отив
мусульман. Очень может быть, что этот невероятный рассказ явился
переработкой подлинной истории о посольстве, отправленном индийскими
евреями из Крангаиора, которых тогда сильно притесняли их соседи. Во
всяком случае, рассказу Давида поверили безоговорочно. Сопровождаемый
пышным эскортом, он верхом на белом коне проскакал по улицам Рима, чтобы
предъявить свою просьбу Ватикану. Клемент оказался настолько доверчивым,
что дал ему рекомендательные письма к разным коронованным персонам.
  Вслед за тем Реувени направился в Португалию, где вначале его успех был не
меньшим, хотя материально ничего ему не дал. Но его появление вызвало
большое волнение среди марранов. Один из них, молодой многообещающий
придворный по имени Диего Пирес бежал из страны и объявил о своей
приверженности иудаизму, приняв еврейское имя Соломон Молхо. Он изучал
каббалу в Салониках и Сафеде (Цфате), возбуждал своим красноречием народ в
синагогах Анконы и сидел среди нищих и калек у ворот Рима, мечтая, чтобы в
его лице осуществились раввинские легенды о пришествии Мессии. Добившись
приема у папы, Молхо высказал пророчество, что вскоре наводнение разрушит
Вечный Город. Действительно, 8 октября 1630 года разразилась предсказанная
им катастрофа. Клемент, на которого это произвело огромное впечатление,
приблизил к себе этого еретика, который по всем церковным законам
заслуживал сожжения. Когда в дело вмешалась инквизиция, папа выдал на
смерть вместо него человека, внешне похожего на него. Лишь когда этот
мечтатель имел безрассудство оставить убежище и отправиться вместе с
Давидом Реувени в Ратисбон для того, чтобы убедить императора принять их
взгляды, счастье оставило его, и в марте 1532 года он был сожжен в Мантуе
как изменник веры. В конце концов и Реувени постигла та же участь на
ауто-да-фе в Португалии.
  4. Евреи быстро поняли возможности нового искусства книгопечатания. В
начале 1475 года в Италии уже действовали два печатных станка: один далеко
на юге, в Реджо ди Калабрия, второй на севере, в Пиове ди Сакко близ
Падуи. Печатник в Реджо ди Калабрия выпустил в свет первую датированную
еврейскую книгу. Это было издание комментария Раши к Пятикнижию -
любопытная иллюстрация того влияния, которое оказали на еврейский народ
труды простого винодела и ученого из Франции. Прошло немного времени, и
еврейские типографии, обычно руководимые немецкими эмигрантами, появились
по всей стране, особенно на севере. Самая известная семья, занимавшаяся
печатанием книг, была семья Сон-чино, выпустившая почти треть всех
еврейских книг, изданных до 1500 года. В начале следующего века первенство
в издании еврейских книг перешло к Венеции. Здесь энтузиаст-христианин
Даниэль Бомберг основал типографию, которая в течение долгих лет
фактически пользовалась монополией на еврейском книжном рынке. Среди
евреев учение всегда считалось священной обязанностью. Изобретение
книгопечатания явилось дополнительным стимулом к этому, так как теперь
каждый человек, как бы беден он ни был, мог похвастаться своей скромной
библиотекой. С другой стороны, распространение печатных книг во все
возрастающем количестве из одного-двух центров способствовало насаждению
единообразия в еврейской жизни и установлению отсутствовавших ранее четких
стандартов в вероучении и обрядах.
  К северу от Альп еврейская литература обязана своей реабилитацией
курьезному эпизоду. Некий неразборчивый в средствах крещеный еврей по
имени Иоганн Пфефферкорн, принявший христианство, чтобы спастись от
тюрьмы, грозившей ему за воровство, проявил свою благодарность тем, что
атаковал свою прежнюю веру в серии исключительно грубых памфлетов.
