рговцев, занимавшихся
разнообразной коммерческой деятельностью. Многие занимались ремеслами и
мануфактурой. Евреи играли большую роль на крупных ярмарках, являвшихся
центром польской торговли. Богатые евреи брали на откуп сбор налогов, в их
руках был акциз и таможня. Часто они служили финансовыми советниками
короля. Некоторые арендовали земли дворян или короны. Управляющие крупных
имений по всей стране зачастую были евреи. Еврейские общины или отдельные
семьи можно было найти почти в каждом местечке.
  Самой характерной чертой жизни польского еврейства было его замечательное
самоуправление. В 1551 году Сигизмунд Август, последний король династии
Ягеллонов, издал декрет, разрешавший евреям его королевства избирать себе
главного раввина и судей, подчиненных только королю. В их власти было
разбирать все дела, связанные с еврейским правом. Эта мера справедливо
расценивается как Великая хартия еврейского самоуправления в Польше,
поскольку она явилась королевским подтверждением естественного стремления
евреев жить в соответствии со своими традиционными законами.
  Отличительной чертой экономической жизни Польши были крупные ежегодные
ярмарки, устраивавшиеся в разных городах. Сюда устремлялись еврейские
купцы со всех концов страны. Естественно, что, собравшись вместе, они
обсуждали общие проблемы и разрешали спорные вопросы между разными
общинами. В конце концов оказалось, что эти собрания дают отличную
возможность определить ту долю общей подати, которую каждая община-кагал
должна была внести в казну. Королевская власть, конечно, поддержала это
начинание, и постепенно Ваад (Совет) стал полностью управлять еврейской
жизнью в Польше Вначале его власть распространялась на век Польшу и Литву.
Однако Великое Княжеств; Литовское имело свой налоговый аппарат, и потому
еврейские общины Литвы откололись и создали свою отдельную организацию
(1623 г.). Польский Ваад позднее стал называться Советом четырех земель
(Польское королевство включало в себя Великую Польшу, Малую Польшу,
Подолию и Волынь).
  Совет являлся по сути парламентом польского еврейства и обладал такой же
абсолютной властью, как любой иной парламент. Каждый год собирались
пленарные заседания не только на весенней ярмарке в Люблине, но также в
начале лета в Ярославле в Галиции. Во время заседаний польского Сейма в
Варшаве Совет обычно посылал своего представителя (штадлаиа), обычно из
числа близких ко двору лиц, чтобы тот представлял интересы евреев.
  Власть Совета была полной. Помимо распределения налогов, он помогал
проводить в жизнь королевские декреты, издавал законы, регулировавшие
общественную жизнь евреев, и даже предписывал определенный покрой одежды.
Совет делал все, что было в его силах, чтобы устранить соперничество между
евреями. В его руках было обучение еврейских детей; он являлся
апелляционным судом и разрешал споры между общинами. Все свои
постановления Совет мог проводить в жизнь, если возникала необходимость,
под угрозой отлучения от еврейства, опираясь при этом на поддержку
государства. С тех пор, как пришел в упадок еврейский центр в Палестине,
нигде евреи не имели большей автономии.
  4. Как почти всегда бывало в еврейской жизни, ученость следовала по пятам
за массой народа. Вместе со значительной частью немецкого еврейства
постепенно перешло на восток и его интеллектуальное превосходство. В
начале XV века Австрия и близлежащие территории славились выдающимися
еврейскими учеными. Затем первенство перешло к Праге. Отсюда переехал в
Краков знаменитый рабби Яков Поллак (ум. в 1541 г.) - первая крупная
фигура среди еврейских ученых Польши. С его именем особенно связан
любопытный метод изучения Талмуда, возникший в Южной Германии и известный
под названием "пил-пул" ("схоластика"). Он представляет собой своеобразную
умственную гимнастику, опирающуюся на текст из Талмуда. Метод этот был
пустым, бесполезным и в какой-то степени даже святотатственным, но он
чрезвычайно обострял ум. С течением времени, спустя несколько поколений,
польское еврейство благодаря этому методу достигло такого уровня
интеллекта и такой гибкости ума, которые, наверно, не знали себе равных.
