и молитвы.
     У темнаго входа въ еврейскiй  кварталъ лeпились палатки рождественскаго
базара. Посреди нихъ, обтянутая красной  матерiей, ярко выдeлялась при свeтe
дымныхъ факеловъ открытая сцена театра марiонетокъ.
     Полишинель Цвака въ красно-лиловомъ  костюмe съ хлыстомъ въ рукe, держа
на поводу большой черепъ, скакалъ по сценe на деревянномъ конe. 100
     Большая толпа  дeтей  --  въ нахлобученныхъ  на уши мeховыхъ шапкахъ --
глазeла, широко раскрывъ ротъ, и внимательно слушала куплеты пражскаго поэта
Оскара Винера, которые читалъ внутри ящика прiятель мой Цвакъ:

        Худой какъ жердь, воистину поэтъ,
        Паяцъ шагаетъ горделиво;
        Въ лохмотья пестрыя одeтъ,
        Онъ корчитъ рожи всeмъ на диво.

     -- -- -- -- -- --
     Я повернулъ въ  темный кривой  переулокъ,  выходившiй на  площадь. Тамъ
передъ афишнымъ столбомъ молча стояла кучка людей.
     Кто-то зажегъ спичку, и я успeлъ разглядeть только нeсколько отдeльныхъ
словъ. Они мнe почему-то запомнились:

        Пропалъ! 1000 фл. награды.
        Пожилой господинъ ... въ черномъ костюмe ...
        .... Признаки: ....
        ... полное, бритое лицо ....
        ....... Цвeтъ волосъ: Сeдой ...
        ... Управленiе полицiи ... комната No. ...

     Безучастно, равнодушно, точно живой трупъ, пошелъ я медленно вдоль ряда
темныхъ домовъ.
     Надъ крышами на узкой черной полоскe неба сверкала горсточка крохотныхъ
звeздъ.
     Мои мысли мирно устремились обратно, къ собору, -- на душe у меня стало
еще  спокойнeе 101 и тише,  --  какъ вдругъ съ  площади рeзко и отчетливо --
словно надъ самымъ ухомъ -- донесся по морозному воздуху голосъ марiонетнаго
актера:

        "Сердечко изъ коралла,
        На ленточкe изъ шелка,
        Куда же ты пропало?"

     102

--------
КОШМАРЪ.

     До поздней ночи не находилъ я покоя, бродилъ взадъ и впередъ по комнатe
и ломалъ себe голову, какъ помочь "ей".
     Нeсколько  разъ  я  готовъ  былъ  уже  пойти  внизъ  къ  Шмаe  Гиллелю,
разсказать ему всю исторiю  и  попросить  у него  совeта. Но  всякiй разъ  я
отказывался отъ этой мысли.
     Онъ  былъ  для  меня  духовно   настолько  великъ,   что  мнe  казалось
кощунствомъ утруждать его простыми житейскими дeлами -- а потомъ вдругъ мною
опять овладeвало мучительное сомнeнiе,  дeйствительно  ли я пережилъ то, отъ
чего отдeлялъ меня  лишь короткiй промежутокъ  времени;  -- это  переживанiе
какъ-то   странно   поблекло  сейчасъ   по   сравненiю   съ  яркими,  живыми
впечатлeнiями истекшаго дня.
     Быть  можетъ, мнe все  только  приснилось?  Развe  я  --  я,  человeкъ,
чудеснымъ  образомъ  забывшiй все  свое  прошлое,  -- развe  могу я  хоть на
мгновенiе признать достовeрность того, чему свидeтелемъ была только одна моя
память?
     Мой взглядъ  упалъ на  свeчу Гиллеля,  -- она все еще лежала на креслe.
Слава Богу, одно несомнeнно: я дeйствительно былъ у него!
     Не отбросить ли всe колебанiя, -- не побeжать ли къ нему: обнять колeни
его и, какъ человeкъ человeку, признаться, что  невыразимая  скорбь снeдаетъ
мнe душу? 103
     Я  взялся  уже  за  ручку  двери,  но  потомъ  опять  отпустилъ  ее.  Я
предвидeлъ, что будетъ: Гиллель ласково проведетъ  мнe рукой по глазамъ и --
--  нeтъ,  нeтъ,  только не  это! Я  не имeю права мечтать  о  покоe.  "Она"
положилась на меня, на мою  помощь, -- пусть опасность, грозящая ей, кажется
мнe минутами ничтожной и призрачной, -- она считаетъ ее страшной и роковой!