Несмотря на свое полное невежество в данном вопросе, а возможно как раз
ввиду этого невежества, он излил весь свой яд на Талмуд и вообще на
еврейскую литературу. Его нападки были охотно подхвачены кельнскими
доминиканцами. Благодаря их стараниям Пфефферкорна снабдили
рекомендательными письмами и отправили в Вену. Здесь в 1509 г. он получил
от императора Максимилиана право уничтожать любые еврейские книги,
содержащие положения, враждебные христианскому учению. Вооруженный
императорским эдиктом, он отправился во Франкфурт-на-Майне, самый важный
еврейский центр в Германии, где приступил к работе столь безжалостно, что
даже его церковные помощники были шокированы.
  Евреи, со своей стороны, всячески старались защитить себя и свою
литературу от обрушившейся на нее клеветы. По их поручению этим делом
занялся один из известнейших немецких ученых того времени Иоганн фон
Рейхлин. Во время своей поездки в Италию Рейхлии встретился с Пико делла
Мирандолой, который рассказал ему о важности еврейской каббалы как ключа к
великим истинам жизни. Под влиянием этих рассказов Рейхлин начал изучать
древнееврейский язык.
  Он охотно взялся за дело, предложенное ему, - защитить еврейскую
литературу от поклепов. Началась "книжная война", продолжавшаяся долгие
годы. Рейхлин, потерпевший поражение в церковном суде в Майнце, подал
апелляцию в Рим, где в 1516 году было окончательно принято благоприятное
решение. Еврейская литература таким образом получила официальное признание
как предмет, ценный сам по себе. С этого периода датируется появление
длинного ряда христиан-гебраистов, изучавших еврейскую литературу ради нее
самой, а не как орудие для обращения евреев в христианство.
  Отголоски диспута были слышны в Германии еще несколько лет. За
Пфефферкорном стояли обскуранты, стремившиеся любой ценой закрепить
навечно существующее положение вещей. На стороне Рейхлина были более
просвещенные люди, на которых глубоко повлияли новые интеллектуальные
течения. Вскоре первоначальный повод был забыт, и диспут превратился в
гораздо более широкое и важное реформаторское движение, которое в конце
концов изменило лицо Европы и оставило глубокий, если не роковой, шрам на
теле католической церкви.
  5. Реформация на ранних стадиях, казалось, несла с собой некоторое
облегчение тяжкой доли евреев. Лютер в начале своих нападок на папство
заявлял, что к евреям относятся так, как будто они не люди, а псы, так что
добрые христиане в знак протеста могут захотеть обратиться в эту
преследуемую веру. Поэтому нет ничего удивительного, - утверждал он, - что
евреи не видят ничего привлекательного в религиозной системе, во имя
которой им приходится столько страдать. Теперь, когда перед ними евангелие
в его чистом первоначальном виде, - убеждал Лютер, - их отношение
изменится. Он возлагал большие надежды на то, что одним из главных
результатов его деятельности будет массовое обращение евреев в истинную
веру. Обнаружив, что дело обстоит не так, Лютер был глубоко разочарован и
постепенно проникся ненавистью к евреям. Когда он писал о них, казалось,
он макал свое перо в желчь. Он советовал своим последователям сжигать
синагоги и относиться к евреям без всякой жалости. В проповеди,
прочитанной незадолго до смерти, Лютер убеждал христианских князей не
терпеть их более и изгнать их из своих владений. Его предписания не были
выполнены, но что касается отношения к евреям, то разницы между
протестантской и католической Европой практически не было.
  Католический мир, со своей стороны, не колеблясь, приписывал приверженцам
иудаизма значительную долю ответственности за реформацию. А коль скоро
именно их влияние вызвало раскол, то логично было изолировать их от
христианского общества и держать их в еще большем подчинении, чем прежде.
Соответственно, вместе с контрреформацией для евреев католического мира
начался особенно тяжелый период. Терпимость, смешанная с презрением,
которая была характерна для пап эпохи Ренессанса, отошла в прошлое. Ее
место заняла жесткая политика репрессий, основанная на самых мрачных
традициях средневековья. На сей раз ухудшение не было временным, оно
сохранялось без изменений до тех пор, пока ураган, пронесшийся над
Европой, не смел старые порядки.
