лу необъяснимая, глубокая любовь къ Мирiамъ, -- я не
понималъ, какимъ образомъ могъ я такъ часто сидeть у нея, говорить съ  ней и
не чувствовать этого.
     Жгучее  желанiе, чтобы и она думала обо мнe съ тeмъ же чувствомъ, часто
превращалось въ эти  минуты  въ твердую  увeренность: заслышавъ въ корридорe
шаги, я испытывалъ почти  страхъ, что меня  могутъ  выпустить на свободу,  и
грезы мои разсыпятся въ прахъ отъ грубой дeйствительности внeшняго мiра.
     Мой слухъ настолько обострился за долгое время тюрьмы, что я улавливалъ
малeйшiй шорохъ.
     Каждый вечеръ я  слышалъ вдали стукъ экипажа и ломалъ себe голову,  кто
можетъ въ немъ eхать.
     Было что-то странное въ мысли, что есть еще люди, которые могутъ дeлать
все, что имъ хочется, -- могутъ свободно  передвигаться, куда имъ угодно, не
испытывая при этомъ чувства неописуемой радости. 257
     Что  и меня когда-нибудь ждетъ это счастье, что и я  сумeю когда-нибудь
свободно ходить по улицамъ,  залитымъ солнцемъ,  -- этого  я  никакъ не могъ
себe представить.
     День,  когда я  держалъ  въ  своихъ  объятiяхъ  Ангелину,  казался  мнe
невeроятно  далекимъ,  -- я  думалъ  о  немъ съ  той  легкой грустью,  какая
охватываетъ человeка, когда онъ раскрываетъ книгу  и находитъ въ ней увядшiе
цвeты, которые носила когда-то возлюбленная его юныхъ дней.
     Сидятъ ли все еще  каждый вечеръ Цвакъ съ  Фрисландеромъ и Прокопомъ въ
"Бездeльникe", -- смущаютъ ли они все еще добродeтельную дeву Евлалiю?
     Нeтъ, сейчасъ уже май: --  въ  это  время Цвакъ отправляется со  своимъ
театромъ марiонетокъ  въ глухую провинцiю и на лужайкахъ разыгрываетъ "Синюю
Бороду".
     -- -- -- -- -- --
     Я былъ одинъ въ  камерe, -- поджигателя  Фоссатку,  единственнаго моего
сожителя  за  эту   недeлю,  увели  часа  два  тому  назадъ  на  допросъ  къ
слeдователю.
     Какъ невeроятно долго его сегодня допрашиваютъ.
     Но вотъ. Желeзный засовъ загремeлъ у двери.  Сiяя отъ радости, Фоссатка
ворвался въ камеру, кинулъ  на койку  узелокъ  съ  платьемъ и  началъ быстро
переодeваться, съ проклятiемъ скидывая съ себя арестантскiй халатъ.
     "Не удалось имъ меня уличить. -- Поджогъ!  --  Какъ бы не такъ! Чернаго
Фоссатку  не такъ-то легко поймать. --  Я имъ сказалъ, что все это вeтеръ. И
крeпко стоялъ на своемъ. Пусть они 258 ловятъ теперь -- -- этотъ вeтеръ. Ну,
а пока честь имeю. Увидимся еще. У Лойзичека".
     Онъ  поднялъ  руки и началъ отплясывать. "Мой май  -- -- веселый мeсяцъ
май".  -- Онъ  нахлобучилъ  на  голову жесткую  шляпу съ  маленькимъ  синимъ
перомъ. -- "Да, графъ, вамъ будетъ  интересно  узнать. Вашъ  прiятель  Лойза
сбeжалъ! -- Я сейчасъ какъ разъ объ этомъ узналъ. Еще  въ прошломъ мeсяцe --
ужъ и слeдъ простылъ -- поминай, какъ звали".
     "Напильникъ", подумалъ я и улыбнулся.
     "Постарайтесь  и  вы, графъ,  поскорeе выйти  на  волю", -- поджигатель
по-товарищески протянулъ  мнe  руку. "Если вамъ когда  нужны  будутъ деньги,
спросите у Лойзичека про чернаго Фоссатку. Каждая дeвочка тамъ  меня знаетъ.
Ну-съ. Честь имeю, графъ. Очень прiятно было познакомиться".
     Онъ стоялъ  еще  на  порогe,  когда надзиратель  ввелъ въ камеру новаго
заключеннаго.
