угъ: быть можетъ, я  увижу знаменье -- что  я
долженъ сдeлать. Нeтъ, ничего.
     Во мнe самомъ тоже ни воли, ни мысли, -- все пусто, все умерло.
     Въ это  страшное мгновенiе,  жизнь  мирiадовъ  людей  не тяжелeе  пера,
понялъ я. -- -- --
     Была,  должно быть,  уже глубокая ночь,  -- я не различалъ больше стeнъ
своей комнаты.
     Рядомъ въ ателье послышались  тяжелые  шаги,  --  кто-то  тамъ  двигалъ
шкафами, открывалъ ящики, бросалъ что-то съ грохотомъ на полъ; мнe казалось,
я  слышу  голосъ Вассертрума,  --  своимъ хриплымъ  басомъ  онъ  произносилъ
яростныя проклятiя. Я не сталъ слушать.  Мнe было это такъ  же  безразлично,
какъ если бы въ углу скреблась мышь. Я закрылъ глаза.
     Длинными рядами проходили передо мной лица людей. Съ закрытыми  вeками,
-- застывшiя, мертвыя маски: -- мой собственный родъ, мои предки.
     Все одна и та же форма головы -- хотя и различнаго вида; то съ гладкимъ
проборомъ, то въ 170 локонахъ, то коротко остриженная,  то въ сeдомъ парикe,
то  въ кудряхъ, -- черезъ вереницы вeковъ, все ближе и ближе,  --  --  черты
становились  все  болeе  и  болeе  знакомыми  и  превратились,  наконецъ, въ
послeднiй обликъ: въ лицо Голема. Имъ завершился рядъ моихъ предковъ.
     Затeмъ  темнота   превратила  мою   комнату   въ   безконечное   пустое
пространство;  я сидeлъ посрединe на  креслe, а передо мной опять сeрая тeнь
съ простертой рукой.
     Когда  я  открылъ  глаза,  вокругъ насъ  двумя пересeкающимися  кругами
стояли странныя существа:  въ  одномъ  кругe  они были  закутаны въ  лиловыя
одежды, въ другомъ -- въ красновато-черныя. То были люди  какой-то невeдомой
расы,   огромнаго  роста,  неестественно  худые  и  изможденные;   лица  ихъ
скрывались за яркими покрывалами.
     Бiенiе сердца въ груди возвeстило мнe,  что настала минута рeшенiя. Мои
пальцы протянулись  за  зернами,  --  и я увидалъ, какъ  дрожь  пробeжала по
фигурамъ красноватаго круга.
     Отвергнуть мнe зерна? -- Такая же  дрожь въ другомъ кругe. Я пристально
посмотрeлъ на человeка безъ головы: онъ стоялъ неподвижно -- какъ прежде.
     Даже дыханiе его прекратилось.
     Я  поднялъ руку  --  еще  самъ не  зная,  что дeлать  -- и  ударилъ  по
простертой рукe призрака: зерна разсыпались по полу.
     На мгновенiе, точно отъ электрическаго разряда, я утратилъ сознанiе, --
мнe  казалось, я низвергаюсь въ  бездонную пропасть, -- но  потомъ  я  снова
сразу очнулся. 171
     Сeрый призракъ исчезъ. Вмeстe съ нимъ и фигуры краснаго круга.
     Лиловыя  же фигуры  окружили меня. На  груди  у нихъ  были  надписи изъ
золотыхъ iероглифовъ, --  --  между  большимъ и указательнымъ пальцемъ, они,
точно въ знакъ заклинанiя, молча держали красныя зерна, которыя я выбилъ изъ
руки призрака безъ головы.
     Я слышалъ, какъ шумeлъ  за окнами градъ и оглушительный громъ разрывалъ
ночной воздухъ.
     Надъ  городомъ  разразилась  зимняя  гроза  со  всей  ея  безсмысленной
яростью.  Съ  рeки,  съ  ритмическими  интервалами,  сквозь  завыванiе  бури
доносились глухiе орудiйные залпы: то трескался ледяной покровъ на  Молдавe.
Моя комната озарялась сiянiемъ безпрестанныхъ молнiй. Я вдругъ почувствовалъ
себя слабымъ, -- колeни у меня задрожали, и я долженъ былъ сeсть.
