му  карлику  о
"Штурмфогеле".

     - Каким образом?
     - Я передавал сведения Пихту, Пихт - Хейнкелю, и от него он получал для
меня деньги - тысячу марок в месяц.
     - И долго ты так... работал? Вайдеман сморщил плоский лоб:
     - Не больше года... Потом я отказался. Но, поверь, Зигфрид, ради старой
дружбы, я не видел в этом ничего предосудительного!
     - Д-да, - в раздумье протянул Коссовски, - ты меня удивил, Альберт.
     - Я всегда шел в самые рискованные переделки ради Германии. Меня нельзя
обвинить в измене!
     - Успокойся, Альберт, я сделаю со своей стороны  все,  чтобы  оправдать
тебя. Разумеется, о нашем разговоре...
     - Конечно, Зигфрид, - перебил Вайдеман, обрадованный таким исходом. - Я
буду молчать. Молчать как рыба.

     Коссовски тихо прикрыл за собой дверь.
     Он хотел еще встретиться с Зейцем, но так устал, что решил поговорить с
оберштурмфюрером утром. "Теперь Март от меня не уйдет", - подумал Коссовски,
засыпая.
     Давно не чувствовал он себя таким спокойным, как в эту  ночь.  С  гулом
проходили  по  автостраде  тяжелые  вездеходы  -  уезжали  в  Россию   новые
пополнения. В огромном звездном  небе  было  тихо  -  союзники  не  бомбили.
Равнодушно шумел лес, укрывший собой  то  чудо,  которое  в  скором  времени
ринется навстречу самолетам врагов.
     Но вдруг он проснулся и почувствовал тот же липкий испуг, как и  тогда,
когда шел к  Лахузену.  Ведь  если  Пихт  расскажет  о  том,  что  Коссовски
приговорил к расстрелу связного Канариса и Франко,  ему  грозит  тюрьма  или
виселица. Притом все  знают,  что  Пихт  его  друг,  и  не  преминут  вообще
усомниться в способностях Коссовски как контрразведчика и лояльного немца...
     - Что же делать? О боже милостивый!  -  прошептал  Коссовски,  глядя  в
черный угол спальни.

                                   - 6 -

     В полночь Пауль подъехал к дубу у кафе "Добрый уют".

     - Сеня, садись на попутную машину и уезжай. У тебя есть явки, где можно
скрыться?
     - Я должен добраться до партизан в Словакии.  Оттуда  меня  вывезут  на
самолете к своим.
     - Тем лучше. Ты успеешь. Вот мое письмо Зяблову. Оно  закодировано,  но
все равно упрячь его подальше. В случае чего, скажи, что  воевал  честно.  А
может быть, и доведется встретиться... Если повезет.
     - Я хочу, чтобы ты уцелел, Павел, - проговорил Хопфиц.
     Пихт пожал плечами.
     Хопфиц достал небольшую мину в форме чернильницы.
     - Эта штука может разнести танк, не то что самолет. Словом, действуй  и
возвращайся живым.
     Пихт и Хопфиц прижались друг к  другу.  В  мужском  расставании  всегда
бывает что-то неуклюжее.
     Хопфиц заторопился выйти на дорогу, боясь, что Павел заметит слезы.
     Пихт сел за руль и тронул машину с места. В  предутреннем  мраке  долго
мерцал красный огонек, а потом "фольксваген" повернул и  скрылся  в  черноте
леса.


