евые клешни взметнулись вверх, чешуйчатый хвост с жалом  на
конце встал вертикально, близорукие глазки пытались обнаружить врага.
     Тяжелый камень рухнул.
     - Тварь мерзкая!
     Человек смотрел, как извивается в агонии раздавленный скорпион.
     Человек  зевнул.  Он  встал  на  колени   в   небольшом   углублении,
образовавшемся в песке у  ствола  терновника,  где  он  просидел,  прикрыв
голову руками, почти два часа, затем выбрался наружу.
     Шум мотора, которого и дожидался  человек  и  который  стал  смертным
приговором для скорпиона, становился все громче.  Когда  человек  встал  и
посмотрел на лунную дорожку, он увидел  быстро  приближающуюся  к  нему  с
востока черную тень странных очертаний. В какое-то мгновение  лунный  свет
блеснул на вращающихся лопастях.
     Человек вытер руки о грязные шорты цвета "хаки" и быстро направился к
тому месту,  где  из  терновника  выглядывало  заднее  колесо  спрятанного
старенького мотоцикла. У заднего сиденья с  обеих  сторон  висели  кожаные
сумки для инструментов. Из одной он извлек небольшой, но тяжелый сверток и
засунул  его  под  рубаху.  Из  другой   сумки   достал   четыре   дешевых
электрических фонарика. Метрах в  пятидесяти  от  кустарника  была  чистая
ровная площадка размером с теннисный корт. Подойдя к ней, человек  воткнул
фонарики в землю на трех углах посадочной площадки, включил их, а  сам,  с
последним фонариком в руках, встал в четвертом углу. Он ждал.
     Теперь вертолет приближался к нему медленно. Он летел  на  высоте  не
более тридцати метров, длинные лопасти его плавно вращались. Он походил на
огромное, неумело сотворенное насекомое. Как и всегда, человеку  на  земле
подумалось, что машина слишком уж шумит.
     Чуть задрав нос вертолет плавно повис в  воздухе  прямо  над  головой
человека. Из кабины высунулась рука  с  направленным  на  него  фонариком.
Точка-тире, мигнул фонарик: буква "А" по азбуке Морзе.
     Человек на земле помигал своим  фонариком:  "В"  и  "С".  Он  воткнул
четвертый фонарик в землю и отошел в сторону,  прикрывая  рукой  глаза  от
поднявшегося облака пыли. Свист лопастей над ним заметно ослаб, и вертолет
мягко опустился на площадку между  четырьмя  фонариками.  Мотор  чихнул  в
последний раз, несколько раз провернулся хвостовой винт, лопасти основного
винта сделали еще пару оборотов и остановились, замерли.
     В наступившей тишине в кустах терновника затрещал  сверчок  и  где-то
поблизости тревожно вскрикнула ночная птица.
     После того, как улеглась пыль, пилот откинул дверцу кабины,  выдвинул
маленькую алюминиевую лестницу и на  плохо  гнущихся  ногах  спустился  на
землю. Он ждал у своей машины, пока встречавший обходил по  периметру  всю
площадку, собирая и выключая фонарики.  Вертолет  опоздал  на  полчаса,  и
пилот тоскливо ждал неизбежных упреков и нотаций. Он терпеть не  мог  всех
африканеров.   Особенно   этого.   Для   немца,    летчика    "Люфтваффе",
участвовавшего под командованием Галланда в обороне Рейха,  все  они  были
расой ублюдков, хитрых, тупых и невоспитанных. В общем, конечно,  у  этого
болвана работенка не из простых, но ее  и  сравнить  нельзя  с  искусством
ночного пилотажа над самыми джунглями,  пятьсот  миль  туда  и  пятьсот  -
обратно.
     Когда человек подошел, пилот махнул ему рукой в знак приветствия.
     - Все нормально?
     - Вроде бы. Да вы вот опять опоздали. У меня времени -  в  обрез,  до
рассвета надо перебраться через границу.
     - Индуктор забарахлил. У каждого свои  заботы.  Слава  богу,  в  году
только тринадцать полнолуний. Ну, ладно. Принес  товар,  так  давай.  А  я
залью бензин и - обратно.
     Не говоря ни слова,  человек  с  алмазных  копей  вытащил  аккуратный
тяжелый сверток и протянул пилоту.
     Пилот взял пакет, весь пропитанный потом контрабандиста, и опустил  в
боковой карман облегчающей тело тропической рубашки. Убрав руку за  спину,
он вытер пальцы о шорты.
     - Отлично, - сказал он и повернулся к вертолету.
