а  Прокопъ всадилъ вилку въ свои длинные какъ у музыканта кудри, не
переставая  отбивалъ  тактъ  неимовeрно  длинными, костлявыми  пальцами и съ
недоумeнiемъ наблюдалъ,  какъ Цвакъ пробовалъ нарядить пузатую бутылку арака
въ красное платьице марiонетки.
     "Это Бабинскiй", съ серьезнымъ видомъ объяснилъ мнe Фрисландеръ. "Вы не
знаете, кто такой Бабинскiй? Цвакъ, разскажите же поскорeе Пернату, кто былъ
Бабинскiй!"
     "Бабинскiй", началъ  сейчасъ же  Цвакъ, не отрываясь ни  на секунду отъ
работы,  "Бабинскiй былъ когда-то  извeстнымъ разбойникомъ въ Прагe.  Долгiе
годы занимался онъ своимъ  гнуснымъ дeломъ. Никому не приходило и  въ голову
подозрeвать  его.  Но  мало-помалу  стали обращать на  себя  вниманiе случаи
исчезновенiя   членовъ  семействъ   изъ   высшаго   общества.  Вначалe   это
замалчивали, потому что и въ  этомъ есть  свои хорошiя  стороны:  по крайней
мeрe лишнимъ  ртомъ становилось меньше; но въ концe концовъ молчать ужъ было
нельзя, -- могла пострадать  репутацiя, могли пойти всевозможные  толки.  Въ
особенности въ тeхъ случаяхъ, когда исчезали безслeдно дeвицы-невeсты. 212
     Кромe того и чувство  собственнаго  достоинства  требовало  поддержанiя
внeшняго престижа безупречной семейной жизни.
     Объявленiя въ  газетахъ, вродe:  "Вернись,  прошлое  забыто"  --  стали
появляться все  чаще  и  чаще.  Бабинскiй,  легкомысленный,  какъ  почти всe
профессiональные  убiйцы,  не  учелъ этого обстоятельства.  Въ концe концовъ
объявленiя обратили на себя всеобщее вниманiе.
     Неутомимая  дeятельность  дала  возможность  Бабинскому,  отличавшемуся
вообще  склонностью  къ  идиллическому  образу  жизни,  прiобрeсти  себe  со
временемъ  маленькiй,  уютный домикъ  въ прелестной  деревушкe  Кричъ  возлe
Праги. Домикъ сiялъ чистотой и опрятностью, и садикъ передъ нимъ былъ полонъ
цвeтущей геранью.
     Такъ  какъ  доходы  не  позволяли ему расширить владeнiя, то для  того,
чтобы  незамeтно  хоронить  свои жертвы,  онъ долженъ  былъ устроить  вмeсто
цвeточной клумбы, какъ ни прискорбно ему это было, поросшiй травой, простой,
но для цeлей удобный могильный курганъ. Его онъ могъ безъ труда увеличивать,
когда того требовалъ успeхъ дeла или удачный сезонъ.
     На  этомъ  курганe  Бабинскiй  отдыхалъ  каждый  вечеръ  послe  тяжкихъ
трудовъ,  наслаждался лучами заходящаго солнца и выводилъ  на флейтe  разныя
печальныя мелодiи". -- -- --
     "Постойте!" рeзко  перебилъ  его  Iозуа Прокопъ,  досталъ  изъ  кармана
большой ключъ, приложилъ его къ губамъ и сталъ насвистывать.
     "Цимцерлимъ--цамбусла--де".
     "Развe вы  его  слышали,  что такъ хорошо  знаете  мелодiю?"  удивленно
спросилъ Фрисландеръ. 213
     Прокопъ бросилъ на  него негодующiй  взглядъ. "Нeтъ. Къ сожалeнiю,  онъ
жилъ слишкомъ  давно.  Но  то, что онъ могъ играть,  мнe, какъ  композитору,
должно быть извeстно. Вы во всякомъ случаe судить объ этомъ не можете: вы не
музыкальны. -- -- Цимцерлимъ--цамбусла--бусла--де".
     Цвакъ  внимательно слушалъ Прокопа  и продолжалъ,  когда  тотъ спряталъ
свой ключъ:
     "Постоянный  ростъ  кургана  вызвалъ  въ  концe  концовъ  подозрeнiе  у
сосeдей. Но заслуга разоблаченiя Бабинскаго принадлежитъ одному полицейскому
изъ  предмeстiя Цицкова.  Онъ случайно  видeлъ издали,  какъ  тотъ  задушилъ
пожилую даму изъ высшаго общества.  Это и положило навeки предeлъ преступной
дeятельности чудовища.
