вшись к нему лицом.
     - Моему брату нечего бояться, - сказал тот. И бросив  суровый  взгляд
на нападавшего, добавил: - Ми-ли-мач собирался  снять  скальп  со  спящего
бледнолицего, но сам должен благодарить его за то, что сохранил в  целости
свой череп. Мико не хотел всего этого.
     - Вы мико? - воскликнул Джеймс. - Мико окони?
     Старик спокойно и пристально посмотрел ему в глаза и  с  достоинством
ответил:
     - Мой юный брат не ошибся. Ему нечего  бояться.  Мико  увидел  его  и
протягивает ему руку.
     - Вы  мико  окони?  -  еще  раз  изумился  юноша,  порывисто  схватив
протянутую руку. - Сердечно рад вас видеть, и, должен признаться, как  раз
был на пути к вам.
     - Дочери сказали мико,  что  сын  Великого  Отца,  владеющего  обеими
Канадами, избежал петли вождя Соленого  моря.  Мои  глаза  видят,  а  душа
знает, что есть правда, а что ложь. Но мой брат прошел слишком малую часть
тропы к вигвамам своих соплеменников.
     - Охотно объясню причины. У вас прекрасная дочь. Да поможет ей  небо!
Она и ангел по имени Роза выхаживали  меня  как  сестры.  Я  бы  вовсе  не
покидал их,  но  я  слышал  повелевающий  голос  долга,  которого  не  мог
ослушаться. Но когда  ваша  дочь  проводила  меня  до  этих  берегов,  она
обронила несколько слов, и я понял  их  так,  что  мой  долг  -  вернуться
обратно.
     - Что же нашептала моя дочь?
     - Всего несколько слов, но в них было  много  смысла.  Я  понял,  что
бедные девушки из-за своей ангельской доброты навлекут на себя  ваш  гнев,
вы можете убить их за то, что они будто бы привели в свой вигвам шпиона.
     - И что же мой брат?
     - Если кто в чем и виноват, то только он.  Может  быть,  ему  удастся
отвести удар от своих благородных спасительниц.
     Индеец молчал, погруженный в свои мысли. Но вот лицо его  посветлело.
Он снова протянул ладонь чужеземцу.
     Это не могло не ободрить  Джеймса,  тем  более  что  вождя  обступили
внезапно отделившиеся от кустов зловещие фигуры индейцев.
     Мико испытующе смотрел на чужеземца, не ожидавшего появления  воинов,
и выдержал долгую паузу, чтобы дать бледнолицему прийти в себя.
     - Желает ли мой брат пробираться в деревни бледнолицых?
     - Я бы хотел как можно скорее попасть к своим. Я британский офицер  и
должен без промедления занять свой пост.
     Индеец покачал головой.
     - Мико знает сыновей Великого Отца Канады. Вместе  с  ним  он  поднял
томагавк войны на янкизов. Его сыновья - хорошие воины, но в  наших  лесах
они слепы, как совы. Мой брат не сумеет дойти до своих,  ему  не  избежать
голодной смерти в долгом пути среди дебрей.  Смотри,  -  вождь  указал  на
видневшиеся у горизонта очертания больших деревьев. - Мой брат начнет путь
к этим деревьям, но когда он  доберется  до  них,  голова  у  него  пойдет
кругом, он будет кружить на месте, как собака, которая гоняется  за  своим
хвостом. Ему не хватит и ста солнц, чтобы выбраться из лугов.
     - Позвольте один  вопрос.  Могут  ли  ваши  слепые  дети  не  бояться
наказания? Могут ли они рассчитывать на ваше великодушное прощение за  то,
что без ведома вождя спасли чужеземца?
     - Мико встретит свою дочь добрым взглядом.
     - А Розу?
     - Ее тоже.
     - Тогда мне не остается ничего  иного,  как  немедленно  двинуться  в
путь. Только бы добраться до Миссисипи. А там уже наши корабли.
     - Великий  Отец  моего  юного  брата  поднял  томагавк  войны  против
янкизов? Не так ли? - неожиданно спросил мико.
     - И на суше, и на море. Мы еще всыпем этим янки.
     - А сколько он снарядил воинов?
     - Сухопутное войско составляет около двадцати тысяч,  они  высадились
здесь. А на севере еще больше.
     - А мой брат?
     - Я служу на флоте.
     Индеец снова задумался.
     - Путь моего брата будет  очень  долог,  каноэ  его  братьев  далеко.
Великий Отец имеет много воинов, но у янкизов их еще  больше.  Пусть  брат
мой выслушает речь старого воина,  на  чей  голове  остался  снег  многих,
многих зим.
