Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
землям. К этому времени обычное противостояние России и
Великобритании превратилось в решительную неприязнь друг к другу, и,
кажется, личные отношения Александра Николаевича и Виктории сыграли здесь не
последнюю роль. Во всяком случае от их былого романа юности теперь не
осталось и следа.
Неспокойно было и в Лондоне, и в Петербурге. На Даунинг-стрит считали,
что если русские дойдут до Мерва, то у них в руках будет ключ от Индии, на
Дворцовой же площади заговорили о том, что "война с Англией за Азию
неизбежна". Однако начавшиеся в 1853 году бои в Крыму заставили на время
забыть о Ташкенте, Хиве и Бухаре. Пытаясь позже обеспечить мирное
проникновение в среднеазиатские дела, русское правительство организовало три
миссии в Хиву и Кашгар. Они позволили, с одной стороны, лучше понять
внутреннее состояние государств Средней Азии, а с другой - воочию убедиться
во все возрастающем влиянии здесь Англии
Новый всплеск общественного внимания к этому региону пришелся на 1860-е
годы. Политическое противостояние Англии и России, интересы отечественных
предпринимателей, защита своих рубежей заставили правительство Александра II
перейти к более решительным действиям на юго-востоке страны. Разраставшиеся
или продолжавшие "округлять свои границы" Британская и Российская империи, в
конце концов, должны были соприкоснуться и решить вопрос о границах между
теми землями, на которые распространялось их влияние.
Летом 1864 года, в результате боев с Кокандом, удалось соединить
Оренбургскую и Западносибирскую линии (линия - ряд укреплений, составлявших
условную границу государства), и перед Петербургом во весь рост встал вопрос
об установлении внятных отношений с государствами Средней Азии. Горчаков
вместе с военным министром Д. Милютиным представили Александру Николаевичу
резервную программу по среднеазиатской проблеме. В ней, в частности,
говорилось: "Нам необходимо установить на вновь приобретенных пространствах
прочную, неподвижную границу и придать оной значение настоящего
государственного рубежа". Министры предлагали не вмешиваться во внутренние
дела ханств, оказывая на них только "нравственное влияние". Трудно сказать,
как местные ханы и беки отреагировали бы на исключительно нравственное
влияние России, но в ход медленно развивающихся событий вмешался
непредсказуемый генерал М. Г. Черняев.
Воспользовавшись тем, что в Ташкенте началось очередное восстание
горожан против местного властителя, он в апреле 1865 года без всякого
приказа из Петербурга двинулся к городу. Несмотря на численное превосходство
противника (15 тысяч кокандцев против 2 тысяч русских), город был взят.
Черняева газеты назвали "ташкентским львом", но недоумение официального
Петербурга от этого не уменьшилось. Выражая общее настроение в "верхах",
министр внутренних дел Валуев писал: "Ташкент взят Черняевым. Никто не знает
почему и для чего". В течение года после взятия города на разных уровнях
обсуждался вопрос о его статусе. Поначалу, опасаясь бурной реакции Англии и
соседних среднеазиатских государств, Ташкент сделали вольным городом, но
Гамбурга из него почему-то не получилось. В 1866 году его все-таки
присоединили к империи, и Зимний дворец вздохнул свободнее, забыв о
Черняеве, который оставался в Средней Азии вовсе не для того, чтобы почивать
на лаврах.
Осенью 1865 года он самовольно снарядил некое посольство в Бухару, где
оно благополучно и было арестовано, что задало неожиданной работы
Министерству иностранных дел. Это обстоятельство вкупе с хаосом, царившим в
финансовой и административной сферах управления Туркестанской областью,
заставило Петербург отозвать ретивого генерала из Средней Азии. Однако его
преемники на посту военного генерал-губернатора Туркестана продолжили
наступательную политику Черняева. В мае 1866 года русскими войсками был взят
Ходжент, в мае 1868-го - Хива и лишь в январе 1884-го - Мерв. То есть
завоевание Средней Азии растянулось на 20 лет, но постепенное включение ее в
состав Российской империи во многом изменило судьбу местного населения. До
1880 года государственные затраты России на управление и обустройство
присоединенных территорий почти в три раза превышали сумму поступлений
оттуда в бюджет - регион пришлось подтягивать на совершенно иной
цивилизационный уровень. Как отмечают историки, в России, в отличие, скажем,
от Англии, не флаг шел за купцом, а купец - за флагом. Но так или иначе,
продвижение империи на юг стало реальностью.
Завоевание Средней Азии привело к прекращению там междоусобных войн,
ликвидации рабства и работорговли, победе веротерпимости. С 1880-х годов
здесь начинается строительство железных дорог, стали возникать новые и
расширяться старые города. Средняя Азия, как чуть раньше и Кавказ,
втягивалась в сферу влияния мировой экономической системы, прежняя
замкнутость общества разрушалась, оно выходило на новый виток развития.
