ывал Галланд о том, что новый самолет "Штурмфогель" прошел испытания.
     - Это будет превосходный перехватчик, мой фюрер.
     -  Мне  нужен  бомбардировщик!   Скоростной   дальний   бомбардировщик,
способный уничтожать!
     - Хорошо, мой фюрер.

     - Испытательный  аэродром  спрячьте  в  горы,  заройте  под  землю.  Но
сделайте так, чтобы об этих бомбардировщиках враг ничего не знал до тех пор,
пока они не появятся в небе!
     А у Волги в это время продолжались бои.  Армия  Паулюса  отказалась  от
капитуляции. Она сопротивлялась, она ждала помощи. Но  Геринг  дал  заведомо
нереальное обещание. Несмотря на то, что  к  Сталинграду  были  стянуты  все
наличные силы  транспортной  авиации,  армия  не  получала  и  десятой  доли
требуемых ей боеприпасов.
     Советские истребители перехватывали и уничтожали самолеты люфтваффе. Но
самой ощутимой потерей было то, что гибли вместе с самолетами  лучшие  кадры
Германии,  так  как  к  пилотированию  транспортных  самолетов  привлекались
инструкторы авиационных училищ. Почти все они не вернулись с фронта.

                                   - 1 -

     Испытания "Штурмфогеля" вступили в решающую стадию,  но  неожиданно  из
штаба люфтваффе Мессершмитту пришел приказ сформировать из летчиков, занятых
в работе фирмы, боевой  отряд  и  направить  в  район  станции  Морозовской,
северо-восточнее Ростова. Мессершмитт понял, что воздушные силы на Восточном
фронте основательно поистрепались, летные школы не  в  состоянии  восполнить
потери, и поэтому  командованию  пришлось  собирать  в  Германии  резервы  и
бросать  их  на  фронт.  Летчики  Мессершмитта  назначались  в   действующую
истребительную эскадру асов "Генерал Удет".  К  машинам,  помимо  крестов  и
номерных  цифр,  полагался  отличительный  знак  эскадры  -   красный   туз,
обрамленный венком, сверху корона.
     Техники выкрасили самолеты в маскировочные пятнистые цвета,  намалевали
на бортах знаки, поставили новые моторы. Скрепя сердце Мессершмитт  утвердил
список личного состава отряда. Командиром назначался Вайдеман. Вместе с  ним
вылетали на русский  фронт  второй  испытатель  Вендель,  пилоты  воздушного
обеспечения Пихт, Шмидт, Штефер, Привин, Эйспер, Нинбург, механик Гехорсман.
     Вайдеман  и  Пихт  поехали  проститься  к  Эрике  и   Зандлеру.   После
невероятного случая с Юттой профессор и Эрика долго не могли прийти в  себя.
Ютта, секретарша  самого  конструктора,  оказалась  красной  радисткой.  Она
взорвала себя и рацию гранатой, которую, очевидно, берегла  на  тот  случай,
если ее попытаются  схватить  гестаповцы.  Огонь,  несмотря  на  все  усилия
пожарных, успел сожрать все, что могло  бы  оказаться  важной  уликой.  Весь
пепел был собран и отправлен экспертам, но они нашли в нем только  несколько
попорченных деталей. Эти детали позволили установить, что радиостанция  была
немецкого производства, из тех, что  монтировались  обычно  на  транспортных
трехмоторных самолетах "Юнкерс-52".
     Дом отремонтировали, стену, отделявшую комнату Ютты от  спальни  Эрики,
завесили алым крепом. Зейц, который в последнее время особенно часто навещал
профессора, говорил, что в ту же злопамятную ночь скрылся и брат Ютты - Эрих
Хайдте. Коссовски, по счастливой случайности, выжил. Опытный  хирург  сделал
отчаянно  смелую  операцию,  и  теперь  Коссовски  лежит  в  лучшем  военном
госпитале в Бернхорне.
     Когда Пихт и Вайдеман вошли к Зандлеру, они обратили  внимание  на  то,
как изменился профессор: опустившиеся плечи, бледное, даже голубоватое лицо,
резкие морщины. Эрика была обеспокоена здоровьем отца.
     Пихт крепко обнял девушку.
     - Это встреча или прощание? - спросил Вайдеман.
     Эрика освободилась от объятий и вопросительно посмотрела на Вайдемана.
     - Встреча, Альберт, - сказал Пихт.
     - Альберт, почему вы всегда так зло шутите? - Эрика отошла к  буфету  и
сердито зазвенела чашками.
     - Тогда пора прощаться, - посмотрел на часы  Вайдеман,  пропустив  мимо
ушей слова Эрики..
     - Что это значит, Пауль?
     - Через три часа мы улетаем на фронт.
     - На фронт?
     Пихт кивнул:
     - На русский фронт.
     - Надолго?
     - Не знаю. Постараюсь вернуться, как только мы победим.
     - Не волнуйтесь, фрейлейн. - Вайдеман сам достал  из  буфета  коньяк  и
наполнил рюмки. - Выпьем за наши победы в русском небе!
     - Ты вылетаешь на новом "фоккере", кажется? - спросил Пихт.
     -  Да.  Я  должен  оценить  его  боевые  качества  и   прислать   фирме
обстоятельный отчет. В дверь позвонили.
     - Это, наверное, Зейц, - шепнула Эрика и выбежала в переднюю.
     Оберштурмфюрер сухо поздоровался с летчиками и сел за стол.