     Джеймс низко склонил голову.
     - Мой брат должен вернуться с мико в его вигвам. Воины будут курить с
ним трубку, а девушки услаждать пением.  Через  два  солнца  придет  вождь
Соленого моря. Мико тихо шепнет ему на ухо. И на каноэ  нашего  гостя  мой
юный брат поплывет к своим.
     - Вождь Соленого моря?  Плыть  на  корабле  пирата?  Нет,  мико,  это
немыслимо. Неужели пират сам двинется навстречу своей виселице?
     - Разве вождь Соленого моря воюет и с твоим народом?
     - Он не воюет, он грабит и хватает все, что  попадет  под  руку.  Это
пират, его казнят при первом удобном случае.
     Взгляд индейца помрачнел. Британец слегка растерялся при мысли,  что,
может быть, ненароком обидел вождя.
     - Мой брат прав, - сказал Токеа. - Он должен идти,  но  если  захочет
остаться, вигвам мико открыт для него. Если Канонда станет дочерью великих
каманчей, Белая Роза будет готовить ему пищу, ему - сыну мико.
     Британец растроганно пожал руку Токеа и с жаром сказал:
     - Когда окони Великим Духом клянутся своему мико,  что  их  томагавки
будут верой и правдой служить ему, они держат свое слово, иначе они просто
псы, - Джеймс невольно вплетал в свою речь индейские  обороты.  -  Так  же
твердо должно держать свое слово и сыну Великого  Отца  Канады.  Ему  надо
спешить к своим братьям, иначе они отшвырнут его, как  трусливого  пса,  а
имя его станет презренной кличкой.
     Эти слова, в которых было столько искреннего волнения, решили все.
     Вождь одобрительно кивнул и, взяв британца за руку, сказал:
     - Постой! Мой юный брат приблизился к  владениям  мико  после  заката
солнца, когда вождь спал. Он вошел в его вигвам, когда мико был на  охоте.
И ушел, когда мико еще не вернулся. След  моего  брата  не  видели  другие
бледнолицые. Не поклянется ли мой  брат  тем,  кого  окони  зовут  Великим
Духом, а бледнолицые - Богом, не поклянется ли он,  что  не  выдаст  врагу
тайны окони?
     - Я уже поклялся в этом твоей дочери.
     - Может ли он повторить свою клятву мико?
     - Клянусь.
     - Обещает ли он никому не говорить, что мико был  с  вождем  Соленого
моря?
     - Обещаю, - чуть поколебавшись, ответил юноша.
     - Тогда кости его  отцов,  -  сказал  мико,  положив  руки  на  плечи
британца, - могут спокойно тлеть в земле. Мико расчистит  от  шипов  тропу
моего брата и даст ему в провожатые самых быстроногих воинов. Однако  брат
мой давно не ел, а путь его долог.
     Он дал знак своим воинам, и самый молодой из  них  вывалил  на  траву
содержимое своей охотничьей сумки.
     Мико и Джеймс уселись рядом,  вождь  протянул  ему  несколько  ломтей
холодной  дичины,  горсть  жареного  маиса,  а  затем  и  калебасу  весьма
недурного вина. Со всем этим  было  быстро  покончено.  Старик  неожиданно
поднялся и, дружелюбно кивнув Джеймсу,  удалился  в  лес.  За  ним  следом
потянулись  все  прочие   индейцы,   кроме   провожатого,   который   ждал
распоряжений британца.
     Джеймс проводил взглядом терявшиеся среди деревьев фигуры и взялся за
каноэ, чтобы подтащить его к воде.
     Когда достигли  противоположного  берега,  индеец  перенес  каноэ  на
несколько сотен метров вниз по течению  и  спрятал  его  в  кустах,  затем
трусцой подбежал к Джеймсу и, не останавливаясь, с таким проворством начал
прокладывать траву в высокой траве, что британец едва поспевал за ним.



                                    14

     От вигвама на берегу Натчеза веяло той мрачноватой и  меланхолической
дремой, в коей обычно коротает свои дни индеец, когда свободен от  военных
и охотничьих забот. Деревня хранила поистине гробовое молчание. Даже  юные
ее обитатели, казалось, разделяли  усталость  недавно  вернувшихся  отцов.
Никому не хотелось покидать насиженного места. Но таково было лишь  первое
впечатление. При более пристальном взгляде на деревню, человек, знакомый с
жизнью индейцев, не смог бы не почувствовать некоей напряженности  и  даже
затаенной боязни, охватившей племя, которое, по-видимому,  ждало  каких-то
перемен в своей судьбе.
