жний  заголовок  зачеркните...  Зачеркнули?  Так.  Новый  заголовок будет
"Пена".  Ну да!  "Пена".  Одно слово...  Да,  именно это я  имею в виду.  Не
накипь, а пена... Ясно. Спасибо. В случае чего я буду весь вечер по телефону
212-25-48.  (Кладет трубку.)  Извините,  товарищи!  У  меня завтра в  газете
должен быть  опубликован один  важный материал.  Так  вот  вы,  сами того не
подозревая, подсказали мне для него отличный заголовок - "Пена".
     Махонин. Гонорар пополам? А что за материал? Впрочем, потом расскажешь.
Пена так пена! А сейчас давайте выпьем! У кого еще не налито? У всех налито?
     Махонина. У всех налито.
     Кочевряжнев.   Нет!  Так  не  пойдет!  Тост  нужен!  Имею  предложение!
Разрешите!
     Махонин. Давай, Эгигий! Произнеси! Только покороче. Не затягивай!
     Кочевряжнев (поднимается).  Товарищи! Друзья! И близкие! Я полагаю, что
выражу общее желание и  настроение всех  присутствующих поднять первую рюмку
за нашего друга и сослуживца,  отца,  мужа и тестя в одном лице, а именно за
дорогого Пал  Палыча!  Наше  прогрессивное общество приняло в  свои  объятия
нового доктора наук!  Это,  товарищи, немаловажный факт! Мы знаем Пал Палыча
как человека инициативного,  принципиального и,  я бы сказал,  уникального в
своем  роде.  Пал  Палыч  органично сочетает  в  себе  качества  практика  и
теоретика.  Несмотря на колоссальную повседневную занятость, он нашел в себе
силы и,  я бы добавил,  мужество подготовить за три года, я это подчеркиваю,
и,  главное,  защитить докторскую диссертацию. Товарищи! Честно скажу, это в
наше время не всем по зубам!  Так выпьем же за нового доктора!  Пожелаем ему
богатырского здоровья и  новых огромных успехов в его практической и научной
деятельности! Пал Палыч! Недалек тот час, когда мы, и я в этом уверен, будем
приветствовать тебя как члена-корреспондента...
     Махонин.  Эгигий, хватит! Рука затекла. За меня так за меня! Спасибо за
пожелания!

          Все чокаются. Пьют. Слышны возгласы. Смех.

     Кочевряжнев. Такой тост сорвали!
     Викторина. Папа! Расскажи, как прошла защита.
     Махонин (гостям).  Закусывайте,  закусывайте! Полудушкин! Ты что, вроде
робеешь?
     Полудушкин. Пал Палыч! Я не робею, я поросенка ем.
     Махонин. Ешь, ешь! Бери еще кусок. Вот этот, с хвостиком! Раюня! Угощай
гостей! Передай-ка мне икорку!
     Викторина. Папа! Я тебя спросила, как прошла защита.
     Гости. Пал Палыч, расскажите. Как?.. Очень интересно...
     Махонин  (ест).  Хорошо  прошла.  Что  я  могу  сказать?  (Вытирает рот
салфеткой.) Первым выступил профессор Бабуля.  Он сказал,  что в диссертации
рассматривается ряд  актуальнейших проблем,  представляющих большой  научный
интерес.  Научный и практический.  Судя по ее содержанию,  сказал он,  автор
обладает  хорошим  мышлением,  способностью глубоко  анализировать жизненные
явления и на основе этого формулировать обоснованные выводы и предложения.
     Кочевряжнев.  Лучше не  скажешь.  Предлагаю тост за Раису Марковну!  За
вдохновительницу! За друга и соратника!
     Махонин. Раюня! Я пью за тебя от всего сердца! За лучшего своего друга.
Спасибо тебе за все.

          Все чокаются. Пьют. Махонина благодарит.