Средняя Азия оказалась не единственным регионом, где напрямую
столкнулись интересы России и Англии. Не меньшей напряженностью отличалось
их противостояние в Северной Америке. С 1850-х годов она начала
рассматриваться официальной Россией как необходимый противовес торговому и
морскому владычеству Англии во всем мире, как слабое звено в цепи
подвластных Лондону территорий. В связи с этим в 1854 году впервые встал
вопрос о продаже США российских владений в Америке. Однако в 1861 году там
разразилась война между Севером и Югом, которая отсрочила решение вопроса о
судьбе Русской Америки. Интересно, что психологически и, так сказать,
социально самодержавие должно было бы поддерживать конфедератов (южан), но
государственные интересы России, да и насущные задачи ее внутренней политики
(отмена крепостного права) заставили Зимний дворец возложить свои надежды на
северян, ратующих за отмену рабства в Америке.
Правда, первое время империя сохраняла лишь доброжелательный
нейтралитет по отношению к правительству А. Линкольна. "Раскол США, - писал
Горчаков, - вызывает у нас глубокое прискорбие. Мы советуем умеренность и
примирение, но мы не признаем другого правительства в Соединенных Штатах,
кроме вашингтонского". Однако южные плантаторы оказались решительнее
российских помещиков, а может быть, правительство Линкольна в чем-то
уступало "команде" Александра II, но война в США набирала силу. Россия
постепенно переходит от нейтралитета к поддержке северян, те, в свою
очередь, оказывают ей моральную помощь в польском вопросе. После окончания
Гражданской войны в Америке проблема русских земель на этом континенте
сделалась неотложной. Их продажа правительству Линкольна по-прежнему
диктовалась как политическими, так и экономическими соображениями. Если
говорить об экономике, то обследование дел в Российско-американской компании
показало полную несостоятельность неповоротливого торгового монстра.
Соглашаясь в принципе с оценками ревизоров, следует все же отметить, что при
умелом ведении дел колонии, без сомнения, могли бы давать значительную
прибыль, и правительство Александра II об этом, думается, подозревало.
Вопреки устоявшемуся мнению, будто бы Петербург понятия не имел о богатствах
Аляски, он на самом деле был информирован о наличии там залежей золота. Но
тут в игру вступала политика.
Золотые прииски Аляски и Калифорнии не замедляли, а ускоряли принятие
решения о продаже Русской Америки. Зимний дворец понимал, по образному
выражению одного из российских историков, что "вслед за армией вооруженных
лопатами золотоискателей могла прийти армия вооруженных ружьями солдат".
Вступать же в вооруженный конфликт с США, рассматриваемыми Россией в
качестве союзника в борьбе против Англии, ей было совсем не с руки. К тому
же на Дальнем Востоке империя не имела ни достаточных вооруженных сил, ни
достаточно прочного, обустроенного тыла. Так и видишь Александра II, который
во время совещаний по проблеме Аляски беспомощно разводит руками и спокойно,
но убежденно произносит сакраментальное: "Не удержим..."
18 марта 1867 года в Вашингтоне был подписан договор, по которому
Россия продавала принадлежавшие ей в Северной Америке земли за достаточно
символическую сумму в 7,2 миллиона долларов (11 миллионов рублей), а Штаты
получали Аляску со всеми укреплениями, выстроенными здесь русскими.
Последним предоставлялся выбор: в трехлетний срок вернуться в Россию или
остаться, получив гражданство США. Реакция общественного мнения империи на
продажу Аляски была достаточно вялой. Общество в те годы оказалось более
занятым внутренними проблемами и европейскими событиями.
Последним крупным внешнеполитическим испытанием для Александра II и
России его времени стал восточный кризис 1870-х годов, имевший важные
последствия для всей Европы. Он разразился в трудное для империи время
(правда, сложно припомнить годы, когда бы война не захватывала нашу страну
врасплох и вообще когда бы война приходилась ко времени). Буржуазные
реформы, потребовавшие огромных финансовых вливаний, только начинали
разворачиваться в полную мощь. Экономические трудности 1870-х годов были
усилены неурожаем 1874 года, да и активизация деятельности революционных
народников в очередной раз подчеркнула растущее непонимание между обществом
и властью. В этой ситуации национально-освободительное движение, вспыхнувшее
в Боснии и Герцеговине летом 1875 года, стало для российских властей
неприятным сюрпризом. С одной стороны, они не могли оставаться в стороне от
конфликта Стамбула и подвластных ему православных балканских народов. С
другой - должны были всячески избегать конфронтации с ведущими европейскими
державами, преследовавшими свои цели на юге континента.
