вам нужен старший?
     - Полка или дивизии.
     - Они, гады, семью мою под Смоленском... -  прошептал  комбат  и  вдруг
смолк, всхлипнул носом.
     - По какому делу? -  спросил  капитан,  неодобрительно  покосившись  на
Ларюшина.
     - Извините, но  я  вам  не  могу  сказать.  Лишь  прошу  об  одном:  на
нейтральную полосу приземлился новейший  истребитель  "Фокке-Вульф  -  190".
Добудьте его любой ценой...
     - Ларюшин, позвоните в штаб. -  Всем  туловищем  капитан  повернулся  к
Пихту: - Вы из эскадры асов "Удет"?
     - Да.
     Комбат крутнул ручку полевого телефона:
     - Алло, алло, шестой говорит. Дайте второго... Смирнов,  ты?..  Слушай,
надо  прислать  к  нам  кого-нибудь  из  отдела  разведки  дивизии.  Пленный
немец-летчик просит... Да, важный... Из эскадры "Удет"..,
     Пихт переступил с ноги на ногу, спросил:
     - Вы не можете дать мне чая?
     - Что он мелет? - Комбат оглянулся на капитана.
     - Чая просит.
     - Вот нахал! - удивленно воскликнул комбат и вдруг  засуетился,  достал
откуда-то из-под вороха карт кружку, горсть  сухарей,  кусок  сахару,  налил
кипятка.
     От чая пахнуло нагретой медью и дымком.  Жадно  Пихт  впился  зубами  в
черный сухарь.
     - Не кормят вас, что ли? - спросил комбат.
     - Видать, проголодался, - ответил капитан.
     Через час приехал майор из отдела разведки  дивизии,  а  вечером  Пихта
доставили на аэродром.
     Сопровождающий офицер помог ему снять  комбинезон  и  надеть  армейский
полушубок, от которого пахло по-домашнему теплой  овчиной  и  кожей.  Вместо
шлема Пихт надел шапку. Из ящиков офицер соорудил  нечто  вроде  сидений.  В
кабине витал стойкий  запах  ржаных  сухарей,  стылого  металла,  оружейного
масла.
     - Не замерзнем, наверное. - Офицер с  сомнением  потрогал  заиндевевшие
стенки фюзеляжа.
     Взревели моторы, погрохотали, то сбавляя газ,  то  прибавляя.  "Дуглас"
наконец качнулся и начал разбег.
     - У вас есть папиросы? - спросил Пихт.
     - Пожалуйста. - Офицер щелкнул портсигаром.
     От крепкого дыма Пихт закашлялся.  Настоящий,  русский  табак  вошел  в
легкие и закружил голову.
     В  иллюминаторе  плясали  близкие  зимние  звезды.  Убаюкивающе  гудели
моторы. Пихт привалился спиной к переборке кабины, попытался  задремать,  но
не смог. От волнения дрожали руки и сильнее билось сердце.
     Офицер открыл  дверцу  кабины  летчиков  и  попросил  радиста  включить
приемник. Стихийно-могучую "Песню темного леса" Бородина  услышал  Пихт.  Он
судорожно глотнул. Снова, как и в  первый  раз,  на  глаза  набежала  слеза.
"Нервы", - подумал Пихт и отвернулся, испугавшись, что офицер заметит слезы.
Неожиданно музыка оборвалась и донесся бой кремлевских курантов.  Часы  били
полночь.
     - Далеко еще до Москвы? - спросил офицер.
     Второй пилот, молоденький, курносый парень, посмотрел  на  часы  и,  не
оборачиваясь, ответил:

     - Минут сорок лета...
     "Сорок минут... Сорок", - подумал Пихт  и  прижался  лбом  к  холодному
плексигласу иллюминатора.

