а корму, развернулась и двинулась судоходным каналом мимо  гостиницы
Титчфилда. К рассвету она будет уже в Гаване. С  берега  за  ее  отплытием
наблюдали рыбаки и сторожа пристаней, и  они  еще  долго  спорили  кто  из
кинозвезд отдыхал на Ямайке.
   На широкой веранде "Услады" последние лучи солнца отражались от красных
пятен крови. Дафнис перепорхнул через перила и  завис  прямо  над  сердцем
миссис Хавлок, с  любопытством  кося  глазом-бусинкой  вниз.  Нет,  ничего
интересного. Он весело взмыл и вернулся на свой насест в гуще мальв.
   Послышался шум  маленькой  спортивной  машины,  взревевшей  мотором  на
повороте  подъездной  аллеи.  Если  бы  миссис  Хавлок  была   жива,   она
приготовилась бы сказать с упреком:
   Джуди, сколько раз я просила тебя быть аккуратнее  на  повороте.  Камни
из-под колес летят по всей лужайке, и Джошуа ломает свою косилку.
   Это было месяцем позже в Лондоне. Октябрь начался  великолепным  бабьим
летом,  и  через  широко  открытое  окно  кабинета  М.  [М.  -   один   из
руководителей британской секретной  службы  и  непосредственный  начальник
Джеймса Бонда; М. - псевдоним, а не инициал] из Риджентс-парка  доносилось
стрекотанье газонокосилок. Под их тарахтенье Джеймс Бонд размышлял о  том,
что навевающая дремоту вечная металлическая песня старых машинок - один из
прекраснейших звуков лета. Наверное, и нынешние мальчишки, слыша  пыхтенье
маленьких двухтактных моторчиков, чувствуют то же, что некогда  ощущал  он
сам. По крайней мере, скошенная трава должна пахнуть так же.
   У него было  время  предаться  сентиментальным  воспоминаниям,  ибо  М,
казалось, ушел с головой в решение какой-то трудной задачи. Перед этим  он
спросил Джеймса Бонда, не занят ли тот  сейчас  каким-нибудь  делом.  Бонд
весело ответил, что нет, и теперь ждал, когда  перед  ним  откроется  ящик
Пандоры. Он был слегка заинтригован, потому что М  назвал  его  по  имени,
хотя обычно на  службе  шеф  пользовался  псевдонимом  Бонда  -  "007."  В
обращении "Джеймс" было что-то личное, и оно  звучало  на  этот  раз  так,
будто М собирался  изложить  просьбу,  а  не  приказ.  Кроме  того,  Бонду
показалось, что на переносице начальника между ясными серыми  и  чертовски
холодными глазами появилась новая  морщинка  озабоченности  и  тревоги.  И
конечно, три минуты были слишком долгим сроком, чтобы раскурить трубку.
   М развернул кресло к столу и бросил на  него  коробок  спичек.  Коробок
проехал по красной коже через всю широченную  крышку  сюда.  Бонд,  поймав
его,  аккуратно  пустил  спички  обратно  шефу.   М   коротко   улыбнулся,
по-видимому приняв решение.
   Он тихо спросил:
   - Не приходило ли  вам  когда-нибудь  в  голову,  Джеймс,  что  все  на
корабле, кроме адмирала, знают, как поступать?
   Бонд нахмурился.
   - Нет, не приходило, сэр. Но я понимаю,  что  вы  имеете  в  виду.  Все
остальные обязаны только выполнять приказы. Адмирал же должен отдавать их.
Это  все  равно  что  сказать:  самый   одинокий   человек   в   армии   -
главнокомандующий.
   М резким движением отвел трубку в сторону.