  Поворот в худшую сторону наступил в середине XVI века, когда кардинал
Караффа, в котором воплотились все самые фанатичные стороны
контрреформации, стал всемогущим при папском дворе. Несколько неизбежных
евреев вероотступников, следуя примеру Пфефферкорна, объявили Талмуд
вредной и кощунственной книгой. После очень короткого расследования
Талмуд, который совсем недавно был издан под покровительством папы Льва X,
был приговорен к сожжению. Осенью 1553 года, на еврейский Новый год, все
экземпляры книги, которые удалось заполучить церковникам, были публично
сожжены в Риме. Этому примеру последовали во всей Италии с удивительной
неразборчивостью, не делая исключения даже для еврейского текста самой
Библии; Позже стали проявлять в этом некоторую умеренность, но лишь после
установления чудовищно строгой цензуры, оставившей следы на огромном
большинстве ранних изданий.
  Спустя немного времени кардинал Караффа сам взошел на папский престол под
именем Павла IV (1555-1359). Реакция торжествовала. Одним из первых
действий нового папы была перемена политики его предшественников,
позволивших марранам-беженцам из Португалии поселиться в Анконе под
папской защитой. Без предупреждения он отказал им в защите и приказал
немедленно принять против них меры. Двадцать четыре мужчины и одна женщина
были сожжены на костре. Остальные, не столь стойкие, были наказаны менее
жестоко.
  12 июля 1555 года папа издал буллу, которая вводила в действие все
репрессивное средневековое законодательство, относящееся к евреям. Отныне
их следовало строго изолировать в их квартале, который должен быть окружен
высокой стеной с воротами, запиравшимися на ночь и по большим христианским
праздникам. (Позднее такие кварталы стали называть гетто по названию
еврейского квартала в Венеции, основанного в 1516 г. возле литейного двора
- "гетто"). Евреев изгоняли из всех профессий. Их коммерческую
деятельность строго ограничили, так что на их долю оставались лишь самые
презренные занятия. Евреи были обязаны носить отличительный знак - желтую
шляпу. Им запрещалось иметь недвижимое имущество, и они были вынуждены с
убытком распродавать все, что имели. Этот всеобъемлющий кодекс претворялся
в жизнь со всей возможной строгостью.
  Со смертью в 1559 г. Павла IV наступила кратковременная передышка, и
римская чернь, веселясь, надела на статую покойного папы желтую шляпу,
которую он навязал евреям. Вслед за тем до конца столетия папская политика
в отношении евреев была изменчива. Наиболее благоприятный период был при
папе Сиксте V (1585-1590), который, казалось, возродил традиции своих
предшественников эпохи Ренессанса. Но после его смерти опять наступил
поворот к мрачному обскурантизму контрреформации, и ряд строгих
ограничений, которые вводил Клемент VIII, начиная с 1592 года, в конце
концов привел к беспросветной мгле, длившейся вплоть до начала XIX века.
Одновременно евреи были изгнаны из всех меньших центров папских
государств, где насчитывалось тогда более ста общин.
  Папской политике более или менее ревностно следовали в остальном
католическом мире, особенно в различных итальянских государствах,
по-прежнему служивших примером для доброй половины христиан. На всем
Апеннинском полуострове выросли гетто, и их система претворялась в жизнь
до последней детали. Таким образом, с середины XVI века Италия, являвшаяся
прежде раем для евреев, стала впервые подавать пример нетерпимости;
гетто со всеми его ограничениями стало характерной чертой еврейской жизни
в Европе.