        " Глава пятнадцатая КОНЕЦ "ШТУРМФОГЕЛЯ" "

     На аэродромы, в районе которых развертывались гренадерские  и  танковые
соединения  вермахта,  осуществляющие  операцию  "Цитадель",  были   стянуты
боеспособные части со всех направлений. Кроме 4-го и 6-го  воздушных  флотов
здесь находились  также  румынский  королевский  корпус  и  пять  венгерских
авиационных полков.
     2 июня бомбардировщики люфтваффе  предприняли  массированный  воздушный
налет на Курск, в котором  участвовало  550  самолетов.  Советская  авиация,
разметав их боевые порядки, уничтожила 155 тяжелых машин.
     Впервые во второй мировой войне германские войска перешли в наступление
в условиях, когда люфтваффе не могли обеспечить безраздельного господства  в
воздухе. С каждым днем боев  чаша  весов  все  больше  склонялась  в  пользу
советских ВВС. В  непрекращающихся  воздушных  сражениях  советская  авиация
прочно захватила инициативу, вколотив в землю под Орлом, Курском, Белгородом
и Харьковом свыше 3500 самолетов врага.
     "С 1943 года, - писал впоследствии германский генерал К.  Типпельскирх,
-  уже  никакими  способами  невозможно  было  ликвидировать   безраздельное
господство авиации противника в воздушном пространстве над  районами  боевых
действий".
     Шел июнь 1943 года. Открытие Второго фронта затягивалось.
     "Армия  русских  способна  наверняка  разбить  германскую  армию,  если
операции союзников в Европе  отвлекут  с  Восточного  фронта  50  германских
дивизий, - писал военный обозреватель газеты "Франс-Америк"
     В. Бенуа. - До сих  пор  Советский  Союз  ведет  войну  в  одиночестве.
Требование второго фронта, выдвигаемое  Россией,  вполне  оправдано.  Потери
Англии не составляют  и  5  процентов  потерь  Советского  Союза,  а  потери
Соединенных Штатов составляют едва ли один процент советских потерь".
     Воспользовавшись  благоприятной  обстановкой  в  Европе,  Гитлер  отдал
приказ ликвидировать Орловско-Курский выступ и захватить Москву с юга.
     Потеряв какие-либо перспективы добиться  перелома  в  войне  с  помощью
обычного вооружения, гитлеровцы  форсировали  работы  над  "чудо-оружием"  -
ракетами "Фергельтундсваффе" ("Оружие возмездия"), известными как "Фау-1"  и
"Фау-2",  над  многоцелевыми  самолетами  с   турбореактивными   двигателями
"Хе-172" "Фольксягер"  ("Народный  истребитель")  и  "Ме-262"  "Штурмфогель"
("Альбатрос").

                                   - 1 -

     Зейц проснулся очень рано с тяжелой головной болью. Ныло  тело.  Ночная
рубашка прилипла к груди. Он повернулся на другой бок и застонал -  движение
вызывало адскую боль.  Дрожащими  руками  он  вытащил  из  тумбочки  бутылку
коньяка и сделал большой глоток. "Что же страшного  произошло  вчера?"  Зейц
сел на кровати и долго смотрел в одну точку осоловевшими глазами. "Ах  да!..
Пихт и Март..."
     Зазвонил телефон. Зейц хотел было не поднимать  трубку,  но  еще  более
продолжительный и  требовательный  звонок  заставил  его  ответить.  Говорил
оберштурмбаннфюрер Вагнер:

     - Зейц? Какого черта вы  молчали  ночью?  Слушайте  важную  новость.  В
Лехфельд  сегодня  вылетает  Герман  Геринг.   Он   решил   посмотреть   ваш
чудо-истребитель.  Организуйте  немедленно  охрану.   Конечно,   его   будут
сопровождать свои парни из "Форшунгсамта" и личной охраны. Но и нам  следует
позаботиться о безопасности рейхсмаршала.
     - Понятно, - глухо отозвался Зейц и, растирая лоб, спросил:
     - Какие будут приказания относительно Хопфица?
     Вагнер помолчал,
     - Пусть пока работает. Но вы не выпускайте его из рук и смотрите, чтобы
его не выдернул у вас из-под носа Коссовски...
     - А что, он тоже выехал к нам?
     - Еще вчера.

