заявил: "Потому что  это  так".  Тогда  он  принял  озабоченный  вид  и  в
продолжение целого часа молчал, что для него являлось делом  необыкновенным,
так как он любил поболтать и посмеяться. Я стал  приставать  к  нему,  и  он
наконец заговорил:
   - Конечно, ты хороший учитель, и я уверен, что никто бы не мог  объяснить
мне лучше тебя все то, что я знаю, но все же... - Он запнулся.
   - Что - все же?
   - Все же, вероятно, есть вещи, которых ты не знаешь. Ведь это бывает и  с
самыми учеными людьми, не правда ли? Я думаю, мы должны купить себе  книжку,
конечно, недорогую, в которой будут изложены основные правила музыки.
   - Давай купим.
   - Я так и думал, что ты со мной согласишься. В конце концов, ты не можешь
знать всего, что есть в книгах, да ты ведь и не учился по книгам.
   - Хороший учитель лучше самой хорошей книги.
   - То, что ты сейчас сказал, наводит  меня  на  одну  мысль.  Если  ты  не
возражаешь, я хочу взять урок у настоящего  учителя,  -  только  один  урок.
Пусть он мне объяснит все то, чего я не знаю.
   - Почему же ты не взял урока у настоящего учителя, когда был один?
   - Потому что настоящим учителям надо платить, а я не хотел  тратить  твои
деньги.
   И хотя я был уязвлен словами Маттиа о "настоящем учителе", его  последние
слова меня очень тронули.
   - Напрасно, - сказал я ему. - Деньги у нас общие, и ты  зарабатываешь  не
меньше, чем я. А потому возьми столько уроков, сколько тебе нужно.
   Затем я мужественно признался в своем невежестве.
   - Таким образом и я тоже смогу научиться тому, чего не знаю.
   Учителя,  настоящего  учителя,  который  был  нам  нужен,   не   простого
деревенского музыканта, а артиста, мы могли найти только в  большом  городе.
По карте я узнал, что самым замечательным городом на нашем пути будет Мант.
   В Манте мы решили позволить себе этот большой расход и взять урок музыки.
Я хотел как можно скорее доставить удовольствие Маттиа.
   Пройдя через Межеанское плоскогорье, вероятно самую  печальную  местность
на всем свете, где нет ни лесов, ни рек, ни обработанных полей, ни деревень,
ни жителей, а только огромные и мрачные пустыри, мы наконец пришли в Мант.
   Так как уже наступила ночь, мы не могли в тот  вечер  искать  учителя.  К
тому же мы до смерти устали.
   Но Маттиа не терпелось узнать, есть ли  в  Манте  учитель  музыки,  и  за
ужином я спросил у хозяйки харчевни, где мы остановились, есть ли  у  них  в
городе хороший музыкант. Она была очень поражена моим вопросом: "Разве вы не
знаете господина Эспинассу?"
   - Мы пришли издалека, - сказал я
   - Издалека? Откуда же?
   - Из Италии, - ответил Маттиа. Она перестала удивляться и  заметила,  что
тогда мы, понятно, можем не знать о таком музыканте, как господии Эспинассу.
Но если бы мы пришли из какого-нибудь французского города, то она  не  стала
бы даже разговаривать с такими невеждами, никогда не слыхавшими о  господине
Эспинассу.
   - Кажется, мы нашли того. кто нам нужен, - обратился  я  по-итальянски  к
Маттиа.
   Но я боялся, что такой знаменитый артист  не  захочет  дать  урок  бедным
бродячим музыкантам.
   - А господин Эспинассу очень занят? - спросил я.
   - Наверно, очень занят Как же иначе! - Как вы думаете, он сможет  принять
нас завтра утром?
   - Конечно. Он принимает всех, у кого есть деньги в кармане.
   Мы успокоились и, несмотря на  усталость,  долго  обсуждали  те  вопросы,
какие завтра зададим этому знаменитому учителю.
   Утром,  тщательно  умывшись  и  переодевшись  во  все  чистое,  мы  взяли
инструменты:  Маттиа  -  скрипку,  я  -  арфу,  и  отправились  к  господину
Эспинассу. Капи хотел, конечно, отправиться с нами, но мы  привязали  его  к
конюшне, считая неприличным идти с собакой к  знаменитому  музыканту  города
Манта.
   Придя по указанному адресу, мы растерялись: в витрине дома  качались  два
маленьких медных тазика для бритья, что  никак  не  могло  служить  вывеской
учителя музыки. Пока мы рассматривали эту вывеску, подошла какая-то женщина,
и мы ее спросили, где живет господин Эспинассу.