   Правильно, я тоже так думаю. Кто то должен быть жестоким  и  брать  всю
ответственность  на  себя.  Если  ты  постоянно  колеблешься  и  обо  всем
запрашиваешь мнение Адмиралтейства, ты заслуживаешь списания на берег. Те,
кто верит, часто полагаются на Бога. - М жестко посмотрел Бонду в глаза. -
Раньше я иногда пробовал поступать так на службе, но Он всегда передоверял
мне - говорил, что мне следует самому разобраться во  всем  и  решить  все
самостоятельно. Наш Господь прежде всего тверд. Таково мое мнение. Но беда
состоит в том, что очень многие теряют твердость  после  сорока.  К  этому
времени человек сильно потрепан жизнью: трагедии, волнения, болезни -  все
это размягчает характер. - М внимательно  посмотрел  на  Бонда.  -  -Каков
коэффициент твердости у вас, Джеймс? Вы  ведь  еще  не  достигли  опасного
возраста Бонд не любил личных расспросов. И сейчас он не мог ответить, ибо
на самом деле не знал степени твердости своего характере. У него  не  было
жены и детей он никогда не переживал трагедии потери близких Ему ни разу в
жизни не приходилось противостоять безрассудствам и тяжелым  болезням.  Он
абсолютно не представлял, как бы  он  встретил  несчастья,  которые  могли
потребовать от него большей твердости и решимости, чем  он  обычно  привык
выказывать.
   Бонд неуверенно сказал:
   - Полагаю, что я смог бы выдержать многое, если бы было  нужно.  Думаю,
что я не преувеличиваю, сэр. Я имею в виду, он не любил употреблять  такие
снова, - если дело.., э-э , справедливое, сэр.  -  Он  пролежал,  чувствуя
угрызения совести за то, что в итоге перепасовывает ответственность  М.  -
Конечно, не всегда просто решить, что справедливо, а что  нет.  Но  каждый
раз, получая не очень приятное задание, я считаю..,  я  уверен,  что  дело
справедливое.
   - Черт возьми. - Глаза М засверкали негодованием. -Как раз об этом я  и
говорю! Вы во всем полагаетесь на меня. Вы мне доверяете и не хотите взять
хоть малейшую ответственность на себя. - Он ткнул чубуком  трубки  себе  в
грудь. - Я один должен решать, справедливо дело или  нет.  -  Гнев  в  его
глазах догорел. Губы изогнулись в мрачную ухмылку.  Он  устало  сказал;  -
Впрочем, ладно. За это мне и платят.  Кто-то  должен  крутить  ручку  этой
кровавой мясорубки. - М сунул трубку в рот  и  глубоко  затянулся,  отводя
душу.
   Теперь Бонд жалел М. Раньше он ни разу  не  слышал  из  уст  начальника
такого сильного слова, как "кровавая". М ни когда не давал сотрудникам  ни
малейшего намека на то, что он чувствует бремя тяжести, которую нес с  тех
пор, как, отказавшись от верной перспективы стать  пятым  морским  лордом,
поступил а секретную службу. Сейчас М был явно в  затруднении,  и  Джеймсу
Бонду было интересна,  в  чем  оно  состояло  Наверняка  речь  шла  не  об
опасности. Если бы М смог гарантировать ему даже минимальные шансы.  Бонд,
как и раньше, готов был рискнуть на что угодно и где угодно, в любой точке
земного шара. Дело, конечно, не касалось политики, так как М  не  придавал
никакого значения обидчивости любого из министров; ему  ничего  не  стоило
заручиться  согласием  премьер-министра  за  их  спиной.  По-видимому,  он
испытывал затруднения морального плана.
   Бонд тихо проговорил:
   - Я чем-нибудь могу помочь вам, сэр?
   М задумчиво взглянул на Бонда и повернул  свое  кресло  так,  чтобы  не
видеть из окна кабинета высокие, похожие на летние, облака.  Он  отрывисто
спросил:
   - Вы помните дело Хавлоков?
   - Только то, что я прочел в донесении,  сэр.  Пожилая  пара  с  Ямайки.
