вную физiономiю. "Притворщица? Что это
значитъ?"
     "Что,  мнe  учить васъ  прикажете?"  отвeтилъ  онъ  по-прежнему  грубо.
"Подождите, вамъ придется еще присягать на судe. Понимаете?"  --  Онъ началъ
кричать:  "Передо мной вы не посмeете  отрицать, что  она прибeжала къ  вамъ
оттуда" -- онъ указалъ  рукой на ателье -- "въ  одномъ платкe. Больше на ней
ничего не было!" 184
     Отъ возмущенiя  я пересталъ собою владeть: схватилъ  негодяя за грудь и
съ силой тряхнулъ его.
     "Посмeйте только сказать еще одно слово, -- я вамъ переломаю всe ребра!
Поняли?"
     Блeдный, какъ полотно, онъ повалился на кресло и только пробормоталъ:
     "Въ чемъ дeло? Въ чемъ дeло? Что вы хотите? Вeдь я сказалъ только..."
     Стараясь успокоиться, я прошелся немного по комнатe и не слышалъ всего,
что онъ бормоталъ къ свое оправданiе.
     Потомъ  сeлъ прямо противъ него, съ твердымъ намeренiемъ разъ  навсегда
выяснить все, что касается Ангелины и если не  мирнымъ  путемъ,  то  хотя бы
силой заставить его раскрыть, наконецъ, карты.  Быть можетъ, мнe удастся при
этомъ обнаружить его слабыя стороны.
     Не обращая вниманiя на его возраженiя, я сразу же заявилъ, что  никакiя
вымогательства -- я рeзко подчеркнулъ это слово -- не приведутъ къ цeли: онъ
не  можетъ  привести никакихъ  доказательствъ  своему  обвиненiю, а я всегда
сумeю  уклониться  отъ дачи какихъ-либо показанiй, --  если вообще на минуту
хоть допустить, что отъ меня  ихъ  могутъ потребовать. Ангелина мнe слишкомъ
близка, чтобы я не спасъ ее въ трудную минуту, -- чего бы мнe это ни стоило,
-- хотя бы даже цeной лжесвидeтельства.
     Его   лицо  все  подергивалось   судорогами,  заячья  губа  возбужденно
поднималась  до самаго носа, -- онъ скрежеталъ  зубами и все  время старался
меня перебить: "Развe мнe что-нибудь  отъ нея надо?  Послушайте же!"  -- Онъ
весь  дрожалъ отъ волненiя, что я не давалъ ему говорить. -- "Мнe 185 нуженъ
только Савiоли, -- этотъ песъ растреклятый, -- этотъ -- --" вырвалось у него
неожиданно.
     Онъ задыхался. А я вдругъ замолчалъ. Наконецъ-то, я его поймалъ. Но онъ
овладeлъ ужъ собой и опять уставился на мой жилетъ.
     "Послушайте,  Пернатъ",  онъ   старался   поддeлаться   подъ   холодный
разсудительный тонъ  солиднаго коммерсанта,  -- "вы все  говорите  объ  этой
кана... объ этой дамe. Она замужемъ? --  превосходно! Она спуталась съ этимъ
-- -- съ  этимъ паршивымъ мальчишкой? -- опять хорошо.  Но  при чемъ же тутъ
я?!" Онъ махалъ  руками  передъ  моимъ  лицомъ, --  сложивъ при  этомъ  такъ
пальцы,  будто держалъ  въ  нихъ  щепотку  соли.  "Пусть она  сама  съ  нимъ
разсчитывается.  --  Послушайте -- мы оба съ вами  не маленькiе. И прекрасно
все понимаемъ. Мнe надо только вернуть свои деньги. Вамъ ясно теперь?"
     Я удивленно прислушался:
     "Какiя деньги? Развe докторъ Савiоли вамъ что-нибудь долженъ?"
     Вассертрумъ уклонился отъ прямого отвeта:
     "У меня съ нимъ свои счеты. Не все ли равно?"
     "Вы его хотите убить!" закричалъ я.
     Онъ вскочилъ съ мeста. Зашатался.
