собой. Мама села за стол.  Несколько  минут  тишины.  Потом  моя
соседка восторженно заявила:
   - С годами вы стали красавицей! Из вас, должно быть, вышла  настоящая
похитительница?
   - Похитительница? - ничего не поняла я.
   - Да. Мужских сердец.
   - Ну что вы, - вступила мама, - она у меня такая  стеснительная  -  к
мужчине сама не подойдет, даже если он понравится. Был у нее один  очень
приличный молодой человек с образованием, еще  в  студенческие  годы,  -
настоящая любовь, представляете, но он умер.
   - Неужели? - насмешливо проскрипела старуха, и я вдруг наткнулась  на
ее веселый взгляд. - Неужели у вас и бальной книжечки нет, Фло?
   - Что? Бальной?..
   - У меня  в  молодости  была  такая  книжечка,  мне  ее  передала  по
наследству моя тетушка - туда записывают кавалеров на танцы.  У  тетушки
моей было записано больше сорока кавалеров с балов, а  у  меня  двадцать
шесть.
   - А у меня - тридцать один, - серьезно  посмотрела  на  меня  женщина
рядом. - Я потом эту книжечку сожгла, чтобы мужа не расстраивать...
   - Да... - многозначительно вздохнула  старуха  на  стуле.  -  В  наши
времена было проще - для вальса этот кавалер годился больше, для  польки
- другой. Хорошие танцоры танго попадались редко. Когда твист  появился,
отбирать  стало  почти  некого...  А  теперь  такие  времена  -   только
представьте! - танцевать можно одновременно с несколькими мужчинами!
   - И даже с женщинами, - вкрадчиво заметила моя соседка и вдруг слегка
царапнула меня ноготком  по  руке.  -  Куда  бы  вы  дели  свою  бальную
книжечку, Фло, если бы она у вас была?
   - Закопала бы на кладбище,  -  честно  призналась  я,  изо  всех  сил
стараясь не захохотать и не свалиться на пол в истерике.
   - Это правильно, это хорошо, - кивнула старуха.
   Моя ничего не понимающая  бедная  мама  только  переводила  взгляд  с
одного лица на другое, потом не выдержала и бодро предложила:
   - Давайте же знакомиться! Фло, ты не представляешь, кто...
   - Я сама представлюсь, - перебила ее старуха и добавила помягче:
   - Если позволите...
   - Вы - Аквиния Прекрасная, - успела я первой, встала, подошла к ней и
наклонилась, оглядывая морщинку за морщинкой на ее раздосадованном лице.
   - Вредная девчонка, -  проскрипела  она,  тоже  шаря  по  моему  лицу
выцветшими глазами. Потом сунула  ручку  -  высохшую  куриную  лапку.  -
Всегда была вредная, еще совсем маленькая была, а  уже  вредная!  Можешь
называть меня на "ты", заслужила...
   Я взяла ее ручку в свою ладонь и пожала со всей нежностью, которую не
успела отдать Богдану.
   - Иди от меня, иди,  а  то  заплачу,  -  силой  отобрала  свою  лапку
Аквиния.
   Вернувшись к дивану, я немного постояла, не зная, как начать.
   -   Считаешь,   сколько   мне   должно   быть   лет?   -   насмешливо
поинтересовалась Анна.  -  Семьдесят  четыре  стукнет  на  днях.  Только
подумать - семьдесят четыре! Какая пропасть между мною и тобой!  Садись,
зови меня Анна-бель и не  "выкай"  -  ты  из  нас  троих  самая  роковая
оказалась.
   - Все, что он тебе рассказывал, - вранье! - заявила Аквиния.
   - Ну, не все, - задумалась Анна-бель.
 
Подзорная труба и пятьсот акров земли 
 
   - Он все выдумывал, хитрил, смешил, удивлял, не надо ничему верить! -
не сдавалась Аквиния.
   - Он завоевывал, очаровывал, учил, любил, - продолжила Анна-бель.
