ом.

     4. Только война извне, мощно и внезапно обрушившаяся на город, положила
конец беспрерывным  распрям,  царившим  между  партиями.  С  ужасом  увидели
мятежники этот тройной лагерь римлян, и тогда они  начали  искать  сближения
между собой и соединения с дурной целью. ""Чего мы еще ждем, - говорили  они
друг другу, - как мы можем допустить, чтобы нам дыхание было отрезано  тремя
стенами? Неприятель крепко уселся против нас, а мы, запертые в наших стенах,
остаемся спокойными зрителями неприятельских действий, как будто бы они были
благодетельны для нас, оставляя в бездействии наши руки и наше  оружие.  Да!
Мы храбры только против себя, римлянам же наш раздор поможет покорить  город
даже без меча"".  Такими  словами  они  соединились,  друг  друга  ободрили,
взялись за оружие и сделали внезапную вылазку  против  десятого  легиона.  С
ужасающими  кликами  грянули  они  через  долину  и  бросились  на   римлян,
работавших над укреплениями. Так как последние разделились по своим  работам
и большинство сложило с себя оружие (они  и  не  предполагали,  чтобы  иудеи
осмелились на вылазку или чтобы они даже при желании  могли  предпринять  ее
ввиду царившего между ними разлада), то внезапное  нападение  привело  их  в
замешательство: часть бросила работу и сейчас  же  отступила  назад,  многие
побежали за своим оружием, но были убиты еще прежде, чем могли стать  против
врагов. К иудеям примыкали ободренные их победой все новые и новые бойцы,  а
счастье делало  их  в  собственных  глазах  и  в  глазах  римлян  еще  более
многочисленными, чем они были на самом деле. Солдаты,  приученные  к  боевой
тактике и умеющие сражаться  сомкнутыми  рядами  по  команде,  скорее  всего
теряют самообладание при неожиданном расстройстве. Поэтому отступили  теперь
перед нападением застигнутые врасплох римляне.  Всякий  раз,  однако,  когда
преследуемые оборачивались, они удерживали напор иудеев и наносили раны тем,
которые в своей стремительности были менее осторожны. Но по мере  того,  как
масса  нападающих  все  более  возрастала,  увеличивалось  смятение  римлян,
которые, наконец, были  отброшены  от  своего  лагеря.  Дело  приняло  такой
оборот, что всему легиону угрожала опасность; но тогда Тит, уведомленный  об
их опасном положении, быстро  поспешил  на  помощь.  Громко  негодуя  против
трусости бежавших, он заставил их повернуть назад, сам во главе прибывшего с
ним отборного войска набросился на иудейский фланг, многих смял, еще  больше
ранил, а остальных обратил в бегство  и  оттеснил  в  самую  лощину.  Иудеи,
однако,  после  большого  урона,  вскоре  выбились  из  этой  местности   и,
поднявшись на противоположную возвышенность, обернулись  лицом  и  сражались
через лощину. До полудня продолжался бой в таком положении; но когда  солнце
начало клониться к западу, Тит оставил на месте против неприятеля только  то
войско, с которым он прибыл на  помощь,  да  еще  несколько  других  когорт;
остальную же часть легиона он отправил для возобновления шанцевых  работ  на
вершине горы.