     "Да, да.  Убить! Бросьте эту  комедiю!"  Я  указалъ  ему на  дверь.  "И
убирайтесь отсюда!" Онъ  медленно  взялъ шляпу, надeлъ  ее и  повернулся  къ
двери.  Потомъ вдругъ  снова остановился и сказалъ  съ такимъ спокойствiемъ,
что я положительно изумился:
     "Какъ хотите. Я думалъ васъ пощадить. Не хотите, не надо. Миндальничать
я не люблю. 186 Вамъ  слeдовало бы быть поумнeе: вeдь и  вамъ  сталъ Савiоли
поперекъ дороги. А -- теперь -- я -- всeмъ -- вамъ -- троимъ --" онъ сдeлалъ
характерный жестъ вокругъ шеи -- "надeну веревочку".
     На его лицe отразилась такая дьявольская жестокость, онъ былъ настолько
увeренъ  въ  своемъ превосходствe, что  у  меня  невольно  застыла  кровь въ
жилахъ. У него въ рукахъ, должно  быть, оружiе, о которомъ ни я, ни Харузекъ
и не  догадываемся. Я почувствовалъ, какъ почва ускользаетъ у меня  изъ-подъ
ногъ.
     "Напильникъ!   Напильникъ!"  прошепталъ  мнe   внутреннiй   голосъ.   Я
соразмeрилъ мысленно разстоянiе:  до стола одинъ  шагъ -- до Вассертрума два
шага -- -- я  готовъ былъ ужъ броситься -- -- какъ вдругъ  въ дверяхъ  точно
изъ-подъ земли выросъ Гиллель.
     Комната  поплыла у меня передъ глазами. Я  видeлъ  только -- словно  въ
туманe -- что Гиллель остановился на порогe, а Вассертрумъ медленно, шагъ за
шагомъ сталъ отходить къ стeнe.
     Потомъ я услыхалъ голосъ Гиллеля:
     "Вы знаете,  Ааронъ,  старое правило: всe  евреи  поручители  одинъ  за
другого.  Такъ,  не лучше  ли  --  --"  Онъ  добавилъ  еще  нeсколько  словъ
по-еврейски, которыхъ я не понялъ.
     "Зачeмъ  вы  подслушиваете  у  дверей?" дрожащимъ голосомъ пробормоталъ
Вассертрумъ.
     "Подслушивалъ  я или  нeтъ  -- дeло  не ваше!" --  -- Гиллель закончилъ
опять еврейской фразой,  въ которой прозвучала угроза.  Я боялся, что  между
ними вспыхнетъ ссора, но Вассертрумъ не  187 отвeтилъ ни слова, задумался на
мгновенiе и съ рeшительнымъ видомъ вышелъ изъ комнаты.
     Съ любопытствомъ взглянулъ  я  на Гиллеля. Но  онъ  сдeлалъ мнe  знакъ,
чтобъ я молчалъ. Онъ,  повидимому,  ждалъ  чего-то,  потому  что  напряженно
прислушивался.  Я  хотeлъ  было  запереть  дверь,  но  онъ  остановилъ  меня
нетерпeливымъ движенiемъ руки.
     Такъ прошло минуты двe,  --  неожиданно на лeстницe  послышались  снова
тяжелые шаги Вассертрума.
     Не говоря ни слова, Гиллель вышелъ и уступилъ ему мeсто.
     Вассертрумъ  подождалъ,   пока  онъ  сойдетъ  съ  лeстницы,  и   потомъ
недовольно буркнулъ:
     "Отдайте часы".
     -- -- -- -- -- --
     188

--------
ЖЕНЩИНА.

     Гдe же Харузекъ? Прошли уже почти сутки, а онъ все не показывался.
     Неужели онъ  забылъ о  сигналe,  о которомъ мы съ нимъ условились? Или,
можетъ быть, просто его не замeтилъ?
     Я подошелъ къ  окну и  направилъ такъ зеркало, что отраженный солнечный
лучъ упалъ прямо на рeшетчатое окошко его подвала.
     Вчерашнее вмeшательство Гиллеля  въ  достаточной мeрe  меня  успокоило.
Онъ, навeрное, предупредилъ бы меня, если бы мнe угрожала опасность.
     Да и кромe того,  Вассертрумъ, повидимому, ничего не предпринялъ: прямо
отъ  меня  онъ вернулся опять  къ себe въ лавку, -- я взглянулъ въ окно: ну,
да, конечно, вотъ онъ опять стоитъ передъ своимъ хламомъ, какъ стоялъ тамъ и
утромъ.
     Какъ мучительно это вeчное ожиданiе!
     У меня кружилась голова отъ мягкаго весенняго воздуха, проникавшаго изъ
открытаго окна въ сосeдней комнатe.
