Вдруг впереди послышалась музыка.  Две  роты  во  что  попало  одетых
ополченцев важно вышагивали по улице по колено в грязи,  а  два  музыканта
бойко  наигрывали  "Янки-дудль".  При  виде  столь  нелепого  зрелища  наш
англичанин поначалу остолбенел, а затем громко расхохотался. Однако  никто
из сопровождающих его даже не улыбнулся. Людей все прибывало, и когда  они
наконец подошли к дому сквайра, казалось, сюда сошлись все жители городка.
     Констебль  отворил  дверь  и  пропустил  Джеймса  вперед.  Охваченные
любопытством люди ринулись было следом, но тут констебль крикнул:
     - Тихо! Сквайр завтракает!
     И все мгновенно подались назад.
     В доме остались лишь констебль и оба преследователя Джеймса.
     - Милости прошу! Не желаете ли позавтракать с нами? - обратился к ним
пожилой мужчина весьма цветущего вида.
     - Пожалуй, вот этому парню  не  мешало  бы  немного  подкрепиться,  -
сказал один из выпивох и плюхнулся в кресло.
     - Присаживайтесь к столу, сударь, - сказал сквайр юноше, не  поднимая
глаз от своей тарелки. - Берите  все,  что  вам  по  вкусу.  Эй,  старуха,
принеси чашку!
     Старуха, то есть хозяйка дома, налила гостю кофе, а ее дочь  положила
перед ним на стол салфетку. Обе держались столь доброжелательно и  учтиво,
что юноша сразу же проникся к  ним  симпатией.  А  когда  хозяин  повторил
приглашение, Джеймс поклонился и принялся за еду.
     - Ну, а вы пока можете выпить, - сказал сквайр остальным,  указав  на
заставленный бутылками мадеры, портвейна и виски столик. Те  не  заставили
себя долго упрашивать и,  наполнив  бокалы,  выпили  сначала  за  здоровье
сквайра и его семейства, а потом и за здоровье Джеймса.
     Хозяйка  то  и  дело  приветливо  поглядывала  на  юношу,  а  две  ее
миловидные дочери, казалось, и вовсе позабыли  о  макрели,  лежащей  перед
ними на тарелках. Один лишь сквайр  как  ни  в  чем  ни  бывало  продолжал
неторопливо  поглощать  кушанья,  ибо,  судя  по  всему,   был   человеком
основательным и всякому делу отводил надлежащее время.
     - Выборы уже закончились? - спросил он наконец.
     - Нет, успел выступить с речью только мой брат, - ответил констебль и
недовольно покосился на  Джеймса,  который  своим  неожиданным  появлением
лишил его брата половины слушателей.
     После этого примерно  еще  на  четверть  часа  в  комнате  воцарилось
молчание. Когда тарелки были убраны  со  стола,  сквайр  отворил  дверь  и
впустил  ровно  столько  людей,  сколько  могло   без   излишней   тесноты
поместиться тут.
     - Итак, констебль, - важно произнес он, кладя  на  приставной  столик
стопку бумаги и ставя чернильницу, - кто может мне обо всем рассказать?
     - Вот эти двое, мистер Джой Драм  и  мистер  Сэм  Слеб.  Они  первыми
заметили этого молодого  человека.  А  мистеру  Драму  удалось  догнать  и
задержать его.
     Почтенный мистер Драм, столь  лестно  охарактеризованный  констеблем,
вынул изо рта огромный комок жевательного табаку и, швырнув его  в  камин,
приступил к рассказу о подозрительном незнакомце, пытавшемся  улизнуть  от
них.
     Затем мистер Слеб тоже выплюнул изо рта табак и, едва ворочая языком,
подтвердил слова приятеля.
     - Сэм, - укоризненно сказал сквайр, - вы опять напились в стельку.  А
ведь вчера, когда я вытащил вас из болота, вы дали  мне  честное  слово  в
ближайшие шесть недель даже не глядеть на виски.
