онятным образом, вопреки закону, одно-единственное
легальное казино - в Нассау. Казино сдавалось в аренду
канадскому игорному синдикату и в удачный сезон давало 100
тысяч фунтов дохода. Играли тут в рулетку, в банк и
"железку". Устроено казино было в богатом доме на Бухтовой
улице на манер клуба: кроме игорного зала - просторный
танцевальный, ресторан с оркестром, уютный бар.
   Предъявив доставленные губернаторским курьером членские
билеты, Бонд с Лейтером сначала вместе посидели в баре,
выпили кофе, коктейль, а потом в игорном зале разошлись к
разным столам.
   Ларго сидел за "железочным". Перед ним высилась груда
стодолларовых жетонов, лежало штук пять тысячедолларовых.
Домино Витали, покуривая, наблюдала со стороны, - в
квадратном вырезе ее платья поблескивал на тонкой цепочке
крупный бриллиант. Ларго играл широко, часто шел ва-банк, и
каждый раз выигрывал, но головы не терял, не рисковал без
нужды. Партнеры улыбались ему, аплодировали удачной игре -
он явно был всеобщим любимцем. Домино же смотрела угрюмо,
скучала. Дама, сидевшая справа от Ларго, поставив ва-банк,
и крупно проигравшись, встала из-за стола. Бонд быстро
подошел и занял освободившееся место. Каждый кон Ларго
увеличивал ставку, в банке у него было уже восемьсот
долларов. Счастье переменчиво, напомнил сам себе Бонд и
произнес вслух:
   - Иду ва-банк.
   - А-а, мой старый знакомый! - Ларго протянул руку. -
Теперь игра пойдет сильная. Может, вам сразу передать банк?
Впрочем, вам я даже проиграю с удовольствием. - И любезно
улыбнулся.
   Потом легонько надавил рычажок устройства и, ухватив
карту за высунувшийся в щель розовый язычок, бросил ее
Бонду. Следующую взял себе, выдавил еще по одной. Бонд
посмотрел первую и выложил, открыв, на стол - бубновая
девятка:
   - Неплохо для начала. Беру вторую.
   Открыл и бросил рядом с девяткой - десятка пик! Если
только у Ларго тоже не девять или девятнадцать очков, Бонд
выиграл!
   Тот засмеялся, но несколько натужно, и открыл карты:
червонная восьмерка и король пик. Тоже комбинация, но у
Бонда лучше. Ларго проиграл на одно очко, так обидней всего
проигрывать.
   - Кому-то надо быть и вторым, - громко сказал он. - Так
и знал, что вам повезет.
   Крупье пододвинул Бонду кучку жетонов. Бонд кивнул на
груду подле соперника и заметил:
   - Вас тоже счастье не обходит. Предлагал же я взять меня
в долю.
   Тот рассмеялся:
   - А давайте еще раз сыграем. Ставьте, что выиграли, а мы
с мистером Сноу пойдем ва-банк.
   Мистер Сноу (как было известно Бонду, один из пайщиков)
хмуро кивнул. Бонд поставил восемьсот, а они против него по
четыреста. И он опять выиграл, и опять на одно очко.
   Ларго смотрел зло, но улыбался:
   - Все ясно, сдаюсь. Мистер Сноу, играйте-ка дальше сами.
Я мистеру Бонду, видно, не соперник.
   Сноу пододвинул Бонду выигранные тысячу шестьсот
долларов. "А забавно было бы сейчас передать банк, -
подумал Бонд, - и пусть новый банкомет проигрывает." Он снял
ставку и сказал:
   - Пас.
   За столом взволнованно зашумели.
   - Что вы делаете! - театрально возопил Ларго. - Хотите,
чтоб я перекупил банк и проигрался? А я, и правда, куплю.
Поглядим еще, чья возьмет... - Он кинул на середину стола
жетонов на тысячу шестьсот.
   - Иду ва-банк, - произнес Бонд. Против собственного,
только что проданного: мол, два раза выиграл и в третий
играю, никуда, милый Ларго, не денешься!
   Тот по-прежнему улыбался, но смотрел с новым,
внимательным прищуром.
   - Да вы точно подрядились меня обыграть. Что это,
кровная месть?
   Интересно, а среагирует ли на слово?..
   - Что вы, какая месть. Просто мне померещилось особое
свечение, спектр. - Бонд произнес это слово легко, без
нажима.
   Ларго вздрогнул, нахмурился. Улыбка тотчас возвратилась
на его лицо, однако он весь подобрался, напрягся, прищурился
зорче. Облизнул губы:
   - Что-что померещилось?