     "Успокойся," отчетливо произнесъ голосъ подлe меня, "успокойся! Сегодня
"lelschimurim" -- ночь охраненiя."-- -- --
     -- -- -- -- -- --
     Гроза   понемногу   утихла,   и  оглушительный   грохотъ   перешелъ  въ
однообразный стукъ дождевыхъ капель о крышу.
     Усталость моя дошла до того, что  я только  смутно,  какъ  въ  полуснe,
воспринималъ все, что происходило вокругъ.
     Кто-то изъ лиловаго круга проговорилъ:
     "Кого вы ищете, того здeсь нeтъ."
     Другiе отвeтили ему что-то на незнакомомъ мнe языкe. 172
     На это первый произнесъ снова тихо какую-то фразу, въ ней было имя

        "Генохъ";

остального я  не  могъ  разобрать:  слишкомъ  громко  звучалъ  опять  трескъ
ломающихся льдинъ на рeкe.
     Вслeдъ за этимъ изъ  круга вышелъ одинъ, подошелъ ко мнe ближе, указалъ
на iероглифы у себя на груди, -- они были  такiе  же, какъ у другихъ -- -- и
спросилъ, могу  ли  я  прочесть ихъ.  И  когда --  еле  шевеля  языкомъ  отъ
усталости  -- я отвeтилъ ему отрицательно, онъ простеръ ко мнe руку --  -- и
надпись засверкала у меня на груди. Сперва это были латинскiя буквы:

     CHABRAT ZEREH AUR BOCHER
     -- -- -- -- -- --

и только потомъ уже онe медленно превратились снова въ iероглифы. -- -- -- Я
заснулъ глубокимъ,  крeпкимъ сномъ безъ сновидeнiй, которымъ не спалъ уже съ
той самой ночи, какъ Гиллель вернулъ мнe даръ рeчи. 173

--------
ИНСТИНКТЪ.

     Послeднiе  дни  прошли  незамeтно.  У  меня  не  хватало  даже  времени
пообeдать.
     Непреодолимое  влеченiе  къ   работe  заставляло  меня  просиживать  за
станкомъ съ ранняго утра до поздняго вечера.
     Наконецъ, я закончилъ камею, -- какъ ребенокъ, радовалась ей Мирiамъ.
     Исправилъ я также и букву "И" въ книгe Иббуръ.
     Я усeлся поудобнeе  въ  кресло  и сталъ спокойно перебирать въ  умe всe
мелкiя переживанiя этихъ дней.
     Вспомнилъ, какъ утромъ послe грозы ко мнe въ комнату прибeжала женщина,
которая у меня убираетъ, и сообщила, что ночью обрушился каменный мостъ. --
     Какъ  странно: -- обрушился! Быть можетъ, какъ разъ въ ту минуту, когда
я  разсыпалъ  зерна -- --  но, нeтъ, не нужно думать  объ этомъ. А то вдругъ
все, что со мной произошло тогда, приметъ реальный характеръ, -- я же рeшилъ
похоронить все въ  душe, пока оно само  вновь не проснется, -- не надо этого
трогать.
     Вeдь совсeмъ недавно еще  я  проходилъ  по мосту, разглядывалъ каменныя
статуи,  --  а  теперь отъ него, простоявшаго  много столeтiй, остались однe
лишь развалины. 174
     Мнe  стало грустно при мысли, что я  больше никогда не пройду по мосту.
Если  его  даже снова  построятъ,  все  равно  это  не  будетъ  ужъ  прежнiй
старинный, загадочный, каменный мостъ.
     Работая  надъ камеей,  я  цeлыми часами вспоминалъ, -- и какъ  странно:
точно  я  никогда  не забывалъ того,  что  теперь передо  мною воскресло, --
вспоминалъ, какъ ребенкомъ  еще и, потомъ въ болeе позднiе годы, я любовался
изображенiями  святой  Луитгарды  и  другихъ,  погребенными  теперь  на  днe
разбушевавшихся водъ.
     Передо мной проходило множество мелкихъ  вещей, которыя были близки мнe
въ молодости, --  я  видeлъ также отца, и мать, и всeхъ школьныхъ товарищей.
Никакъ не могъ я вспомнить только того дома, гдe прежде жилъ.
     Но я  зналъ,  что  въ одинъ прекрасный день, когда  я меньше всего буду
думать о немъ, онъ  предстанетъ  вдругъ предо мной. И уже заранeе радовался.