     - Какой ты стал важный, Вальтер, - толкнул его локтем Вайдеман.
     - Дел много... - односложно ответил Зейц. - А вы на  фронт?  Прощальный
ужин?
     - Как видишь...
     Зейц поднял рюмку:
     - Не дай бог попасть вам в плен.
     - А мы не собираемся попадать в плен к  русским,  -  засмеялся  Пихт  и
снова обнял Эрику. - Надеюсь, невеста меня подождет?
     Эрика покраснела и опустила голову.
     - Как здоровье Коссовски? -  вдруг  серьезно  спросил  Пихт  и  в  упор
посмотрел на Зейца. Тот нервно зажал рюмку.
     - Поправляется, кажется. Я дважды навещал его...
     - Ну, бог с ним, передай ему наши  пожелания.  -  Пихт  допил  рюмку  и
встал, окинув взглядом, словно в последний раз, уютную гостиную Эрики.

                                   - 2 -

     Колючие метели носились по огромной русской степи. Обмороженные техники
в куртках из искусственной кожи возились по ночам у  моторов,  едва  успевая
готовить  машины  к  полетам.  "Ме-109"  не  выдерживали   морозов.   Моторы
запускались трудно, работали  неустойчиво,  в  радиаторах  замерзало  масло.
Прожекторы скользили по заснеженным стоянкам, освещая скорчившихся  часовых,
бетонные землянки, вокруг  которых  кучами  громоздились  ржавые  консервные
банки, картофельная шелуха и пустые бутылки от  шнапса.  Только  в  дотах  и
можно было обогреться.

