ом, что я сидел в повозке.
   И только когда мы очутились на улице, Маттиа решился заговорить
   - Знаешь ли ты. что за господин был сейчас у твоего отца? - спросил он. -
Это Джеймс Миллиган, дядя твоего друга Артура.
   Я остановился как вкопанный посреди улицы. Маттиа взял  меня  за  руку  и
повел, продолжая рассказывать:
   - Так как мне было скучно гулять одному по этим пустынным улицам, я решил
вернуться домой и  поспать.  Я  лег,  но  не  заснул.  Твой  отец  вместе  с
господином вошли в сарай, и я невольно подслушал их разговор.  "Крепок,  как
скала, - сказал господин. - Другой на его месте несомненно  бы  умер,  а  он
отделался воспалением легких!" Предполагая, что речь идет  о  тебе,  я  стал
прислушиваться, но разговор внезапно перешел  на  другое.  "А  как  здоровье
вашего племянника?" - спросил отец. "Лучше, он и на этот  раз  выкарабкался.
Три месяца назад  врачи  опять  приговорили  его  к  смерти,  однако  "милая
мамочка" снова выходила и спасла  его.  Да,  госпожа  Миллиган  превосходная
мать!" Ты представляешь себе, как при этом  имени  я  навострил  уши!  "Если
вашему  племяннику  лучше,  -  продолжал  твой  отец,  -  все  ваши  хлопоты
напрасны". - "В настоящий момент может быть, - ответил господин, - но  я  не
допускаю мысли, что Артур останется жив. Это было бы чудом, а чудес на свете
не бывает. Необходимо, чтобы в день его смерти не  оказалось  никаких  новых
неожиданных препятствий, и тогда я, Джеймс Миллиган, явился бы  единственным
наследником". - "Будьте покойны, - ответил твой отец, -  так  оно  и  будет,
ручаюсь вам". - "Я твердо рассчитываю на вас", - сказал господин и  прибавил
еще  несколько  слов,  которые  я  не  очень  хорошо  понял.   Перевожу   их
приблизительно, хотя они и кажутся мне бессмысленными: "Тогда мы увидим, как
нам с ним поступить". После этого он ушел.
   Когда я услыхал этот рассказ, мне в первый момент захотелось пойти к отцу
и спросить у него адрес Джеймса Миллигана, чтобы узнать новости об Артуре  и
его матери. Но я тотчас же понял, как это глупо. Разве  можно  спрашивать  о
здоровье племянника у человека, который с нетерпением ожидает  смерти  этого
племянника! К тому же  господин  Миллиган  не  должен  был  знать,  что  его
разговор с Дрисколом кем-то услышан
   Артур был жив, он выздоравливал. Пока мне было достаточно этой  радостной
новости
   ГЛАВА ХVII. ПРАЗДНИКИ.
   Теперь мы с Маттиа говорили только об Артуре, госпоже Миллиган и  Джеймсе
Миллигане. Где в настоящее время находились Артур и его мать? Где их искать?
После посещения  Джеймса  Миллигана  мы  составили  план  действий,  который
казался нам легко выполнимым. Если Джеймс Миллиган один раз уже приходил  во
Двор Красного Льва, то было вероятно, что он придет сюда и  во  второй  раз.
По-видимому, у него были какие-то дела с  моим  отцом.  Джеймс  Миллиган  не
видел Маттиа, поэтому Маттиа мог пойти за ним вслед и узнать, где он  живет.
Тогда мы попытаемся расспросить его слуг и таким путем, возможно,  доберемся
и до Артура.
   Почему нет? В мечтах нам все это казалось вполне осуществимым.
   Этот прекрасный план был хорош тем, что давал возможность отыскать Артура
и временно избавлял меня от необходимости принять то или иное решение.
   После приключения с Капи и письма матушки Барберен Маттиа  не  переставал
твердить на все лады: "Вернемся во Францию". Но я постоянно отвечал ему одно
и то же: "Я не имею права покинуть свою семью. Я должен остаться". Теперь  к
этой постоянной фразе: "Я должен остаться" - я стал прибавлять слова: "чтобы
найти Артура", и Маттиа ничего не мог возразить  Конечно,  мы  были  обязаны
предупредить госпожу Миллиган о тайных замыслах брата ее умершего мужа.
   Наступило такое время, когда мы стали выходить  на  заработки  по  ночам,
потому что рождественские концерты происходят обычно  ночью.  Мы  надеялись,
что днем кому-нибудь из нас удастся подкараулить дядюшку Артура
   - Как мне хочется, чтобы ты  снова  встретился  с  госпожой  Миллиган!  -
заявил однажды Маттиа.
