миллионы  сограждан.
"Государственной" - следовательно, он посвящался в интересы  государства,  и
все, что ни делал, сообразовывалось с политикой рейха.  "Важности"  -  стало
быть,  все,   что   в   документе   излагалось,   носило   характер   высшей
целесообразности, оправдывающей любые средства.
     Осторожно он разорвал пакет и извлек бланк штандартенфюрера :

     4-е управление Главного имперского управления безопасности.
     Оберштурмфюреру СС Вальтеру Зейцу, Аугсбург - Лехфельд.
     Податель сего, Курт Иозеф Хопфиц, облечен особым доверием в  ликвидации
агента иностранной разведки по кличке Март.  Приказываю  устроить  указанное
лицо инженером на объект "А" и оказывать всемерную поддержку.

     Здесь же в пакете были диплом об окончании высшей  инженерной  школы  в
Любеке и офицерская книжка  инженер-лейтенанта  люфтваффе  Курта  Хопфица  с
указанием частей, где служил он,  начиная  с  1940  года,  -  Штутгарт,  8-й
авиакорпус, Крит, Ростов...
     - Вы действительно там служили? - спросил Зейц.
     - Думаю, что справки наводить вам не придется, оберштурмфюрер. - Хопфиц
сбросил шинель и без приглашения развалился на диване,  давая  этим  понять,
что ему, в сущности, на Зейца наплевать.
     "Странно,   почему   господин   штандартенфюрер   не   известил    меня
телеграммой", - подумал Зейц, но Хопфиц сам ответил за него.
     - Удивляетесь, что господин  Клейн  не  известил  вас  заранее  о  моем
приезде?
     - Признаться, да, - ответил Зейц.
     - После дела Регенбаха нам дано предписание по  возможности  ограничить
бюрократическую  переписку.  Из  нее  агенты  черпали  любопытные  сведения.
Кстати, это письмо к вам отпечатано в одном  экземпляре.  Храните  его  пуще
глаза и никому не показывайте, иначе мы оба полетим к праотцам.
     - Я же должен как-то объяснить Мессершмитту и Зандлеру.
     - Бросьте, оберштурмфюрер!  Кого  рекомендует  гестапо,  принимают  без
малейшей задержки. Сварите мне кофе!
     "Все же мне надо связаться с Клейном", - решил  Зейц,  включая  в  сеть
кофейную мельницу.
     Из  ранца  Хопфиц  вытащил  бутылку  французского  коньяка  "Наполеон",
небрежно сорвал золотистую фигурку императора с пробки и наполнил рюмки.
     - От того, насколько мы сработаемся с вами, Зейц, будет зависеть судьба
этого самого Марта. А вам чин гауптштурмфюрера и Железный крест не помешают,
хотя - между нами - рыцарей рейха орденами не так уж часто балуют. -  Хопфиц
пригубил и в упор посмотрел на Зейца. - Вы согласны со мной?
     Зейц ухмыльнулся.
     - То-то. Теперь расскажите о своих подозрениях. С  вашими  докладами  я
знакомился, но хотелось бы из первых уст и без грамматических ошибок...
     Зейц упрямо продвигался по службе. Теперь, в условиях войны,  когда  на
авиационные заводы Аугс-бурга, в том числе и в мастерские Лехфельда,  взамен
немецких  рабочих,  ушедших  на  фронт,  поступало  много  иностранцев,  его
должность стала необходимой Мессершмитту.