     Бабинскаго арестовали въ его уютномъ убeжищe.
     Судъ,  признавъ  смягчающiя  вину  обстоятельства,  приговорилъ  его къ
смертной  казни черезъ повeшенiе. Необходимыя принадлежности для казни  было
поручено доставить  по  сходной цeнe фирмe  Бр. Лейпенъ "Торговля канатами и
веревками оптомъ  и  въ  розницу"  и вручить  ихъ подъ  расписку одному  изъ
высшихъ чиновъ казначейства.
     Какъ  бы то  ни было, но во  время казни веревка оборвалась, Бабинскаго
помиловали и приговорили къ пожизненному заключенiю въ тюрьмe.
     Двадцать лeтъ провелъ убiйца въ стeнахъ св. Панкратiя, и ни разу съ его
устъ  не  сорвалось  ни  слова  упрека  --  еще  и  сейчасъ  служащiе тюрьмы
отзываются съ похвалой объ его образцовомъ  поведенiи: въ торжественные  дни
рожденiя 214 императора ему разрeшалось даже играть на флейтe; --"
     Прокопъ полeзъ было опять  въ  карманъ за ключомъ,  но Цвакъ остановилъ
его.
     "-- въ силу всеобщей  амнистiи  Бабинскому сократили  срокъ  наказанiя,
выпустили на свободу, и онъ получилъ мeсто привратника въ монастырe "Сестеръ
милосердныхъ".
     Легкiя  садовыя  работы, которыя  онъ  исполнялъ, между  прочимъ,  мало
обременяли его -- за свою  прежнюю дeятельность онъ прiобрeлъ  такой большой
опытъ  въ  работe  заступомъ, что у  него оставалось  достаточно  свободнаго
времени  для  просвeщенiя  ума   и  сердца   высоконравственнымъ,  тщательно
подобраннымъ чтенiемъ.
     Послeдствiя всего этого оказались чрезвычайно отрадными.
     По субботамъ, когда  настоятельница отпускала  его погулять  и  немного
разсeяться, онъ всякiй разъ возвращался домой очень рано и говорилъ, что его
удручаетъ всеобщiй упадокъ  морали;  по  вечерамъ улицы  переполнены  такимъ
подозрительнымъ сбродомъ, что долгъ  каждаго мирнаго гражданина возвращаться
домой какъ можно раньше.
     Въ  Прагe  въ  это время почти  во всeхъ  магазинахъ  стали продаваться
маленькiя восковыя фигурки въ красныхъ плащахъ, изображавшiя Бабинскаго.
     Ихъ покупали почти всe семьи, такъ или иначе отъ него пострадавшiя.
     Фигурки были выставлены повсюду  въ витринахъ и  ничто  такъ сильно  не
возмущало Бабинскаго, какъ именно эти фигурки. 215
     "Въ  высокой  степени   недостойно  все  время  колоть  глаза  человeку
напоминанiемъ  о  заблужденiяхъ  его  молодости.  Это  свидeтельствуетъ  объ
огрубeнiи   нравовъ",   говорилъ   въ   такихъ  случаяхъ  Бабинскiй,  "очень
прискорбно, что власти не запрещаютъ этого открытаго безобразiя".
     Передъ смертью онъ еще разъ вспомнилъ объ этомъ.
     И не напрасно, потому что вскорe затeмъ полицiя дeйствительно запретила
продавать фигурки Бабинскаго". -- -- --
     -- -- -- -- -- --
     --  --   --  Цвакъ  хлебнулъ   большой  глотокъ  грогу,   --  всe  трое
мефистофельски   улыбнулись,  --  онъ  осторожно  повернулся  къ  безцвeтной
кельнершe, и я замeтилъ, какъ она смахнула слезу.
     -- -- -- -- -- --
     "Ну, а отъ васъ мы такъ-таки  ничего не услышимъ --  -- кромe, понятно,
того, что въ благодарность за испытанное художественное наслажденiе, вы насъ
сегодня  угощаете, досточтимый  коллега?"  спросилъ  меня Фрисландеръ  послe
продолжительнаго общаго молчанiя.
     Я разсказалъ имъ о своихъ скитанiяхъ въ туманe.