     Зейц  положил  трубку  и  скривился,  словно  от   зубной   боли.   Все
оборачивалось против него. Мир почернел. Пихт -  это  Март,  русский  агент.
Теперь Зейц в этом был уверен. Но если Пихт будет разоблачен, он потянет  за
собой и его, Зейца. Может быть, им обоим придется вместе болтаться на  одной
перекладине. Коссовски?.. О, Коссовски, как всегда, выйдет сухим из  воды  и
припишет ликвидацию Марта себе... Он расскажет и о Штейнерте и о тех деньгах
в швейцарском банке, которые, как считал Зейц, он честно заработал,  получая
из  Германии  грузы  с  продовольствием  и  обменивая   их   на   валюту   и
драгоценности. Голодные аристократы в обозах Франко в то время  не  очень-то
торговались.
     Но присваивать проценты - не  достойно  чести  офицера  СС.  И  его  же
коллеги, жадные, завистливые, с удовольствием засадят отступника за решетку,
пошлют  на  смерть:  "Интересы  рейха  превыше  всего".  Даже  если   просто
конфискуют  вклад  и  разжалуют  его,  все  равно  это   будет   равносильно
самоубийству. И поимка Марта не спасет. А тут еще Геринг... Надо ставить  на
ноги всю охрану, хлопотать,  бегать.  От  одной  мысли,  что  сейчас,  когда
разламывается на части голова, надо подниматься, ехать  на  аэродром,  Зейца
снова бросило в жар.
     Шатаясь, он  подошел  к  столу,  хотел  написать  о  Пихте,  но  пальцы
тряслись, ручка выскальзывала из рук. Он  смял  бумагу,  вытащил  из  кобуры
пистолет и заглянул в черное отверстие дула...
     - Нет, нет! - закричал Зейц, отмахиваясь.
     Тогда из аптечки он достал большую коробку люминала, высыпал таблетки в
ладонь и стал их глотать одну за другой.
     У него еще хватило  сил  выбросить  коробку  в  уборную,  добраться  до
постели. Странный, сладковатый привкус пришел из желудка. Зейц почувствовал,
что он теряет вес и у него останавливается сердце. Он погружался в  сон  без
боли и страха, и волна блаженной легкости стала окутывать его  с  головы  до
ног. Внезапно в глазах вспыхнул какой-то яростно  белый  свет  и  долго  еще
метался в мертвеющем сознании.

                                   - 2 -

     Сообщение о прибытии Геринга вызвало переполох в Аугсбурге и Лехфельде.
Мессершмитт сам примчался на  испытательный  аэродром  и  приказал  готовить
"Штурмфогель" к полету. Гехорсману в помощь была придана группа инженеров  с
других  машин.  К  полудню  удалось  закончить  сборку  нового  двигателя  и
установить его в моторную гондолу.
     Мессершмитт вызвал Вайдемана:
     - Господин майор. В этом полете вам нужно показать все...
     Коссовски, получив телеграмму о Геринге, поехал к Зейцу, но  дверь  его
квартиры оказалась закрытой. Тогда он поехал на аэродром.
     - Я сам удивляюсь, что господина оберштурмфюрера  до  сих  пор  нет  на
месте: он отличается исключительной пунктуальностью, -  в  ответ  на  вопрос
Коссовски сказал начальник аэродромной охраны лейтенант Мацки.
     - Может быть, он заболел и не открывает?