     Какъ весело капаетъ съ крышъ! И какъ блестятъ  на солнцe эти  тоненькiя
струйки воды!
     Меня тянуло на улицу. Я нетерпeливо  ходилъ взадъ и впередъ по комнатe.
Садился въ кресло.
     И снова вставалъ.
     Въ груди  у меня зародилось чувство неясной влюбленности и не оставляло
меня. 189
     Всю ночь я промучился. То ко мнe довeрчиво прижималась Ангелина,  -- то
вдругъ я, повидимому, совершенно спокойно разговаривалъ съ Мирiамъ, -- но не
успeлъ  еще  разсeяться  этотъ  образъ,  какъ  снова  появилась  Ангелина  и
поцeловала меня; я вдыхалъ  ароматъ  ея волосъ, --  ея  мягкiй  соболiй мeхъ
щекоталъ  мнe шею, спадалъ съ ея  обнаженныхъ  плечъ,  --  она  превращалась
вдругъ въ Розину и начинала танцовать -- съ  пьяными,  полузакрытыми глазами
-- въ одномъ фракe, одeтомъ на голое  тeло -- -- --  и  все  это въ полуснe,
совершенно  походившемъ  на   бодрствованiе.   На   сладостное,  изнуряющее,
дремотное бодрствованiе.
     А подъ утро  у  моего  изголовья стоялъ мой двойникъ, призрачный Габалъ
Гарминъ, "дыханiе костей", о которомъ разсказывалъ Гиллель, -- и я видeлъ по
его глазамъ: онъ весь въ  моей власти, онъ отвeтитъ на  всe вопросы, какiе я
задамъ ему о земныхъ и потустороннихъ вещахъ, -- онъ только ждетъ ихъ. -- Но
жажда  проникнуть въ вeчныя  тайны не  вынесла жара  моей воспаленной крови,
изсякла  на безплодной  нивe моего разума. -- Я отогналъ отъ  себя призракъ,
приказалъ ему  превратиться  въ  образъ Ангелины,  --  онъ  скорчился, сталъ
буквою "алефъ", опять  сталъ  расти  и  предсталъ  передо  мной  исполинскою
женщиной,  обнаженной,  какой  я ее  видeлъ  когда-то  въ  книгe  Иббуръ, съ
пульсомъ, подобнымъ землетрясенiю,  --  наклонился  надо  мной,  и  на  меня
пахнуло опьяняющимъ благоуханiемъ разгоряченнаго тeла.
     -- -- -- -- -- --
     Неужели Харузекъ совсeмъ не придетъ? На церквахъ запeли колокола. 190
     Еще четверть часа  я подожду,  а потомъ уйду изъ дому, буду  бродить по
оживленнымъ улицамъ, полнымъ людьми въ праздничныхъ платьяхъ, -- смeшаюсь съ
веселой  толпой  въ  богатой   части  города,  увижу  красивыхъ  женщинъ  съ
прелестными лицами, съ изящными руками и ногами.
     Я  встрeчу  тамъ,   можетъ   быть,  случайно  Харузека,   --   сталъ  я
оправдываться самъ  передъ собой.  И  чтобы скорeй убить  время, досталъ  съ
книжной полки старинную колоду картъ для тарока. -- -- --
     Быть можетъ, я найду въ картинкахъ что-нибудь подходящее для камеи?
     Я сталъ искать "пагадъ".
     Но его не было. Куда же онъ дeвался?
     Я сталъ  опять  перебирать  карты  и  задумался  надъ  ихъ  загадочнымъ
смысломъ. Въ особенности вотъ -- "повeшенный" -- что можетъ онъ означать?
     Между  небомъ и  землей  на  веревкe  виситъ  человeкъ, --  голова  его
закинута назадъ, руки связаны  за спиной, -- правая голень закинута за лeвую
ногу, -- точно крестъ надъ опрокинутымъ треугольникомъ.
     Загадочный символъ.
     Но вотъ, наконецъ-то! Навeрное, Харузекъ.
     Или еще кто-нибудь?
     Прiятный сюрпризъ: это Мирiамъ.
     -- -- -- -- -- --
     "Знаете,  Мирiамъ, я только  что хотeлъ зайти къ вамъ и предложить вамъ
немного прокатиться". -- Я сказалъ, конечно, неправду, но не смутился. "Вeдь
вы не откажетесь? У меня  сегодня такъ хорошо на  душe, -- и вы,  Мирiамъ --
именно вы должны увeнчать мою радость". 191
     "--  -- прокатиться?"  повторила  она  съ  такимъ  изумленiемъ,  что  я
невольно громко разсмeялся.