   - А почему?
   Он довольно долго колебался, прежде чем ответить:
   - Потому что она была так добра к тебе. - И прибавил: - Кроме того,  она,
вероятно, поможет тебе отыскать твоих родителей.
   - Маттиа!
   - Я не могу представить себе ни на одно мгновение, что ты принадлежишь  к
семье Дрискол. Посмотри на всех членов этой семьи  и  посмотри  на  себя.  Я
говорю сейчас не только о внешнем сходстве. Ты совсем другой, не похож ни на
кого из Дрисколов и, конечно, не принадлежишь к их семейству. Это выяснится,
когда мы разыщем госпожу Миллиган.
   - Каким образом?
   - Да так, есть у меня одна мысль.
   - Какая же?
   - Не скажу.
   - Почему?
   - Потому что, если это глупость...
   - Ну так что ж?
   - Было бы слишком обидно, если бы  это  оказалось  неверным.  Не  следует
мечтать о радостях, которые  никогда  не  сбудутся.  Ты  помнишь,  каким  мы
представляли себе Бэснал-Грин и как вместо красивых зеленых лугов  очутились
перед грязными лужами! Этот урок должен нас кое-чему научить.
   А пока мы продолжали наше хождение по Лондону. Мы не принадлежали  к  тем
привилегированным музыкантам, которые имеют свой избранный квартал  и  своих
собственных слушателей. Мы были слишком малы и неопытны, и  нам  приходилось
уступать тем, кто умел отстаивать свои права силой. Сколько раз после нашего
выступления, вместо того чтобы начать сбор, нам приходилось удирать со  всех
ног от какого-нибудь шотландца в плиссированной юбочке, с пледом и в шляпе с
перьями, который одним звуком своей волынки обращал нас  в  бегство!  Маттиа
мог перекрыть  корнет-а-пистоном  любую  волынку,  но  у  нас  не  было  сил
состязаться с ее хозяином. Мы не  могли  также  конкурировать  и  с  труппой
уличных музыкантов-негров. Эти люди, загримированные под  негров  причудливо
разодетые во фраки с длинными фалдами и в  огромных  воротниках,  откуда  их
головы торчали, как букет цветов из бумажной обертки, наводили  на  нас  еще
больший страх, чем шотландские певцы. Как только они появлялись на  улице  и
раздавался  звук  их  инструментов,  мы  почтительно  умолкали   и   уходили
куда-нибудь подальше или терпеливо дожидались окончания их концерта.
   Однажды, когда мы стояли и слушали их  игру,  один  из  негров,  наиболее
причудливо одетый, стал делать какие-то знаки Маттиа. Я сначала подумал, что
он насмехается над нами, но, к моему великому удивлению, Маттиа ответил  ему
дружеским приветствием.
   - Разве ты его знаешь? - спросил я.
   - Это Боб.
   - Какой Боб?
   - Мой друг Боб, из цирка  Гассо.  Помнишь,  я  тебе  рассказывал  о  двух
клоунах? Это один из них, тот самый, которому  я  обязан  тем,  что  немного
говорю по-английски. Черт возьми, я его совсем не узнал! У Гассо он  посыпал
голову мукой, а здесь мажет ее ваксой.
   Когда негры окончили свой концерт, Боб подошел к нам.  По  тому,  как  он
обратился к Маттиа, я понял, что он очень любил моего товарища. Старый клоун
стал бродячим музыкантом, потому что лишился работы в цирке. Он  обрадовался
Маттиа, как родному брату; это было видно по  выражению  его  глаз.  Но  нам
пришлось быстро расстаться: ему надо было уходить со своей труппой, а нам  -
отправляться в другой квартал.
   Было решено встретиться в воскресенье, чтобы рассказать друг  другу  все,
что делал каждый из них с тех пор, как они расстались. Из  дружбы  к  Маттиа
Боб выказал мне тоже много расположения, и мы скоро приобрели в  нем  друга,
благодаря опыту и советам которого наша жизнь в  Лондоне  сделалась  намного
легче. Боб очень полюбил Капи и часто с завистью говорил, что  будь  у  него
такая собака, он нажил бы с ней состояние. Не раз предлагал он нам  троим  -
вернее, четверым - объединиться и работать вместе.
   Так обстояли дела, когда подошли рождественские праздники.
   Теперь вместо того, чтобы уходить из  дому  с  утра,  мы  отправлялись  в
намеченные нами кварталы между восемью и девятью вечера.
