ичаю его кровь по малeйшимъ, ничтожнeйшимъ  движенiямъ человeка.
Я знаю дeтей, похожихъ на "него"  -- ихъ считаютъ  его дeтьми,  -- но они не
его породы, меня нельзя обмануть. Много лeтъ я не зналъ, что докторъ Вассори
его сынъ, но въ концe концовъ -- -- я это почуялъ.
     Еще  мальчишкой, когда я не имeлъ  и  понятiя, что меня  связываетъ  съ
Вассертрумомъ," -- онъ на мгновенiе посмотрeлъ на меня испытующе, -- "еще въ
дeтствe  я обладалъ этой способностью. Меня топтали ногами, меня били, -- на
тeлe у меня нeтъ мeста, которое не испытало бы  мучительной физической боли,
-- меня  заставляли страдать  отъ жажды  и голода  -- но никогда я  не  могъ
ненавидeть тeхъ, кто меня  истязалъ. Я не могъ ненавидeть.  Во  мнe не  было
больше мeста для ненависти.  Вы меня понимаете? Но несмотря на это, все  мое
существо было проникнуто этимъ чувствомъ.
     Вассертрумъ никогда ничего мнe  не  сдeлалъ  дурного, -- вeрнeе говоря,
онъ никогда меня не билъ, не толкалъ и даже не бранилъ, когда я шатался тутъ
съ уличными  мальчишками: я 143 прекрасно сознавалъ это -- -- а все  же  вся
моя злоба, вся моя жажда  мести  устремлялась  противъ  него  одного. Только
противъ него!
     Но удивительно, что несмотря на все это я ребенкомъ  не  сдeлалъ ему ни
одной гадости. Когда другiе что-нибудь замышляли, я всегда уходилъ. Но  зато
я часами могъ стоять въ воротахъ за дверью и смотрeть на него черезъ щель до
тeхъ поръ, пока отъ необъяснимой, мучительной ненависти у меня не темнeло въ
глазахъ.
     Въ  то время,  повидимому, во мнe и зародилось  особое чувство, которое
всегда появляется, какъ только я вхожу въ соприкосновенiе съ людьми или даже
вещами,   имeющими   къ   нему   какое-нибудь  отношенiе.  Должно  быть,   я
безсознательно изучилъ тогда  въ  совершенствe всe его движенiя:  его манеру
носить сюртукъ, -- какъ онъ eстъ и пьетъ, какъ онъ кашляетъ и беретъ въ руки
вещи,  -- все это настолько въeлось  мнe въ душу,  что я съ перваго  взгляда
безошибочно различаю его слeды во всемъ и повсюду.
     Впослeдствiи это стало у меня чуть ли не манiей: я отбрасывалъ отъ себя
самыя невинныя вещи только потому, что  меня мучила мысль, не прикасались ли
къ нимъ его руки,  -- другiя,  наоборотъ,  я  особенно  цeнилъ и лелeялъ, --
любилъ ихъ, какъ друзей, которые хотятъ ему зла."
     Харузекъ  замолчалъ  на  мгновенiе  и разсeянно  устремилъ  взглядъ  въ
пространство. Его руки нащупали механически напильникъ на столe.
     "Когда же потомъ сострадательные люди собрали для меня деньги и я сталъ
изучать философiю  и  медицину, --  а главное, научился самъ мыслить,  --  я
понялъ мало-помалу, что такое ненависть: 144
     Такъ глубоко ненавидeть  -- можно лишь  то, что  составляетъ часть насъ
самихъ.
     И когда впослeдствiи мнe удалось постепенно узнать все: и то, кeмъ была
моя мать и -- и кто она и сейчасъ, -- если она еще жива  -- -- и то, что мое
собственное тeло"  --  онъ  отвернулся,  чтобы я  не  видeлъ  его  лица,  --
"пропитано  его отвратительной кровью --  ну,  да, Пернатъ  -- къ  чему  мнe
скрывать отъ васъ: онъ мой отецъ! -- тогда, наконецъ, мнe все стало ясно....
Порой я  готовъ даже объяснить себe этимъ и болeзнь  свою и то, что я харкаю
кровью: тeло мое протестуетъ противъ всего, что принадлежитъ въ немъ "ему" и
съ отвращенiемъ извергаетъ его кровь наружу.