   - Евфросиния!  -  торжественно  провозгласила  мама,  и  мы  с  Анной
вздрогнули от неожиданности. - Ты посмотри на этих женщин! Где сейчас  в
наше время  найдешь  подобную  дружбу?!  Они  заботятся  друг  о  друге,
помогают, а ведь это бывшие жены одного  мужчины.  Я  смотрю  на  них  и
плакать хочется.  Евфросиния,  ты  им...  -  мама  начала  подозрительно
всхлипывать, - ты им нравишься, они и  тебя  готовы  принять  к  себе  в
сердце... Такая доброта в наше время, такая самоотреченность!..
   - Мама, пожалуйста...
   - Не перебивай! Анна, вы добрейшая женщина, вы...
   - Не перехвалите, - по-кошачьи изогнулась Анна-бель,  потягиваясь,  -
сглазите еще.
   - Ну что вы, я же от души!.. И вы, Аквиния. Я вам поклоняюсь, столько
пережить!..
   - Не верьте своей девчонке! Все,  что  он  ей  наговорил,  -  вранье,
выдумка! - немедленно отреагировала Аквиния.
   - Но я же от души, я ничего... - сбилась  мама.  -  Я  только  хотела
сказать, что ваше желание написать на Евфросинию завещание...
   - Какое еще завещание? - дернулась я.
   - Да ерунда, - отмахнулась  Анна-бель.  -  Я  хочу  списать  на  тебя
квартиру Богдана в этом доме на седьмом этаже. Все равно мне  в  ней  не
жить, моя дочь тоже сюда больше и ногой  не  ступит,  да  и  после  моей
смерти ей останутся пятикомнатные хоромы на Остоженке - куда уж больше.
   - А я - свою, - проскрипела Аквиния.
   - Спасибо, ничего не надо, - вскочила я.
   - Сядь! - приказала Аквиния. Дождалась, пока я опущусь  на  диван,  и
погрозила пальцем:
   - Привыкли перебивать взрослых!.. Если не  надо  -  продашь!  Я  умру
через месяц. Квартирка  эта  маленькая,  однокомнатная,  с  совмещенными
удобствами. Я ее впопыхах покупала: думала - на время, а оказалось потом
- почти на тринадцать лет. Повезло мне: сразу нашлась  такая  -  окно  в
окно, понимаешь? Да ты слушаешь меня?
   - Слушаю. Окно в окно...
   - Да. Последние три года до его смерти  я  смотрела,  как  он  живет.
Думала: посмеюсь или пожалею, а он меня и в старости наказал тобой.
   - Куда смотрели? - похолодела я.
   - Она смотрела в подзорную трубу в окна  Богдана,  -  с  нескрываемым
удовольствием в голосе  объяснила  Анна-бель  и  посмотрела  на  меня  в
свернутую  трубочкой  ладошку.  -  Я  предлагала  ей  бинокль.  Хороший,
полевой, но она сказала, что труба  романтичней.  В  бинокль  вроде  как
подглядываешь, а в трубу смотришь, как на звезду.
   - А мне говорили, что вы живете в Америке, - совсем глупо заявила  я,
обороняясь от пронзительного хищного взгляда Аквинии.
   - В Америке у меня дела, а живу я  тут,  в  доме  напротив;  из  моей
квартиры отлично видна гостиная и кухня  в  квартире  Богдана.  Когда  я
увидела тебя там, хотела поменять квартиру - купить  такую,  из  которой
будет спальню видно.
   - Ох! - приглушенно вскрикнула мама.
   - Но ты в его спальню была не ходок, я и осталась, где была.
   - Ха-а-а-ах, - выдохнула мама, встала и ушла в кухню.
   Я тоже встала, чтобы не было заметно, как меня трясет.
   - А почему вы ее не продали после смерти Богдана?
   - Не пришлось как-то. Сижу вот в ней до сих пор. У меня в  Калифорнии
двое сыновей, внуки, правнуки, пятьсот акров земли, а я сижу и сижу тут,
смотрю в трубу и потому все еще жива.