     Просов.  Пал  Палыч,  это  тот  самый  профессор Бабуля,  который часто
выступает на страницах "Литературной газеты"?
     Махонин. Тот самый.
     Просов (неопределенно). Я читал его статьи.
     Полудушкин. Я не достал.
     Махонин (продолжает). Затем выступил доктор наук Потусторонний.
     Кочевряжнев. Ну, а этот как сказал? Развил мысль? Добавил?
     Махонин.  Да.  Он отметил, что работа написана ярким самобытным языком,
что я,  стало быть,  с  подкупающей манерой веду научную полемику,  проявляя
тактичное и уважительное отношение к моим оппонентам.  Словом,  нечего долго
рассказывать, голосование дало отличные результаты - единогласно! Раюня, ну,
потом,  естественно,  как  полагается в  таких  случаях,  отметили событие в
местном ресторане...  второго разряда.  За столом тоже было много прекрасных
слов сказано. Сегодня утром первым рейсом я вылетел.
     Полудушкин. И опять за столом.
     Кочевряжнев. И опять речи приходится слушать. Предлагаю тост.

          Просов подходит с гитарой.

     Махонин  (Кочевряжневу).   Сядь!   (К   Просову.)   Прошу  мою  любимую
"Тропинку"... Тихо... душевно...
     Гости (поют).
     Куда ведешь, тропинка длинная?
     Куда ведешь, куда зовешь?
     Кого ждала, кого любила я,
     Уж не воротишь, не вернешь...
     Полудушкин.
     Была девчонка я беспечная,
     От счастья глупая была,
     Моя подружка бессердечная
     Мою любовь подстерегла.
     Кочевряжнев (крепко захмелев, прерывает пение). Пал Палыч! Держись! Еще
не  все слова сегодня сказаны!  За  твою семью!  За супругу твою!  За дочуру
твою! За твою... зятя! За тебя лично!

          Кочевряжнев  бросается  в  объятия  к  Махонину.  Их еле
          разнимают. Чокаются.

     Полудушкин. Ничего, ничего! Главное, от всего сердца! От души!
     Махонин (зятю). Ну, так какой же у тебя, зять, материал завтра в газету
идет? Чем народ удивишь? О чем читать будем?
     Гости. Расскажите... Расскажите...
     Просов.  Представьте себе,  Пал  Палыч,  мой  материал  действительно в
некотором  роде  сенсационный и  имеет  косвенное  отношение к  теме  нашего
разговора за этим праздничным столом. Только характер его в известном смысле
негативный.
     Махонин. То есть?
     Просов.  Выезжал я  тут  в  любопытную командировку.  В  один областной
центр.  Органы  народного контроля разоблачили группу предприимчивых молодых
людей,  которые за  особое  вознаграждение фабриковали диссертации для  лиц,
желающих без каких-либо оснований получить ученую степень.
     Кочевряжнев. Жулики!
     Махонин. То есть?
     Просов. Очень просто. Хорошо законспирированная группа авторов, к слову
сказать,  способных и  даже  талантливых,  принимала заказы на  изготовление
диссертационных работ.
     Махонин. То есть как это?
     Просов.  Все  нити  держал в  руках  некий Сигизмунд Парамонович Тихой,
бывший работник министерства, ныне пенсионер...

          Махонина роняет тарелку.

     Полудушкин (поднимая осколки). К счастью... к счастью...
     Просов.  Как оказалось,  человек,  в  прошлом судимый за мошенничество.
Он-то  и  подбирал подходящего клиента,  был  организатором и  вдохновителем
этого  своеобразного "Бюро  добрых  научных  услуг".  (Продолжает играть  на
гитаре.)

          Гости  поют. Махонина с нескрываемой тревогой смотрит на
          мужа.

     Кочевряжнев (пьяно).
                И увела его беспечного
                У всех прохожих на виду.

          Махонин залпом выпивает рюмку.