     5.  В  этих  действиях  иудеи  усмотрели  бегство  римлян,  и  так  как
поставленный ими на стене вестник  возвестил  об  этом  потряхиванием  своей
одежды,  то  совершенно  свежая  многочисленная  толпа  бросилась  с   такой
стремительностью, что их наступление походило на бег свирепейших  зверей.  И
действительно, никто из построенных в боевом порядке римлян не  выдержал  их
удара; строевая линия, точно под напором тяжелого орудия, была  прорвана,  и
все пустилось бежать вверх по горе. Один Тит  с  немногими  остался  посреди
склона горы. Его  свита,  которая  из  уважения  к  полководцу,  пренебрегая
опасностью, осталась при нем, настойчиво умоляла его  удалиться  от  иудеев,
ищущих смерти, а не броситься в опасность за войском, которое должно было бы
прикрывать его; он должен, наконец, подумать о  своем  высоком  положении  в
качестве руководителя войны и владетеля мира, чтобы не обратиться в простого
солдата и чтобы не подвергать столь явной опасности собственную личность, от
которой зависит все. Но он делал  вид,  будто  ничего  не  слышит,  оказывал
сопротивление тем, которые ринулись ему навстречу,  убивал  других,  которые
силой хотели овладеть доступом вверх, бросился по крутому  склону  на  тесно
сплотившуюся массу врагов и отбил их  назад.  Но  иудеи,  как  они  ни  были
смущены твердым и стремительным нападением Тита, и теперь еще  не  бежали  в
город, а, расступившись по обеим сторонам, преследовали бегущих кверху. Этот
новый натиск Тит останавливал нападением на фланги. Но  между  тем  солдаты,
работавшие наверху над шанцами, увидев, что их товарищи  внизу  разбежались,
были вновь охвачены ужасом и отчаянием. Весь легион рассеялся, так  как  все
считали, что против набега иудеев противостоять невозможно и что  Тит  также
находится в бегстве, ибо, думали они, если бы  он  удержался  на  месте,  то
другие не бежали бы. В паническом страхе бежали они  по  всем  направлениям,
пока, наконец, некоторые не увидели полководца в самом  водовороте  сражения
и, полные опасения за его жизнь, возвестили  криками  всему  легиону  о  его
опасном положении.  Стыд  заставил  всех  возвратиться:  осыпая  друг  друга
упреками за бегство, а еще больше за то, что покинули Цезаря,  они  со  всей
силой  бросились  на  иудеев,  и  как  только  последние  начали  отступать,
окончательно  оттеснили  их  в  долину.  Иудеи  хотя  боролись  еще  и   при
отступлении, но римляне благодаря занятому ими возвышению находились в более
выгодном положении,  вследствие  чего  они  опрокинули  неприятеля  в  самую
пропасть. Теперь Тит преследовал  тех,  которые  раньше  на  него  нападали;
легион он опять послал к его шанцевым работам, а  для  отражения  неприятеля
остался сам с теми отрядами, которые прежде сражались вместе  с  ним.  Чтобы
сказать правду, не вдаваясь в преувеличение из лести и не умаляя из зависти,
Цезарь один  дважды  спас  угрожаемый  легион  и  доставил  ему  возможность
спокойно укрепить свой лагерь.

        "ГЛАВА ТРЕТЬЯ"
     Возобновление междоусобицы в Иерусалиме. Козни  иудеев  против  римлян.
Тит укоряет солдат за их опрометчивость.

     1. Внешняя война на время приостановилась, иартийная же  борьба  внутри
вспыхнула вновь. Так как с 14-м днем месяца  ксантика  приближался  праздник
опресноков, к которому иудеи относят начало своего  избавления  от  египтян,
партия Элеазара открыла храмовые ворота, чтобы впустить  народ,  собравшийся
на молитву; Иоанн же воспользовался праздником для  прикрытия  своих  хитрых
замыслов.  Он  снабдил  тайным  оружием  менее  известных  из   его   людей,
больпшнство из которых к тому же еще были нечисты, и приказал им смешаться с
толпой для того, чтобы овдадеть храмом. Проникнув  внутрь,  они  сбросили  с
себя верхнее платье и вдруг предстали перед всеми  в  полном  вооружении.  В
храме поднялась неимоверная сумятица; непричастный к партийной борьбе  народ
думал, что нападение готовится на всех без различия; но зелоты  поняли,  что
оно направлено только против них, и поэтому покинули  ворота,  соскочили  со
стенных зубцов и, избегая всякого столкновения, скрылись  в  подземные  ходы
храма, народ же, робко теснившийся у алтаря и кругом в храме, был  растоптан
и умерщвлен палками и мечами. Много спокойных  граждан  пало  от  рук  своих
личных  врагов  как  сторонники  противной  партии;  кто  только  был  узнан
кем-нибудь из мятежников, которого он раньше оскорбил, был  теперь  им  убит
как зелот. Совершив много зверских насилий над невинными,  они  после  этого
объявили прощение виновным и, когда последние вышли из подземелья,  дали  им
свободно разойтись. Сделавшись сами обладателями внутреннего  храма  и  всех
его запасов, они почувствовали себя еще сильнее  для  сопротивления  Симону.
Таким образом, существовавшие до сих пор три враждебные партии распались  на
две.