     Медленная  поступь  взрослых,  направлявшихся   к   вигваму   совета,
сбившиеся в кучки, оробевшие дети и женщины, притихшие подростки - все это
было предвестием чего-то значительного в жизни общины.
     Из вигвама совета не доносилось ни звука - никаких  признаков  беседы
или спора. Как только мико вернулся,  он  почти  беспрестанно  собирал  на
совет своих воинов, и вот уже два дня вся  деревня  не  отрывала  глаз  от
вигвама. С дочерью мико еще не заводил никаких разговоров, он только молча
указал ей на вигвам, где ей надлежало находиться.  Она  не  знала,  что  и
думать. Неужели они с сестрой на положении  пленниц?  А  что  случилось  с
Ми-ли-мачем? Почему его до сих пор нет,  при  его-то  резвости,  благодаря
которой он и стал любимцем отца? Погиб в схватке с бледнолицым?  Но  тогда
почему не видно ни трофеев, ни скальпов, ни знаков скорби?
     Роза держалась куда увереннее. Она черпала утешение в книгах, которые
методистский проповедник когда-то дал Канонде. Сейчас она читала  вслух  и
так усердно, что Канонде это стало надоедать.
     Не успела Роза закончить отрывок о блаженстве спасенных  и  проклятии
язычникам, как индианка вдруг выпалила:
     - Канонда очень любила доброго  вождя  своей  школы,  но  терпеть  не
могла, когда он читал ей книги. Канонда рада, что не приняла его веру.
     - Вождь желал только добра, - ответила Роза. -  Канонда  должна  была
послушаться его.
     - Как бы не так.  А  если  мико  своим  томагавком  расколет  Канонде
голову? Что же, ей отправляться в ад к злым бледнолицым,  которые  убивали
ее братьев, за что и корчатся от боли?.. Нет,  никогда!  -  с  содроганием
заключила она.
     Роза покачала головой.
     - Милостивый Бог возьмет ее своим ангелом. Ей будет уготовано  вечное
блаженство только за то, что она спасла брата.
     - Ангелом! Канонда не хочет быть белым ангелом за то, что  пустила  в
вигвам лазутчика. Канонда не может жить среди белых ангелов, убивавших  ее
братьев и отнявших у нее землю.
     - Но в вечной жизни никто  никого  не  убивает,  ни  бледнолицые,  ни
краснокожие. Там всех ждет вечная радость.
     - Вот видишь, Канонда права, а бледнолицый вождь не прав. Великий Дух
пустил на свои охотничьи поля и тех, и других,  но  вместе  им  не  видать
радости... Нет, Канонда никогда не поверит в это. Великий Дух дал  янкизам
белую, а окони - красную кожу, одних поселил у  Соленого  моря,  других  у
Большой реки, разделил их высокими горами, столкнул их на тропе  войны,  а
теперь спасает всех разом?! И не ставит им перегородок в своих  владениях?
Нет! Ни за что не поверю! Разве смогут люди забыть вражду?  Бледнолицые  и
краснокожие и там будут так же дружны, как  здесь  дикий  кот  с  койотом.
Канонда рада, что шепот учителя не дошел до ее сердца.  Лишь  Великий  Дух
сможет осчастливить ее. Он возьмет ее в свои земные луга, где сияет вечное
солнце и гуляют ее предки. Там ее примут как добрую дочь.
     Роза отложила книгу и задумалась над словами Канонды.
     Но тут они обе вздрогнули от пронзительного свиста. Они  бросились  к
окну, но тут же отскочили: Роза поспешно  заняла  свое  прежнее  место,  а
Канонда принялась укреплять шкуры, закрывающие вход.
     Свист  был  сигналом  о  приближении  большой  лодки,  которая  мощно
преодолевала течение усилиями шестерых гребцов. Помимо  этих  шестерых,  в
лодке сидело еще двое.
     Судно вошло в заливчик. На берегу рядом с  каноэ  лежала  шлюпка,  на
которой приплыл британец, - она сразу бросилась в глаза прибывшим. Один из
них бегло осмотрел ее и  поделился  своими  соображениями  с  другим,  тот
кивнул ему и ступил на берег.
