыл дверцу для Августа, довольно формально взял  под  козырек  и
сказал:
    -  Я думаю, что вам, герр обер-лейтенант, небезынтересно  уз-
нать, что герр полковник Макс Зепп получил приказ  отправиться  в
пехотный полк на русском фронте. Он уезжает в  среду.  Нам  будет
недоставать его.
    -  Мне тоже, - сказал Август. - Благодарю вас.


    В бараке для дежурных экипажей  был  беспорядок:  на  стульях
везде разбросаны газеты и отделанные мехом куртки, ставшие ненуж-
ными летчикам в теплый солнечный день. Л„венгерц к этому  времени
уже имел возможность поразмыслить относительно похищенного досье.
Сколько влиятельных офицеров люфтваффе необходимо для того,  что-
бы протест был законным или, по крайней мере, трудно  наказуемым?
В какой степени эти офицеры будут единодушны в своем мнении?..
    Штаркхоф мог бы ответить на все эти вопросы, но Л„венгерц был
полон решимости не сообщать ему никакой информации взамен.
    -  Герра доктора Штаркхофа, пожалуйста, - сказал  он  телефо-
нисту. Наступила короткая пауза.
    -  Алло, фон Л„венгерц, - отозвался наконец тот.- Я так и ду-
мал, что вы позвоните.
    -  Я о похищенном досье, конечно, - сказал Л„венгерц.
    -  Послал вам копию почтой, да? Боже мой, никак не пойму, по-
чему наши люди не смогли перехватить эту почту? Ну что ж, вы  бу-
дете пятнадцатым.
    -  Вы намереваетесь прибыть сюда и собрать их?
    -  Беспокоитесь, да? Ничего, все  нормально,  барон.  Держите
его у себя до завтра.  Четырнадцать  копий  уже  здесь,  на  моем
письменном столе. Во всяком случае, почти три  сотни  экземпляров
этого доклада были разосланы медицинским службам, поэтому вам  не
следует так беспокоиться по поводу одной копии.
    -  Значит, этот документ разослан? А еще кто-нибудь... Я  хо-
чу сказать, не было ли?..
    -  О, барон разговаривал с Гиммелем? Я сразу  догадался.  Ко-
нечно же не было никакой реакции, за исключением того,  что  док-
тор Рашер получил благодарность Геринга от имени люфтваффе.
    -  Вы завтра вернетесь? Арестовать Гиммеля?
    -  Правильно. Я буду весьма сдержан.  Я  подготовлю  соответ-
ствующие документы, и завтра утром вы убедитесь в разумности сот-
рудничества с законом и правопорядком.
    -  Как будет наказан Гиммель?
    -  Как наказан? Это зависит от многих обстоятельств. Если  он
раскается и отречется от своего мнения, признает  себя  виновным,
будет сотрудничать с нами или наведет нас на  всю  конспиративную
сеть, то получит лет десять или пятнадцать.
    -  А что, если в  результате  знакомства  с  этим  документом
влиятельные офицеры люфтваффе окажут Гиммелю поддержку?
    -  Конечно, мы живем в обществе, где влиятельность может ока-
заться козырной картой, - проговорил злобно Штаркхоф, - но я  мо-
гу держать пари, что они понесут наказание вместе с Гиммелем.
    -  Вы, кажется, весьма уверены в этом?
    -  Друг мой, это же моя работа, мне за это платят.


         ГЛАВА СЕДЬМАЯ

    Наиболее умудренным опытом офицером  на  аэродроме  Уорли-Фен
был, по общему мнению, старший лейтенант Лонгфелло. Он служил,  и
не без достаточных оснований, в разведке. Это был  высокий  голу-
боглазый мужчина тридцати восьми лет. В  юношеские  годы,  будучи
студентом Кембриджского университета, он увлекался боксом и зани-
мал среди любителей этого вида спорта довольно высокое  место.  В
его ведении находилось помещение, предназначенное для  инструкта-
жа экипажей самолетов, - большой деревянный барак, в  котором  на
скамейках размещалось до ста пятидесяти человек.  В  одном  конце
барака был сооружен помост, а позади него во всю  ширину  помеще-
ния на стене висела большая карта Европы. Карту  прикрывал  крас-
ный занавес, который раздвигался  в  стороны,  если  потянуть  за
шнур. Занавес по установившейся традиции открывал командир  авиа-
ционной базы.
    В бараке висели обычные для  таких  помещений  плакаты  вроде
"Неосторожный разговор ведет  к  потере  жизни",  а  также  доска
объявлений, на которой в настоящий момент красными кнопками  были
прикреплены несколько справок с данными  разведки.  Под  потолком
висели модели самолетов противника и союзников. В стороне у  края
помоста стояла похожая на мольберт подставка, приготовленная  для
сводки метеорологической службы. С другой стороны помоста до  са-
мого потолка были  развешаны  аэрофотоснимки,  показывающие  точ-
ность бомбометания. Эту экспозицию составляли фотоснимки, сделан-
ные каждым экипажем бомбардировщика сразу после того, как взрыва-
лись сброшенные им бомбы. Фотоснимки  экипажа  Ламберта  занимали
одно из верхних мест, а экипажа капитана Суита - одно из  послед-
них, в самом низу.