   - Тут, - ответила она, указывая на парикмахерскую. В конце концов, почему
профессор музыки не может жить у парикмахера?
   Мы вошли Лавка была разделена на две части. В правой половине  на  полках
лежали щетки, гребни, банки с помадой, мыло В  левой  на  прилавке  и  возле
стены  были  разложены  и  развешаны   музыкальные   инструменты:   скрипки,
корнет-а-пистоны, трубы.
   - Можно видеть господина Эспинассу? - спросил Маттиа.
   Маленький человек, живой и подвижной, бривший в  это  время  крестьянина,
ответил басом:
   - Это я.
   Я посмотрел на Маттиа, давая ему понять, что такой музыкант-парикмахер  -
совсем не тот человек, который нам нужен, и вряд ли стоит к нему  обращаться
и бросать деньги на ветер. Но вместо того  чтобы  меня  послушаться,  Маттиа
уселся на стул и спросил с независимым видом:
   - Не пострижете ли вы меня, после того как окончите бритье?
   - Конечно, молодой человек. Могу и побрить вас, если пожелаете.
   - Благодарю вас, - как-нибудь в другой раз, - ответил Маттиа. - Сегодня я
не собираюсь бриться.
   Я был ошеломлен поведением Маттиа, но он украдкой бросил на меня  взгляд,
прося не сердиться, а подождать.
   Вскоре Эспинассу кончил брить крестьянина и с салфеткой в руке подошел  к
Маттиа.
   - Сударь, - сказал Маттиа в то время, когда тот завязывал ему вокруг  шеи
салфетку, - у нас с товарищем спор, а так как мы знаем,  что  вы  знаменитый
музыкант, то вы, верно, сможете нам его разрешить.
   - В чем он заключается, молодые люди? Я  понял,  чего  добивался  Маттиа.
Прежде всего он  хотел  узнать,  в  состоянии  ли  этот  парикмахер-музыкант
ответить на его вопросы, затем заплатить ему за урок столько, сколько стоила
стрижка волос. Маттиа оказался большим хитрецом!
   - Почему, - спросил Маттиа, - скрипку настраивают на  одних  определенных
нотах?
   Я думал, что парикмахер даст ему  ответ  вроде  моего  и  уже  втихомолку
посмеивался, но тот серьезно сказал:
   - Вторая струна  должна  издавать  по  камертону  звук  ля,  а  остальные
подстраиваются к ней таким образом. чтобы между ними получилась квинта14, то
есть соль на четвертой струне, ре - на третьей, ля - на второй  и  ми  -  на
первой, или самой высокой, струне.
   Смеялся не я, а Маттиа. Потешался ли он над моей изумленной  физиономией,
радовался ли тому, что наконец узнал то, что ему давно хотелось знать, но он
смеялся от всего сердца.
   Пока продолжалась стрижка волос, Маттиа засыпал Эспинассу вопросами, и на
все, о чем бы он ни спрашивал, парикмахер отвечал так же легко  и  уверенно,
как и на вопрос о скрипке. Затем он, в свою очередь, стал расспрашивать  нас
и скоро понял, с какой целью мы к нему явились.
   Он громко расхохотался:
   - Вот вы какие проказники!
   Потом он захотел, чтобы Маттиа сыграл ему что-нибудь.
   Маттиа, взяв скрипку, начал играть вальс.
   - И ты не знаешь ни одной ноты? - удивился парикмахер, хлопая в ладоши  и
говоря Маттиа "ты", как будто знал его давно.
   Я уже, кажется, упоминал о том, что в лавке были  и  другие  инструменты.
Окончив игру на скрипке, Маттиа взял кларнет:
   - Я играю также на кларнете и на корнет-а-пистоне.
   - Тогда сыграй, - попросил Эспинассу. И Маттиа сыграл по небольшой пьеске
на каждом из этих инструментов.
   - Мальчишка - настоящее чудо! - закричал Эспинассу. - Если ты  останешься
со мной, я  сделаю  из  тебя  большого  музыканта,  слышишь  ли  -  большого
музыканта! По утрам ты будешь брить вместе со мной  моих  клиентов,  а  весь
остальной день будешь учиться. Не думай.  что  я  не  смогу  быть  для  тебя
настоящим учителем, оттого что я парикмахер. Надо жить, есть, пить - вот для
чего мне служит бритва.
   Слушая его речь, я  смотрел  на  Маттиа.  Что  он  ответит?  Неужели  мне
придется лишиться моего друга, товарища и брата, так же как я потерял одного
за другим всех тех, кого любил? Сердце мое сжалось.