   Мы начинали обычно с тех улиц, где движение  экипажей  уже  прекратилось.
Ведь для того чтобы наша игра была услышана через закрытые двери и разбудила
детей  в  их  кроватках,  необходима  была  полнейшая  тишина.  Позднее   мы
переходили на центральные улицы. Проезжали  последние  экипажи,  развозившие
людей из театров, и ночная тишина сменяла оглушительный дневной шум Тогда мы
начинали играть свои самые любимые, самые трогательные песни.  Окончив  наше
выступление, мы желали слушателям доброй ночи и  веселого  рождества,  потом
шли дальше и начинали играть снова.
   Должно быть, очень приятно слушать музыку, лежа ночью  в  своей  кровати,
завернувшись в теплое одеяло. А нам надо было играть на улице,  несмотря  на
то, что пальцы коченели от холода.  Стояла  туманная,  сырая  погода,  порой
северный ветер пронизывал нас до самых костей.
   Время рождественских праздников было для нас очень тяжелым, однако мы  не
пропустили  ни  одной  ночи.  Мы  знали,  что  детям  богачей  на  рождество
устраивают нарядные елки, дарят им богатые подарки и лакомства, а мы, жалкие
бедняки, вынуждены были бродить по  улицам  и  только  в  своем  воображении
представлять эти чудесные семейные празднества.
   После праздников мы снова начали уходить  на  весь  день,  и  возможность
встретиться с Джеймсом Миллиганом стала маловероятной. Вся надежда  была  на
воскресенье, поэтому по воскресеньям мы часто оставались дома, вместо  того,
чтобы идти гулять.
   Мы терпеливо ждали.
   Не объясняя, зачем ему это было нужно,  Маттиа  решил  посоветоваться  со
своим другом Бобом, как узнать адрес  госпожи  Миллиган  или  адрес  Джеймса
Миллигана. На это Боб ответил, что надо знать, кто эта  дама,  а  также  чем
занимается Джеймс Миллиган, так как фамилия Миллиган очень распространена не
только в Лондоне, но и во всей Англии. Об  этом  мы  не  подумали.  Для  нас
существовала только одна госпожа Миллиган  -  мать  Артура,  и  один  Джеймс
Миллиган - его дядя.
   Тогда Маттиа снова стал настаивать на  возвращении  во  Францию,  и  наши
споры возобновились.
   -  Значит,  ты  хочешь  отказаться  от  намерения  предупредить   госпожу
Миллиган? - говорил я ему.
   - Конечно, нет, но ведь  неизвестно,  находится  ли  госпожа  Миллиган  в
Англии.
   - А почему ты думаешь, что она во Франции?
   - Это всего вероятнее. Раз Артур снова был болен, мать, конечно,  отвезла
его в такую страну, где климат лучше.
   - Не в одной только Франции хороший климат.
   - Артур однажды уже поправился во Франции, и мать, несомненно, увезла его
туда. Кроме того, я хочу, чтобы ты уехал отсюда. Иначе,  вот  посмотришь,  с
нами случится какая-нибудь беда. Уедем, пока не поздно!
   Но хотя отношение ко мне  всех  членов  семейства  Дрискол  нисколько  не
изменилось, я все же не решался последовать совету Маттиа. Я мог сомневаться
и сомневался, но твердой уверенности в том, что я не принадлежу к  семейству
Дрискол, у меня не было.
   ГЛАВА XVIII. ТОРГОВЦЫ КРАДЕНЫМИ ВЕЩАМИ.
   Дни проходили за днями, недели за неделями, и  наконец  наступило  время,
когда наша семья должна была выехать  из  Лондона  и  начать  разъезжать  по
Англии.
   Повозки  были  заново  выкрашены  и  нагружены  теми   товарами,   какими
собирались торговать летом. Чего-чего там только не было, и удивительно, как
все эти вещи поместились в  двух  повозках.  Из  окна  повозки  я  и  Маттиа
наблюдали, как выгружались из люка многочисленные  тюки,  попавшие  во  Двор
Красного Льва столь необычным способом. Наконец товары были уложены,  лошади
куплены, где и как - неизвестно,  но  они  прибыли,  и  все  было  готово  к
отъезду.
   Отец, считая, что мы с Маттиа неплохо зарабатываем  игрой  на  скрипке  и
арфе, решил взять нас с собой в качестве  музыкантов.  О  своем  решении  он
объявил нам только накануне отъезда.
   - Вернемся во Францию! - сказал Маттиа. - Воспользуемся первым подходящим
случаем и сбежим!