Мнe  было невыразимо отрадно  сознанiе, что теперь  все во мнe стало сразу и
простымъ, и естественнымъ.
     Когда позавчера  я досталъ изъ шкатулки книгу Иббуръ, -- я нисколько не
удивился, что она  имeла видъ  обыкновенной, старинной книги изъ пергамента,
съ  искусными,  цeнными  заставками,  --   мнe   показалось  это  совершенно
естественнымъ. И никакъ не могъ я понять, почему она произвела тогда на меня
такое фантастическое впечатлeнiе.
     Она была написана по-еврейски, на языкe, для меня непонятномъ.
     Когда же придетъ за ней незнакомецъ? 175
     Жизнерадостность, которая незамeтно  овладeла  мной  за  работой, вновь
пробудилась сейчасъ со всей  своей ободряющей свeжестью  и разсeяла  мрачныя
ночныя мысли, пытавшiяся на меня снова нахлынуть.
     Я быстро взялъ портретъ Ангелины и поцeловалъ его. Подпись  подъ нимъ и
посвященiе я срeзалъ.
     Все это, конечно, нелeпо  и глупо, -- но почему же не помечтать немного
о счастьи,  не нарисовать себe блестящей картины и не  порадоваться ей, какъ
мыльному пузырю?
     Развe въ концe концовъ такъ ужъ несбыточно то, что грезится всeмъ моимъ
сокровеннымъ желанiямъ?  Развe  такъ уже невозможно, чтобы  въ  одну ночь  я
сталъ  знаменитостью?  Сталъ бы  вдругъ  равнымъ  ей,  --  хотя  бы и  не по
происхожденiю? Или, по крайней мeрe,  равнымъ  доктору Савiоли? Я подумалъ о
камеe  Мирiамъ: если бы мнe удалась  еще  одна такъ же,  какъ  эта  -- --  я
убeжденъ, самые  извeстные художники всeхъ  временъ и  народовъ не создавали
ничего лучшаго.
     И допустимъ еще такую случайность: что, если умретъ мужъ Ангелины?
     Меня бросало то въ холодъ, то въ жаръ: ничтожное обстоятельство -- -- и
надежды мои, всe самыя смeлыя упованiя вдругъ становились реальными. Лишь на
тоненькой ниточкe, могущей каждую минуту оборваться, висeло счастье, которое
выпало бы тогда на мою долю.
     Развe со  мной не случались уже тысячи разъ чудеса? Вещи, -- о которыхъ
человeчество вообще не имeетъ понятiя, не знаетъ, что онe существуютъ. 176
     Развe  не чудо, что въ  теченiе нeсколькихъ недeль во  мнe  пробудились
художественныя способности, которыя уже теперь рeзко выдeляютъ меня изъ ряда
другихъ?
     А вeдь я еще только въ началe пути!
     Развe не имeю и я права на счастье?
     И развe мистицизмъ требуетъ непремeнно отсутствiя всякихъ желанiй?
     Я подавилъ въ себe утвердительный отвeтъ на этотъ вопросъ, -- помечтать
хотя бы одинъ только часъ, -- всего лишь минуту -- мгновенiе, короткое, какъ
жизнь человeка!
     Я грезилъ съ открытыми глазами:
     Драгоцeнные камни на  столe все росли и  росли и окружали меня со всeхъ
сторонъ  пестрыми водопадами.  Вокругъ  меня вздымались деревья  изъ опала и
отражали свeтовые  потоки  небесъ,  --  небеса отливали лазурью, какъ крылья
огромной   тропической  бабочки,  и   ослeпительными   искрами  брызгали  на
безпредeльные луга, напоенные ароматомъ знойнаго лeта.
     Меня  мучила  жажда, --  я  освeжилъ  свое  тeло  въ  ледяныхъ  струяхъ
родниковъ, журчавшихъ по скаламъ изъ сiяющаго перламутра.
     Дуновенiе  горячаго  вeтра  пробeжало  по  склонамъ,  сплошь  поросшимъ
цвeтами  и  пестрой травой, и опьянило  меня  ароматомъ жасмина, гiацинтовъ,
нарцисса и лавра. -- -- --
     Немыслимо! Нестерпимо! Я отогналъ видeнiе. -- Меня мучила жажда.
     Таковы мученiя рая.
     Я распахнулъ окно и подставилъ разгоряченную голову холодному вeтру.