     2. Тит между тем принял решение сняться со своим лагерем, расположенным
на Скопе, и ближе придвинуться к городу. С этой целью они поставили отборный
отряд всадников и пехоты в количестве, признанном им необходимым для  защиты
против вылазок иудеев, и приказал  всему  остальному  войску  выровнять  все
промежуточное пространство до стены. Тогда все заборы  и  решетки,  которыми
жители Иерусалима огораживали свои  сады  и  рощи,  были  сломаны,  плодовые
деревья в окружности срублены и ими  заполнены  все  углубления  и  впадины;
скалистые же утесы были устранены железными инструментами. Таким образом они
выровняли все пространство междуСкопом и памятником Ирода, находившимся близ
так называемого Змеиного пруда.

     3. В эти дни иудеиустроили римлянам такого рода ловушку. Самые отважные
из мятежников, представляя из себя изгнанных миролюбивыми жителями, вышли за
город из так называемых Женских башен; здесь они, как бы опасаясь  нападения
римлян, столпились  все  вместе,  и  каждый  старался  укрыться  за  плечами
другого. Другие же, с виду простые граждане, стояли  там  и  сям  на  стене,
взывали о мире, просили о пощаде  и  призывали  к  себе  римлян,  обещая  им
открыть ворота. Одновременно с этими громкими взываниями они бросали камнями
в своих же, как будто хотели отогнать их от ворот; а те  делали  вид,  будто
хотят насильно вторгнуться, то обращались с трогательными просьбами к  своим
сограждаиам, то, наконец, устремлялись к римлянам, но каждый раз в страхе  и
отчаянии пятились назад. Солдаты поддались на  этухитрую  ловушку;  полагая,
что одни попались уже им в руки и их  немедленно  можно  будет  наказать,  а
другие откроют им город, они тотчас приступили к делу.  Титу,  однако,  этот
неожиданный призыв казался подозрительным: только днем раньше  он  приглашал
иудеев через Иосифа на добровольную сдачу и не встречал, однако, сочувствия.
Он приказал поэтому солдатам не трогаться с  места;  но  некоторые  из  тех,
которые впереди всех были заняты работами, уже поспешно взялись за оружие  и
двинулись к воротам. Мнимо изгнанные из города вначале как будто  попятились
назад, но когда солдаты были уже между башнями ворот, они бросились  вперед,
оцепили их и напали с тыла; в то же  время  стоявшие  на  стене  осыпали  их
густым градом камней и разного рода стрелами, которыми многих  убили  и  еще
больше ранили. Повернуть назад им было нелегко, так как их теснили  с  тыла;
но, помимо этого, стыд за ослушание  приказа  военачальников  заставлял  уже
довести до конца начатую ошибку - поэтому-то они так долго держались в  бою.
Но сильно израненные иудеями и, в свою очередь, нанеся им не меньше  ударов,
они отбили, наконец, оцепивших их врагов. Еще при своем отступлении  они  до
гробницы Елены были преследуемы неприятельскими стрелами.

     4. Иудеи тогда в грубой форме проявили свое  торжество  над  римлянами:
они осмеивали их за то, что дали обмануть себя хитростью, прыгали,  потрясая
своими щитами, и громко ликовали  от  радости.  Солдаты  же  были  встречены
угрозами центурионов и гневом Цезаря. "В то время,  -  сказал  последний,  -
когда иудеи, которых одно только отчаяние ведет в  бой,  действуют  все-таки
обдуманно и осмотрительно, расставляют сети, устраивают засады  и  при  этом
еще  за  их   послушность,   взаимное   доверие   и   прочную   солидарность
покровительствуемы   счастьем,   римляне,   которым   счастье   всегда   так
благоприятствует за их дисциплину  и  повиновение  предводителям,  напротив,
терпяттеперь поражение,  попадаются  в  плен  вследствие  своей  собственной
опрометчивости и, что еще более постыдно,  сражаются  без  предводителей,  в
присутствии Цезаря. Глубоко будут вопиять военные законы, точно  как  и  мой
отец, когда он узнает об этом  поражении,  он,  который  поседел  в  битвах,
никогда не потерпев такого удара, и законы, которые  всегда  самое  малейшее
упущение против дисциплины карают смертью. Теперь  эти  законы  должны  были
быть свидетелями того, как целый отряд войска покинул строй! Но пусть сейчас
узнают своевольники, что у  римлян  даже  победа  без  приказа  не  приносит
славы". По этим словам, обращенным к полководцам, можно было  подумать,  что
он намерен поступить со всеми по  всей  строгости  закона;  солдаты  поэтому
упали духом, так как они ожидали для  себя  заслуженной  казни.  Но  легионы
окружили Тита и настойчиво  просили  его  помиловать  их  товарищей  и  ради
послушности значительного большинства простить поспешность немногих, которые
совершенную  ими  только  что  ошибку  хотят  загладить  в   будущем   своей
храбростью.