     Когда  я   дошелъ  до  описанiя   бeлаго   дома,   всe  трое  настолько
заинтересовались, что вынули трубки  изо  рта -- а когда я кончилъ,  Прокопъ
стукнулъ кулакомъ по столу и воскликнулъ:
     "Это  уже просто изъ рукъ вонъ -- --! Всe легенды, какiя только  у насъ
существуютъ,  Пернату приходится переживать самолично.  -- Кстати -- помните
тогда эту исторiю съ Големомъ? Она разъяснилась". 216
     "То есть, какъ разъяснилась?" спросилъ я удивленно.
     "Вы знаете сумасшедшаго нищаго еврея Гашиля? Нeтъ? Ну, такъ вотъ: этотъ
Гашиль и оказался Големомъ".
     "Нищiй -- Големомъ?"
     "Да, да, Гашиль былъ  Големомъ.  Сегодня  среди  бeлаго дня  привидeнiе
мирно  разгуливало по Сальпитергассе въ своемъ знаменитомъ старинномъ нарядe
XVII вeка, и тутъ-то одинъ мясникъ арканомъ его и поймалъ".
     "Въ чемъ дeло? Я ровно ничего не понимаю", сказалъ я.
     "Я  же вамъ говорю:  это  былъ Гашиль.  Говорятъ, онъ давно  уже нашелъ
этотъ нарядъ гдe-то въ воротахъ. --  Да -- а  вотъ насчетъ бeлаго дома,  это
дeйствительно страшно интересно.  Дeло  въ томъ, что  существуетъ  преданiе,
будто тамъ  наверху, на улицe, гдe жили алхимики, есть домъ, который  виденъ
только  въ  туманные  вечера  и  то  только  особымъ  "счастливчикамъ".  Его
называютъ  "стeной у  послeдняго фонаря". Днемъ тамъ  лежитъ  только большой
сeрый  камень, --  на  самомъ краю высокаго обрыва надъ Оленьимъ  рвомъ.  Вы
должны быть счастливы, Пернатъ, что не пошли дальше: вы непремeнно свалились
бы въ пропасть и сломали бы себe шею.
     Подъ камнемъ, говорятъ,  зарытъ  огромный  кладъ. Камень этотъ заложилъ
тутъ  будто бы орденъ "азiатскихъ братьевъ", основателей  Праги; тутъ должны
были построить домъ,  въ  которомъ передъ концомъ свeта будетъ жить человeкъ
--  вeрнeе,  гермафродитъ,  --  существо,  наполовину   мужчина,  наполовину
женщина. И на гербe у 217 него будетъ заяцъ, --  кстати,  заяцъ вeдь символъ
Озириса, -- отсюда, навeрное, и обычай eсть зайца на Пасху.
     А  до  тeхъ поръ,  согласно преданiю,  тамъ своей  собственной персоной
сторожитъ Мафусаилъ, чтобы дьяволъ не оплодотворилъ камня и не произвелъ отъ
него сына,  такъ  называемаго  Армилоса. -- Вы  никогда не слыхали объ этомъ
Армилосe? --  Извeстно даже, какъ онъ будетъ  выглядeть, -- вeрнeе, извeстно
только  старымъ  раввинамъ: -- волосы у  него будутъ  изъ золота, завязанные
сзади косой, -- два пробора, серповидной формы глаза и руки длиною до пятъ".
     "Надо нарисовать  этого франта",  пробурчалъ Фрисландеръ и сталъ искать
карандашъ.
     "Ну-съ,  такъ  вотъ,  Пернатъ:  если  когда-нибудь  вамъ посчастливится
сдeлаться  гермафродитомъ и, кстати, найти  зарытый  кладъ,  --  вы  ужъ  не
забудьте,  что я былъ  всегда  вашимъ преданнымъ  другомъ",  закончилъ  свой
разсказъ Прокопъ.
     -- Мнe было не до шутокъ, -- на душe у меня было почему-то тоскливо.
     Хотя Цвакъ и не зналъ, конечно, въ чемъ дeло, но онъ сразу замeтилъ мое
настроенiе и поспeшилъ меня выручить:
     "Какъ ни какъ, а въ высшей степени странно и даже жутко  немного, что у
Перната  было видeнiе какъ разъ на томъ  самомъ мeстe, о которомъ упоминаетъ
преданiе!  -- Это  совпаденiе,  мимо котораго  не  можетъ пройти  равнодушно
человeкъ, обладающiй способностью видeть то, что  не доступно  его осязанiю.