     - Подождите минутку, -  сказал  контрабандист.  Голос  его  прозвучал
угрюмо.
     Пилот вновь повернулся к  нему  лицом.  Ему  подумалось:  "Это  голос
слуги, наконец-то решившегося заикнуться о том, что его плохо кормят".
     - Ja. В чем дело?
     - Здесь здорово запахло жареным. На копях,  я  имею  ввиду.  Мне  это
чертовски не нравится. Из Лондона прилетел какой-то шпионских дел  мастер.
Большая шишка. Да вы  про  него,  наверно,  читали.  Его  зовут  Силлитоу.
Говорят, что его наняла  "Даймонд  корпорейшн".  Введено  множество  новых
правил, а все виды наказаний стали в два раза жестче. Все это некоторых из
моих подручных, кто помельче, перепугало. Пришлось мне забыть про  жалость
и, в общем, один из них, ну, как бы сам упал в камнедробилку. Это  немного
помогло. Но мне пришлось больше платить остальным, еще десять процентов. А
им все мало. Вот-вот ребята из охраны сцапают одного из моих людей. А этих
свиней  черномазых  вы  знаете:  настоящего  мордобоя  они   не   вынесут,
расколются. - Он попытался заглянуть пилоту в глаза, но тут же снова отвел
взгляд. - Конечно, под кнутом у всех язык развязывается. Даже у меня.
     - Ну и что? - молвил пилот. Он помолчал и спросил:
     - Ты хочешь, чтобы я передал твою угрозу "АВС"?
     - Никому я не угрожаю, - торопливо сказал человек. - Я  просто  хочу,
чтобы они знали, что дела здесь осложняются. Они должны знать  и  об  этом
Силлитоу. А что говорится в последнем докладе Председателя? Там  написано,
что у нас на копях убытки от контрабанды и от НСБ <НСБ - незаконная скупка
бриллиантов>  составляют  больше  двух  миллионов  фунтов  в  год  и   что
правительство должно покончить с этим. Это  значит  покончить  с  чем?  Со
мной!
     - И со мной тоже, - тихо сказал пилот. - Так чего тебе  надо?  Больше
денег?
     - Да, - с ноткой упрямства в  голосе  ответил  человек.  -  Я  требую
увеличить мою долю. Еще двадцать процентов или я  выхожу  из  игры.  -  Он
пытался уловить хоть какое-то проявление симпатии со стороны пилота.
     - Ладно, - безразличным тоном сказал пилот. - Я расскажу  об  этом  в
Дакаре. Если их это заинтересует, то, видимо, они  сообщат  Лондону.  Меня
все это не касается, но  на  твоем  месте,  -  пилот  впервые  перешел  на
доверительный тон, - я бы на них не  особо  давил.  Они  посильнее  твоего
Силлитоу, Компании, да и любого  правительства,  честно  говоря.  На  этом
конце цепочки за последний год отдали концы трое.  Один  за  то,  что  был
желтым. Двое за то, что лазали в сверток. И ты об  этом  знаешь.  С  твоим
предшественником стряслось ужасное  несчастье,  не  так  ли?  Странное  он
выбрал место для хранения гилигнита. Под собственной кроватью. Непохоже на
него. Он всегда был так осторожен...
     Какое-то время они стояли и смотрели друг на друга  при  свете  луны.
Контрабандист пожал плечами.
     - Хорошо, - сказал он, - просто скажите им, что дела мои плохи и  что
мне нужно больше денег для тех, кто на меня работает. Это-то они поймут, и
если мозги у них варят, то десять процентов мне они добавят,  Ну,  а  если
нет... - Он не закончил фразу и направился к вертолету. -  Давайте  помогу
вам заправиться.
     Минут через  десять  пилот  забрался  в  кабину  и  втянул  за  собой
лестницу. Прежде чем захлопнуть дверцу, он махнул рукой.
     - Пока, - сказал он, - Через месяц увидимся.
     Оставшийся на земле человек почувствовал себя очень одиноким.
     - Totsiens, - сказал он,  помахав  в  ответ,  причем  жест  этот  был
подобен жесту прощания с любимой. - Alles van die beste  <Прощайте.  Всего
наилучшего. (африкаанс)>
     Он отошел в сторону и поднял руку, защищая глаза.
     Пилот поудобнее устроился в кресле, застегнул ремень,  поставил  ноги
на педали управления.  Проверил,  зафиксированы  ли  тормоза  на  колесах,
опустил вниз рычаг шага винта, включил подачу топлива и нажал на  стартер.