Обеспокоенный обострением событий в Османской империи Александр II
обратился к Германии и Австро-Венгрии с предложением содействовать
сохранению Порты, но потребовать от нее более точного соблюдения прав
христианских народов, входивших в ее состав. Совместную ноту, содержавшую
пять требований к Турции, выработать удалось, однако беда заключалась в том,
что Стамбул, обещая на словах все что угодно, на деле и не думал выполнять
своих обещаний, или, как пессимистично выразился Бисмарк: "Стоят ли
обещанные Турцией реформы той бумаги, на которой они пишутся?" Да и
повстанцы были явно недовольны умеренностью требований к Стамбулу, которые
выставили члены Союза трех императоров. Однако споры вокруг этой ноты так и
не успели разгореться, развитие событий на Балканах сделало ее неактуальной.
В апреле 1876 года вспыхнуло восстание в Болгарии. Оно было быстро и
жестоко подавлено властями, в результате чего в стране погибло более 30
тысяч человек и сожжено около двухсот населенных пунктов. Европейские
правительства, включая российское, хранили хладнокровное молчание по поводу
болгарских событий. Зато европейская общественность развернула мощное
движение в поддержку болгар. Славянские комитеты, существовавшие в России с
конца 1850-х годов, начали сбор пожертвований для балканских христиан (всего
в помощь славянским народам оказалось собрано 4 миллиона рублей) и приложили
руку к восстановлению разгромленного турками Болгарского революционного
комитета. Известный нам генерал Черняев, как обычно неожиданно для
Петербурга, оказался в Сербии, где возглавил местные вооруженные силы,
боровшиеся против турок. Под давлением общественного мнения и не имея
возможности сдержать поток русских добровольцев на Балканы, Александр II
объявил о разрешении офицерам своей армии уходить в отставку и ехать в
Сербию. Вскоре туда отправилось 4 тысячи русских волонтеров; только в
ополчении, которым командовал Черняев, насчитывалось 640 русских офицеров и
1800 солдат.
Российское правительство все отчетливее понимало, что войны с Турцией
избежать не удастся. В этих условиях важно было обезопасить себя от
возникновения антирусского блока в Европе, а такая опасность представлялась
вполне реальной, поскольку Англия и Австро-Венгрия внимательно следили за
маневрами России, не желая ее усиления на Балканах. По инициативе Александра
II Горчаков начал консультации с ведущими державами континента о ликвидации
сербо-турецкого конфликта. Между тем сербы терпели одно поражение за другим
от лучше вооруженной и организованной турецкой армии. Ситуацию не смогли
изменить ни обычно удачливый генерал Черняев, ни добровольцы, прибывшие сюда
из России и других стран Европы. От полного разгрома сербов спас только
ультиматум, предъявленный Петербургом Порте 18 октября 1876 года.
К ужесточению конфликта с Турцией Зимний дворец подталкивали не только
соображения международного престижа, но и ситуация внутри страны. В августе
1876 года III отделение докладывало императору, что среди учащейся молодежи
усиливается мнение, будто "правительство, не приняв деятельного участия в
устройстве судьбы славян, тем самым облегчит дело революции, могущей впредь
опираться не только на социальные идеи, но и на идею общеславянского
освобождения путем славянской революции". Сторонники войны к этому времени
появились и в правительстве, и в самой царской семье; все понимали, что
дальнейшее промедление уронит престиж России в мире и еще больше усилит
раскол между властью и обществом. Действительно, на что-то определенное надо
было решаться. Как писал П. А. Вяземский: "Турки не виноваты, что Бог создал
их магометанами, а от них требуют христианских добродетелей. Это нелепо.
Высылайте их из Европы, если можете, или окрестите их, если сумеете... Когда
Наполеон III поднял итальянский вопрос, он вместе с ним поднял и
двухсоттысячную армию и в три недели разгромил Австрию. А мы дразним и
раздражаем, и совершенно бессовестно, Турцию..."
В сентябре 1876 года Александр II объявил о мобилизации армии, к началу
военных действий российские вооруженные силы насчитывали 460 тысяч
регулярных войск и 546 тысяч - в запасных частях. В то же время Горчакову
удалось добиться от Австро-Венгрии обещания соблюдать нейтралитет в случае
войны России с Турцией и препятствовать вступлению в этот конфликт других
держав. В награду Вена выторговала у Петербурга право выбора времени и
способа занятия своими войсками Боснии и Герцеговины. Российский МИД
приложил немало усилий, чтобы убедить Англию в том, что Петербург не
вынашивает планов захвата средиземноморских проливов или Балкан. Лондон не
слишком поверил этим заверениям и на протяжении всей войны стоял за спиной
Порты, помогая ей и оружием, и дипломатическими демаршами. Наконец, 4 апреля
1877 года была заключена русско-румынская конвенция, которая обеспечивала
свободный проход русских войск через румынскую территорию. Дипломатическая
подготовка войны на этом завершилась, пришло время штыков и пушек.