     Иногда моя ненависть пробовала  утeшить меня, являя мнe въ сновидeнiяхъ
всe тe страшныя  пытки, которыя  я бы могъ ему уготовить, но всякiй  разъ  я
самъ   отвергалъ    ихъ:   онe   оставляли   во   мнe    тягостный   осадокъ
неудовлетворенности.
     Когда я  размышляю  о себe самомъ  и съ  изумленiемъ вижу, что -- кромe
"него" и его крови -- нeтъ, въ сущности, во всемъ мирe  никого и ничего, что
я  ненавидeлъ  бы или къ чему бы попросту даже испытывалъ антипатiю, -- мною
часто овладeваетъ непрiятное чувство: вeдь я могъ бы быть тeмъ, кого принято
называть  "добрымъ". Но,  къ  счастью,  это не  такъ. -- Я сказалъ уже вамъ:
больше сердце мое не вмeщаетъ.
     Не подумайте только, что меня такъ ожесточила печальная участь. Что онъ
сдeлалъ съ моей матерью, я узналъ сравнительно только недавно. -- Нeтъ, -- и
у меня былъ  счастливый  день,  --  самый  счастливый, какой  только  можетъ
выпасть 145  на  долю смертнаго. Я не  знаю,  знакомо  ли  вамъ  внутреннее,
искреннее,  пламенное  благоговeнiе,  -- до того дня я  тоже его никогда  не
испытывалъ, -- но въ тотъ день, когда Вассори покончилъ  съ собой и я стоялъ
внизу и смотрeлъ, какъ "онъ" получилъ это извeстiе, -- какъ съ тупымъ видомъ
принялъ его, -- какъ  потомъ цeлый часъ простоялъ неподвижно, поднявъ только
еще выше свою багровую заячью губу и -- какъ-то особенно -- обративъ взглядъ
внутрь себя самого,  -- -- -- въ эти  минуты я  дeйствительно  почувствовалъ
благостную близость архангела.  -- --  Вы знаете  черную икону Богоматери въ
нашей церкви?  Я опустился  передъ  ней  на колeни, и  священный  мракъ  рая
окуталъ все мое существо." --
     --  -- -- Я смотрeлъ на  стоявшаго передо мною Харузека, на его большiе
мечтательные глаза, полные слезъ, --  -- и  мнe вспомнились  слова Гиллеля о
томъ, что неисповeдимъ темный путь, по которому идутъ братья смерти.
     Харузекъ продолжалъ:
     "Внeшнiя обстоятельства, которыя "оправдывали бы" мою ненависть или, по
крайней  мeрe,  могли  бы  ее  объяснить  профессiональнымъ  судьямъ,  васъ,
навeрное, не интересуютъ: факты напоминаютъ намъ вeхи, на самомъ же дeлe они
не стоятъ и выeденнаго яйца. Они -- все равно,  какъ  оглушительное хлопанье
пробокъ  отъ  шампанскаго,   которое   только  глупцу  кажется  существенной
составной  частью пиршества. -- Мою мать  Вассертрумъ заставилъ  подчиниться
себe  всeми тeми  сатанинскими средствами, которыми  пользуются такiе  люди,
какъ онъ, -- -- а, можетъ быть -- кто  знаетъ -- дeло обстояло еще и похуже.
А 146 потомъ -- потомъ -- потомъ онъ продалъ ее въ домъ терпимости, -- -- --
это вовсе  не такъ уже трудно, когда находишься съ полицiей въ прiятельскихъ
отношенiяхъ.  Но онъ сдeлалъ  это не потому, что она ему  надоeла,  -- нeтъ,
нeтъ! Я слишкомъ  хорошо его знаю: онъ продалъ ее въ тотъ  самый день, когда
съ  ужасомъ  вдругъ  убeдился,  какъ  горячо  ее любитъ.  Такiе,  какъ  онъ,
поступаютъ  иногда какъ будто безсмысленно, но зато  всегда одинаково. Жажда
собственности пробуждается въ  немъ всякiй разъ, когда является покупатель и
хотя  бы  за  хорошую  цeну покупаетъ  у  него что-нибудь  изъ  старья.  Онъ
испытываетъ при этомъ только, что его "вынуждаютъ" отдать эту вещь. Онъ весь
пропитанъ  чувствомъ собственности, -- и если бы онъ  вообще способенъ  былъ
создавать себe идеалы, то наивысшимъ его  идеаломъ было  бы  -- когда-нибудь
раствориться въ абстрактномъ понятiи "обладанiя".