     - И я сдержал его, черт побери! Можете спросить Джоя, я  пил,  закрыв
глаза.
     - Прекратите ругаться, а не то вам не поздоровится, -  прикрикнул  на
него сквайр.
     - Мне не поздоровится? - усмехнулся Сэм. - А пулю в брюхо не  желаете
получить?
     - Потише, Сэм! Меня все равно не запугать!
     Констебль между тем тоже решил внести свою лепту в изложение событий,
но ему со всех сторон закричали:
     - Помолчи, Дик! Ты пришел последним и ничего не видел!
     - Ноя же констебль и имею право...
     - Вот именно! Ты выполнил, что  от  тебя  требовалось,  а  теперь  не
встревай!
     Лицо сквайра отразило сомнения человека,  которому  надлежит  принять
решение огромной важности. Он явно не знал, как ему  поступить  с  молодым
человеком, ибо, кроме довольного странного наряда, не видел  в  нем  более
ничего  подозрительного.  Юноша  держался  спокойно  и   с   достоинством,
временами он с любопытством оглядывал присутствующих, и тогда на его губах
появлялась легкая улыбка. Добрейший сквайр долго пребывал в  задумчивости,
то и дело почесывая затылок. Наконец он изрек:
     - Молодой человек, что вы можете сказать в свое оправдание?
     - Оправдание? Но я не знаю, в чем меня обвиняют.
     - Вам уже было сказано, но,  ежели  угодно,  могу  повторить.  Мистер
Драм, мистер Слеб и наш констебль полагают, что вы - шпион краснокожих.
     Юноша хмуро поглядел на своих обвинителей,  но  на  лице  у  него  не
отразилось и тени смущения.
     - Черт побери! Что за...
     - Довольно! - резко оборвал его сквайр. - Вы находитесь  в  почтенном
доме  и  выбирайте  выражения,  когда   разговариваете   с   американскими
гражданами. Вы не у себя в Англии. Если можете объяснить нам, кто вы такой
и для чего переоделись индейцем, говорите. Если  нет,  то  я  передам  вас
военным властям. Итак, кто вы?
     - Меня зовут Джеймс Ходж, я англичанин, мичман с фрегата "Доннерер".
     - Ну, хорошо, -  сказал  сквайр,  записав  услышанное,  -  а  как  вы
оказались почти в  трех  сотнях  миль  от  побережья?  Может,  ваш  фрегат
"Летучий Голландец"?
     - Нет, - улыбнулся Джеймс. - Наш капитан получил  приказ  обследовать
дельту Миссисипи. Он разрешил нескольким  членам  экипажа  поохотиться  на
черепах и насобирать устриц. Но тут нас захватили в плен пираты и увезли к
себе на остров. Ночью мне удалось бежать. О судьбе остальных я  ничего  не
знаю.
     Когда юноша упомянул пиратов,  уже  много  лет  нарушавших  покой  на
побережье, все закричали:
     - Эй, приятель, расскажи-ка нам про пиратов!
     - А ну замолчите! - грозно приказал сквайр.  -  Некогда  мне  слушать
всякие байки. И что же было дальше? - спросил он юношу.
     -  Я  бежал  в  лодке.  Сильный  юго-восточный  ветер  пригнал  ее  в
Мексиканский залив.
     - И оттуда вам удалось  добраться  до  нас?  -  с  сомнением  покачав
головой, спросил сквайр. - Но почему на вас индейский наряд?
     - Я случайно наткнулся на  селение  индейцев,  и  они  дали  мне  эту
одежду.
     - И прямо от них вы отправились сюда?
     - Именно так.
     - Я, конечно, запишу то, что вы говорите, но должен предупредить, что
в ваш рассказ никто не поверит. Еще ни  одному  англичанину  не  удавалось
одолеть такой путь. Ведь там нет ни дорог, ни верстовых столбов. Из какого
племени были те индейцы?