                                   - 6 -

     Впервые после долгой пасмурной погоды наступили погожие  весенние  дни.
Быстро высыхал аэродром, лишь над лесом по  утрам  держались  сырые  туманы.
Служба аэродромного обеспечения навела порядок, и от того вокруг стало шире,
просторней. Неподалеку  от  офицерской  казармы  был  устроен  тренажер  для
пилотов, готовящихся летать на "Штурмфогеле". С потерпевшего аварию самолета
отрезали кабину,  установили  мелкокалиберный  пулемет,  а  внизу  на  катки
натянули полотно с  изображением  земного  ландшафта.  Катки  вращались  при
помощи электромотора, соединенного  с  сектором  подачи  топлива  в  кабине.
Летчик двигал ручку вперед, полотно бежало быстрей - создавалось впечатление
скорости полета. Кабина перемещалась на шарнирах  вверх  и  вниз,  кренилась
вправо  и  влево  от  движения  педалей  и  ручки  управления.   Пилот   мог
"пикировать", "стрелять", "заходить в боевую атаку".
     Вел занятия Вайдеман. В это  утро  на  построении  летного  состава  он
объявил:
     - Сегодня я буду рассказывать банальные вещи. Вы сами боевые летчики  и
не раз встречались в бою с врагом. Но  мне  придется  говорить  о  качествах
боевого летчир;а-истребителя, который вскоре полетит на "Штурмфогеле". Стоит
ли вам рассказывать о том,  что  каждый  из  нас  должен  в  известной  мере
обладать храбростью, выносливостью, знанием своей машины?..
     Вайдеман важно прошел вдоль строя и остановился перед Пихтом:
     - Но такие требования предъявляются к каждому, кто  избрал  небо  полем
боя. А летчик-истребитель в кабине один - ему никто ничего не подскажет.  Он
поддерживает связь с ведомым или ведущим, следит, что творится вокруг,  ищет
противника и не упускает его из виду до тех пор,  пока  не  займет  выгодное
положение для атаки и не расстреляет. Одновременно он контролирует показания
приборов, работу двигателей, винта. И все один! Быстрота реакции -  вот  чем
должен обладать настоящий ас...
     Вайдеман выдержал длительную паузу:
     - Но летчик "Штурмфогеля" должен делать все это в два раза быстрей. Как
бы  ни  был  напряжен  и  скоротечен  воздушный  бой,  на  "Штурмфогеле"  он
сокращается вдвое, потому что эта машина обладает  феноменальной  скоростью.
Едва заметишь точку самолета вдали, через две-три  секунды  будешь  рядом  с
ним. Малейшая ошибка - и стрелой промчишься мимо. На маневр для новой  атаки
потребуется время, противник или уйдет, или распорет тебя очередью.
     Потом  пилоты  садились  в  кабину  тренажера  и  привыкали  к  системе
управления, переживая полет на чудо-машине.
     Пихт сидел в кабине "Штурмфогеля", когда увидел приближающихся Зандлера
и какого-то новичка. Оба высокие, издалека они даже походили друг на друга.
     Профессор Зандлер подошел к Вайдеману:
     - Альберт, познакомьтесь, новый инженер вашей машины.

     Вайдеман круто обернулся и снизу вверх посмотрел на Хопфица:
     - Кто вас рекомендовал, лейтенант?
     - Мне сдается, что господин Вилли Мессершмитт уважает фронтовиков  и  с
готовностью предоставил мне самое широкое поле деятельности,  -  холодновато
произнес Хопфиц, чтобы в дальнейшем избавиться от наивных вопросов.
     Вайдеман, очевидно, это понял и быстро переменил тон:
     - О, я сам фронтовик и уважаю ребят, которые  понюхали  пороху.  Верно,
Пауль?
     Он обернулся к кабине "Штурмфогеля", ища в лице Пихта союзника.
     - Что верно, то верно. - Пихт спрыгнул с тренажера и тоже  представился
Хопфицу.
     Судя по выговору, Хопфиц был северянином или берлинцем.
     - По этому случаю сегодня можно выпить, а, как вы считаете? - засмеялся
Пихт, пожимая руку новому инженеру.
     - Прошу вас к себе, господа, - проговорил Хопфиц.
     - Вам, вероятно, дали комнату в общежитии?
     - Да, семнадцатый номер.
     - Тогда не пойдет. Мы соберемся с позволения  господина  Зандлера...  -
Пихт живо повернулся к профессору.
     - Разумеется, прошу, - сказал Зандлер.
     Видимо, ему  тоже  хотелось  поближе  познакомиться  с  инженером,  так
неожиданно  рекомендованным  Мес-сершмиттом,   хотя   скупой   Вилли   редко
расходовался на новые должности.
     Зандлер с Хопфицем пошли к ангару, где стоял опытный  "Штурмфогель",  а
Вайдеман стал продолжать занятия.
     - "Штурмфогель" - это самолет-перехватчик, - сказал он.  -  Истребитель
стремительно  набирает  высоту,  обладает  сильной  огневой  мощью.  Генерал
Рихтгофен, гроссмейстер вертикального маневра, мог бы по достоинству оценить
этот самолет.
     - Я слышал, что русские тоже начинают применять "воздушную этажерку", -
проговорил пилот Новотны.
     - Да, они идут попарно на разных высотах и однажды -  Пихт  это  хорошо
помнит - мы попали в такую карусель, что я едва унес ноги, а  Пихт  чуть  не
отправился на тот свет. Но "Штурмфогелю" не страшна "этажерка".
     - Быстрей бы его запустили в  серию!  -  Новотны  сжал  худые,  бледные
кулаки.
     Летчики знали, что Новотны отличился в бою над Гамбургом.  Он  поднялся
во главе тридцати  истребителей  навстречу  английской  армаде  из  шестисот
четырехмоторных   "ланкастеров",   прикрываемых   сотней   "харикейнов"    и
"спитфайров". Тысячи пушек и пулеметов создали такую завесу, что,  казалось,
простреливался каждый метр неба.
     Новотны все же пробился к бомбардировщикам и  лично  в  этом  бою  сбил
четыре самолета. Когда он  вернулся  на  землю,  техники  насчитали  на  его
"мессершмитте" сорок пробоин.
     Стриженный под бокс, нервный, узкогрудый капитан с перебитым носом мало
походил на воздушного аса, но  в  самолете,  очевидно,  пробуждалась  в  нем
вторая натура. Над аэродромом он показывал настоящие чудеса. Переворачиваясь
на крыло, он, например, падал почти до самой земли,  потом  резко  прибавлял
газ, уходил свечкой вверх.
     Не раз Вайдеман схватывался с Новотны в учебных боях.
     Отчаянный каскад фигур, лобовые  атаки,  когда  истребители,  казалось,
неминуемо должны столкнуться,  приводили  в  восхищение  всех  летчиков.  Но
однажды Зандлер, увидев такой бой, запретил обоим полеты - он  не  на  шутку
испугался за жизнь своего шеф-пилота.
     Все это время Зандлер лихорадочно работал.
     "Детские болезни"  опытного  истребителя  не  прекращались.  Зандлер  с
рвением одержимого  вносил  новые  и  новые  изменения.  Недостающие  детали
вытачивали в токарных цехах, ковали в кузнечных, собирали в механических.
     Мессершмитт, как всегда, торопил.