     - Разрешите мне съездить к нему на квартиру, - предложил Мацки.
     - Едемте вместе.
     Квартира, как и прежде, была заперта.
     - Здесь что-то не так.
     - Давайте, Мацки, взломаем дверь.
     Когда Мацки сорвал замок и Коссовски первым прошел в кабинет Зейца,  он
почувствовал  резкий  запах  коньяка.  Зейц  неподвижно  лежал  на  кровати.
Коссовски брезгливо стал расталкивать его  -  Зейц  не  двигался.  Коссовски
схватил его руку, пытаясь нащупать пульс, - пульса не было.
     Коссовски побледнел.
     - Скорую помощь, срочно! - тихо проговорил он,  чувствуя,  как  слабеют
ноги. - И вот еще что, Мацки, - остановил он  лейтенанта.  -  Пока  об  этом
никто не должен знать. Никто!
     Коссовски теперь окончательно понял, что петля затянулась и на его шее.
Надо любой ценой самому уничтожить Пихта.  Тихо  и  осторожно.  "Мертвые  не
говорят", - вспомнил он слова Зейца, сказанные тогда, в злосчастной Испании.
А перед выстрелом сказать в лицо Пихту, что он проиграл!  Слишком  долго  он
охотился за ним, Мартом, чтобы не насладиться всем существом своим, увидев в
глазах врага животный страх перед неизбежным концом.
     ...Транспортный самолет "Ю-52", выкрашенный серебристой краской,  мягко
коснулся аэродрома. Мессершмитт, Зандлер, высшие служащие фирмы вытянулись у
трапа, накрытого бордовым ковром.  В  проеме  распахнутой  дверцы  появилась
тучная фигура рейхемаршала в бежевом мундире с тремя орденскими  ленточками.
Отдуваясь, Геринг спустился по трапу и сунул руку Мессершмитту,  уставившись
на него немигающим свинцовым взглядом.
     - Очень рад встретиться  с  вами,  Вилли,  -  сказал  он  надтреснутым,
хрипловатым  голосом,  растягивая  тонкий,  лягушечий  рот   в   улыбке.   -
Показывайте же ваш феномен.
     Мессершмитт махнул Вайдеману.
     - Разрешите представить главного испытателя, - сказал  он,  подталкивая
Вайдемана к Герингу.
     Рейхсмаршал равнодушно скользнул по лицу Вайдемана и уперся в Рыцарский
крест:
     - Вы фронтовик?
     -  Да.  Испания,  Польша,  Голландия,  Франция,  Россия,  -   отчеканил
Вайдеман.
     - Видали, каких орлов подобрал себе Вилли! - Геринг оглянулся  на  свою
блестящую свиту. - Ну, майор, покажите, что умеет делать ваш "Штурмфогель".
     Вайдеман побежал к самолету, забрался в кабину, оглянулся на Геринга  и
окружающих его офицеров, среди которых он заметил Коссовски. "Ну,  теперь-то
ты не посмеешь обвинить меня", - обрадованно подумал он.
     "Штурмфогель" рванулся по полосе, приподнял нос и  круто  взмыл  вверх.
Вайдеман набрал высоту и закрутил фигуры  высшего  пилотажа.  От  чудовищных
перегрузок стекленели глаза, ломило плечи и позвоночник, но Вайдеман  швырял
и швырял машину по небу, выжимая из нее все, на что она была способна.
     Затем появился двухмоторный истребитель "Мессершмитт-110". К его хвосту
был прицеплен трос с конусом. Вайдеман бросил машину  свечкой,  сблизился  с
конусом и  нажал  гашетки  пушек.  Конус,  пропитанный  фосфорным  составом,
мгновенно вспыхнул белым огнем и  растаял  в  воздухе.  Вайдеман  перевернул
машину  на  спину  и  стал  падать  к  земле.  Метрах  в  ста  он   поставил
"Штурмфогель" в нормальное положение и зашел на посадку.
     - Максимальная скорость этого самолета около  девятисот  километров,  -