                                   - 3 -

     Пихт шел бесконечно  длинным  пустым  коридором,  и  взгляд  его  цепко
останавливался  на  каких-то  пустяковых  деталях:  на  отбитой  штукатурке,
отсыревшем углу, где стояла старая фарфоровая  урна,  склеенная  гипсом,  на
окнах с бумагой крест-накрест или забитых фанерой,  на  паркетном  полу,  на
котором  каждая  дощечка  издавала  тягучий  и  больной  звук.   Большинство
кабинетов было закрыто.
     Сопровождающий офицер остановился  перед  угловой  дверью,  на  которой
висел обыкновенный тетрадный лист, пришпиленный  кнопками.  На  бумаге  косо
была выведена фамилия: "Зяблов". Из-под двери на пол падала полоска света. .
     Офицер постучал.
     - Войдите, - услышал Пихт глуховатый, знакомый голос.
     - Товарищ полковник, по вашему приказанию пленный доставлен, -  доложил
офицер.
     - Вы свободны. Вот вам пропуск в гостиницу.
     Когда офицер  вышел,  Зяблов  по-стариковски  медленно  поднялся  из-за
стола. В округлившихся его глазах светились и радость и изумление.
     - Мартынов? Павел? - тихо, почти шепотом спросил он.
     - Собственной персоной, товарищ полковник, - ответил  Пихт  -  Мартынов
по-русски.
     Зяблов быстро подошел к нему и обнял:
     - Здравствуй, Павлушка!
     - Здравствуйте... Здравствуйте, - снова повторил Мартынов,  удивившись,
как нежно звучит это обыкновенное русское слово.  -  Вот,  довелось  все  же
встретиться. Господи, я уж и не чаял...
     Он почувствовал, что язык стал каким-то непослушным и  твердым,  как-то
странно прозвучали его слова. Будто он вообще  был  немым  и  только  сейчас
обрел дар речи. Звук "л" соскальзывал, "г" получалось как горловое,  твердое
"х".