     Спросить совeта у Гиллеля  я  успeю и завтра; я  силой  заставилъ  себя
мыслить спокойно и  трезво: -- пойти къ нему сейчасъ -- разбудить  его ночью
-- нeтъ, невозможно. Такъ поступилъ бы только безумецъ.
     Я  хотeлъ  было  зажечь  лампу,  но  потомъ раздумалъ:  отблескъ  луны,
отражаясь отъ крыши противоположнаго  дома, проникалъ  ко мнe въ комнату,  и
давалъ  достаточно свeта. Я боялся, что ночь  пройдетъ не такъ скоро, если я
зажгу лампу.
     Въ  желанiи зажечь лампу и ждать наступленiя дня была безнадежность, --
робкiй страхъ подсказалъ мнe, что до утра будетъ тогда еще дольше.
     Я подошелъ къ окну: словно призрачнымъ, витающимъ въ воздухe кладбищемъ
показались мнe эти  ряды  вычурныхъ  фронтоновъ, какъ  надгробныя  плиты  со
стершимися цифрами лeтъ,  взгроможденныя на мрачныя могилы, --  "жилища", въ
которыхъ люди проложили себe ходы и логовища.
     Долго  стоялъ я  такъ и смотрeлъ и лишь постепенно сталъ сознавать, что
давно уже  слышу  за  стeной  шумъ  заглушенныхъ шаговъ,  который почему-то,
однако, меня нисколько не пугаетъ.
     Я  прислушался:  нeтъ  сомнeнiя, тамъ есть кто-то.  Легкiй  скрипъ пола
выдаетъ осторожные шаги человeка. 104
     Сразу  овладeлъ я собой. Я буквально сталъ меньше ростомъ, -- настолько
все сконцентрировалось во мнe отъ желанiя услышать. Исчезло всякое  ощущенiе
времени.
     Опять легкiй  скрипъ, --  онъ какъ  будто самъ себя  испугался и смолкъ
торопливо.  Мертвая тишина, --  страшная,  напряженная, которая выдаетъ себя
самое и растягиваетъ каждую минуту до безконечности.
     Я стоялъ неподвижно, прижавъ ухо къ  стeнe, съ мучительнымъ  чувствомъ,
что и тамъ, за стeной, стоитъ кто-то, такъ же, какъ я.
     Я слушалъ и слушалъ.
     Ничего.
     Въ ателье все словно вымерло.
     Безшумно -- на ципочкахъ -- подошелъ я къ креслу у постели, взялъ свeчу
Гиллеля и зажегъ.
     Потомъ  сообразилъ:  желeзная дверь  на  площадкe,  ведущая  въ  ателье
Савiоли, открывается извнутри.
     Я взялъ наудачу  кусокъ  проволоки, валявшiйся у  меня на  столe  среди
инструментовъ: эти замки легко открываются. Достаточно нажать на пружину.
     А что будетъ потомъ?
     Тамъ  можетъ  быть только Ааронъ  Вассертрумъ, -- онъ  тамъ,  навeрное,
выслeживаетъ, роется въ ящикахъ, ищетъ новыхъ доказательствъ.
     Принесу ли я пользу, если помeшаю ему?
     Я  не  сталъ  размышлять: дeйствовать,  только  дeйствовать! Только  бы
прервать это нестерпимое ожиданiе дня.
     Въ одно  мгновенiе я очутился передъ желeзной дверью, нажалъ на нее, --
потомъ  осторожно  105 всунулъ  въ замокъ проволоку  -- и прислушался.  Я не
ошибся: до  моего слуха донесся легкiй шумъ, какъ будто  кто-то выдвигалъ въ
ателье ящикъ стола.
     Замокъ щелкнулъ.
     Я окинулъ взглядомъ комнату: хотя было совершенно темно, а свeча только
слeпила мнe глаза, я все-же разглядeлъ, какъ отъ письменнаго стола отскочилъ
человeкъ  въ  длинномъ  черномъ  плащe,  --  остановился   на  мгновенiе  въ
нерeшительности, -- сдeлалъ было движенiе,  будто хотeлъ  на меня броситься,
но потомъ сорвалъ съ головы шляпу и быстро закрылъ ею лицо.
