Сомов (задумавшись). Понимаю... (Ходит по комнате.) А я-то думал...
     Шубин. Так что же ты мне хотел сказать? Ты говоришь, что искал меня.
     Сомов (не сразу). Видишь ли, Сергей... я решил жениться...
     Шубин.  Наконец-то!  Давно  пора!  Довольно тебе  бобылем жить!  Мудрое
решение!
     Сомов. Да. Я женюсь!
     Шубин (шутливо).  Сочувствую.  Прости.  Шучу, шучу! Поздравляю. От всей
души! Кто же она? Москвичка? Хороша собой?
     Сомов. Москвичка.
     Шубин. Надеюсь, пригласишь на свадьбу? Готовить подарок?
     Сомов (серьезно).  Подарок можно и не готовить.  И на свадьбу я тебя не
приглашаю.
     Шубин (удивленно). Что так? Почему? Что случилось?
     Сомов. Видишь ли... Я женюсь на... Татьяне Леонидовне.
     Шубин (ставит рюмку на стол). На ком?
     Сомов.  На  Татьяне Леонидовне.  В  Москву я  приехал за ней.  У  нас в
Таежном открывается новая  больница.  Ей  предложено место главного врача...
Вот... И я хотел тебе сам сообщить об этом.
     Шубин. Сам?
     Сомов. Да. Сам. Чтобы ты узнал не из третьих рук, не с чьих-то слов.
     Шубин.  Хорошо...  А что,  собственно, хорошего? (Залпом выпивает рюмку
коньяку.) Ты ждешь от меня ответа?
     Сомов. Нет. Ответа я не жду.
     Шубин. Он тебе не нужен!
     Сомов.  Не  нужен.  Надеюсь,  это  не  помешает нам остаться добрыми...
знакомыми?
     Шубин. Нет, конечно. Только почему "знакомыми", а не "друзьями"? Ну что
ж, Сомов! Я пью за твое счастье. Нет своего, так за чужое счастье выпью! Вот
оно, какое дело-то...
     Сомов. Спасибо, Сергей!

          Чокаются, пьют.

     Шубин (неожиданно помрачнев).  А ребята как же?..  Выходит, и они будут
там...  с  тобой?  (Трет лоб.)  Понимаю...  Ну  да...  Значит,  я  вообще...
совсем...
     Сомов (серьезно). А как же быть иначе?
     Шубин.  Ты прав.  Я молчу...  Удивительное дело: молчу... Между прочим,
нечего мне сказать. Нечего. Просто нечего!

          В  дверь  стучат.  Входит  Шубина.  В  руках у нее букет
          цветов.  Она  не  ожидала  встретить здесь Шубина. Шубин
          поднимается. Сомов помогает Шубиной снять пальто.

     Татьяна Леонидовна (Шубину). Добрый вечер! (Протягивает руку.)
     Шубин (глухим голосом). Здравствуй, Таня!
     Татьяна Леонидовна (Сомову).  Цветы!  Купила возле гостиницы. Есть куда
поставить?
     Сомов. Да, да! Сейчас!
     Татьяна Леонидовна. Последние. Нравятся?
     Шубин. На улице дождь?
     Татьяна Леонидовна. Нет, листопад.
     Сомов. Вот кувшин.
     Татьяна Леонидовна (ставит цветы в  кувшин).  В  Красноярске,  говорят,
стоит небывалая жара.
     Сомов. Как прошла операция?
     Татьяна Леонидовна. Отложена на завтра. Боюсь за сердце больного.
     Шубин.  Да.  Сердце -  это  очень ответственно.  Даже  тогда,  когда не
требуется хирургического вмешательства.  (Про  себя.)  Осенью на  трамвайных
столбах  висит  предостережение:  "Осторожно,  листопад!"  Осыпаются листья,
скользят колеса, осенью...

          Шубина  подходит  к  окну.  Раздвигает  шторы.  За окном
          вечер. Напротив светятся окна многоэтажного дома.