     Въ воздухe уже пахло близкой весной. -- -- -- 177
     Мирiамъ!
     Я  невольно  вспомнилъ  о Мирiамъ. Какъ  она  еле стояла  на ногахъ отъ
волненiя,  когда пришла разсказать мнe, что случилось  чудо, настоящее чудо:
она нашла золотую  монету въ  хлeбe,  который  положилъ  ей булочникъ черезъ
рeшетку въ кухонномъ окнe. -- -- --
     Я схватился за кошелекъ. --  Только бы не опоздать и успeть сегодня еще
разъ, такимъ же волшебнымъ путемъ передать ей дукатъ!
     Она приходила ко мнe каждый день, -- чтобъ мнe не было скучно, какъ она
говорила,  --  но   почти  совершенно   не  разговаривала,  настолько   была
преисполнена этимъ "чудомъ". До глубины души потрясло ее это  переживанiе и,
когда я сейчасъ себe представляю, какъ иногда безъ  всякой особой причины --
только  подъ  влiянiемъ  своихъ  воспоминанiй   --  она  становилась  вдругъ
мертвенно-блeдной, -- у меня кружится голова при  одной лишь мысли, что я въ
слeпотe своей могъ сотворить нeчто, заходящее далеко за предeлы возможнаго.
     Когда же я вспоминаю послeднiя, туманныя  слова Гиллеля  и  сопоставляю
ихъ съ этой мыслью, у меня по тeлу пробeгаетъ холодная дрожь.
     Чистота помысловъ не  извиняетъ меня, -- цeль не оправдываетъ средства,
-- я понималъ это ясно.
     А  что  если помыселъ:  "желанiе оказать  помощь"  только  кажется  мнe
чистымъ?   Быть  можетъ,  за  нимъ  скрывается  какая-нибудь   тайная  ложь?
Безсознательное, тщеславное стремленiе выступить въ роли спасителя?
     Я началъ сомнeваться въ себe самомъ. 178
     Я слишкомъ поверхностно сужу о Мирiамъ, -- стало  для меня теперь ясно.
Будучи дочерью  Гиллеля,  она не  можетъ походить на всeхъ другихъ дeвушекъ.
Какое же право имeлъ я такъ нелeпо вторгаться въ ея духовную жизнь, которая,
можетъ быть, какъ небо отъ земли, далека отъ меня?
     Меня должны были бы предостеречь хотя бы  черты ея лица, которыя во сто
кратъ  больше  подходятъ къ  эпохe  шестой  египетской династiи  и  слишкомъ
одухотворены даже для той эпохи, не только для нашей, съ присущимъ ей типомъ
разсудочнаго человeка.
     "Только глупецъ  не довeряетъ  внeшнему облику", читалъ  я  когда-то въ
одной книгe. Какъ это вeрно! Какъ правильно!
     Мы съ Мирiамъ  были теперь большими друзьями.  Неужели же я долженъ  ей
признаться, что это я каждый день кладу въ хлeбъ дукаты?
     Ударъ былъ бы слишкомъ для нея неожиданнымъ. Онъ ошеломилъ бы ее.
     Я не имeю ни малeйшаго права, я долженъ быть осторожнымъ.
     Но,  можетъ быть,  ослабить  какимъ-нибудь образомъ  "чудо"?  Перестать
класть золото въ хлeбъ, а положить монету просто на лeстницу, чтобы, открывъ
дверь, она  тотчасъ  же  увидала  ее?  Или еще что-нибудь  въ этомъ родe?  Я
утeшалъ  себя:  я  ужъ  придумаю  что-нибудь   новое,  не  столь  наглядное,
какой-нибудь   путь,   который   изъ  мiра   чудеснаго   приведетъ   ее   къ
повседневности.
     Да! это самое правильное.
     Или, быть  можетъ,  сразу  разрубить узелъ?  Посвятить ея  отца въ  мою
тайну,  попросить у него 179 совeта? Краска  стыда залила мнe лицо.  Я успeю
еще это сдeлать, -- раньше нужно испробовать все остальное.
     Но только сейчасъ же приступить къ дeлу, не терять ни минуты!
     Мнe  пришла въ голову  хорошая мысль:  нужно уговорить  Мирiамъ сдeлать
что-нибудь   особенное,  вырвать  ее  на  нeсколько  часовъ  изъ   привычной
обстановки, чтобы у нея появились новыя впечатлeнiя.