Однажды  вечером  их  дочь  вернулась  домой   и   обнаружила   родителей,
нашпигованных свинцом. Якобы был слух о  каких-то  гангстерах  из  Гаваны.
Экономка показала, что приезжали трое мужчин на автомобиле, по ее  мнению,
кубинцы. Потом  выяснилось,  что  машину  они  украли.  Той  же  ночью  из
небольшого порта ушла яхта. Насколько я помню, полиции не удалось  напасть
на след. Это все, сэр.
   Ко мне не поступали дополнительные сигналы по этому делу.
   М хрипло произнес:
   - И не поступят. Они поступают лично ко мне. Официально нас не  просили
заняться этим делом. Просто я случайно...  -  М  прочистил  горло.  ("Вот,
оказывается, что! Его мучает использование служебного положения  в  личных
целях".) - ..я знал  Хавлоков.  Я  был  шафером  на  их  свадьбе.  Мальта.
Девятьсот двадцать пятый год.
   - Понимаю, сэр. Сочувствую. М отрывисто, как на инструктаже, пояснил:
   - - Прекрасные люди. Между прочим,  я  попросил  нашу  резидентуру  "С"
разобраться. Хавлоки никогда не имели ничего общего с  людьми  Батисты.  У
нас есть надежный человек и на другой стороне - у  этого  малого,  Кастро.
Люди из его разведки, похоже,  наводнили  все  тамошнее  правительство.  В
итоге пару  недель  назад  я  получил  полную  картину.  Дело  сводится  к
следующему. Хавлоков убил человек по имени Гаммерштейн, или,  точнее,  фон
Гаммерштейн. В этих  банановых  республиках  окопалось  множество  немцев.
Нацистов, сумевших выскользнуть из сетей  в  конце  войны.  Это  -  бывший
гестаповец. Он  возглавлял  контрразведку  у  Батисты.  Сколотил  огромный
капитал вымогательством, шантажом, укрывательством. Он обеспечил  себя  до
конца жизни, но как раз тут вмешался Кастро и, похоже,  стал  брать  верх.
Фон Гаммерштейн одним из первых почувствовал близость краха  и  потихоньку
стал изымать деньги на Кубе, вкладывая их в недвижимость в других странах.
Ему помогал один из его офицеров,  некто  по  имени  Гонзалес,  который  в
компании двух телохранителей ездил по карибским странам.  Он  покупал  для
шефа все только первоклассное и по  высшим  ценам.  Гаммерштейн  мог  себе
позволить это. Когда деньги не срабатывали,  они  применяли  силу:  украли
ребенка, сожгли несколько акров плантации и тому подобное -  шантажировали
хозяев, чтобы те приняли их условия. Гаммерштейн слышал об имении Хавлоков
как одном из лучших на Ямайке и приказал Гонзалесу во что бы то  ни  стало
купить его. Я думаю, что он  распорядился  убить  стариков,  если  они  не
захотят продавать свое поместье, а затем  нажать  на  их  дочь  Ей  сейчас
должно быть лет двадцать пять. Я никогда не видел ее. Увы, все так и было:
они  убили  Хавлоков.  А  примерно  пару  недель  назад  Батиста   прогнал
Гаммерштейна. Может, узнал об одном из его последних дел, точно  не  знаю.
Но, как бы то ни было, Гаммерштейн внезапно скрылся, захватив с собой  эту
шайку головорезов. Очень удачно  выбрал  момент,  ничего  не  скажешь.  По
всему, Кастро закончит дела этой зимой, если будет  продолжать  в  том  же
духе.
   Бонд осторожно поинтересовался:
   - Вы знаете, куда они направились?
   - В Америку.  Прямиком  на  север  Вермонта.  Живут  в  двух  шагах  от
канадской  границы.  Люди  подобного  сорта   всегда   предпочитают   быть
поблизости от  границ.  Место  называется  Эхо-Лейк.  Что-то  вроде  ранчо
миллионера. На фотографиях выглядит довольно красиво.  Затеряно  в  горах,
так что там его вряд ли будут тревожить гости.