     - Этого я не могу сказать.
     - Но вы знаете?
     - Да, но ответить на ваш вопрос не имею права.
     - Все это очень странно, - заметил сквайр. - И те индейцы вдруг взяли
и подарили вам одежду, которая стоит не  менее  десяти  долларов?  Молодой
человек,  возможно,  у  вас  в  Англии  с  интересом  выслушали  бы  столь
душещипательную историю,  но,  рассказывая  подобные  небылицы  здесь,  вы
ставите на карту собственную жизнь.
     - Сударь, я прошу вас только об одном -  поскорее  сообщить  обо  мне
вашему главнокомандующему, - с улыбкой ответил юноша.
     - Главнокомандующему? - переспросил сквайр. - Вам не  стоит  особенно
уповать на его милость. Знай вы нашего главнокомандующего поближе,  вы  не
стали бы к нему торопиться. Больше вам нечего добавить?
     - Лишь то, что я  сдался  добровольно.  Меня  никто  не  ловил  и  не
задерживал. Да и мог ли меня задержать человек, который сам едва  держится
на ногах?
     - Что верно, то верно, - согласился мистер Драм. - Я и впрямь изрядно
нагрузился. Сквайр, отпустите этого парня!  Одним  шпионом  больше,  одним
меньше, какая разница. А что до краснокожих, так  пусть  только  попробуют
сунуться к нам!
     - А приказ генерала передавать военным властям любого подозрительного
человека? - вмешался один из присутствующих.
     - Его приказы нас  не  касаются!  -  возразил  ему  другой.  -  Мы  -
свободные граждане и подчиняемся лишь  законной  власти.  А  ваше  мнение,
сквайр?
     - Разумеется,  генерал  не  вправе  отменять  своими  приказами  наши
законы. Но что до этого случая, то он  предусмотрен  конституцией,  и  нам
придется  отправить  этого  юношу  в  ближайший  военный  лагерь.  Молодой
человек, - обратился он к Джеймсу, - вы задержаны в индейском наряде,  что
само по себе весьма подозрительно. Кроме того, согласно вашим  же  словам,
вы служили в британском флоте. Все  это  вынуждает  меня  передать  вас  в
распоряжение военных властей. Закон сей, конечно,  слишком  суров,  но  он
действует лишь в военное время. А пока присаживайтесь и выпейте  стаканчик
вина.
     Джеймс легким поклоном  поблагодарил  хозяина  и  выпил  за  здоровье
присутствующих. А сквайр принялся обсуждать с  констеблем,  куда  бы  пока
поместить задержанного. Шериф был в отъезде, а на дверях тюрьмы не имелось
даже запоров. Наконец сквайр сказал, что оставит  юношу  у  себя  в  доме,
после чего все удалились.
     С  улицы  донеслись  оглушительные  звуки  марша,  наигрываемого   на
скрипке, турецком барабане и шотландской дудке.
     - Черт бы побрал эту писанину! - пробормотал  сквайр.  -  Нет  ничего
хуже, чем составлять документы! Ума не приложу, как бы  описать  все  так,
чтобы не навредить этому  малому  еще  больше.  Послушай-ка,  приятель,  -
сказал он Джеймсу, бьюсь об заклад, что ты  неплохо  умеешь  обращаться  с
пером и бумагой. Займись-ка этим сам.
     - Чем именно?
     - Протоколом допроса. Время у тебя есть.  Вот  тебе  перо,  бумага  и
чернила. Опиши все толково и доходчиво и помни,  что  речь  идет  о  твоей
голове.
     - Неужели вы полагаете, - улыбнулся Джеймс, - что ваши  люди  решатся
казнить англичанина, когда британские войска стоят у самых ваших ворот?