   - Я называю это спектром невезения, он висел, точно
облако, у вас над головой. Вот я и решил, что удача от вас
отворачивается. - Бонд говорил легко, будто шутя. -
Проверим мою примету?
   За столом смолкли. Игроки чувствовали: зреет схватка.
Шутка оборачивается оскорблением, англичанин задирает
соперника. Не замешана ли тут женщина? Все затаили
дыхание.
   Ларго расхохотался. Он упорно изображал весельчака.
   - Все ясно! - возвестил он. - Уважаемый мистер Бонд
хочет сглазить мне карты. А мы на это вот так отвечаем! -
Он выставил указательный палец и мизинец вилкой и ткнул в
сторону Бонда. За столом тоже захохотали, но Бонд видел,
что вилка - известный жест мафиози - нацелена по-настоящему,
зло, грозно.
   - Ну вот, теперь вы меня сглазили, - добродушно
рассмеялся он. - Только целить надо было не в лицо, а в
карты... Что ж, посмотрим, каков ваш спектр против моего.
   На лице Ларго снова мелькнула тень: второй раз это слово
- случайность ли? Он надавил на рычажок:
   - Два раунда мы отбоксировали. Третий, главный!
   И быстро выкинул четыре карты. За столом боялись
шевельнуться. Бонд взял свои, заглянул. Десятка треф и
червонная пятерка - то есть пять очков. При пяти трудно
решиться, брать или нет. Он положил карты не раскрывая. И
сказал уверенно, будто у него на руках шесть или семь очков:
   - Хватит.
   Ларго задумчиво прищурился. С отвращением бросил
раскрытые карты на середину стола: у него тоже пять очков.
Брать, не брать? Посмотрел на уверенного, невозмутимого
Бонда - и взял. Девятка пик. Не возьми он, у них вышло бы
поровну, а теперь у Ларго четыре очка против пяти.
   Бонд неспешно открылся.
   - Говорил же вам, цельте в карты...
   Между игроками поднялся шепот:
   - Если бы итальянец не взял...
   - Я всегда беру при пяти!
   - А я никогда!
   - Не повезло...
   - Играть не умеет!
   У Ларго опустились уголки рта, сжались кулаки. Но он
овладел собой, улыбнулся, глубоко вздохнул и протянул Бонду
руку. Бонд не уклонился от рукопожатия, но большой палец
завернул вглубь ладони - вдруг не в шутку придавит
лапищей... Но Ларго пожал обыкновенно и сказал:
   - Из-за вас мне придется целый вечер отыгрываться. А
я-то собрался пригласить племянницу в ресторан. - Он
повернулся к Домино. - Дорогая, это мистер Бонд, ты
говорила с ним по телефону. Я буду играть весь вечер, так
что ищи себе спутника.
   - Очень приятно познакомиться, - сказал Бонд. - Кажется,
мы виделись сегодня в табачной лавке?
   Девушка нахмурилась и ответила равнодушно:
   - Возможно. У меня плохая память на лица.
   - А что, если вашим спутником буду я? Благодаря щедрости
мистера Ларго я теперь богач, даже по здешней мерке. В
карты я сегодня больше не играю, довольно искушать судьбу.
   Она поднялась и бросила небрежно:
   - Ладно, пойдемте. Играй, Эмилио, тебе снова повезет. А
я пока буду есть икру, запивать шампанским, и деньги, что ты
проиграл, мистер Бонд все равно потратит на меня.
   - Видите, мистер Бонд, - рассмеялся повеселевший Ларго, -
вы попали из огня да в полымя. Уж Домино вам не спустит.
Ну что же, прощайте, мне по вашей милости нужно крепко
поработать.
   - Благодарю за игру. Мы будем в ресторане. Выпьем
шампанского за мой спектр удачи.
   И снова по лицу Ларго пробежала тень. Гадая, можно ли
объяснить такую реакцию сугубо итальянской боязнью сглаза,
Бонд вслед за девушкой вышел из игорного зала.
   В ресторане домино направилась к самому дальнему,
тонущему в полумраке столику, и тут Бонд заметил, что она
чуть-чуть прихрамывает, вся фигурка ее на миг увидалась
трогательной, беззащитной... Это совсем не вязалось с
уверенным, ярким обликом "куртизанки высшего класса", как,
вероятно, назвали бы Домино французы.
   Бонд заказал розового шампанского "Клико" и на пятьдесят
долларов белужьей икры (а меньше нет смысла и спрашивать,
объяснил он, не заметишь, как съешь).
   - Что у вас с ногой? - спросил он. - Ушиблись на пляже?