   - Прекрасно, - пробормотала я. - Живите и дальше...
   -  Не  могу.  Труба  моя  вывалилась  вниз.  На  прошлой  неделе.   С
подоконника. Вдребезги. Я сразу подумала - это знак мне,  пора  уходить,
пора нам с ним встретиться поближе.
   - А кто маму попросил убирать там?
   - Я  наняла  твою  маму.  Моя  же  квартира,  я  и  наняла.  Мы  даже
подружились, мы уже год как дружны. Как-то были в той квартире вместе. Я
помахала Аквинии в окно, она пришла. У тебя замеча-а-атель-ная  мама,  -
зевнула Анна-бель. - Мы тут как-то посоветовались...
   - Чего вы от меня хотите? Что я должна буду сделать?
   - А девочка умненькая - не смотри, что хороша, - заметила Анна-бель.
   - Умненькая-то умненькая, да своего не упустит, - парировала Аквиния.
   - Уважаемые жены Богдана Халея, - не выдержала я. - Говорите, что вам
от меня надо, и давайте прощаться. Что-то мне подсказывает, что дружбы у
нас не получится. Давайте перейдем к деловым отношениям.
   - Все  документы  у  твоей  мамы,  мы  обе  подписали  дарственные  у
нотариуса, как  полагается,  -  тут  же  перешла  к  деловым  отношениям
Анна-бель.
   Я опешила:
   - То есть вы в присутствии  нотариуса  написали  в  дарственных,  что
именно мне нужно будет сделать?
   - Что за глупость! - дернула плечиком Анна-бель.
   Обязательства
   - И не глупость это совсем. Я предлагала составить обязательство,  но
Анна меня отговорила, - объяснила Аквиния. - Я с нею согласилась, потому
что тоже сомневаюсь в чистоплотности нынешних нотариусов - кто знает, ты
можешь  пострадать  из-за  этих  бриллиантов,  если  о  них  указать   в
документе. Тебя даже могут убить, как Богдана!
   - Бриллиантов?.. - Я решила, что лучше присесть, чтобы  не  свалиться
на пол.
   - Не слушай ее, - отмахнулась Анна-бель.
   - Девочка спросила, что ей нужно будет делать за эти квартиры. Как ты
смеешь приказывать не слушать меня?!
   - Чай! - В комнату вошла  мама  с  подносом.  -  Аквиния,  есть  ваше
любимое вишневое варенье. Пожалуйста, садитесь к столу. Анна, а для  вас
- финики.
   Аквиния сползла со стула и с трудом доковыляла к столу.
   - Я продолжу, - настояла она, как только отпила  глоток  чая.  -  Мой
завет такой:  ты  должна  вернуть  бриллианты  наследнице  Богдана,  его
дочери. Я  знаю:  ты  думаешь,  что  они  принадлежат  тебе,  так  хотел
Богдан...
   -  Откуда  вы  знаете?  -  дернулась  я.  Анна-бель  закатила  глаза,
демонстрируя, как ей надоели разговоры о бриллиантах.
   - Не перебивай. Знаю, и все.
   - Аквиния, дорогая, - вступила моя мама, - вы ошибаетесь, уверяю вас!
Ваш бывший муж не мог подарить маленькой девочке такую дорогую  вещь;  я
все обыскала в доме - у нас нет этих бриллиантов, клянусь!
   - Никто не говорит, что они у вас в доме.
   - Даже если ему казалось, что моя дочь слишком  восторженна,  слишком
покорена, - не слышит ее мама, - я уверена, она не позволяла себе ничего
плохого! Я воспитывала ее в лучших традициях  целомудрия,  я  отдала  ее
воспитанию все силы, всю свою молодость. Да  вы  знаете,  чего  мне  это
стоило - одной воспитывать дочь?!
   - Извините, а что это  за  традиции  целомудрия?  -  заинтересовалась
Анна-бель.  -  В  каком  возрасте  вы  объяснили  дочери  разницу  между
мальчиком и девочкой?