     Махонина. Хватит, Паша! Не пей больше! Тебе будет плохо!
     Махонин. Мне уже плохо. (Выходит, пошатываясь, из-за стола.)
     Махонина. Сердце побереги! Паша!
     Махонин. Я себя лучше знаю.
     Просов (продолжает,  ничего не подозревая). Связи с будущим соискателем
и  подпольным  "творческим" коллективом  подставных  авторов  осуществлялись
через человека по фамилии...
     Махонин (неожиданно). Солома!
     Просов. Точно. Откуда вы знаете?
     Махонин (заплетающимся языком). Если ты знаешь, почему мне не знать?
     Просов  (обращаясь  ко  всем  за  столом).   По  данным,   которыми  на
сегодняшний день располагают заинтересованные инстанции,  на основании чужих
диссертаций девять лжеученых получили ученые степени.
     Махонин (восклицает). Десять!
     Просов. Девять!
     Махонин. Десять, я сказал! Десять!
     Просов.  Ну,  пусть будет десять. Но, что самое любопытное, так это то,
что  анализ работ показал,  что  написаны они вполне добросовестно.  Так что
вознаграждение ребята получали не за явную халтуру.  Обо всей этой истории я
и написал свой фельетон.

          Махонин, пошатываясь, уходит. Все в недоумении и тревоге
          смотрят ему вслед.

     Махонина. Паша! Куда ты?
     Кочевряжнев (тихо,  Полудушкину).  Слышал? Теперь видишь, кто у тебя на
квартире жил?
     Полудушкин (тихо). Мне что? Не я защищался.
     Кочевряжнев. Сгорела твоя Солома! (Жене.) Антуанетта! Домой!
     Кочевряжнева. Сиди! Не ты защищался! Сиди. Посмотрим...
     Махонина (в отчаянии, дочери). Викторина! Мужу скажи! Ну, что молчишь?
     Просов. Я не понимаю, что случилось?
     Викторина (в ужасе). Что сказать, мама? Что сказать?
     Махонина.  Чтобы в  газету позвонил...  Чтобы не печатали...  что бы не
печатали... Отца погубите!
     Просов (про себя). Вот это поворот...

          Махонин  в кабинете. В руках у него объемистая рукопись.
          Он  неожиданно  поднимает  ее  над  головой  и  начинает
          разбрасывать    по   страницам.   Страницы   диссертации
          разлетаются по квартире.

     Махонина (вбегая). Паша, не надо! Не надо! Оставь! Не надо!
     Махонин (находясь в большом пьяном возбуждении).  Вот она - десятая! На
чистом сливочном масле!..  Жизненные явления!  Обоснованные выводы!..  Яркий
самобытный язык! Научная полемика!
     Махонина (в  ужасе).  Паша!  Не  надо!  Паша!  Спокойно.  Мы сейчас все
спокойно обсудим!
     Махонин.   Обсудили  уже!  Присудили!  Проголосовали!  Выпили-закусили!
Спасибо,  зятек!  Ох удружил. Ох выручил! Смотри, любуйся! Сделал из доктора
пациента! Оконфузил семью! О жене не подумал... "Дом журналиста"!
     Викторина.  Юра!  Что делать!  Какой позор!  Юра!  Я этого не перенесу.
(Рыдает.)

          Звонок  телефона.  Все  замирают.  Даже Махонин перестал
          разбрасывать   рукопись.  Просов  подходит  к  телефону.
          Снимает трубку.

     Просов. Слушаю... Да, это я... Что? Как вы сказали? Материал не пойдет?
Сняли?..  Кто снял?..  Есть указание?..  Чье указание?..  Не знаете? А когда
пойдет?..  Вообще не пойдет?  Почему?.. Понял... Постараюсь не огорчаться...
(Кладет трубку.)

          Полудушкин  собирает  с  полу  по страницам разбросанную
          рукопись.