     - Молодой человек, не смеши меня! - воскликнул сквайр. - Да  будь  ты
самим  английским  главнокомандующим,  тебя  все  равно   вздернут,   если
обвинения в шпионаже подтвердятся. "Решатся!" - Он покачал головой.  -  Да
они решатся на что угодно. Скоро вам всем поумерят спесь! Не  суйся  не  в
свое дело, старуха, - пробурчал он жене, которая жестами  умоляла  его  не
горячиться, и вышел.
     А Джеймс уселся за стол и задумался. Поначалу ему никак не  удавалось
собраться с мыслями,  но  затем  он  взял  перо  и  принялся  обстоятельно
описывать службу во флоте и свои  последующие  приключения,  не  упоминая,
впрочем, ни единым словом о встрече с индейцами. Едва он успел  закончить,
как вернулся сквайр. Юноша протянул ему протокол.
     - Ты неплохо справился с этим делом, - похвалил его тот. -  Эй,  Дик,
кликни-ка людей, пускай подпишут бумагу.
     - Но это не ваша рука, - вырвалось у констебля.
     - Ясное дело, не моя. Ну и что  с  того?  Этот  парень  доставил  мне
больше хлопот, чем целая дюжина висельников. А посему вполне  справедливо,
что он взял часть из них на себя.
     - И то верно, - согласились остальные.
     - Ну, ежели ты такой мастак, может, поработаешь и на меня? -  спросил
один из ополченцев. - Нацарапай вот на этой бумажонке "Майк Брут",  а  вот
тут - "Исаак Уэллс".
     Вслед за ним потянулись и остальные. Каждый, покосившись на  сквайра,
брал листок бумаги из стопки на столе.
     - У вас, должно быть, выборы? - спросил Джеймс.
     - Точно, приятель, - ответил ему мистер Драм.
     Он вышел, но вскоре вернулся с бутылкой виски.
     - Давай-ка выпьем за процветание Соединенных Штатов  да  за  погибель
проклятых британцев, - предложил он Джеймсу.
     - Пожалуй, я воздержусь.
     - Как знаешь. Тебе же хуже. Мне еще никогда не доводилось покупать  у
Джонни такого доброго виски.
     Он разом осушил огромную  кружку  и  вновь  наполнил  ее.  А  Джеймс,
уставившись на него, с изумлением прикидывал, сколько  же  виски  способен
тот поглотить.



                                    22

     - Ну, вот и все, -  сказал  сквайр,  входя  в  дом.  -  Меня  избрали
майором. Надеюсь, теперь я хоть чем-нибудь смогу помочь тебе. Эй, старуха,
собирай на стол. И принеси нам бутылочку виски! Не  печалься,  сынок.  Мне
тоже случалось  попадать  в  изрядные  переделки.  В  семьдесят  первом  в
Коупенсе мы тогда здорово вас поколотили. В  Восемьсот  двенадцатом  возле
форта Мигс, а потом с капитаном Кроганом.
     - Расскажи-ка  ему  лучше  про  того  индейца,  -  посоветовала  мужу
хозяйка, подавая на блюде олений кострец. - Вот кто нагнал  на  нас  тогда
страху!
     - Про Токеа? Лучше не напоминай мне о нем.
     - Вы знаете Токеа? - вырвалось у юноши.
     Сквайр удивленно переглянулся с женой.
     - Индейцы, верно,  причинили  вам  много  хлопот?  -  пытаясь  скрыть
смущение, спросил Джеймс.
     - Да уж, не мало. Впрочем, мы уже давным-давно ничего не слыхали  про
Токеа. Сгинул куда-то без следа вместе со своим племенем.  А  тебе  что-то
про него известно?
     - Нет, - в замешательстве ответил юноша.
     - Вот как? А мне почудилось...
     - А вот мы знавали Токеа и его красавицу дочку, - встряла хозяйка.
     - Розу? - не сдержавшись, воскликнул Джеймс.