--  Нeтъ, что ни говорите, а, по  моему, сверхчувственное  -- все-таки самое
любопытное. -- А по-вашему?" 218
     Фрисландеръ и  Прокопъ  стали  серьезнeе.  Но всe мы  не сочли  нужнымъ
отвeтить.
     "А   какъ  ваше  мнeнiе,   Евлалiя?"   повторилъ  свой  вопросъ  Цвакъ,
обернувшись.
     Старая  кельнерша  почесала  затылокъ вязальной  иглой,  --  вздохнула,
покраснeла и проговорила:
     "Отстаньте! Безобразникъ вы эдакiй!"
     -- -- -- -- -- --
     "Какая страшно напряженная атмосфера была сегодня  весь день", замeтилъ
Фрисландеръ,  когда немного улеглось наше веселое настроенiе, "я не былъ  въ
состоянiи даже взяться за кисть. И почему-то у  меня  изъ головы не выходила
Розина, -- помните, какъ она тогда танцовала во фракe?"
     "Развe она опять нашлась?" спросилъ я.
     "Вотъ  тебe на: нашлась! Полицiя заключила  теперь съ  ней долгосрочный
контрактъ!  -- Можетъ быть, ее замeтилъ тогда комиссаръ у Лойзичека -- -- Во
всякомъ случаe  она развиваетъ  сейчасъ лихорадочную дeятельность  и  весьма
способствуетъ наплыву постороннихъ  въ еврейскiй кварталъ.  За это  короткое
время она здорово похорошeла".
     "Просто  удивительно, когда  подумаешь, что можетъ  женщина сдeлать  съ
мужчиной,  стоитъ ей только влюбить его  въ себя",  замeтилъ  Цвакъ.  "Чтобы
заработать  деньги  и имeть возможность пойти къ ней, этотъ  бeдняга Яромиръ
сталъ  вдругъ художникомъ. Онъ ходитъ  по кабачкамъ  и  вырeзываетъ  силуэты
посeтителей, -- говорятъ, очень похожiе".
     Прокопъ не разслышалъ послeднихъ словъ и облизнулся: 219
     "Правда? Развe Розина такъ ужъ похорошeла?
     А вы не пробовали завязать съ ней интрижку, Фрисландеръ?"
     Кельнерша сорвалась съ мeста и негодующе вышла изъ комнаты.
     "Ханжа!  Нечего  сказать -- корчитъ  изъ себя  добродeтель!" недовольно
пробурчалъ вслeдъ ей Прокопъ.
     "Что вы къ  ней  придираетесь?  Да  и вообще  -- она,  кажется, кончила
вязать свой чулокъ", успокоилъ его Цвакъ.
     -- -- -- -- -- --
     Хозяинъ принесъ еще  грогу, и разговоръ  мало  помалу  принялъ слишкомъ
легкомысленный  характеръ.  Слишкомъ  легкомысленный, -- во  мнe  и такъ ужъ
бурлила кровь.
     Я  старался не слушать, но чeмъ  больше я уходилъ въ себя и  думалъ объ
Ангелинe, тeмъ настойчивeе звучали у  меня  въ ушахъ ихъ слова. Я неожиданно
распрощался.
     Туманъ слегка порeдeлъ и кололъ,  точно  тонкими ледяными иголками.  Но
названiй улицъ прочесть было все-таки невозможно и я опять заблудился.
     Я  очутился на другой улицe  и только что  хотeлъ повернуть,  какъ меня
кто-то окликнулъ:
     "Господинъ Пернатъ! Господинъ Пернатъ!"
     Я оглядeлся вокругъ, поднялъ голову. Никого!
     Передо мной была открытая дверь, надъ ней стыдливый, маленькiй  красный
фонарикъ, -- мнe показалось, будто въ подъeздe стоитъ кто-то въ свeтломъ.
     И снова шопотъ: "Господинъ Пернатъ! Господинъ Пернатъ!" 220
     Я  съ  удивленiемъ  вошелъ въ  подъeздъ, -- вокругъ  моей  шеи обвились
теплыя женскiя руки, -- и при слабомъ свeтe, пробивавшемся изъ узкой щели въ
дверяхъ, я увидeлъ, что ко мнe нeжно прижималась Розина.
     -- -- -- -- -- --
     221

--------
ХИТРОСТЬ.

     Сeрый, сумрачный день.
     Я проснулся поздно, -- спалъ тяжело, безъ сновидeнiй, какъ въ летаргiи.
     Старая служанка или вовсе не приходила, или забыла протопить печку.
     Въ ней была только холодная зола.