  XXIII. ПРИБЕЖИЩЕ В ЛЕВАНТЕ
1. Тем временем центр еврейского мира сместился. Когда христианская
Испания избавилась от иноверцев, и евреи утратили последнюю опору в
Западной Европе, они нашли место под властью полумесяца. Несмотря на
испытания, через которые евреям пришлось пройти, и совершенно новое
окружение, беженцы и на новом месте остались верны традициям страны,
вышвырнувшей их вон. Вдоль всего Средиземноморского побережья возникли
островки иберской культуры, принесенной еврейскими изгнанниками на новые
земли. Такое положение вещей, вначале вполне естественное, с удивительным
упорством закрепилось на многие поколения. Потомки изгнанников с
удивительной верностью сохраняли в полузастывшей форме культуру Испании XV
века. Спустя столетие после изгнания евреев испанские путешественники с
удивлением встречали на Ближнем Востоке еврейских детей, которые никогда
не видели Испании, но говорили по-кастильски чище, чем сами
путешественники. Если бы Христофор Колумб воскрес через четыре столетия
после своей смерти, он бы, наверно, чувствовал себя уютнее в еврейском
квартале какого-нибудь торгового города Северной Африки или Ближнего
Востока, чем в Севилье.
  Еще в конце XIV века беженцы из Испании пробудили еврейские общины
Северной Африки к новой жизни. Тем ничего не оставалось, как подчиниться
превосходящей численности, учености и активности новых иммигрантов, и
вскоре авторитет испанских раввинов стал среди них общепризнанным. После
изгнания 1492 года численность этих общин выросла во много раз. Беженцы
селились десятками тысяч на северном побережье Африки от Танжера до Каира
и в глубине континента, в Мекнесе и Фесе. Страдания, которым они
подверглись при переселении, были ужасны. Многие погибли в море. Другие
были выброшены на берег, где местные жители грабили и убивали их или
продавали в рабство. За ними по пятам следовали эпидемии и голод, и когда
им наконец позволяли осесть где-нибудь, то приходилось дорого платить за
эту милость.
  Даже позднее условия были далеко не идеальные, и благосклонность властей
была делом случая. Периодически мусульманские правители безжалостно
обирали евреев, ничем не отличаясь в этом отношении от монархов
цивилизованной Европы. Иногда толпа устраивала страшные погромы. Из
некоторых мусульманских городов ввиду их особой святости евреи были
совершенно изгнаны. В других местах они были вынуждены жить в особых
кварталах - мелла, которые часто подвергались разграблениям при любой
вспышке массовых беспорядков. Евреям запрещалось носить белую или цветную
одежду, и в конце концов их характерной одеждой стал длинный черный халат
и круглая шапочка, которые их потомки носят до сих пор.
  Положение их было все время ненадежным. Но на практике мусульманские
власти показали, что они в какой-то мере придерживаются веротерпимости, и,
подобно римским папам, почти не прибегали к изгнаниям.
  Пока евреи могли найти временное пристанище, где можно было спокойно жить,
они больше ни о чем не заботились и быстро осваивались на новом месте. Они
славились как отличные ремесленники, составляли состояния, занимаясь
торговлей. Некоторые приобрели большое влияние в государстве в качестве
финансистов, дипломатов, врачей, переводчиков и - особенно в Египте - в
качестве чеканщиков монет. Часто евреи служили консулами иностранных
государств. Ввиду их личных качеств и способностей к языкам их иногда
назначали чрезвычайными министрами и послами в спокойную Голландию,
высокомерную Англию и даже фанатичную Испанию. В течение многих веков
невежественные берберские государства в отношении веротерпимости
превосходили огромное большинство стран Европы.
  2. Подавляющее большинство испанских изгнанников 1492 года направилось
дальше на восток, в центральные провинции Турецкой империи. Византия во
время своей затянувшейся агонии ослабила глубокий фанатизм, которым были
отмечены ее первые дни. Ее еврейские общины влачили жалкое,
непримечательное существование, которое на протяжение многих веков не было
отмечено ни одним выдающимся именем.
  Падение Константинополя в 1453 году, казавшееся евреям Запада
сверхъестественным явлением, которое должно было провозгласить пришествие
мессии, заставило евреев Востока воспрянуть духом. Помимо уплаты подушной
подати, обязательной для всех немусульман, на евреев распространялись лишь
некоторые ограничения. Перед ними были открыты почти все профессии. Турки
были преимущественно народом воинов и скотоводов. Они презирали оседлую
жизнь, и торговля почти полностью оставалась на долю евреев, армян и
греков. Изгнанники из Испании встретили здесь теплый прием. - "Что?! Вы
называете этого Фердинанда "мудрым", тогда как он изгоняет население
из своих владений и обогащает мои?" Как говорят, эти слова произнес султан
Баязет, всеми средствами поощрявший иммиграцию евреев.