     Хозяева удивленно уставились на него, но Джеймс не произнес более  ни
слова. Тогда сквайр уселся за стол и принялся читать молитву. Тем временем
подоспели сын и дочери хозяина. Девушки держались непринужденно, хотя и не
забывая о подобающих приличиях. На обеих были простые, но ладно  скроенные
платья из полушерстяной ткани. Дружелюбно кивнув Джеймсу, они  направились
к матери, которая резала оленину.
     - Да, тяжкие то были времена, - снова  заговорил  сквайр.  Полон  дом
ребятишек, от мала до велика. Целая дюжина.  Хвала  господу,  ни  один  не
помер, все живы-здоровы. Нам тут дети не в тягость. Земли на всех  хватит,
коли ты не бездельник, будешь жить припеваючи. Не то что у вас  в  Англии.
Вашим парням, хочешь не хочешь, приходится наниматься в солдаты, а  участь
девиц и того хуже. А у нас тот,  кто  честно  трудится  не  покладая  рук,
всегда сумеет нажить добро  и  заслужить  уважение.  Конечно,  моим  детям
живется легче, чем когда-то мне, каждый получил от  меня  несколько  тысяч
долларов на обзаведение. А вот мой отец  приехал  в  эту  страну  всего  с
тридцатью фунтами в кармане. Купил себе пятьдесят  акров  земли,  но  едва
успел немного обустроиться, как грянула  война.  Англичане  все  пожгли  и
разграбили. В лютый мороз отцу  пришлось  одолеть  пешком  почти  тридцать
миль. В ту пору я был еще мальчонкой, однако нескольким британцам шкуру  я
продырявил. Когда война кончилась, мы  упаковали  свои  жалкие  пожитки  и
перебрались на берега Кусы. Жаль, что я не мог остаться  там  навсегда.  Я
был торговцем, мотался туда и сюда, порой добирался аж до Нового  Орлеана.
Да, жизнь у меня была не сладкая! Но все  равно  это  лучше,  чем  влачить
жалкое существование в твоей  Англии,  где  люди  живут  по  указке  своих
господ. Насмотрелся я на это в те годы, когда  Луизиана  еще  принадлежала
испанцам. Без милостивого разрешения губернатора тут никто не смел  и  рта
раскрыть. Даже молились и веселились, когда им было  велено.  Но  один  не
отважился жить своим умом.  Но  зато  сколько  чванства!  Сами  ютились  в
глинобитных лачугах, по уши в грязи, а  на  нас  взирали  свысока.  А  все
потому, что мы  не  умели  кланяться  на  ихний  манер  да  рассыпаться  в
любезностях.
     Жаркое было подано, и сквайр умолк, поглощенный едой. Но едва тарелки
убрали со стола, он налил себе виски, поставил перед  Джеймсом  бутылки  с
портвейном и мадерой и продолжал:
     - Теперь-то тут все иначе. Все мы - свободные граждане, и  народ  наш
живет куда вольготнее, чем любой другой в Старом Свете. Глянь-ка в окошко:
на первый  взгляд  наши  парни  могут  показаться  немного  смешными.  Но,
присмотревшись повнимательнее, ты поймешь, что они вполне  готовы  всерьез
сразиться с врагом. Будь тут у нас хоть дюжина кадровых  офицеров,  ребята
маршировали бы не хуже ваших красных мундиров. Но в бою они  и  теперь  не
оплошали бы. Ведь ваши рискуют жизнью ради нескольких пенсов, а наши будут
защищать своих жен и детей. Все они явились сюда по доброй воле,  движимые
гражданскими чувствами. Готов побиться об заклад, что эти ребята  разобьют
англичан в первом же сражении.
     - Эти оборванцы? - усмехнулся Джеймс.
     - Полегче, приятель! -  сердито  оборвал  его  сквайр.  -  Их  одежда
куплена на их же деньги,  в  отличие  от  пышных  мундиров  тех  негодяев,
которых вы величаете защитниками отечества.