   Она посмотрела серьезно:
   - Нет, просто одна чуть короче другой. Вас это огорчает?
   - Наоборот, очаровывает. В вас сразу появилось что-то
беззащитное, детское.
   - Во мне, уже далеко не юной содержанке... Вы это хотели
сказать? - Она смотрела с вызовом.
   - А вы так о себе думаете?
   - Так думают обо мне в Нассау. - Она не отводила глаз,
но в них вдруг мелькнула мольба.
   - Не слышал... И как бы то ни было, свое мнение я
составляю сам. Хотите расскажу, что о вас думаю?
   - Какая же женщина откажется? - улыбнулась она. -
Только не завирайтесь, а то не буду слушать.
   - Вы еще совсем молоды, хоть и притворяетесь опытной, все
испытавшей. Росли в достатке, имели, так сказать, кусок
хлеба с толстым слоем масла и вдруг остались почти нищей.
Решили заработать на хлеб с маслом сами и обнаружили, что
просто так не заработаешь, придется драться. Вы женщина и
оружие избрали женское - свое тело; это оружие надежное,
только пользоваться им надо хладнокровно, оставив в стороне
чувства. Вы так и сделали. Но чувства ваши не умерли
совсем, вы просто заставили их замолчать. Теперь у вас есть
все, вы сорите деньгами, но пожалуй, немного скучаете. - Он
рассмеялся. - Добавлю еще несколько штрихов, а то портрет
невыразительный. Вы обольстительны, своевольны и жестоки.
   - Особой проницательности вам не понадобилось. Кое-что я
сама рассказала, кое- что вы знаете об итальянках как типе.
Вот только с чего вы взяли, что я жестока?
   - Когда проигрываешься, как Ларго, а твоя спутница все
видит, но не утешит,, не подбодрит - она поступает жестоко.
Досадно проигрывать на глазах у женщины...
   - А мне надоело, что он все время выигрывает, что ему
везет! - перебила она. - Мне хотелось, чтоб сегодня
выиграли вы, и притворяться я не собиралась. Кстати, вы не
упомянули мое единственное достоинство - честность. Люблю -
так люблю, ненавижу - так ненавижу. С Эмилио у нас сейчас
что-то среднее... Он знает, что я к нему равнодушна, но он
и не ищет любви, а только власти. Отрабатывать же, как вы
выражаетесь, хлеб с маслом мне все трудней и трудней... -
Она осеклась. - Налейте-ка еще шампанского, выпьем, а то
глупый у нас разговор. И купите мне сигареты "Моряк", я
соскучилась по своему любимцу.
   - По кому вы соскучились? - покупая пачку, переспросил
Бонд.
   - О, вы же ничего не знаете! - Она вдруг повеселела,
горькие складки у рта разгладились, голос зазвенел. - По
верному моему любовнику, моряку из мечты! Вот он -
нарисован на пачке. Это лучшая картина на свете. Вы,
конечно, в нее никогда не всматривались и не замечали, как
прекрасен моряк. Он - моя первая любовь. Мы бродили с ним
по парку и запирались в спальне, я тратила на него все
карманные деньги. А в награду он открыл мне целый мир, что
лежал, чужой, непонятный, за воротами Челтенхэмского
женского колледжа, воспитал меня, научил не стесняться
мальчишек, не поддаваться тоске и страху; он был моим лучшим
другом, советчиком. Картинка на первый взгляд
непритязательна, но в ней - целая жизнь. Я расскажу вам
историю моряка с броненосца "Герой", видите, так написано на
бескозырке. - Она сжала Бонду руку. - Сначала он плавал
юнгой на парусном суденышке, вот оно нарисовано в углу.
Приходилось туго - лазил на самую верхушку мачты, лупили его
канатом... Он был белокур, красив и в кубрике не раз
отбивался, защищал свою честь, или как это называется у
мужчин. Но все выдержал, моря не бросил, он ведь очень
упорный - видите складку между бровей, гордый поворот
головы? Он возмужал, отрастил усы, стал настоящим моряком.
- Она замолчала и залпом выпила целый бокал; глубокие ямочки
на щеках не исчезали. - Дальше рассказывать? Вы не
скучаете?
   - Я ревную... Рассказывайте.