                                   - 7 -

     Эрика умела  принимать  гостей.  Гостиная  быстро  наполнялась  веселым
гулом, суматохой, звоном посуды. Уроки домоводства, когда-то усвоенные ею  в
местном отделении  объединения  национал-социалистских  женщин,  как  нельзя
больше пригодились  для  нынешних  времен,  когда  появилось  много  женатых
"холостяков", военных, оторванных от своих семей. Она  искренне  радовалась,
когда к ее особняку подъезжали  машины  во  главе  с  "фольксвагеном"  Пауля
Пихта,  и  утомительное  ожидание  превращалось  в  несуразный,  взбалмошный
праздник.
     Профессор Зандлер обычно  поднимался  к  себе  в  кабинет  и  не  мешал
молодежи. Но на этот раз он рассматривал визит Курта Хопфица как  деловой  и
остался с гостями. Рассказывая  новичку  о  "Штурмфогеле"  и  показывая  ему
самолет,  он  с  удовлетворением  отметил  большой  интерес   к   машине   и
сообразительность нового инженера.  Хопфиц,  сбросив  френч,  тут  же  начал
копаться в двигателях, высказывать свое мнение о самолете. Профессор  понял,
что приобрел толкового помощника.
     Теперь же, за столом, Зандлер с радостью заметил еще одну  импонирующую
ему особенность инженера - он был воздержан в напитках, не в пример Пихту  и
Вайдеману. Реактивная авиация, очевидно, была давним увлечением  новичка,  и
он с интересом расспрашивал профессора о работах в этой области у  Хейнкеля,
на фирмах "Арадо" и "Юнкере". К сожалению, профессор  знал  о  них  лишь  по
довоенным статьям в технических журналах, позднее все это было  засекречено,
и каждому энтузиасту пришлось вариться в собственном соку.
     А в это время Зейц звонил по прямому телефону штандартенфюреру  Клейну.
Он хотел лично  удостовериться  в  надежности  документов  Хопфица.  На  тот
случай,  если  Клейн  выразит  неудовольствие  его  звонком,  Зейц  придумал
оправдывающий его ответ: он скажет, что хотел просто  доложить  о  том,  что
человек гестапо устроен и  Зейц  уделяет  ему  внимание.  Однако  телефон  в
Берлине молчал. Зейц позвонил через  час,  потом  через  полчаса.  В  трубке
по-прежнему раздавались продолжительные гудки. Тогда  Зейц  переключился  на
телефон оберштурмбаннфюрера Вагнера - заместителя Клейна.
     - Почему не отвечает штандартенфюрер Клейн? - зарычал в трубку  Вагнер.
- И не ответит, черт бы вас побрал.  Вчера  во  время  бомбежки  его  машину
обстрелял  какой-то  мерзавец  и  сделал  из  Клейна  решето.  Сейчас  ведем
следствие.
     - Господин оберштурмбаннфюрер, - выдавил из себя Зейц, - несколько дней
назад ко мне был направлен господином Клейном некто Курт Хопфиц...
     - Ну и что? - оборвал его Вагнер.
     - Так я хотел  доложить,  что  он  устроен  на  работу  и  я  со  своей
стороны...
     - Вы умница, Зейц! Продолжайте выполнять приказы так же старательно.  -
В голосе Вагнера Зейц уловил злую иронию.
     - Но почему-то господин Клейн прислал лишь  пакет  со  штампом  личного
штандарта, но не известил меня телеграммой о приезде Хопфица.
     - Да вы в своем уме! - заорал Вагнер. -  Сидите  там,  как  курочки,  а
здесь не прекращаются бомбежки!..
     Через несколько секунд Вагнер успокоился.
     - Кого, вы говорите, направил господин Клейн?
     -  Курта  Хопфица...  инженер-лейтенанта,  с   заданием   ликвидировать
русского агента Марта.
     - Курт Хопфиц... - Вагнер, видимо, записал  это  имя  и  проговорил:  -
Хорошо, я узнаю о нем и вас извещу! Хайль!
     Зейц  положил  трубку  и  уставился  на  черную  пластмассовую  коробку
аппарата. "Странная смерть... Очень странная смерть у  господина  Клейна,  -
подумал он. - Конечно, о господине штандартенфюрере давно плачут  черти,  но
не связана ли его кончина с появлением этого самого Хопфица?"
     Зейц посмотрел на освещенные окна гостиной  Зандлера.  "Разве  сходить?
Присмотреться к Хопфицу?"
     В полночь профессор поднялся: к себе. Вайдеман, напившись, уснул. Эрика
ушла готовить спальню. Хопфиц и  Пихт  вышли  покурить  и  наконец  остались
вдвоем.
     - Вам привет от дядюшки Эрнста, - наклонившись к Пихту, сказал Хопфиц.
     - Разве еще жив старый  стервятник?  -  спросил  Пихт  и  стиснул  руку
Семена. - Как ты попал сюда?
     -   Заброшен   с   рекомендательным   письмом-приказом   к   Зейцу   от
штандартенфюрера Клейна. В Берлине действует группа обеспечения.