     Это был человек среднего роста, отнюдь не атлетического  сложения,  с
сильно загорелым лицом, впалыми  щеками,  покрытыми  глубокими  чернеющими
оспинами,  и  заостренным  красноватым  носом.   Мрачный   блеск   глубоко
посаженных темно-серых глаз, огромные усищи  и  борода  не  добавляли  ему
привлекательности. Тем не менее от внимательного наблюдателя  не  укрылись
бы его усилия казаться простоватым и естественным, хотя глаза  его  иногда
украдкой зыркали по сторонам, а  губы  временами  складывались  в  злобную
усмешку. На нем был короткий синий камзол, застегнутый наглухо, до  самого
горла, такого же цвета штаны и шляпа. На берег он вышел безоружным. Бросив
несколько  слов  гребцам  и  сопровождающему  его  мужчине,  он   коротким
солдафонским шагом направился к жилищу мико.
     Собравшиеся на совет индейцы тотчас же разошлись, старый вождь  хмуро
и неторопливо шагал к своему вигваму, а прочие индейцы тоже заспешили  под
свои кровли, явно не желая встречи с пришельцем.
     Тот молча смотрел на удаляющиеся фигуры воинов  и,  покачав  головой,
вошел в вигвам вождя.
     - А вот и я, друг Токеа, - с фальшивой улыбкой громко возвестил он  и
протянул руку неподвижно сидевшему на своем ложе вождю. - Ну что,  я  умею
держать слово? - продолжал усач. - Ночью вошли в залив, но,  черт  побери,
пришлось удирать во все лопатки. Целую ночь,  да  еще  день.  Так  что  я,
дружочек, голоден, как флотский интендант, и сух, как дельфин.
     Он говорил по-английски, с сильным французским акцентом, но  довольно
бегло.
     Мико постучал пальцем по деревянной доске, и из  соседнего  помещения
вышла его дочь.
     - Канонда! - вскричал пират, галантно подобравшись и  протянув  руку,
чтобы погладить ее по волосам.
     Но девушка проскользнула к двери, не  обронив  ни  слова.  Гость  был
озадачен. Он повернулся к старику:
     - Что это значит, друг мико? Я что, впал в немилость?  Стоит  ли  так
обижать меня? Когда я ступил на берег,  ваши  люди  обдали  меня  кормовой
волной, скрывшись в свои вигвамы. Вы холодны, как норд-вест, а ваша дочь -
как замерзший канат. Кстати, у вас  тут  побывал  один  гость.  Как  вижу,
молодой британец успел поработать языком.
     Пират проницательно смотрел на мико, но лицо вождя было непроницаемо.
     - О ком говорит мой брат?
     - О пленнике, молодом англичанине. Он улизнул от нас, когда я выходил
в море.
     - Мой юный брат ушел и отсюда.
     - Ушел? Должно быть, вы не знаете, что он сбежал от  меня...  -  И  с
притворным равнодушием поспешил добавить: - Ну, тут уж ничего не попишешь.
     - Мико знал, - отчеканил Токеа,  -  что  юный  брат  бежал  от  вождя
Соленого моря. Мой брат не должен был брать его в плен.
     - Ну и дела! А мико не  брал  бы  янки,  подосланного  для  шпионских
целей?
     - Разве мой юный брат из янкизов?  -  спросил  Токеа,  сверля  Лафита
взглядом.
     - Нет, Но он враг.
     - Не слишком ли много врагов у моего брата?  Янкизы,  воины  Великого
Отца Канады...
     Пират кусал губы. Наконец, он собрался с мыслями и сказал:
     - Ну, вы не жалуете американцев, а я - и тех, и других.
     - Мико, - возразил Токеа, - лишь для того берется за томагавк  войны,
чтобы защитить своих и отомстить за  кровь  убитых  братьев.  А  мой  брат
поднимает томагавк против всех и как разбойник похищает детей и женщин.
     Лицо пришельца запылало, он скрипнул зубами.
     - Право же, мико, вы говорите вещи, которые тяжелы для моего желудка.
     Он смерил старика холодным взглядом. И вдруг снова  растянул  губы  в
улыбке:
     - Какая чушь! Довольно спорить из-за пустяка. Каждый делает, что  ему
любо и сподручно.
     - Когда мико окони протянул руку вождю Соленого моря и как друга ввел
в свой вигвам, душа его мечтала о новом  брате,  который  поднялся  против
янкизов. Если б он знал, что связал себя с вором...
     - Мсье Мико!.. - с угрозой в голосе прервал его Лафит.
     - ...то не принял бы его как  друга,  -  продолжал  старик.  -  Токеа
поднял  томагавк  против  бледнолицых.  Вождь  Соленого  моря  сделал  его
разбойником. Что же он может сказать янкизам, когда попадет к ним в  руки?
Они вздернут его на первом же суку.