   - Он объездил весь свет - был в Индии, Китае, Японии,
Америке. У него было много женщин, он часто дрался - и на
кулаках, и на ножах. Гуляка... Но матери и сестренке писал
отовсюду. Они так хотели, чтоб он вернулся, даже девушку
ему присмотрели, женился бы, жил по соседству. Но он не
спешил домой. Он мечтал совсем о другой девушке, примерно
такой, как я. - Она улыбнулась. - А потом изобрели
пароходы, и он поступил на броненосец - вот этот корабль,
справа. Дослужился до боцмана, остепенился, бросил гулять,
стал откладывать деньги. Чтобы выглядеть старше, отрастил
бороду, смотрите, какая замечательная. А однажды купил
иглу, цветные нитки и взялся вышивать свой портрет с тем
первым парусником и нынешним броненосцем. Закончил портрет
- и ушел из флота. Не лежала у него душа к пароходам...
Одним прекрасным вечером он вернулся домой. Много он
повидал моряком, но такого красивого, тихого заката не видел
ни разу и решил непременно вышить вторую картину. На
сбережения купил закусочную в Бристоле и каждое утро, до
открытия, вышивал. Вот корабль, на котором он - с рундуком,
полным шелковых отрезов, морских раковин и деревянных
статуэток - плыл домой от Суэца, а вот маяк, мигавший ему из
родной гавани в тот чудесный вечер. Здорово вышло, верно?
Я вырезала эту картинку из первой в жизни лачки сигарет.
Помню, курила тогда в школьном туалете, меня вытошнило...
Потом эта картинка порвалась, и я вырезала из следующей
пачки.
   - А как же картины моряка попали на пачку? - Бонд решил,
что надо подыграть.
   - Однажды в закусочную к моряку зашел человек в цилиндре,
с двумя маленькими мальчиками - Джон Плейер и сыновья.
Видите, написано, что их потомки и сейчас владеют табачной
фабрикой... А тогда "роллс-ройс" Плейера, один из первых
автомобилей а Англии, сломался как раз у закусочной.
Человек в цилиндре, конечно, не пил - бристольские деловые
люди не пьют - и спросил лишь пива и бутербродов о сыром.
Плейер и мальчики ели и любовались двумя картинами на стене.
Сигареты тогда только-только придумали, и этот самый Джон
Плейер, табачник, решил их делать. Но не знал, как назвать
и что нарисовать на пачке. Вот ему в голову и пришла идея.
Он предложил моряку сто фунтов за обе картины, и тот
согласился: он как раз собирался жениться, и ему нужно было
ровно сто фунтов. Табачник сначала хотел, чтоб на одной
стороне пачки был моряк с парусником и броненосцем, а на
другой - вечер. Но тогда негде было бы поставить торговую
марку и написать: "Крепкие, ароматные, табак матросской
резки". И Плейер выдумал наложить одну картину на другую.
По-моему, славно... Ладно, спасибо, что выслушали. -
Домино словно очнулась, голос стал тверже, глуше. -
Глупость, конечно. Но в детстве вечно насочиняешь
историй... Или привяжешься, например, к какой-нибудь кукле.
У мальчишек, кстати, тоже такое бывает. Мой брат носил
металлический талисман, который ему еще няня подарила, до
девятнадцати лет. Потерял - расстроился до слез. Талисман,
мол, счастье приносит! А ведь был уже тогда летчиком,
воевал. - Она пожала плечами и добавила иронически: -
Впрочем, счастье ему и без талисмана улыбнулось -
разбогател. А мне никогда не помогал. В жизни, говорит,
каждый сам за себя; вот наш дед, к примеру, браконьер был и
контрабандист, а надгробие - в Больцано на всем кладбище
богаче не сыщешь. Хотя брат клянется, что из всех Петаччи
самое роскошное надгробие будет у него. Он чем угодно денег
заработает, даже контрабандой...
   Сигарета заплясала в пальцах. Бонд едва унял дрожь.
Глубоко затянулся и медленно выпустил дым:
   - Так ваша настоящая фамилия Петаччи?
   - Да. Витали - сценический псевдоним. Так звучнее. А
настоящей фамилии никто не помнит, я и сама о ней почти
забыла, как вернулась из Англии - стала Витали. Всю жизнь
сменила, не только имя...
   - А что же стало с вашим братом? Как, кстати, его зовут?
   - Джузеппе. Человек он неважный, но летчик отличный,
служит в Париже, получает кучу денег. Может, еще
образумится, я за него каждую ночь молюсь. Больше у меня в
целом свете никого нет, а он - брат, и, каков бы он ни был,
я его люблю... Понимаете?
   Бонд ткнул окурком в пепельницу, кликнул официанта и
ответил:
   - Понимаю.