   - Что? - очнулась мама от упоения собственным  самопожертвованием.  -
Какую разницу?
   - Все понятно, - кротко вздохнула Анна-бель.
   Лицо мамы пошло пятнами.
   - Не волнуйся. - Я погладила ее по руке. - Мне все и  в  подробностях
объяснил  Богдан.  И  еще,  отчего  начинаются  месячные  и  как   нужно
предохраняться.
   Получилось жестоко, но сил выслушивать мамины  восторги  и  жалобы  о
своей нелегкой доле родительницы уже не было.
   - Я так и думала, - кивнула Аквиния.
   - Вы не смеете! - вскочила мама, опрокинув  стул.  -  Я  вам  тут  не
позволю!.. - Она выбежала из комнаты.
   - Давайте закончим с делами, - бесстрастно предложила Аквиния.
   - Откуда вы знаете, что Богдан пообещал бриллианты мне?
   - Знаю, - повторила Аквиния.
   - Да откуда же? Насколько я  поняла,  вы  не  общались  с  ним  после
развода. Вы слышали, как он это говорил?
   - Она видела, - с усмешкой подсказала Анна-бель. - Ви-де-ла.
   - Видела? Как это?..
   - Она видела тебя голой  в  камушках,  -  понизила  голос  Анна-бель,
покосившись в сторону коридора. - Она видела, что  сказал  Богдан.  -  В
меня опять уставился ее веселый глаз сквозь трубочку из ладони.
   - Я умею читать по губам, - подтвердила Аквиния. - Я почти десять лет
работала в приюте для детей-инвалидов.
   - У меня их нет, - развела я руками. - И, как ни странно это  звучит,
я искала вашу дочь, хотела ее увидеть и поговорить.
   - Зачем? - напряглась Анна-бель.
   - Я хотела сказать ей, что Богдан скучает, что  бриллианты,  конечно,
принадлежат ей.
   - Он и сам мог это сказать, - усмехнулась Анна-бель. - Дочь  посещала
его вопреки моим запретам.
   - Значит, Аквиния желает, чтобы  я  нашла  это  ожерелье  для  дочери
Богдана?
   - Желаю, - кивнула Аквиния. - Это семейная реликвия; нам  с  ним  Бог
детей не дал, но мой младший сын...
   - Прекрати, - лениво попросила Анна-бель.
   - Мой младший, - повысила голос Аквиния, - обручен с Людочкой.
   - Очень смешно. Он совсем не говорит по-русски.
   - Они переписываются. В будущем месяце Лю-дочка  приедет  в  Америку.
Мой  сын  наполовину  ирландец,  он  красив  и  смел,  от  него   трудно
отказаться.
   Покопавшись в кармане длинной кофты, Аквиния достала  что-то  похожее
на портсигар, раскрыла его, и я имела счастье минут  пять  рассматривать
небольшие фотографии  огненно-рыжих  и  совершенно  неотразимых  сыновей
Аквинии с такими правильными чертами лица, что закрадывалось подозрение,
не покрасила ли она парочку бюстов каких-нибудь известных греков.
   - Счастливые молодожены средних лет  из  них  вряд  ли  получатся,  -
умерила ее восторг Анна-бель. - Моей дочери тридцать восемь  -  в  таком
возрасте не бросаются бездумно в замужество, потому  что  уже  не  имеют
терпения и оптимизма малолеток.
   - Анна-бель, а чего вы от меня хотите?
   - Не слушай ее, она меркантильная дура, - тут же отреагировала на мой
вопрос Аквиния.
   - Значит, ты, желающая,  чтобы  моя  дочь  через  месяц  приехала  на
смотрины к твоему сыну в ожерелье за полмиллиона - не меркантильная, да?
И еще хочешь сказать, что, лелея в душе надежду на этот  идиотский  брак
сорокалетних переростков, на их внуков, ты не дура?
   - Я родила своего старшего в сорок пять, и  все  было  в  порядке!  Я
хочу, чтобы семейная реликвия...