     Викторина. Что случилось?
     Просов (мрачно). Материал не пойдет. Сняли.
     Махонин (неожиданно трезвея).  Сняли,  говоришь?  Выходит, зря сочинял?
Зря  в  командировку  ездил?   Зря  старался?   Выходит,  одиннадцатый  тоже
защитился!
     Махонина. Паша! Спокойно... Спокойно...

          Полудушкин   протягивает  Махонину  часть  собранной  им
          рукописи.

     Махонин (Полудушкину).  Что  ты  мне  суешь  ее?!  Не  суй!  Это  пятый
экземпляр!  Нечитабельный! Это я так... чтобы вас немножко попугать! Ловко я
вас?!  (Наливает себе в фужер "Пепси-колу".) Была,  говоришь, пена? Была, да
осела!  Нет  пены!  Говоришь,  девять их  было?  А  я  говорю,  не  иначе  -
одиннадцать! А то и все двенадцать!

          Звонок  телефона.  Все замирают. В полной тишине Альбина
          снимает трубку.

     Альбина. Слушаю... Кого?.. Можно... Юра! Вас!
     Просов (берет трубку).  Просов слушает.  Что?..  Но  вы  же  только что
сказали,  что не пойдет.  Восстановили с прежним заголовком?  Опять получили
указание?  Чье указание?..  Не знаете?  Ясно. Что? Я понял, остается прежний
заголовок "Трутни со степенями".  Очень хорошо.  Я  не возражаю.  Спасибо за
звонок. Он очень кстати. Кстати, говорю! (Кладет трубку.)
     Полудушкин (нарушая тягостное молчание).  По нынешним временам крышу-то
не соломой крыть надо!

          И  опять  -  на  этот  раз  продолжительный - телефонный
          звонок.

          Телефон звонит. Никто к нему не подходит...

          Немая сцена.

     Просов (проходит на авансцену. Представляет исполнителей спектакля).
          Викторина - вполне самостоятельная девушка.
          Полудушкин - нужный человек.
          Тамара - секретарь. И этим все сказано.
          Альбина - "божественная дурочка".
          Махонина Раиса Марковна - супруга. И ничего больше.
          Махонин Пал Палыч - предприимчивый человек.
          Кочевряжнев Эгигий Петрович - бессердечный человек.
          Кочевряжнева Антуанетта Ивановна - дама с претензиями.
          Солома - головастый мужик.
          Просов - простодушный человек.
          Действие происходило, к сожалению, в наши дни.
          Конец



        Сергей Владимирович Михалков.
        Пощечина


               Пьеса в двух актах, пяти картинах, с прологом


     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: С.В.Михалков. "Театр для взрослых"
     Издательство "Искусство", Москва, 1979
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 7 января 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------

     Издательство продолжает публикацию пьес  известного советского поэта  и
драматурга,   Героя  Социалистического  Труда,  лауреата  Ленинской  премии,
Государственных   премий   СССР   и   Государственной   премии   РСФСР   им.
К.С.Станиславского, заслуженного деятеля искусств РСФСР Сергея Владимировича
Михалкова,  начатую сборником его  пьес  для  детей  (Театр для  детей.  М.,
"Искусство", 1977).
     В   данном  сборнике  вниманию  читателей  предлагаются  такие   широко
известные  пьесы,   как  "Раки",  "Памятник  себе...",  "Пощечина",  "Пена",
"Балалайкин и Кo", и ряд других, поставленных на сцене многих театров страны
и за рубежом.


        "ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА"

     ЩЕГЛОВ ИВАН ИВАНОВИЧ - профессор-медик.
     ЩЕГЛОВА ОЛЬГА ИЛЬИНИЧНА - его жена.
     АЛЕКСЕЙ - их сын, фотокорреспондент.
     ЗАХАРОВА СОНЯ - аспирантка мединститута.
     ЛАРИСА - студентка пединститута.
     ЧЕЛЬЦОВ ЛЕОНИД СТЕПАНОВИЧ - врач.