     С улицы послышались звуки выстрелов. Сквайр вышел на  крыльцо,  перед
которым расхаживал человек с карабином. Чуть поодаль на берегу был наскоро
сколочен деревянный  щит,  а  перед  ним  установили  несколько  зажженных
свечей. Раздались два выстрела, первым  был  срезан  фитиль  одной  свечи,
второй заряд угодил в другую свечу.
     Все громко расхохотались.
     - Промазал! Промазал! Влепил в свечку!
     Свечу снова  зажгли  и  поставили  перед  щитом.  Послышались  четыре
выстрела один за другим, и каждый гасил едва заметные  крошечные  огоньки.
Еще два выстрела, и снова без промаха, хотя мужчины палили из  штуцеров  с
расстояния более ста пятидесяти шагов.
     - А вон там наши ребята палят по шляпкам гвоздей. Хочешь поглядеть?
     По другую сторону дома был установлен еще один щит. Гвозди были вбиты
до половины.
     - Третий сверху! - крикнул какой-то юноша и выстрелил.
     - Всадил!
     - Четвертый сверху! - крикнул другой.
     - Всадил! - раздалось в ответ.
     Джеймс молча наблюдал за происходящим.
     - Ну, теперь ты убедился, что вашим  тут  долго  не  продержаться?  -
спросил его сквайр. - Наши парни надумали поставить у  дверей  моего  дома
часового, чтобы тебе не вздумалось дать деру.  Втемяшили  себе  в  головы,
будто ты шпион. Пошли немного выпьем. Вина у меня отменные,  они  взбодрят
тебя. Скоро мы отбываем в расположение наших  войск.  Там  и  узнаем,  как
обстоят дела на юге. А заодно решим, что делать с тобой. Старуха  моя  мне
все уши прожужжала, уверяет, что ты ни в чем не виновен.  Но  ты  меня  не
проведешь. Знаю я вас, англичан, на вид вы все простачки, но своей  выгоды
не упустите. Может, ты надумал навести на наш след индейцев?
     - Неужто вы и впрямь подозреваете меня в подобном умысле? -  изумился
Джеймс.
     - Гм! - хмыкнул сквайр. -  Просто  я  никому  не  верю  на  слово.  И
поступаю так потому, что того требует здравый смысл.  Ради  общего  блага.
Ради того, чтобы наши жители могли спать спокойно.


     Джон Коупленд - а именно так звали добродушного сквайра - пребывал  в
наилучшем расположении  духа,  ибо  он  был  весьма  польщен  уважением  и
доверием, которое выказали ему все жители  Опелоузаса,  избрав  его  своим
командиром. Мистер Коупленд сильно изменился за семь лет, миновавшие с той
поры, когда мы расстались с ним.  Себялюбие  и  расчетливость,  сквозившие
прежде в каждом его слове, уступили место доброжелательности и дружелюбию.
И хотя он по-прежнему был самого лестного мнения о собственной персоне,  в
этом не было ничего оскорбительного для окружающих, ибо ничуть не походило
на высокомерие неожиданно разбогатевшего лакея. Всего, что он нынче  имел,
Джон Коупленд добился благодаря долгим годам тяжкого  труда  и  неутомимой
деятельности во благо общества.
     За несколько  часов  Джеймс  вполне  освоился  в  доме  сквайра  и  с
добродушной  миной  слушал  бесконечные  разглагольствования   хозяина   о
добродетелях американского народа и величии Соединенных Штатов.
     - Скоро нам пора собираться в  путь,  -  сказал  Коупленд.  Констебль
решил отправиться вместе с нами. Опасается, что  ты  удерешь.  А  пока  не
мешало бы поспать пару часов.
     Они поднялись наверх.
     - Устраивайся поудобнее и не обращай  внимания  на  моих  девочек,  -
сказал хозяин, ука