     Вотъ  и тогда его цeликомъ захватилъ  безумный страхъ, что онъ  ужъ  не
можетъ больше на себя полагаться,--  что онъ не хочетъ, а долженъ съ чeмъ-то
разстаться, -- что кто-то незримый сковываетъ его  волю или, вeрнeе, то, что
ему представляется волей. -- Такъ было вначалe. Ну, а потомъ все совершилось
автоматически. Все равно, какъ со щукой: она  механически захватываетъ своей
пастью всякiй, проплывающiй мимо блестящiй  предметъ, -- безразлично, хочетъ
она того или нeтъ.
     Продажа  моей  матери  въ  домъ терпимости  была  для  Вассертрума лишь
естественнымъ  слeдствiемъ. Она  удовлетворяла двумъ,  еще оставшимся  у 147
него потребностямъ: жаждe денегъ и извращенному наслажденiю самобичеванiемъ.
-- -- -- Простите, мейстеръ Пернатъ," голосъ Харузека  зазвучалъ  неожиданно
такъ сухо и такъ дeловито, что я испугался, --  "простите, что  я говорю обо
всемъ этомъ такъ  страшно спокойно, -- но когда учишься въ  университетe, то
приходится читать  множество всякихъ нелeпыхъ книгъ  и  невольно прiучаешься
говорить какимъ-то идiотскимъ языкомъ." --
     Ради него  я  заставилъ  себя  улыбнуться.  Въ  глубинe  души  я хорошо
понималъ, что онъ еле сдерживаетъ рыданiя.
     Чeмъ-нибудь  ему  нужно помочь, подумалъ  я, --  по крайней  мeрe  хоть
немного облегчить его участь, -- поскольку это въ моихъ силахъ. Я  незамeтно
досталъ изъ коммода послeднiе сто гульденовъ и спряталъ въ карманъ.
     "Когда вы очутитесь въ лучшей обстановкe и будете работать, какъ врачъ,
я  убeжденъ, господинъ  Харузекъ,  что  вы  успокоитесь,"  сказалъ я,  желая
придать  нашей  бесeдe болeе  мирный характеръ. "Вы скоро  сдаете докторскiе
экзамены?"
     "Очень  скоро.  Я  долженъ  это сдeлать для  своихъ  благодeтелей. Хотя
смысла, въ сущности, нeтъ ни малeйшаго: мои дни сочтены."
     Я хотeлъ было  возразить изъ приличiя, что  ему  представляется  все въ
черезчуръ мрачномъ свeтe, но онъ прервалъ меня, улыбаясь:
     "Это къ  лучшему. И  безъ того не большое  удовольствiе разыгрывать изъ
себя исцeлителя, и въ концe концовъ, въ качествe дипломированнаго отравителя
колодцевъ, удостоиться еще дворянскаго  титула. -- -- Жаль только вотъ," 148
добавилъ онъ съ  желчной  усмeшкой,  "что  я  вынужденъ буду  прервать  свою
благотворную дeятельность въ гетто," Онъ взялся за шляпу. "Я не  буду мeшать
вамъ. Намъ вeдь не о чемъ больше говорить по дeлу Савiоли? Кажется, нeтъ? Во
всякомъ случаe извeстите меня, если услышите что-нибудь новое. Самое лучшее:
повeсьте здeсь у окна зеркало, -- я тогда буду  знать, что мнe надо зайти къ
вамъ. Ко  мнe  въ  подвалъ  вы заходить  не  должны: Вассертрумъ  тотчасъ же
заподозритъ,  что мы  заодно  съ  вами. -- Вообще же мнe  очень  хотeлось бы
знать,  что  онъ предприметъ  теперь,  послe  прieзда  къ  вамъ  этой  дамы.
Сошлитесь на  то, что она привезла вамъ въ починку какое-нибудь украшенiе, а
если онъ будетъ очень настойчивъ, то сдeлайте видъ, что вы сердитесь."
     Я никакъ  не могъ  улучить  подходящiй  моментъ,  чтобы  дать  Харузеку
деньги. Переложивъ  восковую  модель съ подоконника на столъ, я обратился къ
нему:  "Пойдемте,  я спущусь  вмeстe съ  вами.  Меня  ждетъ  внизу Гиллель,"
солгалъ я.
     Онъ удивился:
     "Вы съ нимъ близко знакомы?"