   Положение до известной степени напоминало то, в каком находился я,  когда
госпожа Миллиган просила Виталиса оставить меня у нее. Я не  хотел  упрекать
себя так. как упрекал себя впоследствии Виталис.
   - Думай только о себе, Маттиа, - взволнованно прошептал я.
   Но он быстро подошел ко мне и взял меня за руку:
   - Расстаться с моим другом! Нет, этого я не могу, благодарю вас.
   Эспинассу продолжал настаивать и добавил, что, когда Маттиа закончит свое
первоначальное образование, он найдет средства послать его в Тулузу, а потом
в Париж, в консерваторию. Но Маттиа твердил по-прежнему:
   - Расстаться с Реми? Никогда!
   - Ну ладно, парень, - сказал Эспинассу, - я все же  хочу  что-нибудь  для
тебя сделать. Я подарю тебе книжку, в которой ты найдешь то, чего не знаешь.
   И он стал рыться в ящиках, пока не нашел книжку  под  заглавием:  "Теория
музыки". Она была очень старая, очень истрепанная, но какое это могло  иметь
значение!
   Взяв перо, он написал на первой странице книги:
   "Пусть мальчик, когда станет большим артистом, вспомнит о парикмахере  из
города Манта".
   Не знаю, были ли тогда в Манте другие учителя музыки,  кроме  парикмахера
Эспинассу, но нам посчастливилось встретить его, и, конечно, ни я, ни Маттиа
никогда его не забудем.
   ГЛАВА VIII. КОРОВА.
   Я всегда очень любил Маттиа, но после Манта я полюбил  его  еще  сильнее.
Ведь  Маттиа  отказался  от  спокойного,  обеспеченного  существования,   от
возможности  получить  образование,  от  будущего  успеха,  для  того  чтобы
разделить со мной жизнь, полную случайностей и опасностей,  без  уверенности
не только в будущем, но и в сегодняшнем дне.
   Я не мог сказать в присутствии  Эспинассу,  как  взволновали  меня  слова
Маттиа о том, что он никогда со мной не расстанется. Но когда  мы  вышли,  я
взял Маттиа за руку и крепко сжал ее:
   - Знаешь, теперь мы друзья навеки! Он улыбнулся,  глядя  на  меня  своими
большими глазами:
   - Я и раньше был в этом уверен.
   Маттиа,  прежде  так  плохо  справлявшийся   с   чтением,   стал   делать
поразительные успехи, с тех пор как начал читать "Теорию музыки" Куна.
   К несчастью, он не мог уделять ученью  столько  времени,  сколько  хотел:
приходилось с утра до ночи быть в пути.
   Наконец мы дошли до курортов с минеральными водами,  которые  были  целью
нашего  путешествия.  Действительно,   советы   вожака   медведя   оказались
правильными,  и  мы  довольно  быстро  набрали  шестьдесят  восемь  франков.
Шестьдесят восемь франков с  имевшимися  у  нас  раньше  ста  сорока  шестью
составляли сумму в двести четырнадцать  франков.  Теперь  мы  могли  идти  в
Шаванон, причем решили пройти через Юссель, где. ожидалась  большая  ярмарка
рогатого скота и где мы могли приобрести корову.
   До сих пор эта корова существовала только  в  нашем  воображении,  причем
каждый из нас представлял ее по-своему. Маттиа хотелось купить  белую,  а  я
мечтал о рыжей, в память  нашей  бедной  Рыжухи.  Она  должна  быть  доброй,
ласковой и давать много молока. В мечтах все это было чудесно!
   Но как превратить эту мечту в действительность? Выбрать хорошую корову  -
дело нелегкое. По каким признакам следует ее выбирать, мы  не  знали.  Кроме
того, в харчевнях мы наслушались еще различных страшных историй.  Крестьянин
купил на ярмарке корову с прекрасным хвостом, таким длинным, что  она  могла
отгонять им мух даже с кончика носа. На следующее утро оказалось, что  хвост
у нее приклеенный. Другой человек купил корову с фальшивыми рогами,  третий,
когда захотел подоить корову. увидел, что у нее вымя надуто и что она дает в
сутки не больше двух стаканов молока.
   Какой ужас, если мы подарим матушке Барберен такую  безрогую  корову  или
корову, совсем не дающую молока! Но однажды мы услышали рассказ о  том,  как
ветеринар разоблачил плутни торговца. Тогда мы решили пригласить для покупки
коровы ветеринара. Это будет стоить  лишних  денег,  зато  он  поможет  нам.
Приняв это решение, мы весело пустились в путь и через два  дня  рано  утром
пришли в Юссель.