     - Ну и погода, черт возьми! - ругался лейтенант Шмидт. - Если я протяну
здесь месяц, то закажу молебен.
     - Перестань ныть, - мрачно отозвался Вайдеман. - Мы  здесь  живем,  как
боги. Посмотрел бы, в каких условиях находятся армейские летчики...
     - Я не хочу, чтобы в этой земле замерзали мои кости! - взорвался Шмидт.
- Я не хочу, чтобы о нас в газетах  писали  напыщенные  статьи,  окаймленные
жирной черной рамкой!
     - Ты офицер, Шмидт! - прикрикнул Вайдеман.
     - К черту офицера! Неужели  вы  не  понимаете,  что  мы  в  безнадежном
положении? Наши  дивизии  все  равно  пропадут,  и  отчаянные  наши  попытки
пробиться к ним стоят в день десятков самолетов. Я не трус... Но мне обидно,
что самую большую храбрость я проявляю в абсолютно бессмысленном деле.
     - Фюрер обещал спасти армию, - сказал Пихт.
     Летчики  замолчали  и  оглянулись  на  Пихта,   который   сидел   перед
электрической печью в меховой шинели и грел руки.
     -  Из  этой  преисподней  никому  не  выбраться,  -  нарушил   молчание
фельдфебель Эйспер. -  Позавчера  мы  потеряли  семерых,  вчера  -  Привина,
Штефера. Сегодня на рассвете - Нинбурга...
     - Это потому, что у нас плохие летчики. - Вайдеман бросил  в  кружку  с
кипятком кусок шоколада и стал давить его ложкой. - Такие нюни, как Шмидт...
     - Черта с два, я уже сбил двух русских!
     - А они за это время четырнадцать наших.
     - У них особая тактика. Видели, как вчера зажали Пихта?
     - Какая там особая! Просто жилы покрепче.
     Вайдеман отхлебнул чай и поморщился:
     - В бою надо всем держаться вместе  и  не  рассыпаться.  Русские  хитро
делают: двое хвосты подставляют, наши бросаются в погоню, как глупые гончие,
а в это время их атакует сверху другая пара.
     - Но и мы так деремся!
     - Завтра кто нарушит строй, отдам под суд, -  не  обращая  внимания  на
Шмидта, сказал Вайдеман.

     ...На рассвете техники стали заливать в моторы "мессершмиттов" антифриз
{Антифриз - жидкость, не замерзающая при низких температурах}. Пихт  побежал
к своему самолету. Обросший,  с  коростами  на  щеках  и  носу,  фельдфебель
Гехорсман копался в моторе "фокке-вульфа".
     - Что не весел, Карл? -  спросил  Пихт.  Гехорсман  стянул  перчатку  и
показал окровавленные пальцы:
     - Я не выдержу этого ада.
     - Вот коньяк, выпей - будет легче. - Пихт протянул ему фляжку.
     - Слушайте, господин капитан, - проговорил Гехорсман тихо. -  Смотрю  я
на вас, вы не такой, как все.
     - Это почему же?
     - Да уж поверьте мне. Если бы все  были  такие,  как  вы,  Германия  не
опаскудилась бы, боль им в печень!
     - Брось, Карл, - похлопал его по плечу Пихт. - Самолет готов?
     - Готов.
     - Когда-нибудь ты все поймешь, - многозначительно произнес  Пихт.  -  Я
могу рассчитывать на тебя?
     - Как на самого себя!
     - Хорошо, Карл. А теперь давай парашют. Гехорсман помог Пихту  натянуть
на меховой комбинезон парашют и подтолкнул летчика к крылу:
     - Только берегитесь. Русские когда-нибудь посшибают вас всех.
     Из землянок выходили другие летчики и медленно брели к своим машинам.
     - Ты знал Эриха Хайдте? - вдруг спросил Пихт.
     - Знал, - помедлив, ответил Гехорсман.
     - Он был неплохой парень?
     Гехорсман сделал вид, что не расслышал, спрыгнул с крыла  и  отбежал  в
сторону.
     Над аэродромом проплыли  на  большой  высоте  две  группы  трехмоторных
"юнкерсов". Около восьмидесяти самолетов. Их и должны  были  прикрывать  асы
отряда Вайдемана. Истребители, стреляя выхлопами, стали выруливать на старт.
Снежная пороша забушевала на стоянках.
     Пихт включил рацию. Сквозь треск в наушниках прорвался голос Вайдемана:
     - Так не забудьте: кто выскочит из строя, отдам под суд!