     СКУРАТОВ   \
     ОГУРЕНКОВА  \
     ЗАБРОДИНА    } врачи - сослуживцы Щеглова.
     БАБАЯН      /
     КОСТРОМИН  /

     МАШЕНЬКА - секретарь Щеглова.
     ПЕТРИЩЕВ.

     Премьера спектакля состоялась в  июне  1974  года  в  Московском театре
сатиры.


        "ПРОЛОГ"

          Клиника.  По  больничному  коридору  быстро идет пожилой
          человек  в  распахнутом  белом  халате и врачебной белой
          шапочке.  Это  профессор  Щеглов. Он решительно входит в
          один  из  кабинетов,  где за столом сидит и что-то пишет
          врач   средних   лет.   Это  доктор  Скуратов.  Скуратов
          поднимается   навстречу  вошедшему,  и  тот  неожиданно,
          подойдя к нему, молча дает ему пощечину...

          Затемнение


        "АКТ ПЕРВЫЙ"


        "КАРТИНА ПЕРВАЯ"

          Середина мая. Квартира профессора Щеглова. Иван Иванович
          Щеглов и Чельцов.

     Чельцов. У тебя достоверные факты?
     Щеглов. Что ж, по-твоему, я совсем сумасшедший?
     Чельцов. А как он реагировал?.. Растерялся?
     Щеглов. Я не обратил внимания.
     Чельцов. И не поинтересовался, за что бьют?
     Щеглов. Полагаю, догадался.
     Чельцов. Вы были наедине?
     Щеглов. Да. Он был один в кабинете. Я ударил его и вышел. Ты понимаешь,
рука как-то сама поднялась... непроизвольно - бац! И точка! Пощечина!
     Чельцов. Я тебя понимаю. Но ты не должен был...
     Щеглов (перебивая).  Леня, Леня, знаю! Знаю, что ты мне сейчас скажешь.
Ты скажешь, что я должен был сдержать себя? Спокойно и обоснованно составить
заявление в партийное бюро?  Потребовать создания комиссии для расследования
неблаговидных поступков доктора  Скуратова?..  Всему  свой  черед.  Будет  и
заявление,  будет и комиссия.  Будут, как ты понимаешь, и последствия. В том
числе и  для меня...  А  пока что я  выразил свое отношение к его личности в
прямом и  переносном смысле.  Вот  так-то,  Леонид Степанович...  Никогда не
знаешь,  на что способен человек.  Это я о себе говорю.  Да и о нем тоже.  Я
ведь ему доверял, выдвигал его, подлеца!
     Чельцов. Ты хочешь знать мое мнение?
     Щеглов. Хочу. Говори!
     Чельцов.  Я разделяю твое возмущение,  если все соответствует тому, что
ты мне рассказал.  Я  могу тебя понять,  однако раздавать пощечины -  это не
лучший способ разговора...
     Щеглов.   Спасибо,  что  разъяснил!  Совершенно  верно  -  не  принято!
Воспитание  нам  не  позволяет!   Высшее  образование!   Профессиональная  и
партийная этика!  А  мне вот на  шестидесятом году жизни и  интеллигентность
позволила и партийность не помешала!..  Да, да! Я ютов за это ответить. Я не
потерплю,  чтобы больной, лежавший у меня на операционном столе, рассказывал
потом  своим  друзьям  и  близким,  сколько это  ему  стоило...  Я,  как  ты
понимаешь, имею в виду не физические и моральные страдания.
     Чельцов. Разве ты оперируешь больных не по своему усмотрению?
     Щеглов.  Сложные случаи я,  как  правило,  беру себе.  Но  бывает,  что
кто-нибудь из ординаторов просит меня лично прооперировать его больного. И я
соглашаюсь.  Оперирую.  А теперь допустим, что к доктору Скуратову поступает
больной,  которому самим  Скуратовым подбрасывается мысль,  что  хорошо  бы,
дескать,  попасть в руки самого Щеглова!  Ясно, что больной хватается за эту
мысль.  Скуратов обещает переговорить со мной и деликатно намекает больному,
что было бы целесообразно в определенном смысле заинтересовать шефа. Больной
согласен.  Скуратов уговаривает меня. Я, ничего не подозревая, беру больного
на операционный стол,  а Аркадий Сергеевич Скуратов - гонорар!.. И я об этом
понятия не имею!
     Чельцов. Ну и устрица!
     Щеглов.  Причем, пока больной лежит на больничной койке, он ни о чем не
думает,  кроме своего здоровья.  Дело пошло на поправку,  и он уже счастлив.
Самое прекрасное - это чувство выздоровления. Но когда он возвращается домой
и  все  уже  позади,  то  все  мы  в  его представлении уже не  бескорыстные
труженики, а вымогатели. Так сказать, эскулапы, берущие в лапы! Вот ведь что
мерзко и обидно, Леонид. Ну, я и взорвался.
     Чельцов.  Знаешь,  поедем  завтра с  нами  на  рыбалку!  Поедем!  Место
преотличное!  Посидим на бережку,  отвлечемся... Сразу на душе легче станет.
Поедем?
     Щеглов. А что? Может, и в самом деле поехать? Транспорт есть?
     Чельцов. У нас как раз в машине одно места свободное. Ланцов не едет.
     Щеглов. Почему это твой Ланцов не едет?