  Схоластический метод "пилпул" был усовершенствован Шаломом Шакна
(1500-1559 гг.) из Люблина, который в 1541 году был назначен одним из
главных раввинов Малой Польши. Его зять Моисей Исерлес из Кракова
(1520-1572) считался одним из выдающихся знатоков Талмуда своего времени,
к которому обращались с вопросами со всех концов еврейского мира. Его
комментарии к труду Иосифа Каро "Шулхан арух" приспособили этот свод
еврейской жизни к нуждам северного еврейства. Противоположную тенденцию
представлял его современник и друг Соломон Лурил из Брест-Литовска,
переселившийся затем в Острог (1510-1573), который обратился к источнику
еврейской традиции - Талмуду и попытался истолковать его темные места в
своем труде "Море Соломона". В последующих поколениях другие ученые
поддерживали эту традицию, и Польша стала центром изучения Талмуда, как
Сафед - "Зогара".
  Но характерной чертой еврейской учености в Польше были не отдельные
крупные ученые, но высокий общий уровень образования. Нигде больше
образование не было так широко распространено и не достигало такого
совершенства. В каждом городе имелся ешибот или талмудическая семинария, в
каждой семье были ученики. Иметь ученого сына или зятя было предметом
гордости каждого отца. Это было идеалом польского еврейства XVI и XVII
вв., и в результате возник слой образованных людей, подобных которым
еврейский мир, наверное, никогда прежде не знал.

  XXV. ЖИЗНЬ В ГЕТТО
1. Принятый III Латеранским собором в 1179 году закон, запрещавший евреям
и христианам жить вместе, долгое время не выполнялся. В большинстве стран
евреи продолжали жить там, где хотели, и неевреев мало волновало то, что
их дома стоят рядом с еврейскими. Места, где существовали особые еврейские
кварталы, тщательно изолированные от остальной части города, были
редкостью. Меньше всего этому закону следовали в Италии, под зорким глазом
римских пап. Этот пример, столь отличный от их собственных предписаний,
охотно перенимали повсюду. Однако в 1516 году Венецианская республика
потребовала изолировать евреев города в особом квартале, известном под
названием "Гетто нуово" ("Новый литейный двор"). Несколько позже к
кварталу было присоединено "Гетто веккьо" ("Старый литейный двор"). Отсюда
термин "гетто" распространился по всей Италии, где этим именем стали
официально называться еврейские кварталы, созданные во второй половине XVI
века.
  Несмотря на некоторые различия в наименованиях, общая система повсюду: в
Италии, во Франции, в Германии, Польше, Чехии - была сходна. Интересно
познакомиться поближе с этим типичным образом еврейской жизни в Европе и с
теми условиями, которые сложились в гетто.
  Не следует думать, что условия жизни в гетто казались тогда такими же
мрачными, как они кажутся нам. В большинстве случаев, действительно, евреи
яростно боролись против его создания. Однако вскоре им стало ясно, что
стены гетто, предназначавшиеся первоначально для того, чтобы запереть
жертвы внутри, в то же время отлично защищали их от врагов. Не случайно
ворота зачастую снабжались запорами с внутренней стороны - на случай
опасности извне. Кроме того, с редкой для угнетенных масс
проницательностью евреи поняли, что сегрегация, как бы унизительна она ни
была, является хорошим средством сохранения национальной солидарности и
культуры. Таким образом, мы сталкиваемся с удивительным парадоксом: в
некоторых местах в Италии был установлен и долгое время соблюдался
ежегодный праздник в честь создания гетто.
  Вход в гетто вел под низкую арку и закрывался массивными воротами.