     "Знакомъ. А вы его знаете? -- -- Вы  относитесь къ нему недовeрчиво или
же -- -- можетъ быть, тоже -- --?" Я не могъ удержаться отъ улыбки.
     "Избави Боже!"
     "Почему вы это такъ серьезно сказали?"
     Харузекъ задумался:
     "Самъ не знаю. Въ этомъ есть что-то безсознательное: всякiй разъ,  какъ
я его встрeчаю на улицe, мнe хочется сойти съ троттуара и преклонить колeна,
какъ  предъ  священникомъ, несущимъ Св. Дары. -- Вотъ  видите, мейстеръ  149
Пернатъ:  это  человeкъ,  въ  которомъ  каждый  атомъ   не   такой,  какъ  у
Вассертрума. У христiанъ здeсь въ  еврейскомъ кварталe -- они,  какъ всегда,
въ этомъ  случаe  освeдомлены  очень плохо  --  онъ слыветъ  за скопидома  и
тайнаго миллiонера, -- на самомъ же дeлe онъ страшно бeденъ."
     Я вскричалъ удивленно: "Бeденъ?"
     "Да,  да  --  пожалуй, еще  бeднeе  меня.  Слово "брать"  ему  кажется,
знакомо, только изъ книгъ. Когда онъ  перваго числа возвращается изъ ратуши,
всe еврейскiе нищiе  окружаютъ его:  они  знаютъ  прекрасно, что онъ  готовъ
отдать первому встрeчному все свое скудное жалованiе, чтобы потомъ -- вмeстe
съ дочерью, умирать самому съ  голода.  Если правда,  что  говоритъ  древнее
преданiе Талмуда, -- будто изъ двeнадцати еврейскихъ колeнъ десять прокляты,
а два священны, то онъ олицетворяетъ оба святыя колeна, а Вассертрумъ -- всe
остальныя десять. --  Вы никогда не замeчали, что творится съ Вассертрумомъ,
когда мимо него проходитъ Гиллель? Очень любопытно. Такая кровь смeшаться не
можетъ.  Дeти родились  бы мертвыми. Если  бы только  сами матери  не умерли
раньше  отъ ужаса.  Между  прочимъ,  Гиллель  --  единственный человeкъ,  къ
которому  не  рeшается  подходить Вассертрумъ.  Онъ  боится его, какъ  огня.
Навeрное, потому, что въ Гиллелe воплощается  для для  него  все непонятное,
все таинственное. А, можетъ быть, онъ считаетъ его еще и каббалистомъ."
     Мы спускались по лeстницe.
     "По-вашему,  сейчасъ  есть  еще  каббалисты  --  --  и  вообще  Каббала
что-нибудь  значитъ?" спросилъ 150 я, съ нетерпeнiемъ  ожидая его отвeта. Но
онъ, повидимому, не разслышалъ.
     Я повторилъ свой вопросъ.
     Онъ уклонился отъ отвeта и показалъ  на дверь, сколоченную  изъ старыхъ
досокъ.
     "У  васъ  тутъ  новые  сосeди,  --  евреи,  очень  бeдные:  сумасшедшiй
музыкантъ Нефтали Шафранекъ съ дочерью, зятемъ и внучатами. Когда темнeетъ и
онъ  остается одинъ съ  внучками, на него что-то  находитъ: онъ привязываетъ
ихъ другъ къ другу за большiе пальцы рукъ, чтобы онe не разбeжались, сажаетъ
ихъ въ старый курятникъ и обучаетъ  ихъ "пeнiю", чтобы впослeдствiи онe сами
могли себe зарабатывать  на пропитанiе, --  онъ  заставляетъ  ихъ разучивать
самыя безсмысленныя пeсни, какiя только вообще существуютъ  -- съ  нeмецкими
словами, -- онъ ихъ самъ гдe-то слышалъ и сейчасъ его помраченному мозгу они
кажутся прусскими военными гимнами или еще чeмъ-нибудь въ этомъ родe."
     И дeйствительно: за дверью  слышалась  тихая, странная музыка.  Смычокъ
неимовeрно  высоко  и однообразно  тянулъ какой-то вульгарный мотивъ, а  два
тоненькихъ дeтскихъ голоса напeвали нелeпую пeсенку:

        Фрау Пикъ,
        Фрау Хокъ,
        Фрау Кле-пе-таршъ,
        Стоятъ рядкомъ,
        Толкуютъ ладкомъ.

     Я невольно громко расхохотался.