     - Что должна сделать группа?
     - Убить Клейна. Вернее, привести приговор минского суда в исполнение.
     - Об этом приговоре мог знать Клейн? - спросил Павел.
     - Должен. В нашей печати сообщалось о  зверствах  его  зондеркоманды  в
Белоруссии.
     - Это хорошо. Но если убрать Клейна не удастся, ты обречен.
     - Директор послал меня как  конструктора.  Знаешь,  есть  загадки,  над
которыми бьются все "реактивщики". Интересно, как с ними справились немцы на
"Штурмфогеле". А тебе я привез мину особого действия и миниатюрную рацию. По
ней надо сообщить день и час фейерверка.
     - День и час... - повторил в раздумье Пихт и, что-то решив, выпрямился.
- Все ясно. День и час тебе сообщу, Зейца беру на  себя.  Механик  Гехорсман
готов нам помочь. Работай с ним. Он честный человек.
     Неожиданно заныла сирена. "Воздушная  тревога!  -  ворвался  в  динамик
голос диктора. - Воздушная тревога районам  Мюнхена,  Аугсбурга,  Лехфельда,
Дахау..."
     Пихт растолкал Вайдемана, и оба помчались на машинах к аэродрому.
     Техники дежурных самолетов уже запускали моторы. На горизонте  полыхало
зарево. Резкие лучи прожекторов метались по небу. Доносился  обрывистый  лай
автоматических пушек "эрликонов", и среди звезд то тут, то там вспыхивали  и
погасали шарики разрывов.
     Набирая скорость, истребители один  за  другим  уходили  в  небо.  Пихт
прикрывал Вайдемана. Он следил за его самолетом по красным выхлопам мотора.
     - "Фальке-один",	"Фальке-один"! - вызывал Вайдемана пост наведения.
     - Слушает "Фальке-один".
     - К району Аугсбурга курсом триста десять на  высоте  двенадцать  тысяч
метров направляется большая группа "летающих крепостей Б-17".
     - Понятно, - отозвался Вайдеман и начал набирать высоту...
     - Группа "Л", - через минуту включился он в эфир, - слушай мою команду:
идем попарно до высоты двенадцать. Первое звено  атакует  сверху,  второе  -
снизу. Новотны, Пихт и Вендель действуют самостоятельно по обстановке.
     Пихт пытался в черноте неба отыскать "летающие крепости", но не  увидел
их и решил пока держаться за Вайдемана.
     Вдруг внизу слева  замелькали  трассы.  Их  было  так  много,  что  они
походили на рой светлячков. Вайдеман, видимо, тоже заметил  трассы  и  резко
завалил машину в вираж. "Вот они,  крепости",  -  подумал  Пихт,  щурясь  от
ослепительных  трасс,  которые  неслись  навстречу.   Стрелки   американских
самолетов били  наугад,  пытаясь  отогнать  немецкие  истребители.  Вайдеман
нырнул ниже. Какой-то прожектор достал  длинное  брюхо  "крепости",  Зеленая
колючая трасса впилась в самолет. За мотором потянулся дымок, и вдруг  яркая
вспышка на мгновение ослепила Пихта. Вспыхнули бензиновые баки "крепости".
     Бомбовозы, очевидно, начали перестраиваться. Пихт и  Вайдеман  метались
по небу, надеясь отыскать среди огня их пушек лазейку, но повсюду  встречали
плотную завесу. Где-то сбоку задымила еще одна "крепость". Потом  еще  одна.
Американцы стали сбрасывать бомбы и разворачиваться.
     Так, точно приклеившись к самолету Вайдемана, Пихт пролетал  весь  бой.
Горючее было на исходе.
     - "Фальке-один", ухожу на заправку, - передал он.
     -  Ага,  "Фальке-четыре",  идем  домой,  -  отозвался  Вайдеман  и   со
скольжением  на  крыло  стал  проваливаться  вниз...  ,   очевидно,   начали
перестраиваться. Пихт и Вайдеман метались по небу,  надеясь  отыскать  среди
огня их пушек лазейку, но повсюду встречали  плотную  завесу.  Где-то  сбоку
задымила еще одна "крепость". Потом еще одна.  Американцы  стали  сбрасывать
бомбы и разворачиваться.
     Так, точно приклеившись к самолету Вайдемана, Пихт пролетал  весь  бой.
Горючее было на исходе.
     - "Фальке-один", ухожу на заправку, - передал он.
     -  Ага,  "Фальке-четыре",  идем  домой,  -  отозвался  Вайдеман  и   со
скольжением на крыло стал проваливаться вниз...
     Пихт зарулил на  стоянку  и  побежал  к  Вайдеману.  Тот  медленно  шел
навстречу, держа руками голову.
     - Ты ранен? - спросил Пихт.
     - Да нет, наверное, я хватил лишнего,  -  ответил  Вайдеман.  -  Голова
болит адски. Пихт рассмеялся.
     - А ты здорово ссадил "крепость", Альберт, -  польстил  он.  -  Я  ведь
решил прикрывать тебя и все видел...
     - Э, черт с ней, с "крепостью", - махнул рукой Вайдеман.