     Татьяна Леонидовна.  Сомов! Ты видишь дом напротив? Светятся окна, и за
каждым свои радости, свои печали. А люди проходят мимо и говорят: "Смотрите,
как красиво - в окнах горит свет!"

          Большая пауза. Звучит тихая музыка. Неожиданно в комнату
          входит незнакомец. Все с удивлением оборачиваются. Молча
          смотрят на вошедшего.

Незнакомец. Извините, пожалуйста! Я...
     Сомов. Кто вы такой?
     Татьяна Леонидовна. Откуда?
     Незнакомец. Я вам сейчас все объясню.
     Шубин. Что вам угодно?
     Незнакомец (волнуясь).  Видите ли,  товарищи.  Дело в  том,  что  автор
поручил мне внести в пьесу некоторые поправки.  Я тоже пережил в своей жизни
аналогичную историю,  но все неожиданно повернулось совсем иначе.  Я  сейчас
непосредственно от автора. Он согласен на другой финал!
     Сомов. Вы опоздали. Спектакль кончился.
     Татьяна Леонидовна. Кончился спектакль.
     Шубин. Мы уже ничего переигрывать не можем.
     Незнакомец.  Я так спешил.  Ну что ж.  Тогда пусть уж все остается так,
как сложилось у вас. Простите. (Уходит.)
     Сомов (помолчав).  А  ведь действительно эта пьеса могла бы завершиться
иначе.
     Татьяна Леонидовна. И я могла бы быть совсем другой...
     Шубин. А уж про меня и говорить нечего.
          Занавес
        "1959"



        Сергей Владимирович Михалков.
        Охотник


                  Комедия в трех действиях, шести картинах


     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: С.В.Михалков. "Театр для взрослых"
     Издательство "Искусство", Москва, 1979
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 7 января 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------

     Издательство продолжает публикацию пьес  известного советского поэта  и
драматурга,   Героя  Социалистического  Труда,  лауреата  Ленинской  премии,
Государственных   премий   СССР   и   Государственной   премии   РСФСР   им.
К.С.Станиславского, заслуженного деятеля искусств РСФСР Сергея Владимировича
Михалкова,  начатую сборником его  пьес  для  детей  (Театр для  детей.  М.,
"Искусство", 1977).
     В   данном  сборнике  вниманию  читателей  предлагаются  такие   широко
известные  пьесы,   как  "Раки",  "Памятник  себе...",  "Пощечина",  "Пена",
"Балалайкин и Кo", и ряд других, поставленных на сцене многих театров страны
и за рубежом.


        "ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА"

     НЕВИДИМСКИЙ  ВИТАЛИЙ  ФЕДОРОВИЧ  -   временно  исполняющий  обязанности
директора научно-исследовательского института, 45 лет.
     ИРИНА - его дочь, студентка, 24 лет.
     КОКОРЕВ ЕФИМ ПЕТРОВИЧ -  дальний родственник Невидимского,  инженер, 60
лет.
     ОЛЬГА КИРИЛЛОВНА - свой человек в доме у Невидимских, 55 лет.
     ФЛЮИДОВ - научный сотрудник, 28 лет.
     ЗУБАРИН - научный сотрудник, 40 лет.
     ХАПУНОВИН - научный сотрудник, 40 лет.
     АКУСТИН - член-корреспондент, 60 лет.
     ДОБРОХОТОВ - аспирант, 28 лет.
     ЦИАНОВА - вдова академика, 45 лет.
     ШАПКИН - школьный товарищ Невидимского, 45 лет.
     ВЫГЛАЗОВ - редактор издательства, 40 лет.
     ПРОСТЫНКИНА - аспирантка, 27 лет.
     СЕКРЕТАРША.

     ИННА     \ подруги Ирины.
     СВЕТЛАНА /

     Премьера спектакля состоялась в  июне 1955 года в  Ленинградском театре
имени Ленсовета.