     Истребители на форсированном режиме  догнали  транспортные  самолеты  и
построились попарно сверху. Пихт посмотрел вниз на белую снежную пустыню. Ни
деревень, ни городов - снег и снег. Люди давно ушли отсюда,  а  если  кто  и
остался, то, наверное, зарылся так глубоко в землю  -  не  достать  никакими
фугасками. Иногда через поля, а чаще через холмы пробегали обрывистые змейки
покинутых окопов.
     - Внимание, проходим линию фронта, - предупредил Вайдеман.
     Никакой линии внизу не было. Та же равнина, те же снега. Только  где-то
на горизонте дымно чадил подожженный дом, черная лента  тянулась  по  белому
снегу. В небе слева вдруг что-то передвинулось и насторожило Пихта. Закачали
крыльями пузатые транспортники,  закружились  турели  с  короткими  спарками
пулеметов. "ЯКи"!
     Светло-зеленые истребители  с  яркими  красными  звездами  стремительно
сблизились с тяжелыми самолетами, и строй сразу же  стал  распадаться.  Одна
машина, задымив, пошла к земле.
     - Русские! - закричал Вайдеман. - Звенья Пихта и Шмидта вниз!
     Пихт, убрав газ, нырнул в образовавшуюся брешь и сразу же попал в клещи
двух "ЯКов". Он двинул ручку вперед, крутнул нисходящую спираль. Ушел! И тут
в прицеле появился "ЯК". Истребитель шел в  атаку  против  трех  "юнкерсов".
Пихт дал длинную очередь. Трасса прошла  перед  носом  истребителя.  Русский
летчик оглянулся  назад,  увидел  повисший  в  хвосте  "мессершмитт"  Пихта,
видимо, что-то закричал и змейкой стал закрывать  своего  товарища,  который
шел впереди.
     Откуда-то сбоку вывалился Шмидт.
     - Мазила! - заорал он, повисая на хвосте ведомого  и  стреляя  из  всех
пулеметов.
     "ЯК" завалился на крыло и, рассыпаясь, полетел вниз.
     Пихт бросил истребитель в сторону, оглянулся - ведомого  нет.  "ЯКи"  и
"мессеры" крутились, как взбесившиеся осы. Внизу на земле  дымило  несколько
рыжих костров - горели первые сбитые самолеты. Русских было немного. Но  две
пары  сковали  Вайдемана.  Две  пары  щелкали  "юнкерсов".  Три  истребителя
навалились на Шмидта и его ведомого. Шмидту  удалось  сначала  вырваться  из
тисков, но на крутой горке {Горка  -  резкий  набор  высоты  самолетом}  его
самолет потерял скорость и завис. В этот момент "ЯК"  с  короткой  дистанции
срезал самолет очередью. "Мессер" взорвался, рассыпав по небу куски  крыльев
и мотора. "Отвоевался Шмидт", - успел подумать Пихт.
     Строй "юнкерсов" распался окончательно. Теряя машину за машиной, группы
разворачивались  и,  разгоняясь  на  планировании,  пытались  оторваться  от
"ЯКов".
     "Теперь попробуй уберечь себя", - приказал себе Пихт.
     Он направил машину вверх, где дрался Вайдеман. Один из "ЯКов",  заметив
его, вошел в полупетлю. Нажав на гашетки, Пихт отбил атаку.  "ЯК"  скользнул
на крыло, стараясь зайти в хвост.  "Нет,  не  отцепится".  Тыльной  стороной
перчатки Пихт вытер пот. На помощь "ЯКу" подоспел еще один.
     - Фальке!{Сокол (нем.)} - закричал Пихт, вызывая  Вайдемана.  -  Отгони
сверху, они зажали меня.
     - Не могу, Пауль... - хрипло отозвался Вайдеман.
     В бешено перемещающихся линиях земли и неба  Пихт  все  же  увидел  его
самолет - единственный "Фок-ке-Вульф-190" новейшей модификации, который  еще
не вошел в серийное производство. Пихту удалось на несколько секунд отбиться
от "ЯКов". Он пристроился к Вайдеману так, что  тот  не  мог  уйти  с  левым
разворотом.
     - Освободи путь! - закричал Вайдеман.
     "ЯК" открыл огонь.
     - У меня заклинило мотор! - испуганно сообщил Вайдеман.
     - Попал снаряд?
     - Наверное. Я выхожу, следи за мной. "Фоккер" быстро проваливался вниз.
     - Садись на вынужденную. Видишь реку? - спросил Пихт.