     5. Тит удовлетворил их просьбу, тем более что последняя совпадала с его
собственными интересами; ибо он полагал, что наказать одного человека должно
действием, а при наказании целой толпы можно ограничиться только словами. Он
простил поэтому солдат, предупредил их серьезно, чтобы они  в  будущем  были
осторожнее, и начал обдумывать, как наказать иудеев за их хитрость. Когда по
истечении четырех дней промежуток до стены был выровнен, он для того,  чтобы
в безопасности перевести сюда обоз и остальную часть армии, расставил  самое
ядро войска в семи рядах по направлению от севера  к  западу  против  стены;
впереди стояла пехота, сзади конница, каждая часть в трех рядах,  а  седьмую
линию образовали поставленные между  ними  стрелки.  Так  как  этим  сильным
строем у иудеев была отнята последняя  возможность  дальнейших  вылазок,  то
вьючный скот трех легионов и обоз могли безопасно двинуться вперед. Сам  Тит
расположился станом на расстоянии около двух стадий от  стены  у  одного  из
углов последней, против башни, называемой Псефиной, где  обводная  стена  на
своем северном  протяжении  загабается  к  западу.  Остальная  часть  войска
разбила лагерь у так называемой Гиппиковой башни, тоже  в  двух  стадиях  от
города. Десятый же легион сохранял свою позицию на Елионской горе.

        "ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ"
     Описание Иерусалима

     1. Тройной стеной был  обведен  город,  и  только  в  тех  местах,  где
находились недоступные обрывы, была одна стена. Сам город был расположен  на
двух  противолежащих  холмах,  разделенных  посередине  долиной,  в  которую
ниспадали ряды домов  с  обеих  сторон.  Тот  из  двух  холмов,  на  котором
находился Верхний город, был выше и имел более плоскую  вершину.  Вследствие
своего укрепленного положения он был назван царем Давидом  (отцом  Соломона,
первого соорудителя храма) крепостью, а нами - Верхним рынком. Второй  холм,
названный Акрой, на котором стоял Нижний город, был, напротив, покат с обеих
сторон. Против него лежал третий  холм,  ниже  Акры,  от  природы  и  прежде
отделенный от нее широкой впадиной; но Хасмонеи во время своего  владычества
заполнили этудолину, чтобы связать город с храмом; вместе с тем была снесена
часть Акры; высота ее понижена для то- го, чтобы храм  возвышался  над  нею.
Долина, называемая Тиропеоном,  о  которой  мы  сказали,  что  она  отделяла
Верхний город от Нижнего,  простирается  от  Силоама,  каковым  мы  называем
пресный и обильный водой источник. Снаружи оба холма  города  были  окружены
глубокими обрывами и вследствие своих крутых спусков нигде с обеих сторон не
доступны.