   - Как вы это выяснили, сэр?
   - Я написал Эдгару Гуверу. Он знает этого типа. Вернее,  должен  знать,
пережив столько хлопот с контрабандой оружия  из  Майами  на  Кубу.  Кроме
того, он интересовался Гаваной с  тех  самых  пор,  когда  большие  деньги
американских гангстеров стали оседать в тамошних казино. Он  мне  сообщил,
что Гаммерштейн и его банда приехали в  Штаты  по  шестимесячной  гостевой
визе. Был очень любезен и поинтересовался, имею ли я достаточно оснований,
чтобы завести дело, и не хочу ли я, чтобы их  выдали  суду  на  Ямайке.  Я
переговорил с генеральным атторнеем [высший чин в британской юстиции]. Тот
сказал, что дело безнадежное, пока у нас нет свидетеля из Гаваны. А на это
нет шансов. Мы знаем обо  всем  лишь  через  нашего  человека  в  разведке
Кастро. Нынешние официальные власти на Кубе не пошевелят и пальцем.  Гувер
предложил закрыть им визы, чтобы они снялись с  места.  Я  поблагодарил  и
отказался. На этом мы распрощались.
   М помолчал немного. Его трубка погасла, и  он  снова  раскурил  ее.  Он
продолжил:
   - Я решил обратиться к нашим  друзьям  в  канадской  конной  полиции  и
послал шифровку их комиссару. До сих пор он меня не подводил и на этот раз
послал патрульный самолет через границу провести аэрофотосъемку  Эхо-Лейк.
Он  обещал  любую  другую  помощь,  если  понадобится.  А  теперь...  -  М
отодвинулся в кресле от стола.  -  Теперь  я  должен  решить,  что  делать
дальше.
   Бонду стало ясно, почему он волновался, почему так хотел, чтобы  кто-то
иной принял решение за него. Так как жертвами были его друзья, М  до  поры
работал над делом сам, но сейчас оно подошло к той точке, когда убийц надо
было покарать. Вероятно, М размышлял о том, что это будет - правосудие или
месть? Ни один судья не примет от него дело  об  убийстве,  в  котором  он
лично знал убитых. По-видимому, М хотел, чтобы приговор вынес не судья,  а
кто-то еще, например Бонд.  У  него,  у  Джеймса  Бонда,  не  было  личной
заинтересованности в этом деле. Он не знал Хавлоков и не интересовался ими
даже  сейчас.  В  отношении  двух  беззащитных  стариков  фон  Гаммерштейн
следовал закону джунглей. А поскольку в данном случае иной  закон  не  мог
быть применен, то закон джунглей должен настичь самого  фон  Гаммерштейна.
Другим путем нельзя было восстановить  справедливость.  Если  это  и  была
месть, то месть общества.
   Бонд нарушил молчание:
   - Я ни секунды не колеблюсь, сэр. Если заграничные бандиты увидят,  что
могут безнаказанно убивать, они вообразят, будто  англичане  -  мягкотелые
слюнтяи, как  о  нас  думают  некоторые.  В  данном  случае  нужно  просто
расправиться с ними. Око за око.
   М отсутствующим взглядом смотрел мимо Бонда, не откликаясь.
   Джеймс Бонд продолжил:
   - Этих людей нельзя повесить, сэр, но они должны быть казнены.
   Глаза М замерли. Еще секунду они  оставались  пустыми,  бессмысленными.
Затем М потянулся к верхнему ящику своего стола,  выдвинул  его  и  достал
оттуда тонкий скоросшиватель без обычной наклейки на обложке и без красной
звезды в верхнем правом углу - грифа  "Совершенно  секретно".  Он  положил
папку перед собой и порылся рукой в  открытом  ящике.  На  свет  появились
печать и штемпельная подушечка с красными чернилами. М открыл ее, приложил
печать и аккуратно, точно в верхнем правом  углу  прижал  печать  к  серой
обложке скоросшивателя.