     На мебели пыль.
     Полъ не выметенъ.
     Дрожа отъ холода, я ходилъ взадъ и впередъ.
     Въ  комнатe былъ отвратительный запахъ сивухи.  Пальто, костюмъ --  все
пахло табачнымъ дымомъ.
     Я распахнулъ окно и снова  закрылъ: холодный, сырой воздухъ  улицы былъ
невыносимъ.
     На крышахъ неподвижно сидeли воробьи съ мокрыми перышками.
     Куда ни взгляни, повсюду унылая безнадежность. И во мнe самомъ все было
разбито, разорвано.
     Какъ обносилась обивка на креслe! Изъ дыръ торчитъ конскiй волосъ.
     Надо  позвать обойщика  --  --  хотя зачeмъ, въ  сущности?  -- -- пусть
останется такъ,  -- -- еще одно  никчемное  поколeнiе,  а  потомъ все  равно
превратится въ труху.
     А на окнахъ -- какiя безвкусныя, нелeпыя занавeски, -- какiя-то тряпки!
222
     Почему не свить мнe изъ нихъ веревку и не повeситься?!
     По крайней мeрe у меня не будетъ уже больше передъ глазами  всeхъ этихъ
безобразныхъ вещей, -- кончится все это мучительное, безысходное горе, -- --
разъ навсегда.
     Да! Это самое разумное! Покончить со всeмъ.
     Сегодня же.
     Сейчасъ еще -- утромъ. Не ходить даже обeдать. Какая  гадость -- лишать
себя жизни съ полнымъ желудкомъ. Лежать  въ  сырой землe  съ непереваренной,
гнiющею пищей.
     Только бы никогда не свeтило больше солнце,  не проникало бы въ душу со
своей наглой ложью о радостяхъ жизни.
     Нeтъ, я  не дамъ  себя больше дурачить, я  не буду больше  игрушкой  въ
рукахъ  коварной,  нелeпой судьбы,  которая то  поднимаетъ  меня,  то  вновь
бросаетъ  куда-то, -- только для того, чтобъ я понялъ  тщету земного, -- то,
что давнымъ давно мнe  извeстно, извeстно каждому ребенку, каждой  собакe на
улицe.
     Бeдная, бeдная Мирiамъ! Если бы хоть ей я могъ помочь какъ-нибудь!
     Нужно было прежде всего принять рeшенiе, твердое неизмeнное рeшенiе, --
пока  вновь не проснется во мнe  проклятая жажда жизни и не нарисуетъ новыхъ
иллюзiй.
     Какую пользу принесли мнe всe эти знаменiя изъ потусторонняго мiра?
     Ничего, рeшительно ничего.
     Развe  только  то, что я все время  блуждалъ по  заколдованному кругу и
почувствовалъ теперь всю нестерпимую муку земного существованiя... 223
     Оставалось только одно.
     Я подсчиталъ на память, сколько денегъ было у меня еще въ банкe.
     Да, только такъ.  Это  хотя  и немного,  но все-таки единственное,  что
можетъ оказаться еще цeннымъ во всей моей ничтожной жизни.
     Все, что  у  меня  еще есть -- и эти нeсколько  драгоцeнныхъ камней  въ
моемъ ящикe -- я сложу въ  пакетъ и отошлю Мирiамъ.  По крайней мeрe на два,
три  года она будетъ избавлена отъ заботъ о завтрашнемъ днe. И напишу письмо
Гиллелю, -- ему я разскажу о "чудесахъ" Мирiамъ.
     Онъ одинъ ей можетъ помочь.
     Я зналъ: онъ найдетъ, что ей посовeтовать.
     Я  досталъ  камни, положилъ ихъ въ карманъ  и  взглянулъ  на часы: если
сейчасъ отправиться въ банкъ -- черезъ часъ все можно покончить.
     И  еще букетъ красныхъ розъ Ангелинe! --  -- -- Во мнe  снова  раздался
крикъ  боли и безумной страсти. Еще  день пожить -- хотя бы еще единственный
день.
     Чтобы затeмъ еще разъ пережить это мучительное отчаянiе?
     Нeтъ,  нельзя  ждать ни минуты! Я почувствовалъ  словно удовлетворенiе,
что не уступилъ своей слабости.
     Я оглянулся вокругъ. Не надо ли еще что-нибудь сдeлать?
     Да, вотъ: напильникъ. Я сунулъ его въ карманъ, -- я его брошу на улицe,
-- я ужъ давно рeшилъ это сдeлать.