  Таким образом во всей Османской империи возникли новые еврейские общины и
возродились старые. Во многих городах возникло по нескольку общин,
сохранивших во всех деталях религиозные традиции той испанской провинции
или даже города, откуда вышли их основатели. Иммигранты принесли с собой
свой язык, свою находчивость, свое состояние, свой опыт. Международная
торговля в восточной части Средиземноморского бассейна находилась в
значительной степени в руках евреев. Опытные еврейские ремесленники быстро
завоевали себе славу и ввели на Востоке методы работы и производственные
секреты Толедо и Сеговии. Войска и боевые суда мусульман были снабжены
порохом и вооружением, изготовленными еврейскими руками, и любое усиление
деятельности в еврейских кварталах Адрианополя или Брусы служило для
иностранных наблюдателей признаком приближения нового похода султана.
  Первым, самым естественным местом поселения явился Константинополь. В
короткое время еврейская община этого города достигла численности 30 тысяч
человек и стала крупнейшей в Европе. Однако вскоре его превзошли Салоники,
которые благодаря еврейской предприимчивости стали крупнейшим торговым
центром Средиземноморья. Туда стекалось все больше и больше евреев со всех
концов еврейского мира. Вскоре Салоники превратились в преимущественно
еврейский город и оставались таковым на протяжении четырех столетий.
Нееврейское население составляло меньшинство. Евреи контролировали
торговлю города, его ремесла, промышленность, занимались даже грубым
физическим трудом. Евреи-рыбаки в значительной части обеспечивали город
пищей, а евреи грузчики разгружали суда, заходившие в порт с каждым
приливом.
  3. Испанские иммигранты в Турции составляли не только ценный торговый и
городской элемент, но являлись также единственной частью населения,
обладавшей знанием европейских условий и языков. Поэтому впервые со времен
расцвета мусульманской Испании отдельные евреи стали играть важную, иногда
даже решающую роль в международной политике. Редко бывало, чтобы на службе
у Высокой порты не находился какой-нибудь врач-еврей, как, например, Иосиф
Хамон (ум. в 1518 г.), один из беженцев из Испании, или его сын Моисей
(ум. в 1565 г.), чь„ мнение часто спрашивали при дворе и который иногда
оказывал большие услуги своим единоверцам. Во второй половине XVI века
еврейка Эстер Хиера (ум. в 1592 г) завоевала большой авторитет в
султанском гареме, и иностранные дипломаты считали ее одной из самых
влиятельных персон при дворе.
  Наиболее поразительной была история Иосифа Наси, карьера которого
напоминает страницу из какого-то экзотического еврейского пересказа
арабских сказок "1001 ночи". Он принадлежал к исключительно богатой
португальской марранской семье банкиров, которая после совершенно
невероятных приключений бежала через Нидерланды и Италию в Турцию, где ее
члены сбросили с себя оболочку католицизма и открыто вернулись к иудаизму.
Последующая карьера Наси почти не знала преград. Он достиг высокого
положения при дворе, так что какое-то время он пользовался огромным
влиянием в Турецкой империи. Его теща, мать его жены Грасия Мендес была
известна как самая уважаемая еврейка того времени, очень много
занимавшаяся благотворительностью. Внимания Наси домогались самые
влиятельные круги в Европе. Он мог повлиять на выборы нового короля в
Польше. Он отомстил Испании, поддержав восстание Нидерландов. Он отомстил
Венеции за унижения, причиненные его семье тем, что способствовал
объявлению войны, в ходе которой Венецианская республика потеряла Кипр.
Наси был объявлен герцогом Наксоса и Семи островов. В его Бельведерском
дворце в Константинополе была поистине королевская роскошь. Он щедро
покровительствовал литер