     Харузекъ продолжалъ:
     "Дочь  Шафранека продаетъ школьникамъ  стаканами огуречный  разсолъ  на
яичномъ  базарe,  --  а  151 ея  мужъ бeгаетъ цeлыми днями  по  конторамъ  и
выпрашиваетъ  старыя  почтовыя  марки.  Дома  онъ  ихъ  сортируетъ  и,  если
попадаются  такiя,  которыя проштемпелеваны  только съ  одного края, онъ ихъ
складываетъ и разрeзаетъ  пополамъ.  Нештемпелеванныя  половинки  онъ потомъ
склеиваетъ  и продаетъ  ихъ, какъ  новыя. Вначалe дeла  его процвeтали,  онъ
зарабатывалъ иногда --  до гульдена въ день. Но въ концe концовъ  объ  этомъ
пронюхали  крупные пражскiе евреи  --  негоцiанты  --  и сами  этимъ  теперь
промышляютъ. На ихъ долю достаются всe сливки."
     "Скажите, Харузекъ  --  вы помогали бы бeднымъ,  если бы  у  васъ  были
лишнiя  деньги?" быстро  спросилъ  я.  Мы  стояли  уже  у  двери  Гиллеля. Я
постучался.
     "Неужели вы считаете меня такимъ негодяемъ и думаете, что я не сталъ бы
этого дeлать?" отвeтилъ онъ изумленно.
     Я слышалъ  уже шаги Мирiамъ, но ждалъ, пока она нажметъ ручку двери. Въ
эту минуту я быстро сунулъ ему деньги въ карманъ: "Нeтъ, Харузекъ, не думаю,
но зато вы  должны были бы  считать меня негодяемъ,  если бы я самъ этого не
сдeлалъ."
     Онъ не успeлъ мнe отвeтить, какъ я  пожалъ ему руку и закрылъ  за собой
дверь. Поздоровавшись съ Мирiамъ, я прислушался, что онъ будетъ дeлать.
     Онъ  постоялъ немного,  потомъ  тихо  заплакалъ  и  медленно,  невeрной
походкой  сталъ  спускаться  по  лeстницe.  Какъ  человeкъ, который  долженъ
держаться за перила, чтобы не упасть. -- -- --
     -- -- -- -- -- --
     152
     Я впервые былъ у Гиллеля въ комнатe.
     Въ  ней было пусто, какъ  въ  тюремной камерe. Полъ  тщательно вымытъ и
посыпанъ бeлымъ  пескомъ. Изъ  мебели  только два стула, столъ и  коммодъ. И
деревянныя полки по стeнамъ, справа и слeва.
     Мирiамъ сидeла передо мной у окна; я исправлялъ свою восковую модель.
     "Развe  нужно видeть передъ собою лицо, чтобы  уловить сходство?" робко
спросила она только для того, чтобъ нарушить молчанiе.
     Мы старались не встрeчаться съ ней взглядами. Она не знала, куда дeвать
глаза отъ страданiя и стыда за свою убогую комнату, а у меня горeло лицо отъ
угрызенiй совeсти, почему я давно уже не подумалъ о томъ, какъ живетъ она  и
ея отецъ.
     Но я долженъ былъ все же отвeтить:
     "Не столько для того, чтобы уловить  сходство, сколько чтобы  сравнить,
вeрно  ли нарисовалъ себe образъ." -- Говоря это, я сознавалъ, что мои слова
-- сплошная ложь.
     Долгiе  годы  я  слeпо  придерживался  ошибочнаго  правила,  будто  для
художественнаго творчества необходимо изучать внeшнюю природу; и  только  съ
тeхъ  поръ,  какъ  въ  ту  ночь  меня  разбудилъ  Гиллель,  я  постигъ тайну
внутренняго  созерцанiя: истиннаго  зрeнiя  съ  закрытыми  глазами,  которое
тотчасъ же  вновь угасаетъ,  какъ  только  откроешь  глаза. Эту  способность
приписываютъ себe почти всe, -- на  самомъ же дeлe часто изъ  миллiона людей
ни одинъ ею не обладаетъ.
     Какое же право имeлъ я  говорить въ такомъ случаe о возможности грубыми
средствами 153  реальнаго зрeнiя провeрять  непогрeшимыя велeнiя внутренняго
духовнаго созерцанiя!
     Повидимому, Мирiамъ думала то же самое. По крайней мeрe я понялъ это по
ея удивленному виду.