     Я съ  перваго взгляда  узналъ въ немъ оборванца  въ солдатской фуражкe,
который  стоялъ однажды, пережидая дождь, рядомъ со мной подъ  воротами дома
на Ганпасгассе. Какой прiятный  сюрпризъ! Можетъ быть, ему извeстно случайно
что-нибудь про Цвака, про Гиллеля и про всeхъ остальныхъ?
     Я сталъ его было разспрашивать, но, къ великому моему удивленiю, онъ съ
таинственнымъ видомъ приложилъ палецъ ко рту  и  подалъ мнe  знакъ,  чтобы я
замолчалъ.
     Оживился онъ лишь, когда привратникъ заперъ снаружи  дверь и  шаги  его
замерли въ корридорe.
     У меня отъ волненiя забилось сердце. 259
     Что это значитъ?
     Развe онъ меня знаетъ? И вообще что ему нужно?
     Онъ первымъ дeломъ усeлся и снялъ лeвый сапогъ.
     Потомъ вытащилъ зубами  затычку изъ каблука, вынулъ изъ образовавшагося
отверстiя кусочекъ согнутаго желeза, оторвалъ слегка прикрeпленную подошву и
съ гордымъ видомъ подалъ мнe то и другое.
     Все это онъ  продeлалъ  съ быстротой  молнiи,  не обращая ни  малeйшаго
вниманiя на мои взволнованные разспросы.
     "Вотъ вамъ. И еще поклонъ отъ господина Харузека".
     Я былъ такъ ошеломленъ, что не могъ произнести ни слова.
     "Этимъ  желeзомъ  вскройте ночью подошву.  Или вообще,  когда никто  не
увидитъ. Она пустая  внутри", -- объяснилъ мнe съ важнымъ видомъ оборванецъ,
-- "тамъ вамъ письмецо отъ господина Харузека".
     Я былъ въ  такомъ восторгe, что бросился ему на  шею;  изъ глазъ у меня
брызнули слезы.
     Онъ мягко отстранился и сказалъ наставительнымъ тономъ:
     "Возьмите  себя  въ  руки,  господинъ  Пернатъ.  Намъ  нельзя терять ни
минуты. Вeдь, чего добраго, они сейчасъ же замeтятъ, что я не въ той камерe.
Мы съ Францлемъ обмeнялись у привратника номерами".
     Я  скорчилъ,  должно  быть, очень  глупую  физiономiю,  потому  что онъ
тотчасъ же добавилъ:
     "Если вы  и  этого не понимаете,  Богъ съ вами.  Словомъ, я тутъ  --  и
баста!" 260
     "Скажите же", перебилъ я  его, "скажите же,  господинъ -- господинъ  --
--"
     "Венцель", -- помогъ мнe оборванецъ, "меня зовутъ Венцель".
     "Скажите же, Венцель, что  съ архиварiусомъ  Гиллелемъ и какъ поживаетъ
его дочь?"
     "Некогда  мнe разговаривать", нетерпeливо прервалъ  меня Венцель. "Меня
могутъ вeдь  каждую  минуту выставить. -- Ну-съ, такъ вотъ:  я попалъ  сюда,
потому что нарочно сознался въ ограбленiи -- --"
     "Неужели же спецiально ради меня, чтобъ  попасть  ко мнe, вы  совершили
ограбленiе, Венцель?" спросилъ я взволнованно.
     Оборванецъ презрительно покачалъ головой:
     "Если  бы я  дeйствительно  совершилъ  ограбленiе,  не сталъ  же  бы  я
сознаваться. Что я дуракъ, что-ли?"
     Мало-помалу  я  понялъ:  --  добрый  парень  пошелъ на хитрость,  чтобы
доставить мнe въ тюрьму письмо отъ Харузека.
     "Ну-съ! Такъ прежде  всего" -- онъ принялъ опять важный видъ -- "я васъ
долженъ научить эпилепсiи".
     "Чему?"
     "Эпилепсiи! Смотрите хорошенько и примeчайте. Вотъ: сперва надо набрать
слюны";  -- онъ  надулъ щеки и сталъ ими двигать, какъ будто полоща ротъ, --
"потомъ, чтобы появилась пeна у рта, вотъ такъ": -- онъ продeлалъ и  это  --
естественно, до тошноты. -- "Потомъ надо вывернуть пальцы, потомъ вытаращить
глаза" -- онъ  скосилъ зрачки --  "а  затeмъ  уже -- это немного  труднeе --
нужно какъ слeдуетъ закричать. 261  Ну,  вотъ такъ: бе--бе--бе  и сейчасъ же
упасть". -- Онъ  съ грохотомъ растянулся на полу, -- быстро вскочилъ опять и
добавилъ:
     "Это и есть настоящая эпилепсiя, какъ насъ училъ въ "батальонe" докторъ
Гульбертъ -- царство ему небесное".