Убедившись, что мотор работает нормально, он  отключил  фиксатор  винта  и
мягко повернул  дроссель.  За  окнами  кабины  начали  медленно  вращаться
длинные лопасти, и  пилот  взглянул  на  зажужжавший  хвостовой  винт.  Он
откинулся на спинку кресла и стал наблюдать за тем, как стрелка индикатора
оборотов подползла к цифре 200. Как только она ее прошла,  пилот  отпустил
тормоз, державший колеса, и медленно, но уверенно потянул на  себя  рычаг.
Лопасти винта над его  головой  выпрямились  и  врезались  в  воздух.  Еще
поворот дросселя, и машина плавно поднялась. На высоте примерно 30  метров
пилот одновременно нажал на левую педаль и взял ручку на себя.
     Вертолет повернул на восток и, набирая скорость и высоту,  отправился
в обратный путь вдоль лунной дорожки.
     На земле человек долго наблюдал за тем, как улетел вертолет и  вместе
с ним - алмазы стоимостью порядка  100  тыс.  Фунтов  стерлингов.  Алмазы,
которые его  люди  выкрали  из  раскопов  за  последний  месяц  и  которые
красовались на их  высунутых  языках,  когда  он,  стоя  у  зубоврачебного
кресла, грубо спрашивал, что и где у них болит.
     Продолжая говорить о зубах, он брал  камни  и  изучал  их  при  свете
лампы, шепотом произнося цифры: 50,  75,  100.  Люди  всегда  соглашались,
брали деньги, прятали их и выходили из кабинета с  завернутыми  в  бумажку
таблетками аспирина  в  качестве  алиби.  Они  не  могли  не  согласиться.
Аборигенам нечего было и надеяться вынести алмазы за пределы  копей.  Если
же у шахтеров все же возникала необходимость повидаться  с  родственниками
или проводить их в последний путь - а случалось это не чаще одного раза  в
год - то им предстояло пройти целую процедуру,  включавшую  и  рентген,  и
касторовое масло. И если  попадались  с  алмазами,  то  их  ожидало  очень
печальное будущее. Гораздо  проще  было  пожаловаться  на  зубную  боль  и
подгадать так, чтобы попасть к врачу именно  в  тот  день,  когда  дежурил
"Он". Ведь бумажные-то деньги на рентгене не видны.
     Человек вывел мотоцикл на узкую тропинку, сел на него,  и  покатил  к
холмам, где была граница Сьерра-Леоне. Сейчас их уже можно было различить.
Чтобы добраться до хижины Сюзи времени у него было действительно в  обрез.
При мысли о том, что после изнурительной ночи ему еще придется  заниматься
с ней любовью, его передернуло. Но деваться некуда.  Деньги  не  могли  бы
обеспечить ему алиби так, как могла она. Ей нужно было его белое  тело.  А
потом - еще десять миль до клуба, где за завтраком  его  встретят  соленые
шутки приятелей.
     "Ну, как? Хорошо повкалывал, Док?"
     "Говорят, что такой пары буферов,  как  у  нее,  во  всей  округе  не
найдешь!"
     "Слушай, Док, чего это происходит с тобой в полнолуние?"
     Но каждые сто тысяч фунтов означали, что в его арендованном  в  одном
из  лондонских  банков  сейфе  появится  еще  одна  тысяча.  Красивенькими
хрустящими пятерками. Игра, ей  богу,  стоила  свеч.  Но  играть  осталось
недолго. Ей-ей, недолго. На двадцати тысячах он остановится. А потом?..
     Преисполненный мыслями, человек на мотоцикле на  предельной  скорости
мчался по равнине прочь от куста терновника, где начиналась  крупнейшая  в
мире контрабандная операция, сеть которой кончалась в  пяти  тысячах  миль
отсюда, где бриллианты ложились в роскошные бархатные футляры.



                             2. КРАСОТА КАМНЯ

     - Не засовывай, а вворачивай, - нетерпеливо сказал М.
     Отметив в уме необходимость поведать начальнику штаба  о  том,  какие
выражения М. использует в  разговоре  с  подчиненным,  Джеймс  Бонд  вновь
поднял со стола монокль, каким пользуются  ювелиры,  и  на  этот  раз  ему
удалось-таки надежно укрепить его в правом глазу.
     Хотя на дворе был июль, и комната была вся  залита  солнцем,  М.  еще
включил настольную лампу и направил ее так, что свет падал  прямо  в  лицо
Бонду. Бонд взял ограненный прозрачный камень и поднес  его  к  лампе.  Он
вертел его в пальцах, и смотрел, как от камня отражались все цвета радуги,
пока глаза не устали от блеска.