Охраняли его христиане-привратники, плата которым шла за счет их жертв. В
больших городах гетто имело второй вход, точно так же охраняемый, в
противоположном конце; однако больше двух входов иметь запрещалось, хотя
временами этим правилом и пренебрегали. Считалось серьезным преступлением
еврею находиться вне гетто, а христианину - внутри его после заката
солнца. Это последнее предостережение было вызвано как религиозными
правилами, так и соображениями о чистоте расы, ибо половая связь между
приверженцами разных религий считалась почти таким же преступлением, как
кровосмешение, и наказывалось так же. Ворота гетто были закрыты и жители
его заперты внутри также в дни больших христианских праздников до
окончания мессы.
  Однако тяготы были не столь велики, как может показаться. Правда, кое-где
еврейский квартал представлял собой одну узкую улочку или один двор. Но в
большинстве случаев - в Риме, Венеции, Люблине или Праге - имелся целый
лабиринт улиц, настоящий город в городе. Названия улиц в этих старинных
кварталах до сих пор свидетельствуют о еврейском характере жизни, которая
когда-то била здесь ключом.
  Во Франкфурте на каждом доме была прибита эмблема, по которой часто
назывались семьи, жившие в доме. Ротшильды, Адлеры и Шаффы познакомили
цивилизованный мир с названиями домов - Красный щит, Орел и Овца - на этой
знаменитой "Еврейской улице", крупнейшей во всей Германии.
  Одна особенность сразу бросалась в глаза посетителю гетто: большая высота
домов. Размеры еврейского квартала обычно не изменялись, и единственный
способ разместить растущее население (уровень жизни евреев был
относительно высок, и семьи всегда были многодетными) был тот, который
спустя несколько столетий в самых современных условиях получил развитие в
Америке. Вместо того, чтобы расширяться в стороны, что было невозможно,
приходилось расти вверх, добавляя все новые этажи к высокому зданию.
Издали казалось иногда, что поднималась сама почва под еврейским
кварталом, который возвышался над остальной частью города. Сооружения были
чаще дерзкими, чем прочными. Нередко случалось, что они обрушивались, не
выдержав дополнительной нагрузки, и превращали свадьбу или обручение в
поминки. Особенно опасны были пожары в гетто, иногда приносившие страшные
разрушения, прежде чем могла придти помощь извне. Франкфурт, Никольсбург и
Верона надолго запомнили пожары, принесшие колоссальные разрушения.
  Перенаселенность привела к еще одному важному результату. Евреи, которым
закон запрещал владеть недвижимым имуществом, не могли купить себе дом
даже в гетто. Жадность христианина-домовладельца ничем не сдерживалась, и
жильцу всегда угрожала опасность быть выброшенным из дома без
предупреждения, как только кто-либо предложит домовладельцу более выгодную
арендную плату. Решение этой проблемы было найдено в применении старинного
еврейского закона "Хазака" (право на владение). Этот закон устанавливал
своеобразное право арендатора, защищавшее его от чрезмерных претензий и от
эксплуатации. Никому ни при каких обстоятельствах не разрешалось прогонять
арендатора или предлагать более высокую арендную плату. Таким образом,
жить в доме и владеть им стали понятиями эквивалентными. Собственность
можно было дарить или продавать, передавать по наследству сыну или
включать в приданое дочери, но пока арендатор вносил арендную плату, он
был в безопасности. Хазака, во многих случаях признавалась и гражданскими
властями. Это поразительный пример приспособляемости еврейского закона к
самым различным обстоятельствам и вместе с тем удивительно точный прообраз
тех законов, к которым прибегают в наши дни в городах Европы и Америки для
защиты квартиросъемщиков.
  2. Стены гетто считались сами по себе недостаточной гарантией того, что
иудейская ересь не будет воздействовать на правоверных христиан.