        "ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ"


        "КАРТИНА ПЕРВАЯ"

          Квартира  Невидимских.  Столовая  с холлом. Отсюда ведут
          три  двери:  в  переднюю,  в кабинет и в глубь квартиры.
          Посредине  комнаты стол под клетчатой скатертью, над ним
          деревянная  люстра. В одном углу большие часы с тяжелыми
          гирями,  в  другом  -  горка  с фарфором и хрусталем. За
          окнами   зима.  На  краю  стола  лежит  корреспонденция:
          письма,   бандероль,   газеты,   журнал   "Огонек".   По
          затемненным  матовым  стеклам  двери, ведущей в кабинет,
          можно судить о том, что в кабинете задернуты шторы. Часы
          мерно бьют три раза. В передней звонят.

          Появляется  Ольга  Кирилловна.  Она,  вытирая  на ходу о
          передник   руки,   спешит   открыть  дверь.  В  передней
          раздается   мужской   голос.  Затем  на  пороге  комнаты
          появляется  Кокорев.  За ним Ольга Кирилловна. Кокорев в
          поношенном  черном  дубленом  полушубке  до  колен  и  в
          валенках.   На   голове  старая  шапка-ушанка.  В  руках
          охотничье   ружье  в  потертом  кожаном  чехле.  Во  рту
          мундштук с дымящейся сигаретой.

     Кокорев (мягко). Здравствуйте, Ольга Кирилловна! Ну, где охотники? Пора
охать!
     Ольга Кирилловна (добродушно).  Выходит,  один  с  охоты,  а  другой на
охоту? Опоздал, Ефим Петрович!
     Кокорев. Как - опоздал?
     Ольга Кирилловна.  Наш-то уже отохотился, теперь спит без задних ног! В
десять утра завалился.  Велел не будить,  пока сам не проснется.  И  телефон
выключил.
     Кокорев (с огорчением). Как же так... Мы же договорились на сегодня, на
воскресенье!
     Ольга Кирилловна.  Ничего я  про это не  знаю,  как вы  там промеж себя
договаривались,  только они в пятницу уехали.  На ночь глядя.  Полную машину
охотников насажали и тронулись в свои леса дремучие.
     Кокорев (с  обидой в  голосе).  Обошли,  значит,  старика!..  Да-а.  Ну
ладно... Я, пожалуй, пойду тогда... (Хочет идти.)
     Ольга Кирилловна (повелительно).  Некуда тебе идти! Не велико горе - на
охоту его не взяли!  Успеешь еще ноги-то по оврагам наломать! Раз пришел - и
раздевайся, снимай свою амуницию! У меня пирог готов!
     Кокорев (качает головой).  Да-а-а...  Ну ладно...  (Выходит в переднюю,
оставляет там полушубок, шапку, ружье, возвращается.)
     Ольга Кирилловна.  Наш-то всю ночь глаз не сомкнул.  Снегу, говорит, за
городом намело -  ужасти! Ни пройти, ни проехать! Всю ночь ехали... Господи!
Другому бы  свободный денек высвободился -  он бы дома сидел,  отдыхал бы от
своей науки,  а этот словно чумовой:  ружье на плечо -  и в лес! Правду люди
говорят: охота пуще неволи!
     Кокорев.  Одни  в  карты  играют,  другие канареек разводят,  а  третьи
охотятся! Страсть! А чего убили охотники-то?
     Ольга Кирилловна (с досадой). Кого били, того убили.
     Кокорев (оживившись). Ну? Неужели взяли?
     Ольга  Кирилловна.  Пуда  полтора  мяса  привез!  (Сердито.)  Куда  его
столько-то?  Нас-то в семье трое всего! А теперь вот давись, а ешь! Да еще в
уксусе его вымачивай: зверь-то не домашний - лесной. Мясо жестковатое.
     Кокорев. Да-а-а... Ничего! Съедите!
     Ольга Кирилловна. Опять же, рога притащил!
     Кокорев (снова оживившись). Рога? Какие рога?
     Ольга Кирилловна.  Ну,  какое они там животное пристрелили? Лося? Стало
бы, и рога с него! Пыли у нас без них мало.
     Кокорев. Где рога? Можно посмотреть?
     Ольга Кирилловна.  На кухне у  меня лежат.  За ноги цепляют.  Чулки уже
порвала.
     Кокорев. Любопытно. (Проходит в глубь квартиры.)