сказал Мессершмитт Герингу.  -  Согласитесь,  что  в  мире  еще  нет  ничего
подобного.
     На белом рыхлом лице  Геринга  выступили  красные  пятна.  Рейхсмаршал,
пораженный  увиденным,  разволновался.  Мессершмитт  знал,  что  он   быстро
возбуждается и так же быстро  скисает.  Но  сейчас  Геринг  был  неподдельно
растроган.
     - С этим самолетом мы покончим со всеми врагами! Поздравляю, Вилли!  Вы
снова сделали превосходный подарок рейху.
     - Я рад служить Германии, - ответил Мессершмитт.
     - Сколько у него пушек? - спросил Геринг.
     -   Четыре   двадцатимиллиметровых...    Или    могут    стоять    одна
пятидесятимиллиметровая и один пулемет.
     - Превосходно, Вилли! Все "крепости" янки, томми  и  иванов  разобьются
теперь о вашу крепость. - Геринг театрально обнял костлявого Мессершмитта.
     Но тут он вспомнил,  что  Гитлер  хотел  из  "Штурмфогеля"  сделать  не
перехватчик, а бомбардировщик. Сам Геринг  был  летчиком  в  первую  мировую
войну и, конечно, понимал, что из цапли нельзя сделать еще и курицу, но  все
же спросил:
     -   Скажите   Вилли,   а   нельзя   приспособить   "Штурмфогель"    под
бомбардировщик? Кажется, я подписывал какой-то приказ об этом...
     - Господин рейхсмаршал, мы проводили испытания с подвешенными бомбовыми
болванками, и самолет терял почти двести километров скорости.
     -  Вот  это  и  плохо,  господин  Мессершмитт,  -  отозвался  из  свиты
фельдмаршал Мильх, юркий, курносый, толстенький  человек  с  пухлым  женским
лицом и плутоватыми глазами, прикрытыми набрякшими веками.
     - Но я с самого начала задумывал делать  перехватчик.  Вы  сами  хорошо
знаете, что бомбардировщики не моя стихия, а скорее Хейнкеля, - обернулся  к
нему Мессершмитт.
     - А если бомбы спрятать внутрь фюзеляжа? - спросил Геринг.
     - Тогда придется  перекомпоновать  всю  кабину  и  систему  управления.
Короче, строить новую модель.
     - Ну что ж, я скажу фюреру  о  "Штурмфогеле".  Надеюсь,  он  согласится
использовать  самолет  как  перехватчик,  -  сказал  Геринг  и   подошел   к
вытянувшемуся Вайдеману. - Вы, майор,  доставили  мне  большое  удовольствие
своим мастерством.
     Черные  лакированные  "мерседесы"  увезли  Геринга  в   Аугсбург.   Там
Мессершмитт хотел  показать  рейхсмаршалу  свои  основные  заводы.  Зандлер,
оробевший перед столь высоким начальством, наконец пришел в себя.
     - Завтра в шесть,  Альберт,  проведем  серию  последних  испытаний,  и,
кажется, на этом наша работа закончится.
     Вайдеман с состраданием посмотрел на посеревшего от утомления и болезни
профессора - старик был уже не жилец на этом свете.
     - Вам нужно отдохнуть, - сказал он вслух.
     Зандлер махнул рукой:
     - Какой тут отдых...
     Он вытащил книжку и выписал чек на пятнадцать тысяч рейхсмарок.
     - Вот вам за сегодняшний полет от Мессершмит-та. Только, пожалуйста, не
напивайтесь сегодня. Пихт ведь тоже будет сопровождать вас?
     - Обещаю вам, что мы будем трезвы, как  агнцы,  -  сказал  Вайдеман,  и
сердце у него заныло от того, что Пихт,  очевидно,  полетит  последний  раз,
если уж им заинтересовалась контрразведка.
     "Неужели Пихт русский агент?" - подумал он, веря и не веря Коссовски.