   М убрал штемпельную подушечку и печать  обратно  в  ящик,  закрыл  его,
потом развернул папку на столе и мягко подтолкнул ее к Бонду.
   Красный рубленый шрифт, еще влажный, гласил:
   "Только для личного ознакомления".
   Бонд взял папку и, молча кивнув, вышел из кабинета.
   Через два дня, в пятницу, Джеймс Бонд вылетел на "Комете"  в  Монреаль.
Современные самолеты не вызывали  у  него  восторга,  ибо  летели  слишком
высоко и слишком быстро, а в их салонах  было  слишком  много  пассажиров.
Бонд  сожалел  о  старом  добром  "Стратокрузере"  -   славном   неуклюжем
аэроплане, целых десять часов летевшем через Атлантику. На его борту можно
было без суеты и со вкусом пообедать, потом часиков семь поспать в удобной
койке, а проснувшись, не  спеша  спуститься  на  нижнюю  палубу  и  съесть
завтрак,  который  почему-то  на  самолетах   компаний   "БОАК"   называют
"деревенским", одновременно наблюдая, как встающее солнце  заливает  салон
золотом рассвета Западного полушария. В "Комете" все  ускорилось:  стюарды
выполняли двойную работу, поэтому надо было  торопиться  с  обедом,  затем
пассажиры могли накоротке вздремнуть пару часов перед спуском с высоты  40
000 футов.
   Всего через восемь часов после отъезда из Лондона Бонд, взяв напрокат в
агентстве Герца "плимут-седан",  мчался  по  широкой  автостраде  N_17  из
Монреаля в Оттаву, стараясь не забывать держаться правой стороны дороги.
   Штаб-квартира Канадской  королевской  конной  полиции  располагалась  в
здании  министерства  юстиции  рядом  с  парламентом.  Как  и  большинство
канадских общественных зданий,  оно  представляло  собой  серую  кирпичную
глыбу, внушающую почтение массивностью и, вероятно, хорошо приспособленную
к долгим суровым зимам. По инструкции Бонд должен был спросить в  приемной
министерства комиссара назвавшись  "мистером  Джеймсом".  Юный,  цветущего
вида капрал, явно тяготящийся  службой  в  такой  теплый  солнечный  день,
проводил Бонда в лифте  до  четвертого  этажа,  где  в  просторной  чистой
канцелярии  передал  его  сержанту.  Кроме  них  в  помещении   были   две
девицы-секретарши  и  много  тяжелой  мебели.  Поговорив  по   внутреннему
телефону, сержант попросил Бонда подождать минут десять.  Бонд  закурил  и
стал  читать  вербовочную  листовку  на  стене,  согласно  которой  конный
полисмен являл собою не что среднее между инструктором по верховой езде на
ранчо-пансионате, Диком Трейси  и  Роз  Мари.  Наконец  его  пригласили  в
кабинет.  Когда  Бонд  вошел,  высокий  моложавый  мужчина  в  темно-синем
костюме, белой сорочке и черном галстуке повернулся от окна  и  направился
ему навстречу.
   - Мистер Джеймс? - Хозяин кабинета  едва  заметно  усмехнулся.  -  А  я
полковник.., гм, скажем.., э-э... Джонс. Они обменялись рукопожатием.
   - Проходите, садитесь. Комиссар очень сожалеет что  не  смог  встретить
его лично. Он сильно простыл, у него насморк -  знаете,  "дипломатическая"
болезнь. - Полковник "Джонс" явно забавлялся. -  Он  решил  взять  сегодня
выходной. И хотя меня самого ждет пара горящих дел, комиссар выбрал  меня,
чтобы провести с вами этот вынужденный выходной. - Полковник сделал паузу.