     "Что вамъ  здeсь  надо?"  хотeлъ я крикнуть,  но  человeкъ предупредилъ
меня:
     "Пернатъ!  Это  вы?  Бога  ради! Гасите  свeчу!"  Голосъ мнe  показался
знакомымъ, -- во всякомъ случаe это былъ не Вассертрумъ.
     Механически погасилъ я свeчу.
     Въ комнатe было темно, -- какъ и моя, она освeщалась только призрачнымъ
матовымъ  отблескомъ  изъ оконъ, -- я долженъ былъ напрячь  зрeнiе, чтобы въ
изможденномъ, чахоточномъ лицe,  неожиданно представшемъ  предо мной, узнать
студента Харузека.
     "Монахъ!"  едва  не сорвалось у меня  съ языка. Я понялъ вдругъ  смыслъ
того,  что  привидeлось мнe  сегодня въ соборe.  Харузекъ! Вотъ человeкъ, къ
которому я  бы могъ обратиться! -- И  я услышалъ вновь тe слова, которыя онъ
сказалъ  мнe  въ  воротахъ,  когда  мы  пережидали съ  нимъ  дождь:  "Ааронъ
Вассертрумъ  узнаетъ  когда-нибудь,  что  и  стeны  можно пронзить  незримой
ядовитой иглой.  Узнаетъ въ тотъ самый  день, когда  захочетъ  нанести ударъ
доктору Савiоли." 106
     Могу  ли я довeриться Харузеку?  Знаетъ ли  онъ,  что  происходитъ? Его
присутствiе  здeсь -- въ такой  часъ --  даетъ  основанiе думать, -- но я не
рeшился спросить его прямо объ этомъ.
     Онъ подбeжалъ къ окну и черезъ  щель  занавeски сталъ смотрeть внизъ на
улицу.
     Я понялъ: онъ боится, не замeтилъ ли Вассертрумъ мою свeчку.
     "Вы  подумаете,  можетъ быть, что я  воръ, мейстеръ Пернатъ, --  разъ я
ночью забрался сюда, въ чужую квартиру", -- началъ онъ послe продолжительной
паузы неувeреннымъ голосомъ, "но клянусь вамъ -- --"
     Я перебилъ его и поспeшилъ успокоить.
     Чтобы доказать, насколько я ему довeряю  и,  наоборотъ,  вижу  въ  немъ
только союзника, я разсказалъ ему  -- за нeкоторыми исключенiями -- все, что
случилось  и объяснилъ, какое отношенiе имeю я самъ къ этой комнатe и почему
я боюсь, какъ  бы  моя знакомая  не сдeлалась жертвой  шантажныхъ  замысловъ
Вассертрума.
     По  вeжливому  виду, съ  которымъ онъ меня выслушалъ, не  задавъ мнe ни
одного вопроса,  я понялъ,  что  главное  ему все  извeстно, -- можетъ быть,
правда, не съ такими подробностями.
     "Ну, конечно," сказалъ онъ задумчиво, когда я кончилъ разсказъ.  "Такъ,
значитъ, я не ошибся! Этотъ негодяй хочетъ отомстить Савiоли,  --  это ясно,
какъ день, -- но,  повидимому, у  него еще  недостаточно матерiала. Иначе --
зачeмъ бы ему здeсь постоянно шататься? Вчера, напримeръ, я проходилъ -- ну,
скажемъ, "случайно" по Ганпасгассе," -- пояснилъ онъ, замeтивъ на моемъ лицe
недоумeнiе, "и мнe  бросилось  въ глаза, что  Вассертрумъ  107 сперва  очень
долго, съ  самымъ  невиннымъ  видомъ, прохаживался  возлe воротъ, а  потомъ,
убeдившись, должно быть, что за нимъ не слeдятъ, быстро шмыгнулъ въ дверь. Я
пошелъ за нимъ слeдомъ, -- сдeлалъ видъ, что иду къ вамъ, постучался къ вамъ
въ дверь  --  и увидeлъ, какъ онъ возился зачeмъ-то  съ  ключемъ у  желeзной
двери. Замeтивъ  меня, онъ сейчасъ же, конечно, отошелъ и тоже сталъ стучать
къ вамъ. Но васъ, очевидно, не было дома: намъ никто не открылъ.