     - Акцент у тебя сильный, - огорчившись, произнес Зяблов.
     - Я боялся, что за русского не признают, когда вернусь домой.
     Зяблов на столе расстелил газету, достал  из  шкафчика  бутылку  водки,
колбасу, соленый огурец и полбуханки ржаного хлеба.
     - Ты раздевайся, покажись, - сказал он, рассекая огурец на дольки.
     Павел сбросил полушубок и, улыбаясь, подошел к столу.
     Зяблов взял с тумбочки стакан,  поискал  второй  -  не  нашел,  снял  с
кувшина крышку. "Мне, старику, и этой хватит", - и разлил водку.
     - Ну, Павел, как  говорят,  за  встречу!  Водка  обожгла  горло.  Павел
закашлялся, пытаясь поддеть ножом пластинку огурца.
     - Что, крепка! - обрадованно воскликнул Зяблов.
     Горячая волна захлестнула грудь. В этот момент от Павла отделилось  все
и все, с кем он встречался последние годы, - и Зандлер, и Зейц, и  Вайдеман,
и Коссовски, и Мессершмитт. Они как будто существовали отдельно,  призраками
на другой планете, на чужой земле. Сейчас был только старый-престарый  друг,
бывший наставник по спецшколе Зяблов.
     - Скажите, "фоккера" добыли все-таки? - спросил Павел.
     - Добыли, - кивнул Зяблов. - Бросили батальон Ларюшина в бой. Оттеснили
фашиста, уволокли самолет на тягаче. А вот летчик успел скрыться.
     - Из-за этого "фоккера" погибла Ютта, - нахмурился Павел.
     - Как это произошло? - спросил Зяблов.
     - Вы потребовали  срочно  передать  данные  об  этом  истребителе...  Я
рискнул, и... немцы засекли рацию. Коссовски ее раскрыл.
     Зяблов выдвинул ящик и достал  бланк  принятой  радиограммы,  последней
Юттиной радиограммы... Павел  взял  бланк  и  стал  читать  свое  донесение:
"Передаю данные объекта "Б". Мотор воздушного охлаждения "БМВ-801", мощность
1650 сил. Скорость - 600 км/час. Вооружение - четыре пулемета 12,5  мм,  две
пушки 20 мм "Эрликон". Усилена броня под мотором  и  баками.  Установлены  в
кабине пилота две броне-плиты из спрессованных листов дюраля.  Кабина  более
поднята, благодаря чему улучшен обзор, особенно задней полусферы.  Дальность
действия..."
     Буквы  перед  глазами  стали  раздваиваться.  Радист,  принимающий  эту
телеграмму, дальше поставил знак "неразборчиво". Что произошло дальше,  знал
только Павел. Дальше ворвался Коссовски, Ютта схватила гранату и швырнула ее
на пол... И Павел ничего не мог поделать. Он в  это  время  специально  увел
Эрику в кино, а Зандлер был в Аугсбурге на основном заводе.
     Зяблов налил водки:
     - Давай выпьем за тех, кто воевал с фашистами и геройски  погиб...  Вот
Виктор, "гарсон" из "Карусели ".
     - Что с ним?
     - Погиб... Выследило гестапо. После пыток отрубили голову  и  выставили
на шесте. "
     "А мы всегда считали, что ему здорово везет, -  подумал  Павел.  -  Эх,
Витька, Витька..."
     Сначала он был в Черной Африке. Он видел немилосердные  южноафриканские
саванны, прямые слоновьи тропы, рыжие пятна высохших озер.  Он  готовился  в
школе для Германии -  потенциального  врага  -  и  там  в  Африке  вместе  с
немцем-летчиком возил алмазы с приисков в Дурбан,  Ист-Лондон,  Порт-Ноллот.
Они летали, куда их гнали, летали на дохлых самолетиках, а  внизу  -  пески,
дикая жара, отравленные испражнениями пресмыкающихся ручьи. Во вторую кабину
можно было бы ставить бак с водой на  случай  вынужденной  посадки,  но  его
занимал охранник из фирмы: не дай бог пилот украдет самолет и алмазы.
     Напарника-немца звали Шуце. Когда с ним произошла  авария,  на  розыски
послали Виктора. Одного - ведь он не вез алмазы.
     С большим трудом Виктор отыскал самолет Шуце. У  мотора  отлетел  винт.
Шуце изнемогал от жажды, а  его  охранник,  забрав  фляжку  с  водой,  сидел
поодаль и держал на коленях кольт. Виктор напоил Шуце -  парень  ожил.  "Эй,
ты! - крикнул охранник  Виктору.  -  Перегружай  ящик  на  свой  самолет,  и
полетим!" - "А куда денем Шуце?" - "Черт с ним, он  может  подождать".  Шуце
возмутился. Но Виктор сдержал его. "Хорошо, он будет ждать, - сказал Виктор,
- только сейчас он мне поможет". Они пошли к упавшему  самолету  за  ящиком.
"Убьем охранника и сбежим вместе с алмазами, - сказал  Виктор.  -  Твоего  и
моего горючего хватит до Лоуренсу.  Там  найдем  местных  наци  и  передадим
алмазы в фонд партии. Немцы помогут немцам..."
     Что и говорить, план был рискованный, но  верный.  Шуце  мог  составить
протекцию. Перенесли они ящик к самолету Виктора и стали копаться в  моторе.
"Я из вас душу вытрясу, чего копаетесь?"  -  орал  охранник.  "Чем  кричать,
помогите винт провернуть", - сказал Виктор. Охранник вложил в кобуру кольт и
уцепился за винт. И тут Виктор крутнул ручку магнето. Винт разнес  охраннику
голову.
     Виктор и Шуце слили горючее в один  бак  и  на  другой  день  были  уже
недалеко от Лоуренсу. Местные наци из колонистов, как и предполагал  Виктор,
помогли им перебраться в Германию, снабдили рекомендациями и документами.  В
то время со всех концов света собирались немцы на родину...
     Из Германии Виктора перебросили во Францию. Там его и  встретил  Павел,
но вида не подал, Виктор, рискуя провалиться, предупреждал, чтобы он, Павел,
не шел на первую явку, уже засеченную гестапо.
     - Ну что ж, выпьем,  Владимир  Николаевич,  за  мертвых,  выпьем  и  за
живых...
     - Расчувствовался? - прищурился Зяблов.
     - Работа, сами знаете, у нас нервная, - не то в шутку,  не  то  всерьез
ответил Павел.
     Зяблов, думая о чем-то своем, собрал в газету  остатки  еды  и  спрятал
пакет в стол. Потом он достал из сейфа толстую папку с надписью "Март".
     - Ну, давай, дорогой товарищ Март, разберемся, что к чему...