     Столь нелицеприятная правда произвела впечатление на пирата. Он начал
нервно ходить взад и вперед, обдумывая свой ответ.
     - Оставим это, мой друг, я не считал скальпы, которые  вы  содрали  с
черепов американцев. Не будем копаться в прошлом. Что  было,  то  было.  В
будущем многое изменится. Я, например, вовсе не желаю вести прежнюю пустую
жизнь.  Мечтаю  осесть  в  этом  зеленом  раю   и   вести   полуиндейский,
полуфранцузский образ жизни. Приятно и радостно!
     Не меняя выражения лица, старик сказал:
     - Мико окони еще никогда не обагрял рук кровью друзей. Он  беден,  но
ни разу не прикоснулся к тому, что ему не принадлежит. Его отцы осудили бы
его за дружбу с разбойником. Великий Дух отвратил бы от него лицо, если бы
он обесчестил свой народ союзом с разбойником.
     Француз выслушал его на удивление спокойно, хотя временами  лицо  его
нервно подергивалось.
     - Вы так думаете? - спросил он наконец. - Вы собираетесь обойтись без
Лафита? Не стану уговаривать. Знал бы я раньше,  не  потратил  бы  столько
времени, чтобы услышать от вас такое поношение. Адью, мсье Мико!
     - Мой брат, - словно бы спохватившись, заговорил мико, - должно  быть
проголодался. Ему надо поесть. Канонда приготовила ему любимое кушанье.
     - Лафиту не будет отказано в желании еще раз осмотреть одну хижину? -
настороженно спросил пират.
     - Мой брат - желанный гость. Рука мико не преградит ему путь к  тому,
что указала однажды, - смиренно ответил вождь.
     - Ну вот, это другое дело. Англичанин навеял хандру на моего  старого
друга. Надеюсь, она исчезнет бесследно. Однако пора  посмотреть,  что  там
поделывают дамы.
     Он попытался откинуть занавес, но - тщетно.
     - Это как понимать?
     - Мой брат должен поискать себе другую скво. Роза  не  войдет  в  его
вигвам.
     Из соседнего помещения послышался странный звук, - он  был  похож  на
приглушенный до шепота радостный возглас.
     Пират растерянно потоптался возле занавеса и,  повернувшись  к  мико,
сказал:
     - Значит, союзу не бывать? Все двери на запоре? En bieb, nous verrons
[ладно, мы еще посмотрим (франц.)].
     С этими словами он вышел из вигвама.
     Старик не взглянул ему вслед и не двинулся с места.
     Лафит еще раз напомнил о себе, просунув голову в дверной проем:
     - Надеюсь, вы не будете возражать,  -  спросил  он,  -  если  я  буду
хозяином хотя бы в своей лодке? А то как бы во время моего  отсутствия  не
нанесли бы мне визит незванные гости.
     - Если вождь Соленого  моря  встал  на  тропу  войны,  враги  у  него
найдутся.
     - Разумное суждение.
     - Мой брат голоден, - мико указал на Канонду, вышедшую с подносом.
     - Мне, однако, пора, - служба прежде всего.
     Лафит направился к берегу,  по  которому,  скрестив  на  груди  руки,
расхаживал маленький коренастый человек.  Его  оливковое  лицо  утопало  в
черной с сединой бороде, открывавшей лишь длинный пылающий от загара нос.
     По мере приближения главаря его верный сподвижник слегка подобрался.
     - Лейтенант! - окликнул Лафит.
     - Капитан?
     - Все спокойно?
     - Настолько, что нам показалось, будто мы тоже сидим в вигваме  мико.
Раньше наш приезд превращал это местечко в веселую ярмарку, а  сегодня  не
видно ни души. Женщины-то вроде не прочь присоединиться к нашей  компании,
да мужья не пускают.
     - Сколько голов составляет наш резерв в Сабинском озере?
     - Тридцать. Остальные завтра покончат с расчисткой.
     - Джакомо и Жорж, - коротко и властно распорядился  пират,  -  плывут
вниз с приказом прибыть сюда. Двое остаются  там  и  поджидают  отставших.
Весь экипаж вооружается мушкетами, штыками,  пистолетами  и  укрывается  в
двух милях вниз по течению, до особых распоряжений.
     - Ясно, капитан.
     - Молодой британец был здесь.
     - Я уж вижу.
     - И старик отпустил его.
     - И вы тоже, капитан, вы и ваши парни. Я бы этого не делал.
     - Мсье Клоро много бы чего не сделал, - ехидно парировал Лафит. -  Не
солить же нам