   - Почему нам не поездить по Англии? Быть может. мы встретимся с  госпожой
Миллиган.
   - Потому что с нами непременно случится беда!
   Снова мы едем по большим дорогам. Но теперь я не могу свободно идти, куда
хочу, и делать, что мне вздумается: мы связаны с семьей Дрискол.
   С чувством большого облегчения покидал я Лондон. Я не увижу  больше  Двор
Красного Льва и этот люк, который невольно притягивал мои  взгляды.  Сколько
раз ночью я внезапно просыпался  от  кошмара  -  мне  чудился  красный  свет
потайного фонаря, проникающий к нам через маленькое окошко повозки.
   Мы шли пешком вслед за повозками и вместо зловонных запахов и  нездоровых
испарений  Бэснал-Грина  вдыхали  теперь  чистый  воздух   полей.   Красивые
окрестности. по которым мы  проезжали,  хотя  и  не  назывались  "зелеными",
доставляли  нам  большое  удовольствие  своей  свежей  зеленью   и   веселым
щебетанием птиц.
   Уже в первый день нашей посадки я увидел, как производилась  продажа  так
дешево приобретенных вещей. Мы приехали в большое  село  и  остановились  на
площади. Одну из стенок повозки опустили и устроили  нечто  вроде  прилавка,
куда выставили на показ любопытным покупателям все товары.
   - Обратите внимание на цены! Какие низкие цены! - кричал  отец.  -  Более
дешевых вы нигде не найдете. Так как я сам никогда не плачу за товары, то  и
могу продавать их дешево. Я не продаю, а отдаю задаром! Обратите внимание на
цены! Смотрите, какие цены!
   И я слышал, как люди, отходя, говорили:
   - Товары, должно быть, краденые.
   - Да он и сам этого не скрывает.
   Если бы покупатели взглянули на меня, то по моему красному от стыда  лицу
поняли бы, что их предположения правильны.
   Люди не видели, как я покраснел, зато  Маттиа  прекрасно  это  заметил  и
вечером заговорил со мной, хотя обычно  избегал  откровенных  разговоров  об
этом предмете.
   - Как можешь ты переносить такой позор? - спросил он меня.
   - Молчи, пожалуйста, если не хочешь сделать меня еще более несчастным.
   - Я вовсе не хочу этого. Я хочу, чтобы мы вернулись во Францию.  Еще  раз
говорю тебе, с нами случится беда. Чувствую, что это произойдет очень скоро.
Пойми же, полиция рано или поздно должна заинтересоваться,  почему  господин
Дрискол продает свои товары по такой низкой цене...
   - Маттиа, умоляю тебя!..
   - Нет, я должен открыть тебе глаза. Тогда всех нас арестуют, тебя и  меня
также, хотя мы с тобой ни в  чем  не  виноваты.  Но  нам  трудно  будет  это
доказать. Разве мы не едим хлеб, купленный на  деньги  от  продажи  краденых
товаров? Нас всех посадят в тюрьму, и ты не только  не  сможешь  найти  свою
настоящую семью, но не сможешь также сообщить госпоже Миллиган о  преступных
замыслах Джеймса Миллигана. Удерем, пока не поздно!
   Никогда еще слова, уговоры и просьбы Маттиа так сильно не волновали меня.
Размышляя  о  них,  я  говорил  себе,  что  нельзя  дольше  колебаться,  что
необходимо наконец принять какое-то определенное и твердое решение
   Неожиданные обстоятельства сделали то, что я сам не решился сделать
   Через несколько недель после нашего отъезда  из  Лондона  мы  приехали  в
город, в окрестностях которого должны  были  происходить  скачки.  В  Англии
скачки - большой народный праздник. Уже за несколько дней до начала к  месту
скачек  со  всех  концов  страны  съезжаются   уличные   гимнасты,   цыгане,
странствующие торговцы, устраивающие здесь  нечто  вроде  ярмарки.  Мы  тоже
спешили принять участие в ярмарке: Маттиа и я как музыканты, а семья Дрискол
как торговцы. Но  вместо  того  чтобы  прибыть  на  поле,  где  должны  были
проходить скачки, отец остановился в самом городе, надеясь, вероятно,  более
выгодно распродать товары. Так как мы приехали рано и не принимали участия в
устройстве выставки товаров, то я и  Маттиа  пошли  посмотреть  на  скаковое
поле, которое было расположено довольно близко от города.
   Мы вышли в степь, в обычное время безлюдную и пустынную, а теперь  сплошь
застроенную  наспех  сколоченными  бараками,  где   разместились   различные
кабачки, лавки и даже гостиницы. Повсюду виднелись палатки, стояли повозки и
горели костры, вокруг которых толпились люди в живописных одеяниях.