     "Да, да, очень похоже", согласился я, "но къ чему все это?"
     "Чтобы  скорeе  выбраться  изъ камеры!"  объяснилъ  мнe Венцель.  "Вeдь
докторъ Розенблатъ набитый дуракъ!  Человeкъ ужъ безъ головы, а онъ твердитъ
все  свое,  да свое: здоровъ и  здоровъ. Онъ  признаетъ одну  эпилепсiю. Кто
умeетъ какъ  слeдуетъ,  тому нетрудно попасть  въ  больницу. -- --  А оттуда
убeжать  ничего  не  стоитъ!  "--  онъ  заговорилъ таинственнымъ  тономъ  --
"рeшетка въ больничной камерe  перепилена и  только  сверху слегка заклеена.
Это тоже  наша батальонная тайна! -- Вы тогда по ночамъ хорошенько смотрите,
-- какъ  только  замeтите  передъ  окномъ петлю  веревки,  такъ  сейчасъ  же
потихоньку  выньте рeшетку, чтобъ никто не проснулся,  надeньте  петлю  подъ
мышки, -- а мы ужъ васъ втянемъ на крышу, а оттуда прямо на улицу. Поняли?"
     "Зачeмъ же  мнe бeжать изъ тюрьмы?" вставилъ я  робко. "Вeдь я же ни въ
чемъ не виновенъ".
     "Виновенъ ли, не виновенъ, а бeжать все-таки нужно", отвeтилъ Венцель и
вытаращилъ отъ изумленiя глаза.
     Мнe пришлось пустить  въ ходъ все свое  краснорeчiе, чтобы опровергнуть
его смeлый планъ, принятый, по его словамъ, по рeшенiю "батальона". 262
     Онъ никакъ не могъ понять, какъ это я  отказываюсь отъ "милости Божьей"
и хочу лучше выждать, пока меня попросту выпустятъ изъ тюрьмы.
     "Во  всякомъ случаe  я  отъ  всей  души  благодаренъ  и вамъ  и  вашимъ
товарищамъ", сказалъ я растроганно и пожалъ  ему руку. "Какъ только  минуютъ
для меня тяжелыя времена, я первымъ же дeломъ отблагодарю васъ".
     "Не  за  что",  дружески отклонилъ  мою  благодарность  Венцель.  "Если
поставите намъ пару  пива, скажемъ  спасибо,  а больше ничего намъ не нужно.
Панъ  Харузекъ   --  сейчасъ  казначей   у  насъ  въ  батальонe.  Онъ   намъ
разсказывалъ,  что вы тайный  благодeтель. Что  ему передать, когда я черезъ
пару деньковъ выйду отсюда?"
     Я обрадовался: "Пожалуйста, попросите его сходить къ Гиллелю и передать
ему, что я очень безпокоюсь о здоровьи его дочери,  Мирiамъ. Пусть господинъ
Гиллель получше за ней смотритъ. Вы запомните фамилiю? Гиллель?"
     "Гиррель?"
     "Нeтъ, Гиллель".
     "Гиллеръ?"
     "Да, нeтъ же: Гилл--ель".
     Венцель чуть не сломалъ себe языкъ, стараясь произнести эту трудную для
чеха фамилiю, но въ концe концовъ, скорчивъ гримасу, все же осилилъ.
     "И еще одно: пусть господинъ Харузекъ -- я его очень объ этомъ прошу --
пусть онъ, насколько можетъ, позаботится о "важной дамe" -- онъ ужъ пойметъ,
о комъ я.говорю".
     "Вы говорите, должно быть, о барынe, у которой была интрижка съ нeмцемъ
-- какъ его? 263 --  съ докторомъ Саполи? --  Ну, такъ  она уже развелась  и
уeхала и съ Саполи и съ ребенкомъ".
     "Вы навeрное знаете?"
     Я  чувствовалъ,  что мой голосъ  дрожитъ.  Какъ  ни  обрадовался  я  за
Ангелину, -- все-таки у меня сжалось болeзненно сердце.
     Сколько  заботъ  я пережилъ изъ-за  нея, а  теперь  --  --  теперь  она
попросту меня забыла.
     Быть можетъ, она повeрила, что я дeйствительно убилъ Цотмана?
     Меня охватило чувство горькой обиды.