        " Глава четырнадцатая ШЕПОТ МЕРТВЫХ "

     По-провинциальному тихий,  опрятный  Берн  в  феврале  1943  года  стал
походить  на  осиный  улей.  Шпионы  и  дипломаты  всех  мастей  и  оттенков
собирались в группки, разбивались, скучивались вновь.  Непрерывные  зондажи,
полунамеки, полуофициальные встречи...
     "Во имя войны на Востоке" гитлеровцы намеревались заключить  сепаратный
мир с Англией и особенно с Америкой.
     Сюда же в это время приехал один  из  самых  зловещих  деятелей  тайной
дипломатии рейха князь Макс Гогенлоэ (агентурная кличка  в  картотеке  СС  -
"Паульс"). Его приняли Аллен Даллес, назвавшийся мистером  Баллом,  и  посол
Гаррисон.
     Даллес с традиционным американским  прямодушием  заявил,  что  "уважает
историческое значение Адольфа Гитлера и его  дело".  Но  Гитлер  поспешил  и
переиграл, ударил слишком рано и не там, где  следовало;  а  сейчас  "трудно
себе  представить,  чтобы  возбужденное  общественное   мнение   англосаксов
согласилось на Гитлера как на бесспорного хозяина Великой Германии".
     "У господина Паульса, - пишется в стенографическом отчете, -  сложилось
впечатление, что американцы, в этом случае и мистер Балл, знать не  хотят  о
большевизме или панславизме в  Центральной  Европе  и,  в  противоположность
англичанам, ни в коем случае не хотят видеть  русских  на  Дарданеллах  и  в
нефтяных областях Румынии или Малой  Азии.  Тут  снова  подтверждается,  что
Англия  во  имя  сохранения  свободной  от   русских   Западной   Европы   и
Средиземноморья готова пойти на расчленение Северной и Центральной Европы  и
на разграничение сфер влияния с русскими в этом районе..."
     Но пока шпионы и дипломаты прощупывали позиции  враждующих  государств,
Гитлер  в  "волчьем  логове"  задумал  взять   реванш   за   поражение   под
Сталинградом.  Он  прик