     "Вы  не  должны   понимать  моихъ   словъ  буквально,"  попробовалъ   я
оправдаться.
     Она смотрeла внимательно, какъ я водилъ штихелемъ по модели.
     "Страшно трудно, вeроятно, переносить потомъ въ  точности  все  это  на
камень?"
     "Нeтъ, это ужъ работа почти механическая."
     Молчанiе.
     "Мнe  можно  будетъ  взглянуть  на  камею,  когда она  будетъ  готова?"
спросила она.
     "Она предназначена только для васъ, Мирiамъ."
     "Нeтъ, нeтъ. Я не хочу -- -- не нужно  -- --," я замeтилъ, какъ руки ея
задрожали.
     "Неужели даже такой  пустякъ вы не захотите принять отъ меня?" перебилъ
я ее, "мнe бы хотeлось имeть право сдeлать для васъ что-нибудь большее."
     Она отвернулась поспeшно.
     Что я  сказалъ! Я, должно быть, ее глубоко  оскорбилъ! Вышло такъ, какъ
будто я намекнулъ на ея бeдность.
     Удастся ли мнe скрасить свои слова? Или получится еще хуже?
     Я попытался:
     "Выслушайте меня спокойно, Мирiамъ! Прошу васъ! -- Я безконечно обязанъ
вашему отцу -- вы себe даже не представляете -- --"
     Она посмотрeла на меня нерeшительно и, очевидно, не поняла. 154
     "Да, да: -- безконечно обязанъ. Обязанъ больше, чeмъ жизнью."
     "За то,  что онъ вамъ  помогъ, когда съ вами былъ обморокъ? Но вeдь это
же само собой разумeется."
     Я почувствовалъ: она не знаетъ, какiя узы связываютъ меня съ ея отцомъ.
Осторожно  я  сталъ  зондировать  почву: о чемъ я могу говорить,  не выдавая
того, что онъ скрывалъ отъ нея.
     "Внутренняя поддержка гораздо важнeе, по-моему, чeмъ внeшняя помощь. --
Я говорю  о  духовномъ  влiянiи  одного человeка на  другого.  Вы понимаете,
Мирiамъ,  что  я  разумeю подъ  этимъ?  Человeка  можно  исцeлить  не только
физически, но и душевно."
     "И -- что же -- развe отецъ -- --"
     "Да, да,  вашъ  отецъ  это  сдeлалъ!" -- Я взялъ ее за руку.  --  "Такъ
неужели  же  вы  не  понимаете,  что  для  меня  великая  радость  доставить
удовольствiе если не ему самому, то хоть кому-нибудь, кто такъ  близокъ ему?
-- Будьте со мной хоть немного  откровенны. -- Неужели у васъ нeтъ ни одного
желанiя, которое я могъ бы исполнить?"
     Она покачала головой: "Вы думаете, я недовольна судьбой?"
     "Нeтъ, нeтъ. Но,  можетъ быть, у васъ бываютъ заботы, которыя я могъ бы
разсeять? -- Вы обязаны -- слышите? -- вы обязаны со мной подeлиться! Зачeмъ
вы оба  стали бы жить здeсь, на этой темной печальной улицe, если бы васъ не
заставляла нужда? Вы вeдь такъ еще молоды, Мирiамъ, такъ -- --"
     "Вы сами  же живете  здeсь, господинъ Пернатъ," улыбаясь  перебила она,
"что васъ связываетъ съ этимъ домомъ?" 155
     Я замолчалъ. -- -- Да,  да, это  правильно. Почему, въ  сущности я живу
здeсь?  Я  не могъ  себe  объяснить,  что связываетъ меня съ  этимъ  домомъ.
Разсeянно  я повторялъ эту фразу,  не находилъ ей  объясненiя и на мгновенiе
совсeмъ позабылъ,  гдe я. -- Потомъ вдругъ очутился гдe-то высоко, высоко --
-- въ какомъ-то  саду -- впивалъ волшебный  ароматъ цвeтущихъ кустовъ бузины
-- -- смотрeлъ на разстилавшiйся у моихъ ногъ городъ -- -- --
     "Я затронула вашу рану? Причинила вамъ боль?" донесся до меня откуда-то
издали голосъ Мирiамъ.
     Она наклонилась ко мнe и съ робкой боязнью смотрeла въ глаза.
     Должно быть, я долго просидeлъ неподвижно, если она такъ взволновалась.
     Еще мгновенiе во  м