     "Развe мое предложенiе такъ необыкновенно?"
     "Нeтъ, нeтъ, но --" она не могла подыскать словъ, "мнe какъ-то странно.
Прокатиться!"
     "Ничего  въ  этомъ  страннаго  нeтъ.  Подумайте только -- сотни  тысячъ
людей, въ сущности, только это и дeлаютъ".
     "Да, -- другiе!" согласилась она, все еще въ полномъ недоумeнiи.
     Я взялъ ее за руки:
     "Мнe хотeлось бы, Мирiамъ, чтобы радости,  выпадающiя  на долю другихъ,
доставались въ безконечно большей степени вамъ".
     Она вдругъ поблeднeла,  какъ полотно,  и по ея неподвижному, застывшему
взгляду я понялъ, о чемъ она думаетъ.
     Мнe это придало бодрости:
     "Вы не должны вeчно  думать", началъ я ее уговаривать, -- "объ этомъ --
-- о чудe. Мирiамъ, обeщайте же мнe, -- ну, хотя бы ради нашей дружбы".
     Она почувствовала въ  моихъ словахъ  тайный страхъ и посмотрeла на меня
удивленно.
     "Если  бы  это  на  васъ  не  такъ дeйствовало, я  бы  за  васъ  только
радовался, но такъ? -- -- Знаете, Мирiамъ, я за васъ очень волнуюсь -- -- за
ваше -- за ваше -- ну, какъ бы мнe выразиться -- за ваше душевное состоянiе!
Не понимайте моихъ словъ буквально, но --  -- мнe бы хотeлось,  чтобы  этого
чуда не было вовсе".
     Я  ждалъ,  что  она начнетъ  со  мной  спорить, но  она  была настолько
погружена въ свои мысли, что только кивнула мнe головой. 192
     "Чудо снeдаетъ вамъ душу. Развe я не правъ, Мирiамъ?"
     Она очнулась:
     "Мнe самой иногда хочется, чтобъ его не было".
     Для меня блеснулъ лучъ надежды.
     "Но когда я  подумаю",  -- она говорила медленно и какъ бы въ  забытьи,
"что наступитъ когда-нибудь время, когда я должна буду жить безъ чуда -- --"
     "Вы же можете въ  одинъ прекрасный день стать богатой и  тогда вамъ уже
больше  не  нужно" -- неосторожно  прервалъ я ее, но сейчасъ  же  замолчалъ,
замeтивъ на ея лицe возмущенiе, -- "я хочу сказать: можетъ же быть такъ, что
вы  когда-нибудь  избавитесь отъ всeхъ  вашихъ  заботъ, -- и  чудеса примутъ
тогда духовный характеръ, -- превратятся во внутреннiя переживанiя".
     Она покачала головой  и отвeтила  сухо:  "внутреннiя переживанiя  -- не
чудеса. Мнe вообще странно,  что  есть  люди,  у  которыхъ  ихъ  нeтъ. -- Съ
ранняго дeтства,  каждый день,  каждую ночь у  меня бываютъ  --" (она вдругъ
оборвала фразу, и я понялъ, что  ей знакомо еще нeчто другое,  о чемъ она не
говорила со  мной никогда,  --  быть  можетъ,  выявленiе  незримыхъ событiй,
подобное тому, что  испытывалъ я) -- "но  не  въ этомъ  дeло.  Если бы  даже
появился вдругъ кто-нибудь и сталъ прикосновенiемъ руки исцeлять  немощныхъ,
-- я все равно не назвала бы этого чудомъ. Только когда безжизненная матерiя
--  земля --  одухотворится и всe  законы природы  нарушатся,  только  тогда
совершится  то,  о  чемъ  я  мечтаю съ тeхъ поръ, какъ  себя помню. Какъ-то,
однажды  отецъ  мнe сказалъ:  есть двe  стороны каббалы --  193 магическая и
абстрактная, которыя согласовать  между собой невозможно. Магическая сторона
еще  можетъ обусловить  абстрактную, -- но наоборотъ  -- никогда. Магическая
сторона -- это  даръ, -- абстрактной  же  можно достичь,  хотя бы при помощи
руководителя". -- Она  вернулась  опять къ своему: "я жажду именно дара. То,
чего  я сама способна  достичь, для меня безразлично и не имeетъ ни малeйшей
цeны. Но стоитъ, повторяю, мнe  подумать,  что можетъ наступить время, когда
мнe придется жить безъ  чудесъ", --  я  замeтилъ, какъ  судорожно сжались ея
пальцы и меня охватила  боль и раскаянiе, -- "мнe  кажется, я готова умереть
при одной мысли объ этой возможности".