     Съ  чуткостью,  характерной  для всeхъ бывшихъ  людей по  отношенiю  ко
всему,  что касается  любви,  оборванецъ  понялъ, повидимому, мое состоянiе,
отвернулся и ничего не отвeтилъ.
     "Можетъ быть, вамъ  извeстно,  какъ поживаетъ  дочь  господина Гиллеля,
Мирiамъ? Вы ее знаете?" спросилъ я взволнованно.
     "Мирiамъ? Мирiамъ?" -- Венцель задумался и наморщилъ лобъ. -- "Мирiамъ?
-- Она бываетъ по ночамъ у Лойзичека?"
     Я улыбнулся невольно. "Нeтъ. Нeтъ".
     "Значитъ, такой не знаю", сухо отвeтилъ Венцель.
     Мы помолчали немного.
     Можетъ быть, о ней есть что-нибудь въ письмe, надeялся я.
     "Что Вассертрумъ  отправился на тотъ свeтъ",  заговорилъ  вдругъ  опять
Венцель, "вы уже, должно быть, слыхали?"
     Я вздрогнулъ отъ ужаса.
     "Ну, да". -- Венцель показалъ рукой на горло. "Тю -- -- тю! И никакихъ!
Ну, и ужасъ же былъ это! Онъ два  дня  не показывался, лавку 264 взломали --
я,  конечно, сунулся чуть ли  не  первый --  какъ  же иначе?  -- Вассертрумъ
сидeлъ на своемъ паршивомъ  креслe, -- грудь вся въ крови,  -- а глаза, какъ
стеклянные -- -- -- Знаете, я ужъ видалъ виды, а и у меня такъ помутилось въ
глазахъ, что я  чуть  не упалъ. Только самъ сталъ себя уговаривать: Венцель,
чего тебe волноваться,  вeдь это всего навсего  мертвый еврей. -- У него  въ
горлe торчалъ напильникъ, -- а въ  лавкe все было вверхъ дномъ  перевернуто.
-- Убили и ограбили".
     "Напильникъ!  Напильникъ!" Я чувствовалъ, какъ отъ ужаса у меня стынетъ
кровь. Напильникъ! Такъ, значитъ, онъ все-таки нашелъ себe примeненiе.
     "Я-то  знаю, кто это сдeлалъ", шопотомъ сказалъ Венцель черезъ  минуту.
"Никто другой, скажу я вамъ, какъ рябой Лойза. -- Я  нашелъ въ лавкe на полу
его  ножъ  и  поскорeй сунулъ  въ карманъ, чтобы не  замeтила  полицiя.  Онъ
пробрался въ лавку подземнымъ ходомъ -- -- --"
     Венцель неожиданно прервалъ  свою рeчь,  напряженно прислушался, потомъ
бросился на нары и отчаянно захрапeлъ.
     Спустя   мгновенiе  загремeлъ  въ   двери  засовъ:   въ  камеру  вошелъ
надзиратель и подозрительно уставился на меня.
     Я принялъ самый безучастный видъ, а Венцеля нельзя было добудиться.
     Наконецъ,  послe здоровыхъ пинковъ онъ проснулся, поднялся зeвая и, еле
очнувшись отъ сна, пошелъ слeдомъ за надзирателемъ.
     -- -- -- -- -- --
     -- -- -- -- -- --
     265
     Дрожа отъ волненiя, развернулъ я письмо Харузека и началъ читать:
     "12 мая.
     Мой  дорогой бeдный другъ и благодeтель! Недeлю за недeлей ждалъ я, что
васъ,  наконецъ,  выпустятъ  на  свободу,  --  но  тщетно.  Я  предпринималъ
всевозможные шаги,  чтобы собрать матерiалъ, доказывающiй Вашу невиновность,
но ничего подeлать не могъ.
     Обращался я и къ  слeдователю съ просьбой ускорить Ваше дeло, но всякiй
разъ онъ отвeчалъ мнe, что это зависитъ не отъ  него,  -- это компетенцiя не
его, а прокуратуры.
     Канцелярская волокита!
     Только сегодня,  часъ  тому назадъ,  мнe удалось сдeлать  кое-что,  и я
твердо разсчитываю на успeхъ. Я узналъ, что Вассертруму золотые часы продалъ
Яромиръ. Онъ нашелъ ихъ у своего брата Лойзы въ постели послe его ареста.