     Наведя съ извeстными предосторожностями справки въ еврейскомъ кварталe,
я узналъ, что кто-то, по описанiю похожiй на доктора Савiоли, снимаетъ здeсь
ателье, но  держитъ это въ  большой тайнe.  Мнe было  извeстно, что  Савiоли
тяжело боленъ: остальное все стало понятнымъ.
     А вотъ  это,  видите ли,  я собралъ изо всeхъ ящиковъ, чтобы на  всякiй
случай предупредить  Вассертрума,"  добавилъ  Харузекъ  и  указалъ на связку
писемъ на  столe. "Тутъ всe бумаги. Надeюсь, больше  здeсь  нeтъ  ничего. Во
всякомъ случаe я обыскалъ всe столы и коммоды, насколько мнe это  удалось въ
темнотe."
     Слушая  его,  я оглядывалъ  комнату и  невольно  обратилъ  вниманiе  на
потайную дверь въ полу.  При этомъ мнe пришло въ  голову, что Цвакъ когда-то
разсказывалъ о потайномъ ходe въ ателье.
     Дверь была четыреугольная, съ кольцомъ.
     "Куда спрятать  намъ письма?"  началъ опять  Харузекъ.  "Мы  съ вами --
пожалуй, единственные люди въ гетто, къ которымъ Вассертрумъ относится  безъ
подозрeнiй, -- почему онъ относится такъ ко мнe, на -- это -- у него -- свои
-- 108  причины,"  --  (я замeтилъ,  какъ  при послeднихъ  словахъ  его лицо
исказилось отъ  бeшеной  ненависти --) "ну, а васъ,  -- васъ онъ считаетъ --
--"   Харузекъ   быстро,   искусственно  закашлялся   и   проглотилъ   слово
"сумасшедшимъ", но  я понялъ, что онъ хотeлъ сказать.  Меня это не огорчило:
мысль о  томъ, что  я могу помочь "ей", преисполняла  меня такимъ счастьемъ,
что я утратилъ всякую воспрiимчивость.
     Мы условились спрятать письма у меня и перешли ко мнe въ комнату.
     -- -- -- -- -- --
     Харузекъ давно ужъ ушелъ, а  я все  еще  не могъ рeшиться лечь спать. Я
чeмъ-то былъ недоволенъ.  Я чувствовалъ, что  долженъ еще что-то сдeлать. Но
что? что?
     Разработать планъ дeйствiй? Придумать, что дeлать дальше Харузеку?
     Нeтъ, не  то.  Харузекъ и  такъ будетъ слeдить за старьевщикомъ,  -- на
этотъ счетъ можно быть совершенно спокойнымъ. Я  содрогнулся, когда подумалъ
о ненависти, которую онъ питаетъ къ этому человeку.
     Что сдeлалъ ему Вассертрумъ?
     Странное  душевное  безпокойство  все  возрастало и  доводило  меня  до
отчаянiя. Меня звалъ къ себe  кто-то  незримый,  потустороннiй,  -- но  я не
понималъ его зова.
     Я казался себe  лошадью,  которую дрессируютъ: она  чувствуетъ, что  ее
дергаютъ за поводья и  не  знаетъ, чего  хотятъ  отъ  нея,  --  не понимаетъ
желанiй своего господина.
     Спуститься внизъ, къ Шмаe Гиллелю?
     Нeтъ. Все во мнe протестовало противъ этого. 109
     Видeнiе монаха въ соборe, въ лицe котораго, какъ бы въ  отвeтъ на  свою
нeмую мольбу о совeтe, я  различилъ  черты Харузека, -- это видeнiе показало
мнe   ясно,  что  я   не  долженъ  попросту  отгонять   отъ  себя   смутныя,
неопредeленныя  чувства.   За   послeднее  время  во  мнe  бродятъ  какiя-то
непонятныя силы, -- это фактъ, я слишкомъ отчетливо чувствую ихъ.
     Чувствовать буквы, а не только  читать ихъ въ книгe глазами, -- создать
въ  себe самомъ переводчика, который  истолковалъ бы, куда молча, безъ словъ
толкаетъ инстинктъ -- вотъ ключъ къ загадкe, какъ понимать языкъ своей души.
     "У нихъ глаза,  но  они  не  видятъ; у нихъ уши,  но  они не  слышатъ,"
припомнился мнe библейскiй текстъ.
     "Ключъ, ключъ, ключъ!" механически повторяли мои губы, въ то время какъ
въ умe проходили эти странныя мысли.