   У одного из таких костров, над которым висел котелок, мы  увидели  нашего
друга Боба. Он  очень  нам  обрадовался.  Боб  приехал  на  скачки  с  двумя
товарищами-акробатами и намеревался дать здесь несколько  представлений.  Но
их подвели музыканты, они почему-то не явились; теперь Боб  боялся,  что  их
выручка  сильно  уменьшится.  Боб  предложил  нам   заменить   отсутствующих
музыкантов,  обещая  поделить  заработанные  деньги  поровну   между   всеми
участниками и даже выделить одну долю на Капи. Я  понял,  что  Маттиа  очень
хочется выручить Боба, а  так  как  мы  вольны  были  делать  все,  что  нам
заблагорассудится, при одном лишь условии приносить деньги  домой,  то  я  с
удовольствием согласился. Было  решено,  что  завтра  с  утра  мы  явимся  в
распоряжение Боба и его друзей,
   Но когда мы вернулись в город и я рассказал отцу о нашем  намерении,  тот
неожиданно возразил.
   - Капи завтра понадобится мне самому - вам придется идти без него.
   Эти  слова  очень  обеспокоили  меня:  не  хочет  ли  он  взять  Капи  на
какое-нибудь гнусное дело? Но отец тотчас же рассеял мои опасения.
   - У Капи гонкий слух, - сказал он, - и он  прекрасный  сторож.  Его  надо
оставить при повозках, так как в этой сутолоке нас  легко  могут  обокрасть.
Идите к Бобу, а если задержитесь до поздней ночи, то найдете нас в "Харчевне
большого дуба".
   "Харчевня  большого  дуба",  где  мы  провели   предыдущую   ночь,   была
расположена на расстоянии одного километра от скачек, в пустынной и  мрачной
местности. Хозяевами ее были  муж  и  жена,  наружность  которых  отнюдь  не
внушала доверия. Найти эту харчевню даже ночью было  нетрудно  -  туда  вела
прямая дорога.
   На следующее утро я сам погулял с Капи, накормил и напоил его, чтобы быть
уверенным, что он не останется весь день  голодным;  потом  привязал  его  к
повозке, которую он должен был стеречь.
   Затем мы с Маттиа отправились на скаковое  поле  и  тотчас  же  принялись
играть. Мы играли до самого  вечера.  Кончики  пальцев  у  меня  так  сильно
болели, словно  были  исколоты  шипами,  а  Маттиа  так  много  дул  в  свой
корнет-а-пистон,  что  с  трудом  дышал.  Боб  и  его  товарищи  без  устали
показывали нам свои фокусы,  и  мы  не  имели  права  от  них  отставать.  Я
надеялся, что с наступлением вечера мы отдохнем, но вместо этого мы  перешли
из палатки в большой, наспех сколоченный из досок кабачок,  где  выступления
возобновились. Так продолжалось до полуночи. Я еще извлекал  какие-то  звуки
из своей арфы, но уже плохо соображал, что играю. Маттиа  был  не  в  лучшем
состоянии. Двадцать раз Боб объявлял, что  это  последнее  представление,  и
двадцать раз все начиналось снова.
   Наши товарищи устали еще больше, чем мы. Некоторые из  номеров  начали  у
них срываться. И вдруг большой шест, который служил им для упражнений,  упал
на ногу Маттиа. Боль была настолько сильная, что Маттиа закричал. К счастью,
повреждение оказалось несерьезным. Нога была ушиблена, кожа на ней  содрана,
но кость была цела. Тем не менее идти Маттиа не мог.
   Как тут быть?
   Мы решили, что он останется ночевать в повозке Боба, а  я  один  пойду  в
"Харчевню большого дуба". Мне необходимо было узнать, куда направится завтра
семья Дрискол.
   Несмотря на усталость, я шел быстро и довольно скоро пришел  в  "Харчевню
большого дуба". Но напрасно искал я  наши  повозки.  Около  харчевни  стояли
какие-то жалкие двуколки с холщовым верхом, большой барак  из  досок  и  две
крытые фуры, откуда при моем приближении раздалось рычанье хищных зверей, но
повозок семьи Дрискол нигде не было видно
   Повертевшись  вокруг  харчевни,  я  заметил  свет  в  одном  из  окон  и,
предполагая, что там еще не все спят, постучался. Хозяин, отталкивающее лицо
которого я заметил еще накануне, отворил дверь и направил  фонарь  прямо