     Вайдеман промолчал, видимо,  отыскивал  на  карте  место,  над  которым
сейчас летел.
     - Да, кажется, рядом можно сесть. Но там русские!
     - Вряд ли. Зажигание выключено?
     - Да-

     - Перекрой баки!
     Сильно раскачиваясь с крыла на крыло, "фоккер" Вайдемана  планировал  с
выключенным двигателем. Вот он перевалил через овражек, достиг реки.
     - Если русские - беги! - успел крикнуть Пихт.
     Самолет Вайдемана врезался в сугроб и пропал в фонтане снега.
     Пихт резко потянул ручку на себя. От перелрузки потемнело в глазах. Два
"ЯКа" шли на него. Тогда он закрутил отчаянный штопор, вышел из него почти у
самой земли и хотел уйти на бреющем. Но "ЯКи"  решили  доконать  его.  Тогда
Пихт снова полез  вверх.  Последнее,  что  он  увидел  в  холодном  небе,  -
дымящийся "юнкерс". Чей-то истребитель отвесно шел к земле и, воткнувшись  в
запорошенную землю, взорвался,  как  большая  фугасная  бомба.  "Мессеры"  и
"юнкерсы" скрылись. Теперь Пихт видел только "ЯКи".
     Взрыв у мотора сильно качнул самолет. В следующую секунду будто треснул
фюзепяж. Пихт выпустил управление из рук и до боли сжал зубы. "Все...  -  На
плечи навалилась страшная усталость.  -  Обидно,  такая  нелепая  смерть..."
Мотор захлебнулся и трясся  оттого,  что  еще  крутился  погнутый  винт.  На
мгновение Пихт услышал цепенящую тишину, а потом свист.
     "А может, попробовать?" - шевельнулась мысль.
     Рука нашла у  левого  борта  ручку,  потянула  вверх.  Скрипнул  задний
козырек кабины и рванул фонарь. Морозный воздух хлестнул по лицу. И тут Пихт
увидел кружащуюся внизу белую землю, проволочные заграждения, дорожки темных
окопов. Правой рукой он раскрыл замок привязных ремней. Больно дернули лямки
парашюта. "ЯКи" прошли рядом. В заиндевевших фонарях Пихт увидел  любопытные
лица пилотов.
     На землю он свалился,  как  будто  сбитый  ударом  кулака,  -  ударился
подбородком о твердую кочку. Закапала кровь. Он стянул перчатку, зажал рану.
     - Да вот он! - услышал Пихт за спиной русскую речь.
     - Вот фриц проклятый, притаился, - проговорил другой.

     - Тише, Семичев! Еще стрелять будет.
     - Я вот ему стрельну!
     Из глаз Пихта сами собой потекли слезы. Он уткнулся в колючий сугроб  и
замер. Над головой захрустел снег.
     - Может, убился? - почему-то шепотом спросил солдат.
     - Давай перевернем. Кажется, дышит еще.
     - А парашют добрый. Нашим бабам на платье бы...
     - Да он пойдет и на военную надобность. Берем?
     - Давай.
     Солдаты взялись за плечи Пихта.