          После   небольшой   паузы   в   передней  звонят.  Ольга
          Кирилловна  идет  открывать дверь. Возвращается вместе с
          Ириной.  Ирина  в  лыжном  костюме,  в  руках  вафельный
          стаканчик с мороженым.

     Ирина (громко). Отец проснулся?
     Ольга Кирилловна.  Да  не шуми ты!  Спит еще!  Господи!  На дворе мороз
двадцать градусов, а она мороженое ест! Смотреть-то на тебя холодно!
     Ирина. Хочешь лизнуть? Я добрая! (Смеется.)
     Ольга Кирилловна (отстраняя руку девушки). Я чаю напилась. Не хочу!
     Ирина  (озорно).   Нет  уж!   Не  смей  отказываться!  Откуси  кусочек!
(Заставляет попробовать мороженого.) Вкусно?
     Ольга Кирилловна (вытирает рот передником). Вот заболею теперь ангиной!

          Появляется Кокорев.

     Кокорев (девушке). Здравствуй, Ирина-ветер!
     Ирина (радушно). Здравствуйте, дядя Фима! Что это вы в таком наряде?
     Ольга Кирилловна. На охоту вишь собрался, а его не взяли! Горе-охотник!
     Кокорев. Без меня уехали. Обманули.
     Ирина. Вы видели на кухне рога? Красивые, правда?

          Ольга Кирилловна уходит.

     Кокорев. Богатые рога.
     Ирина.  Они его убили,  а мне жаль! Это все равно что застрелить лошадь
или корову.  Честное слово!  Ну я понимаю, если этого требует необходимость:
людям нечего есть им нужно добыть мясо...  Но просто так,  ради удовольствия
выстрелить в бегущее мимо красивое и гордое животное!  Дикость какая-то!  Не
понимаю...  Это ведь не волк,  наконец,  не кабан!  Кабан противный - его не
жаль: все-таки свинья! (Ест мороженое.)
     Кокорев (не сразу).  Да-а-а...  Убили лося -  кончилась охота!  Надо из
охотника становиться мясником:  свежевать тушу убитого зверя,  потрошить ее,
рубить мясо на куски... Грязная работа!
     Ирина. Зачем же вы сами ездите на такие охоты, раз вы так говорите?
     Кокорев (простодушно).  А меня,  признаться, всегда тревожил вопрос: ну
как  при мне лося убьют!  Сам бы  я,  конечно,  промазал,  если бы  пришлось
стрелять.
     Ирина (с удивлением). А при вас разве никогда не убивали?
     Кокорев.  Три раза за свою жизнь выезжал я  на отстрел сохатого,  и три
раза уходил от  нас лось...  А  последний раз прямо на меня вышел!  Ей-богу!
Остановился за кустом и смотрит.  Знал,  подлец,  на кого выйти!  Глаз такой
большой, теплый!..
     Ирина. И, наверное, умный?
     Кокорев (не отвечая).  Пошевелился я нарочно,  хрустнул веточкой, чтобы
его спугнуть, он и ушел! Ну, меня охотники потом самого чуть не пристрелили!
     Ирина (смеется). А на охоту ездить любите?
     Кокорев (серьезно). Ну что я тебе скажу? Люблю? Не любил бы - не ездил!
Одни  сборы чего  стоят!..  А  разговоры охотничьи у  костра или  в  избе за
самоваром!..  А лес!..  Идешь на лыжах,  тихо вокруг, морозно... Заденешь за
ветку,  а тебе снег за воротник сыплется!  Это можно любить! А весной, когда
земля в  лесу снег пьет,  когда лес  сам с  собой разговаривает!  Это ли  не
поэзия?  (Махнув рукой.) Ты меня вообще не слушай, я ведь чудак! Ты сама мне
это не раз говорила!
     Ирина (смеется).  Конечно,  вы чудак,  дядя Фима! Ну вот взять этот ваш
аппарат,   который   вы   изобрели!   Неужели  действительно  древние  греки
пользовались таким же  приспособлением?  Точно таким же?  Ой,  мне что-то не
верится, дядя Фима!
     Кокорев (самоуверенно).  Ого!  Я  тебе это  всегда докажу.  Я  человек,
ходячий по земле.
     Ирина.  Вы  бы,  дядя  Фима,  пригласили кого-нибудь  из  знающих людей
посмотреть ваше изобретение.  С  папой бы  посоветовались.  Он бы что-нибудь
подсказал!
     Кокорев.  Мне тут на днях одна подсказала,  тетя Даша, старуха с нашего
двора,  что прибирать ко мне ходит.  На днях уговаривать меня начала: "Брось
ты эту бандуру,  Ефим Петрович! Поставь лучше в комнате круглый стол, поживи
ты  на  конце дней как человек,  а  я  тебя обхаживать буду,  ты меня только
пропиши на своей площади!"  А  когда я ей отказал,  она говорит:  "Вот какой
сумасшедший!"  Как  будто  бы  самое  простое,  подходящее в  жизни она  мне
предлагала, а я отказывался! Ну не чудак ли? Чудак!
     Ирина (обнимает старика, целует его в щеку). За это я вас и люблю, дядя
Фима! А за что не люблю, знаете?
     Кокорев (улыбаясь). За то, что курю много. Знаю.
     Ирина (вынимает из мундштука Кокорева сигарету). Хватит! Довольно!
     Кокорев (прячет мундштук). Ладно. Не буду больше.