   Здесь я уже чувствовал себя как дома. В Юсселе я впервые  выступал  перед
зрителями в пьесе "Слуга генерала Душки", и тут же в  Юсселе  Виталис  купил
мне первые кожаные  башмаки  на  гвоздях,  доставившие  мне  такую  огромную
радость.
   Оставив наши мешки и инструменты на том постоялом дворе, где мы  когда-то
останавливались с Виталисом, мы отправились разыскивать ветеринара. Выслушав
нашу просьбу, ветеринар расхохотался:
   - В нашей местности нет дрессированных коров.
   - Нам совсем не нужна корова, умеющая  показывать  фокусы,  -  нам  нужна
корова, дающая хорошее молоко.
   - ...и у которой настоящий хвост,  -  прибавил  Маттиа,  потому  что  его
сильно беспокоила мысль о приклеенном хвосте
   - Господин ветеринар, мы решили просить вас помочь нам:  мы  боимся  быть
обманутыми барышниками
   - А на кой черт нужна вам корова? - заинтересовался ветеринар.
   В нескольких словах я рассказал ему, для кого мы ее покупаем.
   - Вы славные мальчуганы. - сказал он. - Я  пойду  с  вами  на  ярмарку  и
выберу для вас хорошую корову.  Ручаюсь,  что  у  нее  не  будет  фальшивого
хвоста.
   - Ни фальшивых рогов? - спросил Маттиа.
   - Ни фальшивых рогов!
   - Ни надутого вымени?
   - Нет, это будет красивая, хорошая корова.  Только,  для  того  чтобы  ее
купить, надо иметь деньги.
   Я молча развернул платок, в котором находились наши сокровища.
   - Чудесно, приходите за мной завтра, в семь часов утра.
   - А сколько мы должны заплатить вам, господин ветеринар?
   - Ничего. Неужели я возьму деньги с таких ребят, как вы!
   Тихий городок Юссель на следующее утро был полон движения и шума. Еще  до
восхода солнца мы услышали непрерывный грохот катящихся по  мостовой  телег,
ржанье лошадей, мычанье коров, блеянье овец и крики крестьян, приехавших  на
ярмарку.
   Когда мы спустились вниз, двор нашей харчевни был загроможден телегами  и
прибывающими повозками, из которых вылезали празднично разодетые крестьяне.
   Ровно в  семь  часов  мы  пришли  в  ветеринару;  он  уже  ждал  нас.  Мы
отправились вместе на ярмарку,  объяснив  ему  еще  раз,  какую  корову  нам
хочется купить. В двух словах это можно было изложить так: она должна давать
много молока и мало есть.
   - Вот эта очень хороша, - заявил Маттиа, указывая на белую корову.
   - Думаю, что та лучше, - возразил я, показывая на рыжую.
   Ветеринар примирил нас тем, что, не остановившись ни перед той, ни  перед
другой, подошел к третьей. Это была небольшая  рыжая  корова  с  коричневыми
ушами, черным ободком вокруг глаз и белым пятном на морде.
   - Вот корова, которая вам подходит, - объявил ветеринар.
   Тщедушный крестьянин держал ее за веревку. Ветеринар спросил, сколько  он
за нее хочет.
   - Триста франков.
   Нам сразу понравилась эта небольшая  корова  с  лукавой  мордой,  но  при
словах "триста франков" у меня опустились руки: таких денег у нас не было. Я
дал понять ветеринару, что следует искать что-нибудь подешевле. Он с этим не
согласился. Тогда между ним и крестьянином начался торг. Ветеринар предложил
полтораста франков, крестьянин сбавил  десять.  Ветеринар  прибавил  до  ста
семидесяти, крестьянин спустил до двухсот восьмидесяти. Наконец,  постепенно
снижая цену, он дошел до двухсот десяти франков и  на  этом  уперся.  В  это
время Маттиа, подойдя сзади к корове, вырвал у нее из  хвоста  большой  клок
волос, за что корова лягнула его.
   - Ладно, я согласен дать двести десять франков, - сказал я  и  уже  хотел
взяться за веревку, но крестьянин не отдал ее:
   - А на подарок жене?
   Мы снова начали торговаться и в конце  концов  сошлись  на  двадцати  су.
Теперь у нас оставалось всего три франка.
   Я опять протянул руку; крестьянин взял и крепко, по-дружески пожал ее.
   Понятно, раз я его друг, то не забуду дать дочке  на  угощение.  Угощение
дочки обошлось мне в десять су.
   Я в третий раз взялся за веревку, но крестьянин снова остановил меня.
   - А вы захватили с собой веревку? - спросил он. -  Я  продаю  корову  без
веревки.