     За черным окном посвистывал ветер. Неизвестно, как  он  проникал  через
стекла и тихо шевелил плотные старые шторы.
     На ночной улице властвовала тишина.  Кружил  только  мягкий  и  крупный
снег.
     - Итак, - проговорил Зяблов, - первая часть твоей  работы,  начиная  со
Швеции и Испании,  выполнена  тобой  неплохо...  Стравливал  по  возможности
Хейнкеля с Удетом, Мессершмитта с Хейнкелем, лишал Вайдемана  уверенности  в
новой машине, ухаживал за дочерью Зандлера...  Связь  между  нами,  Перро  -
Регенбахом и тобой осуществлялась тоже нормально. Эрих  Хайдте  и,  конечно,
Ютта работали по его заданиям. Но Ютту мы потеряли. Перро погиб. Гестаповцам
удалось  разгромить  крепкую  и  многочисленную  подпольную   антифашистскую
организацию "Роте капелла". Ею руководили коммунисты Арвид Харнак и  молодой
офицер  Харро  Шульце-Бойзен.  Не  стало  таких  стойких  антифашистов,  как
писатель Адам Кукхоф,  Ион  Зиг,  Ганс  Коппи,  Вильгельм  Гуддорф,  Вальтер
Хуземан... Потери серьезные.

     Полковник подошел к батарее и приложил к ней зябнущие руки.
     - Были ошибки. Первая: кража радиостанции с "Ю-52"... Слава  богу,  что
эта история сошла с рук. Пока сошла.  -  Зяблов  поднял  палец.  -  В  руках
Коссовски веская улика: Ютта пользовалась этой рацией.  Коссовски  сейчас  в
госпитале, но будь спокоен: выздоровеет и все поставит на свои места,
     - Да, история рискованная. Но добывал рацию Эрих. Я не знал,  что  наша
испортилась.
     - Все равно Коссовски  может  нащупать  твои  связи  с  Хайдте.  Вторая
ошибка: зная о том, что функабвер прислал мониторы в Аугсбург и Лехфельд, ты
все же  попросил  Ютту  передавать  сведения  об  объекте  "Б",  то  есть  о
"фокке-вульфе".
     - Вы требовали срочного ответа на запрос.
     - Понимаю. Важно было знать, что это за птица - новейший истребитель  -
и какого сделать на нее охотника. Но рисковать радистом я бы лично не  стал,
поискал бы другие возможности.
     - Я  не  знал  о  том,  что  приехал  Коссовски.  Он  жил  в  Лехфельде
нелегально.
     - Ну и что же из этого? Коссовски не Коссовски, а функабвер-то был.
     - Они вытащили свои мониторы из водосточных труб, и машины  перебросили
их в какое-то другое место.