     Он вынул монокль и стал  думать,  что  бы  такое  умное  сказать.  М.
вопросительно посмотрел на него.
     - Хороший камень?
     - Отличный, - сказал Бонд. - Наверное, стоит кучу денег.
     - Да. Несколько фунтов за огранку, - сухо сказал М. - Это кварц.  Ну,
что ж, попробуем еще раз.
     Он заглянул в лежавший перед ним на  столе  список,  выбрал  один  из
пакетиков, сверил проставленный на нем номер со списком, развернул пакетик
и толкнул его через стол Бонду.
     Тот положил кварц в предыдущий пакетик и взял следующий образец.
     - Вам-то легко, сэр, - Улыбнулся он М. - У вас шпаргалка есть.
     Он опять  взял  монокль  и  посмотрел  на  бриллиант  (если  это  был
действительно бриллиант) под светом лампы.
     - Вот сейчас, - подумал он, - сомнений нет.
     Этот камень также имел тридцать две грани в верхней сфере и  двадцать
четыре - в нижней, он весил тоже примерно двадцать карат, но у  того,  что
Бонд держал сейчас в  руке  было  сердечко  из  бело-голубого  пламени,  а
бесконечные лучи исходили из него и переливались миллионами игл,  впиваясь
в глаз. Левой рукой Бонд  взял  кусочек  кварца  и  поднес  к  бриллианту.
Оказалось, что это был просто  безжизненный  осколок,  выглядевший  просто
тусклым рядом  с  ослепительной  прозрачностью  алмаза,  а  цвета  радуги,
которые Бонд видел несколько минут назад, сейчас казались низкопробными  и
грязноватыми.
     Бонд положил кварц на место и стал вновь рассматривать бриллиант. Ему
становилась  понятной  та  страсть,  которую  веками  возбуждали  в  людях
бриллианты, то, почти плотское, наслаждение, которое  испытывали  те,  кто
работал с ними, занимался их огранкой и  торговал  ими.  Это  была  власть
красоты столь первозданной, что в ней чувствовалась какая-то своя  истина,
божественная сила,  перед  которой  все  материальное,  как  тот  кусочек,
обращалось  в  прах.  За  эти  несколько  минут  Бонд  проникся   мистикой
бриллиантов и понял: он никогда не забудет того, что открылось  ему  столь
неожиданно в сердце этого камня.
     Он положил камень обратно в пакетик и снял монокль. Подняв  глаза  на
внимательно наблюдающего за ним М., он произнес:
     - Да. Я все понял.
     М. откинулся в кресле.
     - Именно об этом говорил мне Джекоби, когда мы с ним на днях  обедали
в "Даймонд корпорейшн", - сказал он. - Он  сказал,  что  для  того,  чтобы
всерьез заняться бриллиантами, я должен прежде всего понять глубинную суть
этого.  Причем,  речь  идет  не  о  миллионных  прибылях,  не  о  ценности
бриллиантов  как  средства  борьбы  с  инфляцией,  не  о   сентиментальных
рассуждениях по поводу обручальных колец с бриллиантами или прочей ерунде.
Он сказал, что надо почувствовать к бриллиантам страсть. И он показал  мне
то, что я сейчас показываю тебе. И, - одними губами улыбнулся М.,  -  если
это доставит тебе удовольствие, могу  сообщить,  что  я  тоже  купился  на
кварце.
     Бонд сидел не шевелясь и молчал.
     - Теперь давай просмотрим все остальные, - сказал М. Он показал рукой
на кипу лежащих перед ним пакетиков. - Я попросил одолжить  нам  несколько
образцов, и они не возражали. Прислали это все сегодня утром мне домой.
     М. заглянул в список,  открыл  очередной  пакетик  и  переправил  его
Бонду.
     - Тот экземпляр, который ты только что  рассматривал  -  это  лучший,
один из "голубой воды" бриллиантов.
     Он показал на лежащий перед Бондом большой алмаз.
     - А вот это - "топ кристалл",  десять  карат,  продолговатый.  Камень
высокого качества, но стоит в два раза меньше  "голубого".  Посмотри  -  и
увидишь, что он с желтизной. Следующий - "Кейп" -  коричневатый.  Так,  по
крайней мере, утверждает Джекоби, но будь я проклят, если сам смог бы  это
определить. По-моему, кроме экспертов этого вообще никто не заметит.
     Бонд послушно взял "Топ кристалл", а потом, в течение  четверти  часа
М. демонстрировал ему все разновидности бриллиантов вплоть до удивительных
камней-самоцветов: красных, синих, розовых, желтых, зеленых и  фиолетовых.