     "Можетъ быть, по этой причинe вамъ и хотeлось бы, чтобы чудо никогда не
свершалось?" спросилъ я.
     "Отчасти.  Но  есть  и  другая причина.  Я  -- я  --" она на  мгновенiе
задумалась  -- "я еще  не созрeла достаточно, чтобы въ  такой формe пережить
чудо. Да, именно такъ. Какъ бы объяснить это вамъ? Ну, вотъ представьте себe
для  примeра, что уже много лeтъ  я каждую ночь вижу одинъ и тотъ же сонъ съ
новымъ и новымъ его продолженiемъ. Въ этомъ снe  меня  просвeщаетъ  нeкто --
ну, скажемъ  хотя  бы, существо  съ того  свeта:  рисуя мнe мой  собственный
образъ  и его постепенныя измeненiя, это существо мнe показываетъ, насколько
далека я отъ магической зрeлости  и отъ способности  пережить  чудо; оно  же
даетъ  мнe  отвeты на всe вопросы, которые днемъ заботятъ меня, --  и отвeты
эти я могу когда  угодно провeрить.  Вы  поймете  меня:  такое  существо 194
замeняетъ человeку величайшее  счастье, доступное на  землe;  оно  -- мостъ,
соединяющiй меня съ другимъ  мiромъ, -- лeстница Iакова, по  которой  я могу
подняться къ свeту надъ мракомъ повседневности, оно  --  мой  руководитель и
другъ.  -- Я вeрю въ то, что, уповая на "него", никогда не солгавшаго мнe, я
не заблужусь на темныхъ тропахъ, по которымъ стремится  моя душа, и не впаду
въ безумiе  и  вeчный  мракъ.  --  Но вотъ вдругъ,  вопреки всему,  что  онъ
говорилъ мнe,  я вижу передъ собой чудо! Кому же мнe вeрить? Неужели же все,
чeмъ я  была преисполнена долгiе  годы,  одинъ лишь обманъ?  Если бы во  мнe
зародились сомнeнiя, я ринулась бы внизъ головой въ бездонную пропасть. -- И
все-таки чудо свершилось! Я была бы безумно счастлива, если бы -- --"
     "Если бы что -- --?" прервалъ я ее, затаивъ  дыханiе.  Можетъ быть, она
сама произнесетъ это слово, и я получу возможность во всемъ ей сознаться?
     "-- -- если бы я узнала, что я ошиблась, -- что это было вовсе не чудо!
Но въ то же время я такъ  же твердо увeрена, какъ въ томъ, что я сижу здeсь,
что я бы погибла"; (у меня замерло сердце) -- "неужели же -- снова упасть съ
неба на землю? Развe человeкъ способенъ пережить это?"
     "Попросите же помощи у отца", замeтилъ я, содрогаясь отъ страха.
     "У отца? Помощи?" -- она посмотрeла на  меня съ  недоумeнiемъ. -- "Разъ
для  меня  существуютъ всего  два  пути,  какъ  можетъ онъ найти третiй?  --
Знаете,  что было  бы единственнымъ спасенiемъ для  меня? Если  бы  со  мной
случилось то же, 195 что  съ  вами.  Если бы я вдругъ забыла все, что лежитъ
позади -- всю свою жизнь до этой  минуты. -- Какъ странно: то, что для  васъ
величайшее горе, для меня было бы величайшимъ счастьемъ!"
     Мы долго молчали. Потомъ вдругъ она взяла меня за руку и улыбнулась.
     "Я не хочу,  чтобы  вы грустили изъ-за  меня", -- (она утeшала меня, --
она  меня!), "только что вы были такой счастливый,  такъ радовались веснe, а
сейчасъ  вы -- воплощенная  скорбь.  Мнe  вообще  не слeдовало  вамъ  ничего
говорить. Забудьте обо  всемъ этомъ,  --  будьте  такимъ  же  веселымъ, какъ
раньше! -- Я вeдь такъ рада -- --"
     "Вы? Рады? Мирiамъ?" съ горечью перебилъ я ее.