     У "Лойзичека" -- тамъ,  Вы знаете, бываютъ и сыщики  -- распространился
слухъ, что  у Васъ, въ качествe вещественнаго доказательства,  были  найдены
часы  убитаго  Цотмана,  трупъ  котораго,  между  прочимъ, до  сихъ поръ  не
найденъ. Остальное мнe стало ясно, конечно: Вассертрумъ и такъ далeе.
     Я  сейчасъ  же  разыскалъ  Яромира,  далъ  ему 1000 флориновъ  -- --" Я
опустилъ письмо, --  слезы  радости  выступили  у  меня  на глазахъ:  только
Ангелина могла дать Харузеку эту сумму. Такихъ денегъ нeтъ ни у Цвака, ни  у
Прокопа, ни у  Фрисландера. Значитъ, она меня все-таки не забыла! -- Я сталъ
читать дальше:
     "-- далъ  ему  1000  фл. и  обeщалъ  еще 2000 фл., если  онъ отправится
сейчасъ же со мною въ 266 полицiю и сознается, что онъ нашелъ часы у брата и
продалъ ихъ Вассертруму.
     Все это будетъ сдeлано только послe  того, какъ  письмо  пойдетъ уже къ
Вамъ черезъ Венцеля. Я тороплюсь его отправить.
     Но будьте покойны: все будетъ сдeлано. И сегодня еще. Я Вамъ ручаюсь.
     Я ни минуты не  сомнeваюсь, что  убiйство  совершилъ Лойза  и что часы,
дeйствительно, принадлежатъ Цотману.
     Если, вопреки всeмъ  ожиданiямъ,  это не такъ,  Яромиръ уже знаетъ, что
ему дeлать: -- онъ во всякомъ случаe признаетъ, что часы тe же самые.
     Итакъ,  ждите  и  не падайте  духомъ. День Вашего освобожденiя,  можетъ
быть, очень близокъ.
     Но настанетъ ли день, когда мы съ Вами увидимся?
     Этого я не знаю.
     Скорeе всего  -- едва ли: мои дeла съ каждымъ днемъ все хуже и хуже, --
мнe  все  время приходится  быть  насторожe,  какъ  бы послeдняя  минута  не
захватила меня врасплохъ.
     Но будьте увeрены: мы съ Вами все же увидимся. Быть можетъ,  не въ этой
жизни и не въ  загробной, -- а тогда, когда остановится  время -- и Господь,
какъ сказано въ Библiи,  извергнетъ изъ устъ своихъ тeхъ, кто были ни теплы,
ни холодны.
     -- -- -- -- -- --
     Не удивляйтесь, что я объ этомъ пишу! Я никогда не говорилъ съ Вами объ
этихъ вещахъ и, когда какъ-то Вы произнесли слово "каббала", я уклонился отъ
разговора -- -- но я знаю многое. 267
     Быть  можетъ, Вы понимаете, что я хочу этимъ сказать, -- если же  нeтъ,
вычеркните изъ своей памяти  то, что  я сказалъ Вамъ. -- Однажды, въ  бреду,
мнe показалось  -- будто я видeлъ на Вашей груди знакъ. --  Можетъ быть, мнe
только приснилось наяву.
     Если Вы и  въ самомъ дeлe меня не поймете,  -- предположите, что у меня
еще  съ  дeтства были  переживанiя,  заставившiя меня  пойти своимъ  особымъ
путемъ;  --  переживанiя, не совпадающiя съ тeмъ, чему учитъ насъ медицина и
которыхъ  она еще, слава Богу, не  знаетъ --  -- и, къ счастью, можетъ быть,
никогда не узнаетъ.
     Я никогда не давалъ  себя вводить  въ  заблужденiе  наукe, -- ея высшей
цeлью является сооруженiе "прiемной", которую давно слeдовало бы уничтожить.
     Но довольно объ этомъ.
     Я разскажу Вамъ лучше о томъ, что произошло за время Вашего отсутствiя.
     Въ концe апрeля  Вассертрумъ былъ  уже  въ  такомъ состоянiи,  что  мое
внушенiе могло оказать свое дeйствiе.
     Я замeчалъ это  по тому, что  онъ  постоянно  жестикулировалъ и  громко
говорилъ самъ съ собою.
     Это  вeрный признакъ, что мысли человeка готовы выступить  противъ него
грознымъ походомъ.
     Онъ купилъ себe записную книжку и началъ что-то записывать.
     Онъ писалъ! Какъ это ни странно! Да, онъ писалъ!