          В кабинете кто-то раздвигает шторы на окне. Слышны шаги.
          Из  кабинета  выходит  Невидимский.  Он  в темной теплой
          пижаме. На ногах мягкие туфли.

     Невидимский. А вот и мы! Здравствуй, старик! Опять надымил? Здравствуй,
мастер спорта! (Здоровается с Кокоревым за руку, целует дочь.)
     Ирина.  Папа!  Когда я с тобой здороваюсь,  я не напоминаю тебе, что ты
кандидат наук!
     Невидимский.  И правильно делаешь!  Уважаешь отца,  которому давно надо
было бы иметь уже степень доктора...
     Кокорев. А есть надежда?
     Невидимский.  Надежды юношей питают... Слышал? Иришка-то в Рим едет! На
международные соревнования!
     Ирина (горячо). Папа! Зачем ты так говоришь? Никуда я еще не еду! Через
неделю  только  первенство  Союза.   Мне  бы  здесь,  на  родной  земле,  не
опозориться, а ты уже в Италию меня посылаешь!
     Невидимский (разбирая  почту).  Я  умышленно разжигаю  в  тебе  чувство
здоровой зависти к твоим конкурентам.  Ефим Петрович!  Может,  и нам с тобой
как  следует художественной гимнастикой подзаняться?  А?  Может,  выбьемся в
заграничную командировку? А?
     Кокорев.  Для гимнастики я  не подойду.  Согнуться-то я согнусь,  а вот
разогнуться, пожалуй, не сумею!
     Невидимский (думая о другом).  Ну,  а если другим спортом?  (Раскрывает
бандероль.)
     Ирина. Пошла переодеваться. (Уходит.)

          Невидимский просматривает журнал. Пауза.