   - А я чуть не сдохла от кровотечения при родах  в  тридцать  шесть  и
повторить мой подвиг дочери не позволю!
   - Тихо! - Я подняла руки. - Пусть Анна-бель ответит, что ей  от  меня
надо.
   - Мне нужен нож, который  нельзя  забрать  с  пола,  пока  не  найден
убийца.
   - Какой еще убийца?
   - Разве твоя мама не объяснила тебе, что Богдана убили?
   - Зачем его нужно было убивать?
   -  Это  может  знать  только  тот,  кто  убил,  -  логично  заключила
Анна-бель.
   - Это все ерунда, - отмахнулась Аквиния. - Предрассудки. Иди и забери
этот нож с пола, кто тебе мешает? - Она повернулась ко мне и объяснила:
   - Наследники какого-то Купина, проживающие  в  Таиланде,  обещали  ей
кучу денег, если она согласится продать три ножа  Богдана.  Оказывается,
это ножи из коллекции, даже  футляры  сделаны  известным  мастером.  Они
написали письмо, прислали приглашение...
   - Я сама расскажу!
   - А эта дура!..
   - Заткнись! Я сама расскажу. - Анна-бель постучала по столу  ладонью,
привлекая мое внимание. - Я поехала туда. Все было  шикарно.  Представь:
это очень богатая русская семья - отели на побережье, яхты, казино. Один
из них, Матвей, мне очень понравился, очень. Он на пять лет  моложе,  но
выглядит  шикарно,  мы  с  ним  отлично  смотримся.  И  я  по   глупости
рассказала, что одним из ножей был убит мой бывший муж.  Матвей  сначала
только улыбнулся - сказал, это ничего, нож специально  приспособлен  для
убийства, а потом я случайно проговорилась - назвала имя  этого  ножа  -
Мудрец. Он даже в лице изменился: "Не может быть!  Если  его  убили,  то
только  ножом  Ай!"  Нет,  его  убили  Мудрецом,  -  настаивала   я.   И
доупиралась: оказывается, если эти освященные ножи были использованы  не
по назначению, любому, нарушившему их местоположение после этого, грозит
страшное проклятие!
   Кое-что о проклятиях
   - Ерунда, - повторила Аквиния.
   - А вот и не ерунда! Человек из органов, который держал  этот  нож  у
себя как вещественное доказательство почти месяц, - он и потом не  хотел
его отдавать, я жалобу писала! - превратился в настоящую жабу!
   - Ты говорила раньше, что в бегемота, - заметила Аквиния.
   - Какая разница? Он за пару лет достиг такой  степени  ожирения,  при
которой уже показывают свой живот и задницу за деньги в цирке или идут в
борцы сумо!
   Я закрыла глаза, стараясь справиться с гулом внутри моей головы.
   - Ее мать, - понизила голос Аквиния, - сдвигает этот нож  каждые  две
недели, протирает паркет и кладет обратно.
   - Несчастная женщина! - вздохнула Анна-бель, покосившись на меня.
   - Значит, - решила я подвести итог, хотя от усталости и  нереальности
происходящего еле ворочала языком, - Анна  хочет,  чтобы  я  всего  лишь
нашла убийцу Богдана, и тогда она, счастливая, с тремя ножами  поедет  в
Таиланд. А Аквинии нужно, чтобы я нашла пропавшие бриллианты?
   - Выйдем на минуточку, - попросила Анна-бель.
   - Не слушай эту дуру! - напутствовала меня Ак-виния.
   В кухне, тщательно прикрыв за собой дверь, Анна-бель прошептала мне в
ухо:
   - Не надо искать ожерелье - я знаю, где оно, с ним все в порядке!
   После чего, удовлетворенная, заперлась в туалете.
   Я вернулась в гостиную, села за стол и положила голову на руки  возле
невыпитой чашки чая.
   - Не надо искать  убийцу,  -  вдруг  прошептала  Аквиния.  -  Это  не
приведет к добру - всем только хуже станет.
   - Что? - дернулась я. - Почему - хуже?