     - Я сам, - проговорил Пихт.
     - Живой! Что-то лопочет по-своему! - обрадованно воскликнул солдат.
     Пихт поднялся на колени и освободился от ремней парашюта.
     - Не балуй, - отскочив и вскидывая винтовку, неожиданно закричал солдат
в рыжей старой шинели и подшитых валенках, видимо Семичев. - Хенде хох!
     Другой, помоложе, маленький и узкоплечий, вытащил из кобуры парабеллум,
поглядел на Пихта и удивленно свистнул:
     - Плачет...
     - От мороза надуло, - сердито сказал солдат с винтовкой, Семичев. -  Он
ведь, немец, к зиме непривычный.
     Тот, кто обезоружил Пихта, был так мал, что винтовка, перекинутая через
плечо, ударяла его прикладом под  колено.  Лицо  у  солдатика  почернело  от
холода, на бороде заиндевел белесый пушок. Он еще раз взглянул на Пихта.
     - Первый раз вижу фрица так близко.
     - Насмотришься еще, - вздохнул Семичев и дернул винтовкой. - Ну,  идем,
гей форвертс!
     Вдруг издалека донеслись выстрелы. Стреляли беспорядочно  и  зло.  Пихт
увидел зарывшийся в снег "фокке-вульф" Вайдемана.  Альберт,  сильно  хромая,
бежал в сторону немецких окопов. Значит, уцелел.
     Шагов через двести Пихт свернул в лесок.  Пахнуло  дымом  и  душноватым
солдатским теплом. Он спустился  в  траншею.  У  дверей  одной  из  землянок
появился солдат с грязным ведром. Видимо,  он  собирался  выбросить  сор  на
помойку. Увидев летчика в серо-голубом немецком комбинезоне, солдат  истошно
закричал:
     - Братцы, глядите! Фрица ведут.
     Из  землянок  выскочили  солдаты  -  кто  в  нательном  белье,  кто   в
гимнастерках без ремня, в шинелях внакидку, а кто и совсем голый  до  пояса.
Гомон вдруг смолк. В настороженной тишине Пихт почувствовал и любопытство, и
ненависть, и еще что-то недоброе.
     - Длинный, гадюка, - тихо проговорил кто-то.
     - А  видел,  как  наших  сшибал?!  Семичев,  видимо  гордый  поручением
привести пленного, сообщал подробности:
     - Упал, значит, и лежит, примолк. Думал, мы не заметим.
     - А может, треснулся об землю и дух на миг потерял?
     - Да нет, мы когда подошли, он  забормотал  чтой-то  по-своему  и  стал
снимать парашют. Дескать, Гитлер капут.
     Солдаты засмеялись. Кто-то спросил:
     - И куда его теперь?
     - А там разберутся.
     В командирской землянке было жарко. На раскрасневшейся  железной  печке
подпрыгивал чайник. В темном закутке виднелись нары, но свет падал только на
стол, сколоченный из расщепленных и необструганных бревен,  да  на  сердитое
лицо старшего лейтенанта в расстегнутой гимнастерке, с перевязанной рукой.
     - Товарищ комбат!  -  крикнул  с  порога  Семичев.  -  Ваше  приказание
выполнено, фриц доставлен.
     - Встань у двери. - Комбат здоровой левой рукой застегнул  воротник  и,
поднявшись, обошел вокруг Пихта.
     - Значит, попался? Ферштеен? Пихт отрицательно замотал головой.  Комбат
неуклюже достал из кобуры наган и взвел курок.
     - К стенке! - закричал он вдруг. - Семичев, ну-ка отойди в сторону.
     - Я прошу доставить меня к старшему командиру, - проговорил Пихт.
     - Что он говорит? Понял, Семичев?
     - Никак нет, товарищ комбат.
     - Просит доставить к старшему командиру, - отозвался из темноты  с  нар
глуховатый голос.
     Пихт повернулся на голос. С нар сползла шинель  и  появилось  заспанное
пожилое лицо. Офицер с капитанской шпалой на петлицах  сунул  босые  ноги  в
валенки, поискал в кармане очки  и  нацепил  на  широкий  нос,  отчего  лицо
посуровело, сделалось строже. У капитана на шее лиловел фурункул,  и  голову
он держал, наклонив в сторону, изредка притрагиваясь рукой к больному месту.
     - Я для него старший! - куражливо крикнул комбат.
     - Ладно, Ларюшин, - остановил его капитан. - Я поговорю с пленным, а то
ты сгоряча пустишь его в расход.
     На хорошем немецком языке капитан спросил Пихта:
     - Какого ранга