                                   - 3 -

     Наутро синоптики дали обнадеживающий прогноз. Несильный  ветер  рассеял
облачность. Еще в темноте Вайдеман, Гехорсман и Пихт приехали на аэродром. В
предрассветном полумраке у машин возились дежурные техники.
     По дороге на аэродром Вайдеман и словом не  обмолвился  о  разговоре  с
Коссовски. Но его выдали глаза. Пихт догадался и встревожился.
     "Времени нет. Значит, нужно сегодня", - подумал Пихт.
     Он посмотрел на Гехорсмана. Карл сидел, безучастно глядя на  дорогу.  В
последний момент  Пауль  засомневался  в  том,  что  немец  сможет  взорвать
"Штурмфогель", и решил это сделать сам, едва представится возможность.
     В столовой за кофе ни Пихт, ни Вайдеман, ни Гехорсман не  проронили  ни
слова. Только когда они направились к своим стоянкам, Вайдеман, пряча глаза,
бросил Пихту:
     - Ты не подходи в воздухе близко. Можем столкнуться.
     - Ладно, - ответил Пихт.
     Ровно в шесть Вайдеман запустил двигатели. Пихт закрыл  фонарь  и  тоже
включил зажигание мотора.
     - Прошу взлет, я "Сигнал", - передал он.
     - Прогрейте мотор, черт возьми! - крикнул Зандлер.
     Через минуту Пихт был  в  воздухе.  "Действовать,  действовать!  Нельзя
больше ждать ни минуты. Но как? Меня же эсэсовцы не пустят на  стоянку...  А
если когда "Штурмфогель" встанет на дозаправку?.. Тогда без помощи Карла все
равно не обойтись".
     О себе Пихт не заботился. Он думал сейчас о своей  ближайшей  задаче  -
взорвать "Штурмфогель".
     Могуче гудел мотор. Винт золотили  первые  солнечные  лучи.  Поголубело
небо, скрывая звезды в наступающем дне. В висках больно стучала кровь.  Пихт
посмотрел на высотомер. Семь тысяч  метров  показывали  его  короткие  белые
стрелки. Пихт надел  кислородную  маску  и  открыл  краник.  В  нос  ударила
холодноватая струя. Он услышал свое дыхание - резкий вдох  и  выдох.  Справа
задышал вместе с ним индикатор  подачи  кислорода.  Два  белых  сегмента  то
сбегались, то разбегались, открывая и закрывая клапан.
     Пихт посмотрел вниз. "Штурмфогель" сидел на земле. Удивившись тишине  в
наушниках, он взглянул на регулятор рации. "Когда же я отключился? Надо быть
внимательней!"
     Он включил рацию и сразу же услышал крик Зандлера:
     - "Сигнал", "Сигнал"! Будь ты проклят!

     - Я "Сигнал". Прием.
     - Почему вы молчали?
     - Что-то стряслось с рацией.
     - Немедленно идите на посадку! "Неужели все пропало?"
     - Что произошло?

     - Какие могут быть вопросы! Немедленно на посадку!
     Пихт убрал газ и двинул ручку от себя. "Мессершмитт" быстро потянуло  к
земле.

     Пихт прошел низко над полосой. Около "Штурмфогеля" стояло много людей.
     - Прошу посадку, - сказал он положенную фразу.

     - Да. Сделайте одолжение, - буркнул Зандлер.
     "Конечно,  они  что-то  пронюхали".  Толкнувшись  о   бетонку,   машина
проскочила по полосе в лес и нырнула под маскировочную  сеть.  Пихт  откинул
фонарь.

     - В чем дело? - спросил он у техника.
     - Отравился оберштурмфюрер. Зандлер объявил пятиминутный траур.
     К Пихту подошел Вайдеман.
     - Почему ты молчал в воздухе? - холодно спросил он.
     - Да вот рация...  Эй,  ефрейтор!  Позови  прибориста.  Пусть  проверит
рацию!
     Вайдеман, помявшись, спросил:

     - Скажи, когда тебя сбили, как тебе удалось улизнуть от русских?
     - Я же писал объяснительную записку командиру эскадры.  Упал  вдали  от
окопов, на земле шел бой. Спрятался в березовой роще, и  там  меня  поймали.
Бросили в  кузов  машины  вместе  с  оберштурмфюрером  Циммером...  Грузовик
застрял...

     - Знаю. Как долго ты находился в плену?
     - Да каких-нибудь часа два.
     - А остальные дни?
     - Говорю же тебе, прятался в березовой роще.
     - Трое суток?