     Кокорев (помолчав). Что же вы меня обошли? Уговор ведь дороже денег!
     Невидимский (не глядя на Кокорева).  Да, с тобой неловко получилось! Ты
уж меня извини!  Действительно,  собирались ехать в воскресенье,  сегодня, а
тут вдруг у меня суббота свободной оказалась.  Быстро организовались. Хотели
тебе звонить -  телефона у  тебя нет.  Что  ты  до  сих  пор себе телефон не
поставишь!  Думали послать за тобой машину -  точного адреса никто не знает.
Ты ведь к себе в гости не приглашаешь! Ну, и уехали без тебя...
     Кокорев.  В  кои  веки  пообещали взять меня на  охоту и  то  обманули!
(Помолчав.) Ладно уж...
     Невидимский (отложив журнал в сторону). На этот раз мы с "полем"! Прямо
на меня вышел... Чистого мяса пудов семнадцать!
     Кокорев.  Я  на охоту не за мясом езжу.  Я  в  магазине полкило ветчины
куплю, мне и довольно!
     Невидимский (сердясь).  Я  ведь тоже не  из-за  мяса...  Но  и  от мяса
отказываться глупо,  если тебе причитается доля. Шкура - государству, а мясо
делится поровну между всеми участниками охоты!  Ты ведь знаешь!  (Помолчав.)
Рога видел?
     Кокорев. Видел.
     Невидимский. Хочу их в кабинете у себя повесить. Как ты думаешь?
     Кокорев. Повесь.
     Невидимский (помолчав). Стою, понимаешь, на самой просеке и жду гона...
Номер у меня самый крайний,  девятый... Место подходящее. Ну, стою... жду...
вдруг вижу: прямо на меня... врет... эдакая махина...

          В  передней  раздается несколько частых звонков. Кокорев
          выходит  в  переднюю.  В  комнату  входит Цианова. Она в
          распахнутом   манто.   Появляются   Кокорев   и   где-то
          задержавшаяся Ольга Кирилловна.

     Цианова (эмоционально).  Виталий Федорович!  Душа  моя!  Что  у  вас  с
телефоном? Здравствуйте, Ольга Кирилловна!
     Ольга Кирилловна. Здравствуйте, Мария Игнатьевна! (Проходит в кабинет.)
     Невидимский (помогает Циановой снять  манто).  Я  спал  после  охоты  и
выключил телефон. (Выходит в переднюю и вешает там манто.)
     Цианова (поправляет прическу).  А я звоню,  звоню с самого утра - никто
не подходит. Звоню Флюидову - то же самое! Мертвое молчание!
     Невидимский. Флюидов, вероятно, тоже спал и тоже выключил телефон!
     Цианова.  Ну,  слава богу,  все благополучно! А то я не на шутку начала
волноваться.  Мне уже мерещилось, что вы там все друг друга перестреляли! На
охоте это бывает. Мне рассказывали...
     Невидимский (улыбаясь). Вы главным образом беспокоились за Флюидова?
     Цианова. Нет, и за вас тоже!
     Невидимский. Могу вас заверить, что его драгоценная жизнь была в полной
безопасности. Он просто не пошел с нами в лес и предпочел остаться в деревне
досыпать.  (В сторону Кокорева, отошедшего в начале разговора к окну.) Вы не
знакомы?
     Цианова (прищурившись). Кажется, нет.
     Невидимский. Ефим Петрович Кокорев.
     Цианова (протягивая руку). Очень приятно. Вдова академика Цианова.

          Кокорев  молча пожимает руку Циановой. Достает сигарету,
          закуривает.  Из  кабинета  выходит  Ольга  Кирилловна. В
          руках  у  нее  бурки,  вязаные  носки,  телогрейка и еще
          какие-то принадлежности охотничьего туалета.

     Невидимский.  Ольга Кирилловна!  Поджарьте нам  всем  на  обед  лосиной
печенки! И можно накрывать на стол.
     Ольга Кирилловна. Хорошо, поджарю. (Уходит.)
     Цианова. Лосиная печенка - это вкусно?
     Невидимский. Деликатес! (Кокореву.) Опять куришь?
     Кокорев. Ухожу, ухожу! (Уходит.)
     Цианова. Кто этот курящий старичок?
     Невидимский. Мой дальний родственник. Старый инженер. Славный старикан,
но со странностями. Романтик!
     Цианова. Что вы говорите? Хотя я заметила - он как-то странно одет.
     Невидимский (усмехнувшись).  Не в  этом дело.  Дело в  том,  что он уже
много лет изобретает какой-то аппарат, которым, по его разумению и догадкам,
должны были пользоваться древние греки при построении античной скульптуры. Я
полагаю,  что  все  это  не  имеет  никакого  практи