   - Я знаю, - шепчет Аквиния, не шепчет даже  -  медленно  и  тщательно
беззвучно выговаривает это губами.
   - Вы хотите сказать... - я тоже перешла на почти неслышный  шепот,  -
что вы... Вы видели, да? Вы этого человека  видели  в  трубу?  Вы  знали
сразу, что это убийство, а не самоубийство. Почему же не сказали?
   - Зачем? Помочь Богдану было уже нельзя, а объяснять чиновникам,  что
я с утра до вечера смотрела в подзорную трубу за своим  бывшим  мужем...
Мне тогда стукнуло восемьдесят, представь их реакцию! Но  справедливости
ради стоит сказать, что, как только  я  увидела  это,  я  тут  же  пошла
звонить  в  милицию.  Это  заняло  почти  десять  минут  -  так   трудно
дозвониться, а еще труднее объяснить дураку  на  коммутаторе,  откуда  я
знаю, что кого-то убили, и почему не хочу называть свое имя.
   - А где наша добрая мамочка? - вошла в комнату Анна-бель. - Ее  нигде
нет, я все осмотрела. Фло, детка, ты как специалист,  знакома  со  всеми
проблемами своей мамы?
   - Что?.. - Комната поплыла перед глазами, и Анна-бель приподнялась  в
воздухе, вращаясь.
   - Я говорю, что твоя мама исчезла. Мы ее обидели, наверное, бедняжку.
Аквиния бывает такой грубой...
   - Лучше бы ты следила за своим змеиным языком! - фыркнула Аквиния.
   - Что же она и не попрощается с нами? - огляделась Анна-бель.
   - Вот тебе ключи и адрес моей  квартирки,  -  протянула  мне  бумажку
Аквиния. - Помоги одеться, правая рука не слушается.
   Мы вышли на лестничную клетку, и я почему-то случайно поднялась вверх
и посмотрела на дверь квартиры Богдана.
   - Что? - взволновалась Анна-бель. - Она там, да? О,  господи,  идемте
же скорее, скорее!
   Не знаю, что она  ожидала  там  увидеть,  чего  боялась?  Пока  мы  с
Аквинией под руку кое-как доковыляли, в квартире еще было тихо,  но  как
только мы ступили за порог в сумрак коридора, раздался такой вопль,  что
теперь Аквинии пришлось подхватить меня и прислонить к стене.
   - Постой  тут,  детка,  -  сказала  она  изменившимся  голосом,  -  я
посмотрю, что там случилось...
   Она ушла. Я кое-как отлепила спину от стены и первым делом  бросилась
в гостиную. Сначала я посмотрела на кресло и с облегчением перевела дух.
Оно было пустое. Потом посмотрела на пол -  ножа  не  было.  Из  спальни
слышались крики и странные звуки. Я подошла к двери  и,  уже  ничему  не
удивляясь, минуты  три  просто  стояла  и  наблюдала,  как  моя  мама  и
Анна-бель дерутся, катаясь по ковру. Потом мама одолела Анну-бель,  села
сверху и посмотрела на нее  таким  первобытным  взглядом,  что  я  сразу
бросилась ее оттаскивать. Аквиния сидела на кровати, болтала ножками и с
интересом за всем этим наблюдала.
   - Что случилось? - сумела я выговорить, схватив маму сзади подмышки и
уволакивая ее в коридор.
   - Мне конец! Мне конец!  -  вопила  Анна-бель  и,  перевернувшись  на
живот, стучала кулаками в пол.
   - Да  все  нормально,  -  спокойно  заметила  Аквиния.  -  Твоя  мама
переложила ножи в разные футляры. Мы теперь в жизни не  найдем,  который
из них где лежал; тем более - который из них этот чертов Мудрец.
   Я  кое-как  доволокла  совершенно  обезножевшую  маму  к  дивану,  но
затащить на него не смогла - посадила рядышком на пол.
   - Зачем ты это сделала? - спросила я ее Она - еще  в  пылу  борьбы  и