     Мы возьмемъ экипажъ и  поeдемъ съ ней покататься. Развe насъ кто-нибудь
знаетъ, -- вeдь мы поeдемъ не еврейскимъ кварталомъ?!
     Ей будетъ, можетъ быть, интересно осмотрeть разрушенный мостъ.
     Если же ей  непрiятно поeхать  со мной, -- пусть съ  ней поeдетъ старый
Цвакъ или кто-нибудь изъ ея подругъ.
     Я твердо рeшилъ побороть всe ея колебанiя. --
     -- -- -- -- -- --
     На порогe своей двери я едва не сбилъ съ ногъ человeка.
     Вассертрумъ!
     Онъ смотрeлъ, должно быть, въ замочную скважину: онъ стоялъ согнувшись,
когда я столкнулся съ нимъ.
     "Вы ко мнe?" сухо спросилъ я.
     Онъ  пробормоталъ въ  оправданiе нeсколько словъ на своемъ невыносимомъ
жаргонe и утвердительно кивнулъ головой.
     Я попросилъ его войти въ комнату  и сeсть,  но онъ продолжалъ стоять на
порогe  и судорожно мялъ поля своей шляпы. Въ выраженiи его лица, въ каждомъ
его  движенiи сквозила глубокая вражда,  которую онъ  тщетно пытался скрыть.
180
     Еще ни  разу  я  не видeлъ такъ  близко этого  человeка.  Отталкивающее
впечатлeнiе производила не столько его  безобразная внeшность (во мнe  лично
она  вызывала лишь  жалость: предо мной было существо,  которому  при самомъ
рожденiи  природа, въ порывe негодованiя и отвращенiя,  наступила  ногой  на
лицо), -- этому было виной скорeй нeчто другое, нeчто неуловимое, исходившее
отъ него.
     "Кровь" -- какъ мeтко опредeлилъ Харузекъ.
     Я невольно вытеръ руку, которую въ первую минуту подалъ ему.
     Какъ ни  быстро я это сдeлалъ,  онъ все  же, навeрное, замeтилъ, потому
что напряженiемъ подавилъ вспыхнувшую вдругъ на его лицe ненависть.
     "У васъ тутъ уютно", началъ онъ, наконецъ, запинаясь: онъ понялъ, что у
меня нeтъ ни малeйшаго желанiя начинать разговоръ.
     Но какъ  бы противорeча  своему замeчанiю, онъ закрылъ при этомъ глаза,
--  можетъ быть, просто затeмъ, чтобы не встрeтиться со мной взглядомъ. Или,
быть  можетъ,  ему показалось,  что это придастъ  его  лицу  болeе  невинное
выраженiе?
     По его произношенiю можно было судить, насколько  ему  трудно  говорить
по-нeмецки.
     Я не  чувствовалъ себя обязаннымъ ему отвeчать и сталъ  ждать, что  онъ
еще скажетъ.
     Въ смущенiи,  онъ  взялся рукой за  напильникъ, который  еще съ прихода
Харузека, Богъ  знаетъ почему,  лежалъ у  меня  на  столe, --  но тотчасъ же
непроизвольно отдернулъ руку, точно  его укусила  змeя. Я мысленно  удивился
его подсознательной психической чуткости. 181
     "Впрочемъ, конечно, для дeла  нужно, чтобъ  было  уютно", заставилъ онъ
себя  продолжать,  "особенно  --  разъ  у  васъ тутъ  бываютъ  такiе  важные
господа".  Онъ   хотeлъ  было   раскрыть  глаза,  чтобъ   посмотрeть,  какое
впечатлeнiе произведутъ  на меня его  слова, -- но потомъ  рeшилъ, очевидно,
что время еще не наступило и снова закрылъ ихъ.
     Мнe  захотeлось прижать его  къ стeнe: "Вы имeете въ виду даму, которая
недавно прieзжала ко мнe. Скажите же прямо, на что вы намекаете!"
     Онъ помедлилъ  немного,  -- потомъ  съ  силой  схватилъ меня  за руку и
потащилъ къ окну.
     Его  странный, совершенно  непонятный  поступокъ  напомнилъ  мнe,  какъ
недавно онъ такъ же потащилъ въ свою берлогу глухонeмого Яромира.
     Своими корявыми пальцами онъ протянулъ мнe какой-то блестящiй предметъ.