     - Они  ловко  провели  тебя,  Мартынов.  Ты  видел  в  городе  закрытые
армейские машины?
     - Видел.
     -  Так  антенны  они  спрятали  под  брезент.  Эти  машины  были   даже
замаскированы под санитарные.
     - Точно!  Я  видел  несколько  санитарных  машин,  хотя  в  них  особой
надобности не было.
     - Вот-вот. Ну ладно. Расскажи мне об Эрихе Хайдте. Он скрылся или попал
в гестапо?
     - Скрылся. Я просил вас убрать Коссовски.
     - Пока это сделать невозможно, Павел. Мы не можем  послать  человека  с
единственным заданием убрать Коссовски.
     Зяблов выключил свет и раздвинул шторы. Занималась робкая зимняя  заря.
Улицы и дома были в белом. По замерзшей Москве-реке тропкой шли женщины на
     работу  в  первую  смену.   Кое-где   висели   аэростаты   заграждения,
высеребренные инеем.
     - Как ты думаешь, они все же успеют бросить "Штурмфогель" на фронт?
     - Трудно сказать. Мессершмитт продолжает доводку на свой страх и риск.
     - Значит, торопится?
     - Выходит, так.
     - Деталь существенная. Дальше?
     - В Германии начинает ощущаться недостаток топлива - бензина, керосина,
масла. В скором времени это отразится и на  "Штурмфогеле".  Кроме  того,  не
хватает летчиков. Факт, что нас бросили сейчас  на  фронт,  говорит  сам  за
себя.
     - Помаленьку выбиваем, значит?
     - Да. Летные школы не в состоянии удовлетворить нужды люфтваффе.
     - Понадеялись на  молниеносную  войну,  да  просчитались,  -  засмеялся
Зяблов.
     -  Гитлеровцы  возлагали  большую  надежду  на  асов.   У   них   такое
неофициальное звание присваивается тому, кто сбил не меньше десяти самолетов
противника.
     - Вот в первую мировую из девяти тысяч  самолетов  пять  сбили  асы,  -
проговорил Зяблов, - этакие воздушные снайперы.

     - У немцев своеобразная тактика: асы могут выбирать цель, какую  хотят,
и летают, куда хотят. На свободную охоту. Но асам надо отдать  должное:  они
хорошо знают слабые и сильные стороны нашей авиации. Они  виртуозно  владеют
самолетом, разумеется, смелы, дерзки, расчетливы...  Спортивный  дух,  жажда
боя - вот что ими движет.
     - Ничего, у нас тоже есть асы, и не одиночки, как барон  Рихтгофен  или
граф Эйхенгаузен, а тысячи толковых ребят.
     - Это я почувствовал на себе, - улыбнулся Павел, потирая шею.
     - Вот-вот, а еще крест нацепил. - Зяблов, помолчав, серьезно спросил: -
Какие модификации "Ме-109" применяют фашисты у Сталинграда?
     - "Мессершмитт-ЮЭФ", "109Г", "109Г2"... Но все эти  модификации  только
утяжеляют  машину.  Больше  пулеметов  -  добавочный  вес,  поставили  более
вместительные баки с горючим - тоже, увеличили скорость, форсируя двигатель,
-  опять   же   лишний   вес.   В   результате   Вилли   снизил   показатели
скороподъемности,   вертикального   и   горизонтального   маневра.   А   вот
"фокке-вульф" - машина хоть и тяжеловатая, но серьезная. Конструкторам  надо
призадуматься, чтобы наши истребители могли бить и этот самолет.
     - Кстати, кто такой Фокке? - спросил Зяблов.
     - Основатель фирмы, профессор. Но гитлеровцы выгнали его с  собственных
предприятий и дали ему недалеко от Бремена заводишко,  похожий  на  конюшню.
Только  имя  его  оставили.  Невыгодно  фашистам   поступаться   технической
надежностью фирмы "Фокке".  Сейчас  заводами  руководит  Курт  Танк,  бывший
шеф-пилот Геринга, этакий прусак в шрамах. У него лицо будто вырублено одним
топором.
     - А Юнкерс, слышал, попал в опалу и незадолго до войны умер? -  спросил
Зяблов.
     - С Юнкерсом случилось то же самое. Измордовали. Но,  между  прочим,  в
Германии о его смерти не сообщалось. "Юнкерс был, Юнкерс остался" - так,  по
крайней мере, пишут газеты.
     Помолчав, Павел спросил:
     - Владимир Николаевич, скажите честно: у нас-то есть что-либо  подобное
"Штурмфогелю"?
     - Есть! И не подобное, а лучше, надежнее. Когда-нибудь о таком самолете
напишут  истории...  Насколько  я  понял,  немцы  ищут  решения  быстрого  и
компромиссного. Торопятся, делают тяп-ляп, обжигаются...  -  Зяблов  сел  за
стол и задумался. - И все же хотелось бы нам знать о "Штурмфогеле" побольше.
     - К сожалению, я не имею допуска к этому самолету...
     - В том-то и беда... Сейчас идет война и людей  и  техники.  Нам  очень
важно в подробностях знать, какое еще оружие  фашисты  думают  применить  на
фронте... До мелочей, до винтика... Можно испробовать такой вариант: скажем,
заполучим знающего человека, ну хотя бы Гехорсмана...
     - Рискованно, Владимир Николаевич.
     - Верно, рискованно, - согласился Зяблов. - Да Гехорсман и недостаточно
сведущ. А если Зандлера?
     - Он умрет от страха, как только поймет, что попал к русским.
     - А если поискать у него слабые струнки, взять на крючок?
     - Но самолет будут продолжать делать другие.