- Понимаете, он просил меня провести с вами свободное время.
   Бонд улыбнулся. Комиссар, конечно, был рад помочь, но он хотел  сделать
это так, чтобы в любом случае его ведомство выглядело  непричастным.  Бонд
подумал, что комиссар, должно быть, очень осторожный и умный человек.
   Продолжая улыбаться. Бонд сказал:
   - Я все понял. Мои лондонские друзья предупредили  чтобы  я  по  своему
делу не беспокоил лично комиссара. Я его никогда не видел и никогда не был
где-либо поблизости от вашей штаб-квартиры. А раз так,  можно  мне  просто
побеседовать с вами минут десять, просто поболтать о том о сем?
   Полковник Джонс расхохотался.
   - Конечно. Тем более что мне приказали сначала продекламировать вам эту
маленькую речь, а затем переходить к делу. Надеюсь, вы понимаете, командер
[Бонд  вышел  в  отставку  с  военно-морской  службы  в   чине   командера
(соответствует капитану 3-го ранга)], что  мы  -  и  вы,  и  я  собираемся
совершить ряд тяжких уголовных преступлений, начиная с получения канадской
охотничьей лицензии обманным  путем  и  нарушения  пограничного  режима  и
кончая более серьезными вещами. Я пальцем не пошевелю, если  вы  влипнете.
Поняли меня?
   - То же самое имели в виду мои лондонские друзья. Когда я уйду  отсюда,
мы забудем друг друга, а если я кончу  свои  дни  в  Синг-Синге,  это  мои
трудности. Договорились?
   Полковник Джонс вынул из стола пухлую пачку и открыл ее. Верхний листок
был перечнем. Джонс поставил карандаш  против  первого  пункта  и  оглядел
Бонда  с  готовы  до  ног.  Оценивающе  пробежав  глазами  по  старенькому
твидовому костюму Бонда в  мелкую  черно-белую  клетку,  белой  рубашке  и
узкому черному галстуку, он сказал:
   - Во  первых,  одежда.  -  Вынув  из  папки  листок  исписанный  четким
почерком, он пустил его Бонду через стол. - Это список нужных вам вещей  и
адрес  большого   комиссионного   магазина   здесь,   в   городе.   Ничего
экстравагантного,  ничего  броского.  Поношенные  рубашка  цвета  хаки   и
темно-коричневые джинсы, крепкие горные ботинки или  сапоги.  Учтите,  это
самая удобная обувь. Там же адрес аптеки, где продают  ореховую  настойку.
Купите галлон и вымойтесь с головы до ног. Сейчас в горах все загорелые, а
ведь вы не будете там маскироваться в десантном комбинезона.  Далее.  Если
попадетесь, то вы - англичанин, охотящийся в Канаде, которой заблудился  и
по ошибке пересек границу. Теперь оружие. Пока  вы  ждали  в  приемной,  я
лично спустился вниз и положив винтовку в багажник вашего  плимута.  Новая
модель  -  "Сэвидж  99Ф"  с  оптические  прицелом  Уэзерби.  0,6   х   62.
Пятизарядный  магазин.  Двадцать  патронов  калибра  0,25   с   повышенной
начальной скоростью пули - 3000 футов в секунду. Из  имеющихся  в  продаже
карабин для крупной дичи самый легкий: всего  шесть  с  половиной  фунтов.
Принадлежит одному моему другу,  который  будет  рад  получить  его  назад
однажды, но и не будет особо сокрушаться,  если  винтовка  не  вернется  к
нему. Карабин пристрелян и  бьет  о'кэй  на  пятьсот  ярдов.  Лицензия  на
оружие. - Полковник пустил ее по  столу  к  Бонду.  -  Выписана  здесь,  в
городе, на ваше настоящее имя на случай, если проверят ваш паспорт. То  же
самое с лицензией на охоту. Разрешен  отстрел  тольк