                        XV

                 ПОДВОДНАЯ РАЗВЕДКА

Черные волны, чмокая, обегали ржавые опоры полицейского
причала, ярко светила уже убывающая луна, под причалом
лежала полосатая тень. Констебль Сантос, огромный
мускулистый негр, взвалил Бонду на спину акваланговый
цилиндр. Бонд, путаясь в ремнях - на шее уже висел
подводный счетчик - застегнулся. Взял в рот резиновый
мундштук, подвернул клапан так, чтобы воздуха поступало
достаточно, потом вытащил мундштук и перекрыл воздух. Из
ночного клуба "Старьевщик" неслись резкие металлические
звуки, будто паук-великан отплясывал на ксилофоне - тамошние
музыканты играли на кастрюлях и сковородках. - Акулы сюда
заплывают? - спросил Бонд.
   - Бывает, но чаще - барракуды. В гавани, сэр, эти твари
ленивые, сытые - нажираются всяких отбросов. Покуда крови
не учуют, не тронут. На дне тут грязища, бутылки, хлам, но
сама-то вода прозрачная, чистая, и луна вон как светит, да и
на яхте огни - не заплутаете. Доплывете минут за
пятнадцать. Пузырьков с борта не углядят - сегодня малость
волнит. Хотя кому там глядеть, на палубе никого и в рулевой
рубке...
   - Ладно, я пошел, жди через полчаса. - Бонд поправил у
пояса нож, закусил трубку. Открыв воздушный клапан,
прошлепал ластами по влажному песку и вошел в море.
Наклонился, макнул в воду маску - чтоб потом не потела -
надел и, переступая по дну, принаравливаясь дышать ртом,
медленно тронулся. Скоро вода достала до подбородка, и он
нырнул, заработал ластами, прижал руки к бокам, спустился к
самому дну, глянул, поднеся руку, на светящийся циферблат -
двенадцать десять - и поплыл, мерно толкаясь ластами.
   Сквозь зыблящуюся, как бы рифленую поверхность проникал
бледный лунный свет, от валявшихся повсюду старых покрышек,
консервных банок, бутылок падали неверные тени. Небольшой
коричневый осьминог почуял поднятую Бондом волну, тут же
посерел и юркнул в укрытие - канистру из-под бензина.
Черная бондовская тень летела по дну, и студенистые полипы,
по ночам вырастающие, точно цветы из песка, снова прятались.
Укрывались, заслышав волнение, и прочие мелкие ночные твари:
зарывались в ил, уползали в раковины. Бонд вторгся в чужой
мир, где живут загадочные, неведомые существа... Он
вглядывался внимательно, стараясь ничего не упустить. Так
легче сохранить спокойствие под водой - наблюдаешь за мирной
живностью и уже не думаешь о чудовище, что вот-вот вынырнет
из серого зловещего тумана.
   Скоро тело привыкло плыть, само делало свое дело, и Бонд,
чтобы не сбиться с дороги, лишь подставлял луне правое
плечо. Думал он о Домино. Она сестра летчика, который,
может быть, и угнал самолет! Просто совпадение, и Ларго об
этом не знает? Она же говорила, что ее настоящая фамилия
никому не известна, и, кажется, говорила искренне. Но
все-таки к прочим полууликам прибавляется еще одна. И как
Ларго хмурился при слове "спектр"... Только ли испугался
сглаза? Трудно сказать. Явных доказательств нет, но не
таков ли айсберг - над водой холмик, а под водой целая
глыбища? Сообщать ли в Штаб? И что именно? Как выбрать
правильный тон?
   Древнее животное чутье в человеке в обыденной жизни
дремлет, но в минуту опасности - просыпается. Бонд плыл
спокойно, а чувства, помимо его води, обострились и вдруг
скомандовали: "Внимание, опасность!" Бонд напрягся,
выхватил нож и обернулся направо - именно направо, так
подсказывало чутье.
   Барракуда, если она достаточно велика, - опаснейший
морской хищник. Туловище у нее гладкое,
серебристо-стальное, длинное, точно снаряд; пасть
раскрывается чудовищно широко - на прямой угол, как у
гремучей змеи; хвост огромен, могуч - в скорости, мощи и
свирепости 8 барракудой сравнятся в море не многие. Такая
рыбина и вынырнула сейчас из серого, скрывающего даль тумана
и поплыла как раз по его границе в одну сторону с Бондом.
Она явно охотилась - тигриный черный с золотом глаз
пристально и бесстрастно смотрел на Бонда, пасть
приоткрылась, в лунном свете посверкивали острейшие клыки -
обычно барракуда вырывает из жертвы кусок, заглатывает, рвет
следующий...
   У Бонда что-то ухнуло в животе, по телу пробежала дрожь.
Он осторожно глянул на часы - до яхты плыть ещ