     Онъ былъ мнe  ненавистенъ. Еще немного,  -- и  изъ за него  я  сталъ бы
убiйцей.
     -- -- -- -- -- --
     224
     Кто это опять тамъ ко мнe?
     Старьевщикъ.
     "Я на минутку, господинъ Пернатъ", пробормоталъ онъ въ  отчаянiи, когда
я ему сказалъ, что мнe некогда.
     "На одну только минутку. Два слова".
     По лицу его градомъ катился потъ; онъ весь дрожалъ отъ волненiя.
     "Могу  я  поговорить съ  вами  наединe,  господинъ  Пернатъ? Мнe  бы не
хотeлось,  чтобы опять пришелъ этотъ --  -- Гиллель. Заприте-ка лучше  дверь
или  давайте  пойдемъ вонъ въ  ту комнату",  -- своимъ обычнымъ  порывистымъ
жестомъ онъ увлекъ меня за собой.
     Зорко оглядeвшись вокругъ, онъ прошепталъ хриплымъ голосомъ:
     "Вы знаете  --  --  я передумалъ.  Такъ будетъ  лучше. Иначе ничего  не
выходитъ. Ладно. Что было, то было".
     Я старался прочесть у него въ глазахъ правду.
     Онъ выдержалъ мой  взглядъ и судорожно уцeпился рукой за спинку кресла,
-- такого усилiя ему это стоило.
     "Я  очень радъ,  господинъ  Вассертрумъ", -- я  старался  быть  съ нимъ
возможно любезнeе, "жизнь и  безъ того  печальна, незачeмъ еще  отравлять ее
ненавистью".
     "Право, точно  читаешь  печатную книгу",  -- онъ вздохнулъ  облегченно,
полeзъ  въ карманъ  и  опять вынулъ золотые часы съ  погнутыми  крышками. "А
чтобы  вы  убeдились, что я  искрененъ, не откажитесь принять отъ меня этотъ
пустякъ. Въ подарокъ". 225
     "Зачeмъ это нужно?", сталъ я отказываться,  "не подумайте,  что я -- --
", но тутъ я вспомнилъ, что  разсказывала мнe про него  Мирiамъ, и протянулъ
руку, чтобы его не обидeть.
     Онъ  не обратилъ на это вниманiя, поблeднeлъ  вдругъ, какъ  полотно,  и
прохрипeлъ:
     "Вотъ! Вотъ! Такъ я и зналъ. Опять этотъ Гиллель! Стучатъ!"
     Я прислушался  и вошелъ въ первую комнату,  закрывъ наполовину за собой
дверь для его успокоенiя.
     Но на сей  разъ это былъ не  Гиллель.  Въ комнату  вошелъ  Харузекъ. Въ
знакъ того, что онъ знаетъ,  кто у меня, онъ приложилъ палецъ къ губамъ и въ
то  же  мгновенiе,  не  ожидая, что я скажу,  засыпалъ меня цeлымъ  потокомъ
словъ:
     "Ахъ, достопочтенный, дорогой  мейстеръ Пернатъ,  --  у меня нeтъ словъ
выразить радость, что я засталъ  васъ одного и въ  полномъ благополучiи". --
-- Онъ говорилъ, какъ  актеръ,  -- его напыщенныя, искусственныя фразы  такъ
рeзко диссонировали съ его искаженнымъ лицомъ, что мнe стало больно и жутко.
     "Мейстеръ,  --  я  никогда  не посмeлъ  бы  явиться  къ  вамъ  въ  томъ
оборванномъ видe, въ какомъ вы,  должно быть, не разъ меня  видали на улицe,
-- впрочемъ, что говорю я: видали! -- Вы не разъ даже милостиво подавали мнe
руку.
     Знаете,  кому  я  обязанъ тeмъ,  что  сегодня я  могъ къ вамъ притти въ
бeломъ воротничкe  и опрятномъ костюмe?  --  -- Одному  изъ  благороднeйшихъ
людей нашего города. Къ сожалeнiю, многiе на его счетъ заблуждаются. Но зато
я весь проникаюсь трогательнымъ чувствомъ, какъ только вспоминаю о немъ. 226
     Живя  самъ скромно, онъ щедрой рукой одeляетъ нуждающихся и бeдныхъ. Съ
давнихъ поръ, видя, какъ  онъ  съ печальнымъ видомъ стоитъ  передъ лавкой, я
всей душой стремился подойти къ