     Потомъ отправился къ нотарiусу. Внизу у дверей я зналъ, что онъ дeлаетъ
наверху: онъ составлялъ завeщанiе. 268
     Я  не предполагалъ, правда, что онъ мнe  оставитъ  наслeдство. У  меня,
навeрное,  сдeлалась бы  пляска  святого Вита отъ удовольствiя, если  бы мнe
пришла въ голову эта мысль.
     Онъ  назначилъ меня  наслeдникомъ  потому,  что по его  мнeнiю, я  былъ
единственнымъ  человeкомъ на свeтe, которому онъ бы могъ еще сдeлать добро и
загладить свою вину. Совeсть перехитрила его самого.
     Быть можетъ, имъ  руководила и надежда, что  я благословлю  его,  когда
послe  его  смерти благодаря ему  окажусь миллiонеромъ, и сниму съ  него  то
проклятiе, которое ему пришлось услыхать изъ моихъ устъ у Васъ въ комнатe.
     Такимъ образомъ, мое внушенiе сказалось въ трехъ направленiяхъ.
     Страшно забавно, что въ душe онъ, значитъ, все-таки вeрилъ въ возмездiе
за  грeхи въ  загробномъ мiрe,  между тeмъ какъ  самъ  всю свою жизнь упорно
отрицалъ это.
     Но  такъ бываетъ  со  всeми умниками:  это  видно  по  бeшенной  злобe,
овладeвающей ими, когда они чувствуютъ, что ихъ разоблачили.
     Съ  того  момента,  какъ  Вассертрумъ  вернулся  отъ  нотарiуса,  я  не
выпускалъ его изъ виду.
     По ночамъ я  сторожилъ возлe ставенъ его лавки -- конецъ могъ наступить
ежеминутно.
     Мнe кажется, я черезъ стeну  услышалъ бы  страстно  желанный  звукъ, съ
которымъ онъ открылъ бы пузырекъ съ ядомъ.
     Оставался какой-нибудь часъ, и дeло моей жизни было бы сдeлано.
     Но  тутъ  между  нами  всталъ  кто-то  третiй  и  убилъ  его,  закололъ
напильникомъ. 269
     Пусть Вамъ  разскажетъ  подробности  Венцель, --  мнe  слишкомъ  тяжело
писать обо всемъ этомъ.
     Можетъ быть, это и предразсудокъ, но когда я увидeлъ,  что была пролита
кровь  -- всe вещи въ лавкe были забрызганы ею -- мнe показалось, будто душа
его не находится больше въ моей власти.
     Что-то --  --  какой-то  неясный, но непогрeшимый инстинктъ -- говоритъ
мнe, что далеко не то же самое, умираетъ ли человeкъ отъ чужой  руки или отъ
своей собственной: если бы  Вассертрумъ  унесъ свою кровь съ собой въ землю,
только тогда моя миссiя была бы исполнена. -- Теперь же, когда все случилось
иначе, я чувствую себя отвергнутымъ, -- какъ орудiе, признанное недостойнымъ
для десницы ангела смерти.
     Но роптать я не хочу. Моя ненависть такова, что она  пойдетъ за нимъ  и
по ту сторону жизни,  --  у меня есть еще своя кровь, которую я могу пролить
по  своему желанiю, чтобы она послeдовала по пятамъ за его кровью въ царство
тeней.
     -- -- -- -- -- --
     Съ тeхъ поръ, какъ похоронили Вассертрума, я сижу каждый день у него на
кладбищe и прислушиваюсь къ себe самому: что мнe дeлать.
     Мнe кажется, я уже знаю, но лучше подождать  все-таки, пока  внутреннiй
голосъ, шепчущiй мнe, не  станетъ яснымъ, какъ вода родника. -- Мы, люди, не
чисты, и намъ нуженъ  иногда долгiй  искусъ и  долгое бдeнiе,  чтобы  понять
внутреннiй голосъ нашей души. -- -- --
     На  прошлой недeлe  судъ  оффицiально увeдомилъ  меня,  что Вассертрумъ
оставилъ мнe все свое состоянiе. 270
     Едва ли мнe нужно  говорить  Вамъ,  господинъ Пернатъ,  что я ни однимъ
крейцеромъ изъ его денегъ не воспользуюсь для себя. --  Я не стану, конечно,
давать ему  въ руки никакихъ преимуществъ -- -- при нашей будущей встрeчe --
"тамъ".
     Дома, принадлежавшiе ему,  я распорядился продать, -- вещи, къ которымъ
онъ  прикасался,  всe  сожжены,  --  а  изъ  того, что будетъ  по ликвидацiи
выручено, треть перейд