Выражая мнение противников войны, министр финансов М. X. Рейтерн
предпринял последний шаг, составив записку, в которой умолял императора не
начинать военных действий. Министр писал о том, что реформы, проводимые в
России, еще далеки от завершения и требуют значительных капиталовложений. В
таких условиях финансовая система страны может не выдержать новых нагрузок,
что приведет к катастрофе. Александр Николаевич прекрасно сознавал
справедливость опасений Рейтерна и его единомышленников, но раздраженно
заметил министру, что ни он, ни наследник не допустят нового унижения
России. В начале 1877 года речь действительно шла о чести империи, ее месте
и весе в мире.
12 апреля 1877 года Александр II, прибыв к войскам, издал в Кишиневе
Манифест о начале войны с Турцией. Это вызвало волну энтузиазма в обществе -
только на санитарные нужды армии население России пожертвовало 14 миллионов
рублей. Все внутренние проблемы были решительно отодвинуты на второй план,
власть и общество силой обстоятельств стали союзниками на время
русско-турецкого конфликта. Все пять сыновей императора побывали на этой
войне, а старшие (Александр, Владимир, Алексей) активно участвовали в
сражениях и месяцами находились на передовой. Сам Александр Николаевич был с
армией до падения Плевны, он хотел стать свидетелем подвигов своих войск,
разделить с ними тяготы боевых действий и условий военного времени.
Главнокомандующим войсками был назначен брат царя, великий князь Николай
Николаевич, сам же монарх возглавлял совещания только в критические моменты
войны.
Европейская печать яростно напала на Россию, обвиняя ее в желании
захватить Балканы и обосноваться на них. Англия даже грозила ввести флот в
проливы, чтобы держать в напряжении Крым и юг Новороссии. Несмотря на эти
угрозы, 12 апреля 1877 года русская армия вступила в пределы Румынии, после
чего последняя объявила себя независимым королевством и разорвала
дипломатические отношения с Турцией. 15 июля русские войска форсировали
Дунай, вступили на территорию Болгарии и заняли Систов и Тырново. По плану,
составленному Генеральным штабом, предполагалось в течение четырех-пяти
недель дойти до турецкой столицы и добиться от Стамбула подписания мирного
договора, подготовленного в Петербурге.
Одновременно с Балканским был открыт и Кавказский театр военных
действий, который должен был связать турецкие силы в Малой Азии, но главная
роль отводилась все же Дунайской армии, включавшей в себя и болгарское
ополчение, насчитывавшее 7,5 тысяч человек. Прием, оказанный болгарским
населением воинам-освободителям, превзошел все ожидания. Как
свидетельствовал, например, полковник Савич: "Масса жителей болгар, греков и
других национальностей встретила нас за городом с букетами и венками...
Офицеры и солдаты не только были обвешены цветами, но в знак признательности
болгары дарили платки носовые, вышитые золотом, выносили лучшие свои вина,
раздавали булки целыми сотнями и не знали, чем еще выразить свою
благодарность и любовь".
Русские войска не могли двигаться на Стамбул, имея на флангах сильные
турецкие группировки. Поэтому, отправив отряд И. В. Гурко на Шипкинский
перевал, соединяющий Северную и Южную Болгарию, главные силы армии начали
действовать против Осман-паши, сосредоточившего в крепости Плевна 16 тысяч
человек (позже турецкий гарнизон увеличился еще более). Взять Плевну с ходу
не удалось, война затягивалась, да и на Кавказском фронте дела поначалу не
заладились. Во второй половине июля 1877 года попытка взять Плевну силами
относительно небольшого отряда потерпела неудачу. Потеряв в бою одного
генерала, семьдесят четыре офицера и две тысячи двести семьдесят одного
рядового, русские отступили. Второй штурм крепости принес еще большие
потери, но результат его был столь же плачевен.
После этого Александр II запаниковал, спрашивая окружающих: "Что же
это, второй Севастополь?" Императора можно понять. Его царствование началось
с позорного поражения русской армии в Крымской войне, и до Русско-турецкой
войны 1877-1878 годов Александр Николаевич серьезных битв не выигрывал (вряд
ли таковыми можно считать покорение горцев Кавказа, длившееся несколько
десятилетий, или завоевание рабовладельческих государств Средней Азии). У
него не было навыка военн