     - Да, ты прав... Тогда придется устроить шум на всю  Германию,  сделать
так, чтобы "Штурмфогель" не вошел в серийное производство.
     - Уничтожить опытный образец?
     - Да, уничтожить! Взорвать, сжечь, разбомбить!
     - Хоть и чудовищно трудно сделать это, но попробовать можно.
     - Нужно сделать. К  тому  же  надо  похитить  техническую  документацию
"Штурмфогеля", да так, чтобы немцы знали об этом. Все это натолкнет фашистов
на мысль, что для нас не существует секрета "Штурмфогеля". Стало быть,  вряд
ли они отважатся все начинать сначала. Да и заказов из министерства  авиации
Мессершмитт не получит. Тебе придется им помочь в этом.
     - Разве вы направите меня обратно?
     - Да. Именно на эту отчаянную диверсию. Павел порывисто встал и  отошел
к окну. Упершись лбом в оконную раму, он глухо проговорил:
     - Я не был в России восемь лет... Я не видел лица матери восемь  лет...
Пошлите меня лучше на фронт. Я хочу убивать их, а не играть в друзей.

     Некоторое  время  Зяблов  молча  смотрел  в  спину  Павла,  давая   ему
выговориться. Но Павел смолк, и тогда Зяблов жестко произнес:

     - Хорошо... Я дам тебе отпуск. Ты останешься работать  в  управлении...
Хорошо... В конце концов, ты заслужил это. -  Владимир  Николаевич  встал  и
заходил по кабинету. - Я не буду говорить банальные слова о  том,  что  иной
раз один такой, как ты, стоит целых дивизий. Ты  уйдешь...  Ты  не  полетишь
обратно в Германию... Но нам придется восстанавливать все связи заново.  Без
уверенности в успехе. Без надежды на успех! Если  этот  самый  "Штурмфогель"
войдет в серию, он отдалит день нашей победы!.. Подожди, не перебивай!  Идет
страшная война, которая не снилась ни одному поколению. И если "Штурмфогель"
ее затянет хоть на день, он убьет тысячи тысяч людей. Людей, Павел! - Зяблов
остановился  рядом  и  сжал  локоть  Павла.  -  Нам  не   нужен   фашистский
"Штурмфогель". Мы делаем машину, повторяю, во сто крат лучше,  надежней.  Но
если тебе удастся разнести в пыль опытный образец "Штурмфогеля", работа  над
реактивным самолетом у фашистов  надолго  задержится,  если  не  прекратится
вообще. Закрыть "Штурмфогелю"  дорогу  к  небу,  к  новым  жертвам  означает
приближение часа нашей победы. Вот смысл всего, что ты должен сделать.
     - Когда мне обратно? - глуховатым голосом спросил Павел.
     Зяблов положил на его плечо руку, внимательно  и  ласково  посмотрел  в
глаза:
     - Ты пока  отдохни.  Я  вызову  с