Латеранский собор 1215 года дополнительно потребовал от евреев носить
отличительный знак; правда, последовательно это указание стали проводить в
жизнь, лишь начиная с XVI века. В Италии отличительный знак принял форму
шляпы желтого или красного цвета. В Германии знак сохранил свою первичную
форму желтого круга, который прикреплялся к верхней одежде с левой стороны
груди, на сердце. Тем, кто осмеливался ходить вне стен гетто без
отличительного знака, угрожали самые суровые наказания; иногда требовали
носить этот знак даже внутри гетто. (Эти правила смягчались лишь в
отношении тех, кто отправлялся в длинное и опасное путешествие). Мы знаем,
какую волну жалоб и протеста первоначально вызвала эта вопиющая
несправедливость и как настойчиво отдельные евреи пытались добиться для
себя освобождения от ношения позорного знака. Однако позднее он стал
знаком не позора, но гордости, и ультраконсервативные евреи продолжали
носить его как элемент национального костюма даже тогда, когда закон об
отличительном еврейском знаке был отменен.
  Часто этот знак был единственным цветным пятном на еврейском костюме. Не
то чтобы евреи не были склонны к яркой и даже экстравагантной одежде, но
поскольку считалось, что яркая одежда вызывает в христианах зависть и даже
враждебное чувство, то почти во всех странах были введены строгие
ограничения, касающиеся еврейского костюма от головного убора и до
застежек на туфлях. Строго ограничивалось также количество драгоценностей,
которые еврей мог носит на себе. Подобного рода ограничения были
установлены в отношении домашних празднеств по случаю свадьбы, обрезания
или помолвки, причем оговаривалось все: и сладости, и количество гостей, и
кушанья, и даже подарки, которые жених мог преподнести невесте.
  Перечню унижений, которым подвергались евреи, особенно в папских
государствах, нет конца. Существование многих известных общин как,
например, в Венеции, базировалось на шатком основании краткосрочных
соглашений об аренде, которые постоянно менялись и иногда не
возобновлялись. Руководители римской общины ежегодно должны были вручать
папе свиток Торы, который тот презрительно возвращал им через левое плечо,
сопровождая каким-нибудь оскорбительным замечанием. Евреям приходилось
платить налог на поддержание Дома новообращенных, в который в любой момент
могли забрать их детей для крещения, воспользовавшись малейшим поводом:
желанием (чаще вымышленным) крещеного родственника, словами суеверной
няньки или пьяного хулигана, обрызгавшего еврейского ребенка водой из
канавы. Начиная с XVII века, подобные случаи участились в связи с
распространившимся убеждением в том, что христианину, крестившему хотя бы
одного еврея, воздается на том свете. Неудивительно, что евреям под
угрозой суровых наказаний запрещалось приближаться к Дому новообращенных,
дабы они не смогли оказать давление на новую, еще не стойкую веру его
обитателей.
  Чтобы предотвратить малейшее подобие власти, евреям запрещалось ездить к
карете, иметь слуг-христиан и даже пользоваться услугами добрых соседей,
чтобы те зажигали для них свечи в субботу. По всей Германии евреи, как за
скот, должны были платить специальную пошлину, когда они пересекали
границы бесчисленных мелких государств или въезжали в город. Часто их
изгоняли из той или иной местности или разрешали оставаться там только
днем. Когда евреи появлялись в суде, они должны были приносить присягу по
особой унизительной формуле, и это сопровождалось оскорбительной
церемонией. Еврейским книгам была объявлена война: их конфисковали,
подвергали цензуре или безжалостно сжигали. В большей части Италии
хранение Талмуда считалось уголовным преступлением, и ранние образцы
еврейского книгопечатания зачастую изуродованы грубыми вычеркиваниями,
сделанными каким-нибудь монахом, у которого было больше рвения, чем
чувства меры. Всю христианскую Пасху, начиная со Святого Четверга, ворота
гетто были наглухо заперты, и ни один еврей не смел показаться вне его
стен. Каждый год во время римского карнавала толстые евреи нагишом должны
были пробегать по центральным улицам города для увеселения горожан и
горожанок. Под любым предлогом эти "бега" могли быть объявлены
несостоявшимися и повторялись на другой день. Это унижение было отменено
только в 1668 году, а специальная подать, установленная взамен него,
уплачивалась еще чуть ли не двести лет. Хуже всего было то, что в
соответствии с буллой Николая III от 1278 года, подтвержденной Григорием
VIII в 1577 и 1584 годах, евреям приходилось регулярно посещать
предназначенные для их обращения проповеди; При этом проверялось, не
заткнули ли они себе уши ватой, а чиновники с тростями не давали дремать
во время проповеди.