    Сейчас в этом помещении собрались  экипажи  всех  шестнадцати
бомбардировщиков. Летчики с бледными напряженными  лицами  сидели
на скамейках и с нетерпением ждали, когда им разрешат курить.  По
мере того как приближалось время вылета, люди становились все бо-
лее унылыми и замкнутыми. Каждый старался быть рядом  не  столько
со своими друзьями, сколько с теми шестью  коллегами,  которым  в
ближайшие часы предстояло разделить с ним благополучный  или  фа-
тальный исход.
    Так, два стрелка из экипажа Ламберта, Бинти Джонс и Флэш Гор-
дон, больше двух месяцев назад начали смертельно  враждовать,  но
сейчас они обменивались шутками точно так же, как в  старые  доб-
рые времена. Это были крепкие молодые парни, отобранные для  этой
специальности, как и большинство других воздушных стрелков,  бла-
годаря их малому росту, поскольку это необходимое условие для лю-
дей, имеющих дело с  турельной  установкой  с  силовым  приводом.
Флэш, шахтер из Ноттингема, был  смугл,  с  редкими  зубами.  Его
пристрастие к позолоченным опознавательным  цепочкам,  кольцам  с
эмблемой смерти из черепа и костей и  белым  шелковым  шарфам,  а
также его сугубо штатская осанка послужили основанием  для  прис-
воения ему его прозвища.(повеса - англ.) Несмотря  на  освобожде-
ние от военной службы, он пошел на нее добровольно, когда ему ис-
полнился двадцать один год. Он мечтал об одном - выжить на  войне
и получить работу в каком-нибудь учреждении.
    Бинти, продавцу молока из Уэлша, тоже был двадцать один  год.
Обычно он занимал на самолете место в верхней средней турели, хо-
тя несколько раз, когда у Флэша случался  насморк,  они  менялись
местами. А насморк у Флэша бывал часто и, по его словам, все  от-
того, что обогреватель в хвостовой турели  действовал  не  всегда
исправно.
    Бинти поступил в королевские военно-воздушные силы в  семнад-
цать лет, и, чтобы стать воздушным стрелком, отвечающим  требова-
ниям мирного времени, ему потребовалось всего несколько недель. О
превосходстве Бинти над другими, по крайней мере по его собствен-
ному представлению, говорили очень коротко подстриженные  волосы,
начищенные до умопомрачительного блеска  ботинки  и  пуговицы,  а
также острые, как бритва, складки на брюках, чего  он  добивался,
смазывая их с внутренней стороны мылом.
    Он любил пользоваться терминологией старослужащих солдат, ус-
нащенной неправильно произносимыми арабскими  словами  и  неверно
осмысленными словами  языка  хинди.  Молодых  женщин  он  называл
"bint" (женщина - араб. разг.) и употреблял  это  слово  довольно
часто, ибо, несмотря на непривлекательную внешность,  слыл  поря-
дочным бабником. Бинти обладал острым зрением и живым,  сметливым
умом и считал это не чем иным, как проницательностью, в то  время
как остальные члены экипажа единодушно называли это его  качество
хитростью.
    Бинти и Флэш уже участвовали в пятнадцати рейдах, причем  все
они проходили  под  командованием  Ламберта.  Они  были  большими
друзьями почти целый год: вместе пили, вместе  сражались,  вместе
посещали девушек, вместе готовились к экзаменам  на  стрелков,  у
них были общие сигареты и мотоцикл, и все это до  тех  пор,  пока
молодые люди не встретили в каком-то баре в Питерборо женщину  по
имени Роуз. Ее муж, капрал, находился в Восьмой английской  армии
в Северной Африке. Флэш Гордон заявил, что им больше  не  следует
встречаться с этой женщиной, а  Бинти,  наоборот,  был  абсолютно
убежден в обратном и провел у нее на квартире куда больше  ночей,
чем на своей базе. После этого Флэш и Бинти горячо  возненавидели
друг друга, однако в данный момент никто не догадался бы об этом.
Бинти читал юмористический журнал и непрерывно кивал в знак  сог-
ласия, а Флэш рассказывал ему что-то о мотоцикле, который намере-
вался продать электротехник из первого авиаотряда.
    Инструктаж затягивался. Стрелки на больших  часах  показывали
семнадцать ноль пять, а половину стульев на платформе еще не  за-
няли. Помощник начальника штаба Джамми Джайла, разумеется, был на
месте. Опершись плечами о спинку стула, он  наклонялся  назад  до
тех пор, пока стул готов  был  повалиться.  Начальник  разведыва-
тельного отделения Лонгфелло стоял позади  Джамми  и  подталкивал
стул в обратную сторону всякий раз, когда тот  в  своем  движении
назад пересекал линию равновесия и грозил упасть. Но Джамми и сам
не допускал, чтобы стул опрокинулся.