     "Ключъ,  ключъ -- --?" мой  взглядъ упалъ  на кривой кусокъ  проволоки,
которымъ  я незадолго до  того открылъ  желeзную  дверь,  -- и  меня  вдругъ
охватило чувство жгучаго любопытства -- куда ведетъ четыреугольная дверь  въ
полу ателье.
     Не  отдавая  себe  отчета, я  еще  разъ  вошелъ  въ  комнату Савiоли и,
ухватившись за желeзное кольцо, приподнялъ съ трудомъ дверь.
     Передо мной была темная пропасть.
     Но потомъ я различилъ въ ней узкiя  крутыя ступени, -- онe вели куда-то
внизъ, въ темноту.
     Я началъ спускаться.
     Вначалe я рукой нащупывалъ стeну. Ей  не было конца: то  какiя-то ниши,
покрытыя гнилью и  плeсенью, -- то повороты,  углы, закругленiя, 110  --  то
проходы направо,  налeво  и  прямо, --  кусокъ старой двери, перекрестки,  и
снова ступени, ступени все дальше и дальше.
     Повсюду удушливый, тяжелый запахъ глины и сырости.
     И нигдe ни признака свeта. --
     Почему я не захватилъ свeчи Гиллеля?
     Наконецъ-то, ровная, прямая дорога.
     По шуршанiю ногъ я понялъ, что иду по сухому песку.
     Навeрное, это одинъ  изъ  безчисленныхъ подземныхъ ходовъ, которые безъ
цeли и смысла проложены подъ гетто до самой рeки.
     Я нисколько не удивился:  подъ половиною города вьются съ незапамятныхъ
временъ  такiе  подземные ходы,  --  у жителей Праги было  всегда достаточно
основанiй избeгать дневного свeта.
     Я  шелъ  очень  долго, но по  полной  тишинe  наверху,  надо мной, могъ
заключить, что я  все еще въ еврейскомъ  кварталe,  жизнь въ которомъ  ночью
совсeмъ замираетъ. Если бы надо  мной были оживленныя  улицы или площади, я,
навeрное, услышалъ бы глухой шумъ колесъ.
     На мгновенiе меня  объялъ  страхъ: что,  если  я все  время  кружусь на
одномъ мeстe? Упаду, чего добраго, въ яму, сломаю себe ногу и не сумeю выйти
отсюда?
     Что  будетъ  тогда съ  ея  письмами у  меня въ  комнатe? Они  неминуемо
попадутъ въ руки Вассертрума.
     Но мысль о Шмаe Гиллелe, съ которымъ у меня связывалось представленiе о
спасителe и учителe, почему-то сразу меня успокоила. 111
     Однако, осторожности  ради, я пошелъ теперь  медленнeе и поднялъ  руку,
чтобы нечаянно не стукнуться лбомъ, если проходъ станетъ вдругъ ниже.
     Время отъ  времени, а  потомъ все  чаще  и  чаще  я  доставалъ рукой до
потолка. Въ концe концовъ  камни  опустились  такъ низко,  что мнe  пришлось
нагнуться для того, чтобъ пройти.
     Но неожиданно моя рука ощутила широкое пустое пространство.
     Я  остановился  и поднялъ  голову.  Мнe показалось,  будто  съ  потолка
падаетъ слабый, едва замeтный отблескъ свeта.
     Быть можетъ, здeсь кончается подземный ходъ изъ какого-нибудь погреба?
     Я вытянулся и обeими руками нащупалъ потолокъ: тамъ было четыреугольное
отверстiе.
     Мало-помалу  я   различилъ   въ  немъ  очертанiя  вдeланной   въ  стeну
горизонтальной   крестовины.   Мнe  удалось   ухватиться   за   перекладину,
подтянуться и влeзть наверхъ.
     Я очутился на крестовинe и старался орiентироваться.
     Если не обманываетъ меня осязанiе, сюда  выходятъ, должно быть, остатки
желeзной винтовой лeстницы.
     Я очень долго нащупывалъ, пока не отыскалъ, наконецъ, второй ступени  и
не взобрался на нее.
     Всего  навсего  было  восемь  ступеней.  Между  каждой  изъ  нихъ  былъ
промежутокъ въ добрый человeческiй ростъ.