     "Скажите, господинъ Пернатъ -- можно еще что-нибудь съ ними сдeлать?"
     Я  увидeлъ золотые часы съ настолько погнутыми крышками, что  буквально
казалось, будто ихъ умышленно старались изуродовать.
     Я взялъ  лупу: шарниры были наполовину оторваны,  а внутри  -- -- тамъ,
кажется, что-то выгравировано? Надпись еле-еле  можно было прочесть, -- да и
къ  тому  же ее только  что,  повидимому,  старались стереть.  Я съ  трудомъ
разобралъ:
     К--рлъ Цот--манъ.
     Цотманъ?  Цотманъ?  -- Гдe я  читалъ эту фамилiю? Цотманъ? Я  никакъ не
могъ вспомнить. Цотманъ? 182
     Вассертрумъ едва не вырвалъ у меня лупу изъ рукъ:
     "Внутри все въ порядкe, я ужъ смотрeлъ. Но вотъ крышки"...
     "Ихъ надо попросту  выпрямить, -- можетъ быть, еще кое-гдe запаять. Это
вамъ, господинъ  Вассертрумъ, сдeлаетъ  съ такимъ же успeхомъ любой золотыхъ
дeлъ мастеръ".
     "Мнe  нужно,  чтобы  это  было  исполнено  аккуратно.  Что  называется,
артистически", поспeшно перебилъ онъ меня, -- съ какимъ-то испугомъ.
     "Ну, хорошо, -- если ужъ вы придаете этому такое значенiе -- --"
     "Значенiе!"  Онъ задыхался отъ волненiя.  "Я  вeдь самъ хочу носить эти
часы.  И когда  я  ихъ  буду  показывать, мнe  будетъ прiятно сказать: вотъ,
посмотрите, это работа господина Перната!"
     Онъ возбуждалъ во мнe  отвращенiе: онъ  швырялъ мнe прямо въ лицо  свою
гнусную лесть.
     "Приходите черезъ часъ, -- будетъ готово".
     Вассертрумъ  извивался: "Не нужно спeшить. Я не хочу.  Черезъ  три дня.
Черезъ четыре. Пусть хоть черезъ недeлю. Я всю жизнь буду себя упрекать, что
я васъ торопилъ".
     Что съ  нимъ?  Почему онъ такъ  взволнованъ? --  Я  зашелъ  въ сосeднюю
комнату и заперъ часы въ шкатулку. Въ ней сверху лежалъ портретъ Ангелины. Я
быстро  захлопнулъ  крышку,  --   на  случай,  если   Вассертрумъ   за  мною
подглядывалъ.
     Когда я вернулся,  мнe сразу бросилось  въ  глава, что онъ измeнился въ
лицe.
     Я  пристально посмотрeлъ  на него,  но сейчасъ  же отказался отъ своего
подозрeнiя: нeтъ, быть не можетъ? Онъ не могъ увидать портрета. 183
     "Хорошо.  Тогда,  значитъ,  на  будущей  недeлe", сказалъ  я,  стараясь
поскорeе отъ него отдeлаться.
     Но онъ, повидимому, не торопился: пододвинулъ кресло и сeлъ.
     Сейчасъ, наоборотъ,  онъ широко  раскрылъ свои рыбьи  глаза и упорно не
сводилъ ихъ съ верхней пуговицы моего жилета.
     Молчанiе.
     "Эта  притворщица васъ,  навeрное,  просила и  виду не подавать, что вы
что-нибудь  знаете. А?" обрушился онъ на меня неожиданно  и ударилъ кулакомъ
по столу.
     Было  что-то  страшное  въ  неожиданной рeзкости, съ какой онъ измeнялъ
свой  тонъ,  --  переходя  съ  быстротой   молнiи   отъ  лести  къ   грубымъ
ругательствамъ. Я понялъ теперь, почему многiе, особенно женщины, такъ легко
поддаются ему, хотя бы у него было противъ нихъ лишь самое ничтожное орудiе.
     Я хотeлъ было вскочить, схватить его за горло  и вытолкать въ дверь. Но
потомъ одумался и рeшилъ, что гораздо умнeе сперва выпытать у него все, какъ
слeдуетъ.
     "Я, право,  не понимаю, о  чемъ вы говорите, господинъ  Вассертрумъ"; я
старался скорчить какъ можно болeе наи