  Однако лишь Германия с безжалостной логичностью и дьявольской
изобретательностью довела систему издевательств в гетто до максимума. До
какого-то момента евреи были полезны городу или государству, но затем их
присутствие становилось излишним и вызывало недовольство. Официальное
разрешение на жительство обычно давалось на определенное число семей,
которое должно было оставаться неизменным. Но население, естественно,
росло. Никакими постановлениями нельзя было регулировать рождаемость, но
браки и число семей находились под строгим надзором. Только старший сын в
семье имел право жениться и жить своим домом, отдельно. В других местах
разрешения на женитьбу выдавались строго в соответствии с числом умерших.
Во всяком случае, ни один еврей не мог жениться без официального
разрешения. Таким образом, этой части человеческой расы отказывалось в
самом святом и основном праве человека. К югу от Альп эта гнусная система
никогда не применялась, но к северу от них она сохранялась еще долгие годы
после того, как само гетто ушло в прошлое.
  Свободные профессии были для евреев закрыты (хотя на счастливом острове
Корфу им позволено было заниматься юриспруденцией). Точно так же закрыты
были и почти все другие занятия и ремесла. Евреям не разрешалось торговать
никакими новыми товарами. Дозволялась им лишь торговля старьем, что стало
типичным еврейским занятием вплоть до наших дней. Не удивительно поэтому,
что при таких обстоятельствах они прибегали к различным хитроумным
уловкам, например, слегка надрывали совершенно новую одежду, чтобы ее
можно было считать поношенной. Заняться текстильным или каким-либо, иным,
производством значило, вызвать протест конкурентов, за которым обычно
следовал запрет от властей. Лишь портняжным и сапожным ремеслом евреи
обычно могли заниматься без помех, хотя им и запрещалось продавать свой
товар непосредственно покупателям. Поскольку открывать магазины вне гетто
евреям не разрешалось, им приходилось заниматься торговлей вразнос, что со
временем стало чуть ли не их монополией. Бродячий торговец-еврей с коробом
на спине стал в XVIII веке обычной деталью сельского пейзажа во всей
Европе, вплоть до отдаленной Англии.
  Невозможно было исключить евреев с их широкими международными связями из
торговли драгоценными камнями и ювелирными изделиями; во многих местах она
целиком находилась в их руках. Ростовщичество и торговля старьем были
навязаны евреям сверху. Во многих итальянских городах (отличным примером
служит Венеция) закон обязывал евреев содержать учреждение такого рода для
блага городских бедняков, причем это являлось одним из основных условий
существования в городе общины.
  Там, где ограничения не были столь строгими, структура экономической жизни
евреев была в общем такая же, как нееврейского населения. В Праге,
например, издавна были четыре еврейских цеха: мясников, ювелиров, портных
и сапожников. В крупных городах Польши (как в древности в Александрии или
Иерусалиме) каждый цех имел собственную синагогу. В Люблине до сих пор
сохранились синагоги, принадлежавшие когда-то медникам, портным,
приказчикам и носильщикам.
  Несмотря на все ограничения, евреи во все века с особым рвением занимались
медициной. Часто звание врача сочеталось со званием раввина: молодые люди
обычно изучали медицину в Падуанском университете и посещали лекции в
знаменитом местном ешиботе. Туда стекались жаждавшие знаний бедные
студенты из всех перенаселенных гетто Польши, и некоторые из них в
дальнейшем становились известными врачами, как, например, лейб-доктор
великого визиря в Константинополе.
  Правда, врачам-евреям запрещалось заниматься лечением правоверных
христиан. Однако в тяжелых случаях церковь