     Она  убeжденно отвeтила:  "Да! Рада!  Когда  я  къ вамъ шла,  мнe  было
почему-то такъ страшно, -- сама не знаю, почему: я  не  могла отдeлаться отъ
чувства,  что вамъ грозитъ большая  опасность", -- я напряженно прислушался,
--  "но  вмeсто того, чтобы радоваться, что  вы здоровы  и  веселы,  я  васъ
разстроила и -- --"
     Я  заставилъ  себя  улыбнуться:  "вы  можете  это  исправить:  поeдемте
погулять". (Я старался  говорить какъ можно болeе беззаботно.)  "Мнe хочется
хоть  разъ  попробовать разсeять ваши  мрачныя мысли.  Что  ни  говорите,  а
все-таки вы далеко еще не египетскiй  чародeй,  а  покамeстъ  всего  навсего
молоденькая дeвушка,  -- смотрите, какъ бы весеннiй вeтеръ  не  подшутилъ  и
надъ вами".
     Она вдругъ совсeмъ развеселилась:
     "Что съ вами сегодня, господинъ  Пернатъ? Такимъ я  васъ еще никогда не
видала. -- Кстати, 196 весеннiй вeтеръ: у насъ, у  евреевъ,  этимъ "вeтромъ"
управляютъ  родители.   Мы  должны  только  повиноваться.  И   дeйствительно
повинуемся. Это  у  насъ въ крови.  Хотя  у меня  лично  нeтъ", добавила она
серьезно,  "моя  мать   наотрeзъ  отказалась,  когда  ее  хотeли  выдать  за
безобразнаго Аарона Вассертрума".
     "Что? Вашу  мать? За старьевщика Вассертрума?" Мирiамъ кивнула головой.
"Изъ  этого  ничего, слава  Богу,  не вышло.  Но  для  несчастнаго  это было
смертельнымъ ударомъ".
     "По вашему, для несчастнаго? Да вeдь онъ же преступникъ!" вскричалъ я.
     Она задумчиво покачала  головой. "Конечно, преступникъ.  Но быть въ его
шкурe и не стать преступникомъ, могъ бы только пророкъ".
     Я съ любопытствомъ спросилъ:
     "Вы  хорошо  его   знаете?  Меня  это  очень  интересуетъ.  По  особымъ
соображенiямъ -- --"
     "Если бы вы побывали  въ  его  лавкe, господинъ Пернатъ, вы сейчасъ  же
узнали бы, что  онъ собой представляетъ. Я такъ говорю, потому что ребенкомъ
бывала  тамъ  часто. -- Почему вы  на меня  смотрите  съ такимъ удивленiемъ?
Развe это такъ странно? -- Ко мнe онъ относился всегда хорошо и по-дружески.
Разъ какъ-то даже, я помню,  онъ  подарилъ мнe большой блестящiй камень,  --
онъ мнe особенно  понравился  у  него въ лавкe.  Но  мать  сказала, что  это
бриллiантъ, и мнe пришлось, конечно, сейчасъ же отнести его обратно.
     Сначала онъ долго не хотeлъ его брать, а потомъ вдругъ вырвалъ изъ рукъ
и съ  яростью  закинулъ въ уголъ. Но я замeтила,  что  на 197 глазахъ у него
выступили слезы. Я уже знала тогда немного по-древне-еврейски и поняла,  что
онъ пробормоталъ про себя: "Проклятье на всемъ, къ чему я ни прикасаюсь". --
--  Я въ послeднiй  разъ была  тогда  у него. Съ  тeхъ поръ онъ меня никогда
больше не приглашалъ. Я  знаю,  почему: если бы я не старалась  его утeшить,
все пошло  бы  по-старому, -- но мнe стало вдругъ безконечно жаль его, я ему
это сказала, -- и онъ ужъ не хотeлъ меня больше  видeть. --  Вы не понимаете
этого, господинъ Пернатъ?  Вeдь  это  такъ просто: онъ не совсeмъ нормаленъ,
онъ страшно подозрителенъ,  -- въ немъ  сейчасъ  же  пробуждается недовeрiе,
какъ только кто-нибудь хочетъ подойти къ нему ближе. Онъ считаетъ себя болeе
уродливымъ,  чeмъ онъ  есть  на  самомъ  дeлe,  -- если  это  только  вообще
возможно. Этимъ объясняется и весь его  характеръ, и всe поступки. Говорятъ,
жена любила его, -- быть  можетъ, скорeе  жалeла, чeмъ любила, но какъ бы то
ни было, а это всe знали. И