    По мере того как из штаба авиагруппы поступали  все  новые  и
новые распоряжения и приказы, трескотня телетайпов в  оперативном
отделе усиливалась. В коридорах сильно пахло свеженатертыми пола-
ми и заваренным чаем. В углу одного из опустевших кабинетов стоял
командир эскадрильи подполковник Джон Мунро. В то время как  пол-
ковнику подчинялся весь аэродром, от зубного  врача  до  кузницы,
Джон Мунро командовал только бомбардировщиками и их экипажами.
    Если кто и наложил на эскадрилью отпечаток своей личности, то
это, несомненно, Джон Мунро. Все ошибки и  недостатки  эскадрильи
он считал своими ошибками и недостатками, но и  все  ее  достоин-
ства и достижения он также относил на  свой  счет.  Сейчас  Мунро
очень устал. Ему вовсе не положено было участвовать в столь  мно-
гих рейдах, но он считал себя обязанным делать это и  не  пропус-
тил ни одного из них.
    Мунро стоял, опираясь на трость, и энергично попыхивал  труб-
кой. Рядом с ним находились авиационный  инженер  и  три  старших
сержанта из команды наземного обслуживания. Они обсуждали  неожи-
данно возникшую проблему: на самолете сержанта Томми Картера  об-
наружилась неисправность в  электропроводке,  которую  невозможно
было устранить до вылета в рейд.
    -  Единственная резервная машина у нас - это самолет, вернув-
шийся с задания сегодня утром, - сказал старший  сержант  Уортин-
гтон. - Но ему придется идти в рейд без проверочного взлета.
    -  Другого выхода нет, сержант, - заметил Мунро. -  При  этом
по возможности снимите с пего всю  второстепенную  броню.  Каждый
снятый с самолета фунт груза дает возможность поднять его еще  на
один фут высоты.
    Уортингтон взял под козырек и торопливо вышел, чтобы  собрать
нужных ему людей. Им придется напряженно работать без перерыва до
позднего вечера.
    Мунро поворошил спичкой пепел в трубке. Сегодня  его  послед-
ний вылет. На следующей неделе он должен  будет  передать  эскад-
рилью новому командиру.


    К тому моменту, когда Мунро появился в помещении для инструк-
тажа, там все уже собрались. Мунро поднялся на помост и подождал,
пока наступит тишина.
    -  Джентльмены! Командир базы! - скомандовал он через некото-
рое время.
    Экипажи самолетов встали. По среднему проходу между скамейка-
ми, мягко ступая, шел командир базы. Он легко поднялся на  помост
и бросил на стул фуражку с золотым  шитьем.  Широко  улыбнувшись,
провел рукой по седым волосам и  посмотрел  на  собравшихся  так,
будто был весьма удивлен, что они стоят, по стойке "смирно".
    -  О'кей, друзья, - весело сказал он. - Садитесь, курите. - И
потянул за шнур. Пронзительно скрипя роликами, занавес  над  кар-
той раздвинулся в стороны. - Цель сегодняшнего налета, -  продол-
жал командир, - Крефельд в Руре.
    До этого ходили слухи, что очередная цель  для  бомбардировки
будет легкой. Теперь все убедились  в  обратном:  Крефельд  никак
нельзя было отнести к легким целям, ибо он находился  в  наиболее
хорошо обороняемой зоне Европы.
    Ламберт, Коэн и Мики Мерфи прибыли сюда вместе. До этого  они
уже выслушали предварительный инструктаж на верхнем этаже.  Поза-
ди них сидели Флэш Гордон, Кинти Джонс и Дигби, который курил не-
большую сигару. Коэн держал в руках раскрытую записную книжку.
    Не все экипажи сидели вместе. Суит всегда  сидел  в  переднем
ряду, рядом с группой офицеров. Его бортинженер Мики Мерфи, как и
до перевода на самолет Суита, сидел рядом с Ламбертом.  С  другой
стороны рядом с Ламбертом сидел Бэттерсби и рассматривал  неотмы-
вающиеся следы масла и грязи на своих руках. Он с гордостью заме-
тил, что его руки быстро становятся руками бортинженера -  такими
же, как и у Мики Мерфи.
    Командир базы повернулся к карте. Обозначенные  ярко-красными
и белыми ленточками линии маршрутов к  объектам  бомбардировки  и
обратно образовывали слегка приплюснутый ромб с центром  над  Се-
верным морем. Вершина правого  острого  угла  ромба  упиралась  в
сильно защищенный центр германской тяжелой индустрии - Рур.
    -  Крефельд - это сосредоточение объектов тяжелой  индустрии,
текстильной и  легкой  промышленности  и  важный  железнодорожный
узел,-быстро проговорил полковник. - Налет сегодня  будет  огр