Наконец, М. придвинул к  Бонду  сверток  с  камнями  меньшего  размера,  с
изъянами формы или цвета, с маркировкой "Промышленные алмазы". Те, что  не
имеют "красоты камня", как они это называют. Их используют в  инструментах
и тому подобное. Однако не стоит  относиться  к  ним  пренебрежительно.  В
прошлом году американцы закупили их на пять миллионов фунтов, и это только
один из рынков сбыта. Бронстин рассказывал, что  с  помощью  именно  таких
алмазов был прорыт туннель через Сен-Готару. Маленькие кристаллы нужны для
бормашин, которыми дантисты сверлят нам всем зубы. Алмазы - самое  прочное
вещество на свете. Они - вечны.
     М. вынул изо рта трубку и стал набивать ее.
     - Теперь ты знаешь об алмазах столько же, сколько и я.
     Удобно устроившись в кресле, Бонд окинул взглядом бумажные пакетики и
сверкающие камешки, рассыпанные по красной коже, покрывавшей крышку  стола
М. Он думал о том, каким боком это все касается лично его.
     Чиркнула спичка. Бонд, наблюдая  за  тем,  как  М.  долго  раскуривал
трубку, прятал в карман пиджака спичечный  коробок  и  принимал  в  кресле
любимую позу для размышлений.
     Бонд посмотрел на часы: 11.30. Он с удовольствием вспомнил о том, что
когда час назад в его кабинете зазвонил красный  телефон,  весь  стол  был
завален неразобранными  совершенно  секретными  досье,  от  которых  он  с
радостью убежал. Он был уже почти уверен, что возвращаться к  ним  ему  не
придется. В ответ на вопрос Бонда, зачем  его  вызывают,  начальник  штаба
сказал:
     - Думаю, речь пойдет о задании. Шеф приказал  не  переводить  ему  до
обеда никаких телефонных звонков, а на  два  часа  тебе  уже  организована
встреча в Скотланд Ярде. Так что держись.
     Тогда Бонд взял  пальто  и  вышел  в  приемную,  где  его  секретарша
регистрировала еще одну, только что поступившую толстую пачку документов с
пометками "срочно".
     Когда она подняла голову, Бонд сказал:
     - М. вызывает. Билл говорит, что, похоже, мне будет чем заняться. Так
что не удастся тебе взвалить на меня и это. По мне  вообще  все  это  надо
отправить в "Дейли экспресс".
     Он ухмыльнулся:
     - Кстати, Лил, ведь этот Сэфтон Делмар твой приятель? Уверен, что ему
эти бумажки очень даже пригодились бы.
     Секретарша выразительно посмотрела на него.
     - У тебя галстук мятый, - холодной сказала она.  -  И  вообще  я  его
почти не знаю.
     Она вновь склонилась над столом, а Бонд, выйдя из комнаты и шагая  по
коридору, еще раз подумал, как хорошо иметь красивую секретаршу.
     М. скрипнул креслом, и Бонд взглянул на сидящего  по  другую  сторону
стола человека, к которому он был сильно привязан и которому был до  конца
предан и послушен.
     Серые глаза этого человека пристально изучали его. М. вынул  изо  рта
трубку.
     - Сколько времени прошло с твоих последних каникул по Франции?
     - Две недели, сэр.
     - Отдохнул хорошо?
     - Неплохо, сэр. Правда к концу стало уже надоедать.
     М. никак на это не отреагировал.
     - Я просмотрел твое досье. Оценки по стрельбе - очень высокие. Борьба
без оружия - удовлетворительно. Здоровье - отличное. - М. помолчал. - Дело
в том, - произнес он голосом, лишенным всяких эмоций, -  что  у  меня  для
тебя есть трудное задание. Я хотел увериться в том, что ты еще способен  о
себе позаботиться (сам за себя постоять).
     - Конечно, сэр. - Бонд почувствовал себя слегка уязвленным.
     - Не надо недооценивать сложность этого задания, 007, - резко  сказал
М. - Если я говорю, что оно трудное, то так оно  и  есть.  Я  не  любитель
мелодрам. Есть еще много мерзавцев, с которыми  тебе  пока  не  доводилось
встречаться, и некоторые из них, смею думать, замешаны в этом деле. Причем
наиболее расторопные. Поэтому то, что я  обо  всем  как  следует  подумал,
прежде чем вызвать тебя, вряд ли может служить источником раздражения.
     - Простите, сэр.
     - Хорошо,