     Какъ  странно: наверху лeстница упиралась въ своего рода горизонтальную
плиту. Сквозь 112 правильно расположенныя, пересeкавшiяся скважины проникалъ
слабый свeтъ, который я замeтилъ еще внизу, въ проходe.
     Я нагнулся какъ можно ниже, чтобы издали  получше увидeть  расположенiе
скважинъ, -- и къ своему изумленiю замeтилъ, что онe имeли форму правильнаго
шестиугольника, какой изображается всегда въ синагогe.
     Что же это такое?
     Наконецъ,  я  понялъ:  это дверь, и  сквозь  щели ея проникаетъ  свeтъ.
Деревянная подъемная дверь въ формe звeзды.
     Упершись плечами, я приподнялъ  ее  --  и очутился въ  комнатe, залитой
луннымъ свeтомъ.
     Комната  была  небольшая  и  совершенно пустая,  за  исключенiемъ  кучи
какого-то хлама въ углу, -- съ однимъ окномъ, задeланнымъ толстой рeшеткой.
     Кромe хода, черезъ который  я только что проникъ въ  комнату, въ ней не
было, повидимому,  ни дверей, ни отверстiй, -- по  крайней мeрe, я тщательно
обшарилъ всe стeны.
     Рeшетка  на   окнe  была  такая   частая,  что  голову  просунуть  было
невозможно.
     Я сообразилъ  только, что комната находится  приблизительно  на  уровнe
третьяго  этажа:  противоположные  дома  были  всe  двухэтажные  и  казались
значительно ниже.
     Противоположный   тротуаръ  былъ   виденъ   наполовину,  но   благодаря
ослeпительному  свeту  луны,  бившему мнe  прямо  въ  глаза,  тамъ  казалось
настолько темно, что различить что-либо было немыслимо. 113
     Что улица эта  находится  въ  еврейскомъ кварталe, -- я не  сомнeвался:
оконъ  въ домахъ или не было вовсе, или они были лишь намeчены кирпичами, --
а вeдь только въ гетто дома почему-то обращены другъ къ другу спиной.
     Тщетно старался я догадаться, въ какомъ странномъ зданiи я нахожусь.
     Быть можетъ,  это боковая  башенка греческой церкви? Или  же я попросту
очутился въ Старо-новой синагогe?
     Но, нeтъ, это совсeмъ не та мeстность.
     Я опять окинулъ взглядомъ всю комнату: въ ней не было ничего, что могло
бы мнe дать  хоть малeйшiй  намекъ. -- Стeны и потолокъ были  голые съ давно
облупившейся  штукатуркой;  на  нихъ  не  было ни гвоздей,  ни  слeдовъ,  по
которымъ я могъ бы судить, что здeсь хоть когда-нибудь жили люди.
     Полъ былъ покрытъ толстымъ слоемъ пыли, точно много, много лeтъ на него
не ступала нога человeка.
     Разсматривать  хламъ, лежавшiй въ углу,  мнe было  почему-то  противно.
Тамъ было темно, и я не могъ разобрать, изъ чего состоитъ этотъ хламъ.
     По внeшнему виду казалось, что тамъ тряпки, связанныя въ узелъ.
     А, можетъ быть, и нeсколько старыхъ черныхъ ручныхъ чемодановъ.
     Я  нащупалъ  ногой,  и  мнe удалось отодвинуть часть  вещей поближе  къ
полосe луннаго свeта, падавшей въ комнату черезъ окно.
     Я  увидeлъ  что-то  длинное,  вродe  широкаго темнаго шарфа. И на  немъ
блестящiй предметъ.
     Скорeй всего, металлическая пуговица. 114
     Наконецъ,   я  понялъ:   изъ   узла  вывалился   рукавъ  оригинальнаго,
старомоднаго покроя.
     А  подъ  нимъ  что-то  вродe  маленькой  бeлой  коробочки;  я  случайно
наступилъ на нее, -- она превратилась въ груду отдeльныхъ бумажекъ.
     Одна изъ нихъ очутилась въ полосe свeта.
     Картинка?
     Я наклонился:
     То, что я принялъ за маленькую бeлую коробочку, оказалось колодой картъ
для тарока.
     Я поднялъ ее.
     Какъ курьезно: колода картъ въ этомъ заколдованномъ мeстe!
     Почему-то я невольно улыбнулся. Но въ то же время мнe стало жутко.
     Я старался найти простое объясненiе, какимъ образомъ могли попасть сюда
карты, и  механическ