     2. Из трех стен древнейшая была труднопобедима вследствие окружавших ее
пропастей и  возвышавшегося  над  последними  холма,  на  котором  она  была
построена;  но  ее  природная  мощь   была   значительно   возвеличена   еще
искусственно, так как Давид и Соломон, равно как  й  последовавшие  за  ними
цари, старались превзойти друг друга в укреплении этой  твердыни.  Начинаясь
на севере у  так  называемой  Гиппиковой  башни,  она  тянулась  до  Ксиста,
примыкала затем к зданию совета и оканчивалась у западной галереи  храма.  С
другой стороны по направлению к западу она, начинаясь у того же пункта,  шла
к  месту,  называемому  Бетсоном  и   простиралась   до   Ессейских   ворот,
возвращалась затем к югу от Силоамского источника, загибала опять восточнее,
к  рыбному  пруду  Соломона,  отсюда  тянулась  до  так  называемой  Офлы  и
оканчивалась у восточной галереи святилища. Вторая стена начиналась у  ворот
Генната, принадлежавших еще к первой  стене,  обнимала  северную  сторону  И
доходила только до Антонии.  Третья  стена  начиналась  опять  у  Гиппиковой
башни, откуда она тянулась на север от башни  Псефины,  отсюда,  простираясь
против гробницы Елены (царицы адиабенской и матери царя  Узата),  шла  через
царские пещеры и  загибала  у  угловой  башни  так  называемого  Гнафейского
памятника; после этого она  примыкала  к  древней  стене  и  оканчивалась  в
Кидронской долине. Этой третьей стеной Агриппа обвел возникшую  новую  часть
города, остававшуюся прежде совсем  незащищенной;  ибо  вследствие  прироста
населения город все больше  распространялся  за  стены  и  после  того,  как
заключилй в пределах города северный склон  храмового  холма,  потребовалось
идти еще дальше и застроить  четвертый  холм,  называемый  Бецетой,  лежащий
против Антонии и отделенный глубоким рвом, проведенным нарочно с той  целью,
чтобы нижние сооружения Антонии, сообщавшиеся с холмом, не  были  так  легко
доступны и  так  низко  расположены.  Высота  башен,  естественно,  выиграла
значительно вследствие глубины окопа; эта  позже  построенная  часть  города
называлась на отечественном языке Бецетой, что на греческом  языке  означает
"Новый город". А так как жители этой части города  нуждались  в  защите,  то
отец  ныне  живущего  царя,  называвшийся  также  Агриппой,  начал   строить
вышеназванную стену; но, убоявшись затем, чтобы грандиозность сооружения  не
возбуждала подозрения  императора  Клавдия  в  стремлении  к  новшеству  или
отпадению от него, он прекратил постройку, положив ей  только  основание.  И
если бы стена была окончена так, как она начата, город сделался бы  поистине
неприступным: ибо стена была сложена из огромных камней,  которые  имели  по
двадцать локтей длины и десять локтей ширины каждый и которые  нелегко  было
бы ни подкопать железными орудиями, ни  сдвинуть  с  места  машинами;  стена
имела десять локтей в ширину,  а  высота  ее,  без  сомнения,  превысила  бы
значительно ширину, если  бы  рвение  того,  который  начал  сооружение,  не
наткнулось на препятствия. Впоследствии стена эта, несмотря  на  напряженные
усилия иудеев, была воз- вышена только  до  двадцати  локтей,  получила  еще
брустверы на два локтя и зубцы трех локтей  вышины,  так  что  общая  высота
достигала двадцати пяти локтей.

     3. Над стеной возвышались  башни  двадцати  локтей  ширины  и  двадцати
локтей высоты каждая, четырехугольные  и,  как  сама  стена,  массивиые.  По
прочности сложения и красоте камней они не уступали храмовым сооружениям. На
этих двадцатилоктевых массивах находились великолепные покои, а над  ними  -
еще помещения верхнего яруса; для дождевой воды там  построено  было  весьма
много цистерн с широкими лестницами, ведущими к каждой в отдельности.  Таких
башен третья стена имела девяносто; расстояние между каждыми  двумя  башнями
измерялось двумястами локтей. На средней стене были  размещены  четырнадцать
башен, а на древней - шестьдесят. Окружность всего города достигала тридцати
трех стадий. Если третья стена сама по  себе  была  достойна  удивления,  то
находившаяся на  северо-западном  ее  углу  башня  Псефина,  против  которой
расположился  лагерем  Тит,  представляла  выдающееся  творение   искусства.
Простираясь вверх на высоту семидесяти локтей. она открывает дальний вид  на
Аравию и на крайние  пределы  еврейской  земли  до  самого  моря.  Она  была
восьмиугольная.  На  противоположной  ей  стороне,  на  древней  стене  была
сооружена царем Иродом Гиппикова башня, а вблизи последней  еще  две  другие
башни, которые по величине, красоте и крепости  не  имели  себе  подобных  в
мире. Ибо изящество этих сооружений было не только  делом  врожденного  царю
вкуса к величественному и ревностной его заботы  о  городе,  но  и  являлось
дань