   По дружбе он согласился уступить мне свою веревку  за  тридцать  су.  Без
веревки нельзя было вести корову, и я расстался с тридцатью  су,  подсчитав,
что у нас останется еще двадцать.
   Я вынул двести тринадцать франков и  в  четвертый  раз  протянул  руку  к
корове.
   Наконец корова была нам передана вместе с веревкой. Но теперь у нас почти
ничего не оставалось, чтобы кормить ее и кормиться самим.
   - Не беспокойся, - сказал Маттиа, - харчевни переполнены. Если мы  пойдем
порознь, то обойдем их все и к вечеру будем иметь хорошую выручку.
   Мы отвели  нашу  корову  в  харчевню  и,  крепко  привязав  ее  в  хлеву,
отправились каждый своей дорогой.
   Вечером оказалось, что Маттиа заработал четыре франка пятьдесят сантимов,
а я три франка. Имея  в  кармане  семь  франков  и  пятьдесят  сантимов,  мы
чувствовали себя богачами.
   Мы попросили служанку подоить нашу корову и вместо ужина  выпили  молока.
Никогда в жизни не пили мы такого вкусного молока! Маттиа объявил,  что  оно
сладкое и пахнет померанцем, как то, которое  он  пил  в  больнице,  но  еще
гораздо лучше. Мы были в восторге и пошли поцеловать  нашу  коровушку  в  ее
черную морду. В ответ она облизала наши лица своим жестким языком.
   На следующий день утром мы поднялись с восходом солнца  и  отправились  в
Шаванон. Теперь я уже не заглядывал поминутно в карту.  Я  знал  куда  идти,
хотя прошло немало лет с тех пор, как я побывал здесь когда-то с Виталисом.
   Боясь утомить корову и не желая являться  в  Шаванон  слишком  поздно,  я
решил переночевать в той деревне, где провел свою первую  ночь  с  хозяином.
Отсюда на следующее утро мы и отправились в путь,  чтобы  как  можно  раньше
прийти к матушке Барберен.
   До сего времени все шло прекрасно и судьба нам благоприятствовала. но тут
случилось нечто совершенно непредвиденное.
   Мы решили по дороге сделать привал, чтобы позавтракать самим, а  главное,
попасти нашу корову. Часов в  десять  мы  нашли  местечко,  заросшее  густой
зеленой травой. сняли свои мешки и пустили корову в канаву. Вначале я держал
ее привязанной, но она так спокойно и  мирно  паслась.  что  я  очень  скоро
замотал веревку вокруг ее рогов и уселся возле нее с куском хлеба.  Понятно,
что мы кончили  свой  завтрак  гораздо  быстрее,  чем  она.  Тогда,  вдоволь
налюбовавшись на нее и не зная что делать, мы  стали  играть  в  шарики.  Мы
очень любили всякие детские игры, и не проходило дня, чтобы мы не поиграли в
шарики, в мяч или в чехарду. Часто Маттиа  неожиданно  говорил  мне:  "Давай
поиграем!" Мы быстро сбрасывали мешки  и  инструменты  и  тут-же  на  дороге
начинали игру. Если бы у меня не  было  часов,  мы  зачастую  играли  бы  до
поздней ночи. Но часы всегда  напоминали  мне  о  том,  что  надо  работать,
зарабатывать деньги на жизнь, и тогда я снова надевал арфу на свое  натертое
лямкой плечо и говорил: "Вперед!"
   Мы кончили играть раньше, чем корова кончила пастись. Когда она  увидела,
что мы подходим к ней, она начала жадно щипать траву, как бы желая показать,
что она еще голодна.
   - Подождем немного, - сказал Маттиа.
   - Разве ты не знаешь, что корова может есть целый день!
   - Тогда я сыграю ей на  корнете,  -  предложил  Маттиа.  который  не  мог
оставаться без дела. - У нас в цирке Гассо была  корова,  она  очень  любила
музыку.
   И Маттиа заиграл туш.
   При первых звуках музыки корова подняла голову, а  затем,  прежде  чем  я
успел схватить ее за веревку, помчалась галопом.
   Мы бросились за ней вдогонку.
   Я закричал Капи, чтобы он остановил ее. Собака пастуха запрыгала бы перед
носом у коровы, но ученый пес Капи начал хватать ее за ноги. Разумеется, это
ее не остановило, наоборот, она помчалась еще быстрее. Мы бежали за ней.  На
ходу я кричал Маттиа: "Ты дурак!", а он, не останавливаясь, отвечал: "Можешь
меня вздуть, я это заслужил".
   Ближайшая деревня была в двух ки