          Звонок в передней.

     Чельцов. Жена забастовала. В прошлое воскресенье зашел к ним. Жена дома
одна.  Спрашиваю:  "Где Петр Ефимович?" -  "На рыбалке! - отвечает. - Где же
ему быть,  когда жена дома?" Я уж ей шуткой: "Что же, он вам в магазине рыбы
купить не  может?"  А  она в  ответ:  "Такой мелкой рыбы,  как он с  рыбалки
приносит, в магазинах не бывает!" Не пустила и снасти спрятала!
     Щеглов. Поеду!
     Чельцов. Ну и отлично. Завтра в пять ноль-ноль мы за тобой заезжаем.
     Щеглов.  Буду готов.  Действительно,  надо как-то в себя прийти!  А там
видно будет...
     Чельцов.  Главное -  выкинь все это сейчас из головы.  Он ведь, подлец,
сам никому не  скажет про эту твою оплеуху.  Будь уверен.  Он  сейчас сидит,
трясется -  ему  уже  приговор народного суда мерещится.  Это  я  тебе точно
говорю.
     Щеглов. Ты так думаешь?
     Чельцов. Не думаю, а уверен.

          Из передней входит Щеглова.

     Щеглова.  Ваня! К тебе какой-то гражданин. Говорит, прилетел специально
из Норильска.
     Щеглов. Из Норильска? Почему домой?
     Щеглова. Умоляет принять его. Примешь?
     Щеглов. Из Норильска... Ну, пусть заходит.

          Щеглова выходит.

     Чельцов. Я не помешаю?
     Щеглов. Сиди, сиди! Не помешаешь.

          Входит Петрищев. Смущенно улыбается. В руках сверток.

     Петрищев. Добрый день!
     Щеглов. Добрый день!
     Чельцов. Здравствуйте!
     Петрищев.  Здравствуйте... Вы уж меня извините. Я, так сказать, прямо к
вам...  на квартиру...  Специально из Норильска прилетел...  (Не понимает, к
кому обращаться.) Дочку привез на консультацию. Глазик у нее...
     Чельцов.  Из  Норильска прилетели на  консультацию?  Но там ведь у  вас
отличные медицинские силы! Я бывал у вас в Норильске.
     Петрищев. Есть у нас специалисты. Есть...
     Щеглов. В частности, мой ученик - Аронов Илья