е шрам на левой стороне груди! Он даже мог... Он мог для такой
аферы даже подправить что-то в лице. Знаешь, что? -  решилась  я.  -  Не
буду за ним следить, не буду сегодня попадаться на глаза!..
   - Молодец, - похвалила Лумумба.
   - Я сразу, сейчас, немедленно поеду раскапывать могилу!
   Положив трубку, я нервно хожу по квартире и вдруг замечаю,  что  мама
давно не спит. Более того - она собирает вещи.
   - Куда ты собралась?
   - Я с тобой, - говорит мама. -  Чего  мне  здесь  сидеть  и  киснуть?
Позвоню с вокзала в издательство и отпрошусь за свой счет.
   - Ты опять подслушивала?
   - Зачем это? Ты кричишь громче водовоза в моем детстве. Я просто  все
слышала, я на твоей стороне!
   - На  какой  еще  стороне?..  Прекрати  собирать  чемодан,  меня  это
угнетает!
   - Я думаю, что женщина, которая любила мужчину  так,  как  ты  любила
Киру Ланского, узнает его в любом облике. Даже  если  он  превратится  в
обезьяну. Это на уровне обоняния, осязания и внутренних женских органов.
- Она проводит перед моим обалдевшим лицом ладонями, закрывает  глаза  и
глубоко вдыхает. - Не хочешь брать чемодан, собери сама дорожную  сумку,
а мне ничего не  надо.  Вот  только  возьму  тапочки,  шерстяные  носки,
безрукавку.., платок пуховый. Кстати, о платках! Я видела, что ты  вчера
вечером оттащила к мусоропроводу охапку одежды. Учитывая все, что я  тут
услышала, это одежда умершей мамы этого, как его...
   - Самозванца!
   - Да. Самозванца. Так вот, я забрала платок и принесла его в квартиру
Богдана. При случае отнесешь его этому Ланскому обратно.
   - Это еще зачем?
   - Затем, что ты не понимаешь. Не кричи. Я же  не  принесла  юбку  или
пояс для чулок. Человек может быть фетишистом, а может  и  не  быть,  но
мамин платок должен лежать в его доме, а не валяться на свалке.
   - Делай с этим платком что хочешь, только не надо со мной ехать!
   - Фросик, посмотри на меня.
   - Ну, смотрю!..
   - Как я выгляжу?
   - Отлично выглядишь, а что?
   - Мне нравится Урса Бенедиктович.
   - Что?..
   - Да. Он мне очень нравится. Ничего не могу с собой поделать - он мне
снится. Ты не знаешь точно, сколько ему лет?
   - Мама! - В отчаянии я упала навзничь на  кровать,  открытый  чемодан
подпрыгнул рядом. - Мама, сделай с собой что-нибудь, потому что шансов -
ноль!
   - Слишком молод? - обеспокоилась она.
   - Нет, но... Как бы это объяснить?..
   - А ты объясни простыми словами, хватит чуть что  отводить  глаза.  Я
пойму. Я не дура.
   - Ладно. Объясняю простыми словами. У него заскок на целомудрие.
   Вижу, что она ничего не поняла.
   - Он девственник и дал себе обет, что женится только на девственнице!
   Моя мама прижимает к груди тапочки и восторженно произносит, глядя  в
потолок:
   - Вот это мужчина!..
   Она так пришибла меня своим признанием,  что  я  очнулась  только  на
вокзале, когда мама  задумчиво  предложила  такой  вариант  собственного
счастья:
   - А если мы ему скажем, что ты не моя дочь? -  придумала  она,  когда
поезд подали.
   - А чья я дочь? - ничему уже не удивляясь, тупо поинтересовалась я.
   - Ну, например, Тети-кенгуру...
   -  Тогда  получится,  что  твоя  двоюродная  сестра  родила  меня   в
пятнадцать лет?
   - Все бывает, - кротко вздохнула мама и показала  на  наши  места.  -
Можно, я лягу на нижней полке?
 
Внезапно открывшиеся обстоятельства 
 
   Мы прогулялись по городу, нашли  автобус,  который  ездит  к  старому
Северному кладбищу, и пообедали в уютном кафе под старину - с лаптями на
стенах и древней прялкой в углу.
   - Может быть, отложим поездку  на  утро?  -  предложила  я.  -  Скоро
стемнеет.
   - Ни в коем случае! Раскапывать могилу  нужно  ночью,  в  темноте!  -
уверила меня мама.
   И мы поехали на кладбище.
   Я уже не помнила, где расположена эта могила, в  наступающей  темноте
мы плутали по дорожкам. Мама вдруг достала фонарик.  Я  обрадовалась  ее
сообразительности, а мама в который  раз  упрекнула,  что  я  отказалась
взять с собой саперную лопатку соседа-автомобилиста.
   - Прекрати, мы же не будем здесь копать саперной лопаткой!
   - Вот не найдем сторожа и придется копать чем придется!
   - Сторожа? А разве мы не должны делать это тайком? Зачем ты  сказала,
что раскапывать нужно в темноте?
   - Мы будем делать это тайком со сторожем.
   Навстречу  нам  по  дорожке  прыгает  еще  чей-то  лучик  фонаря.  Мы
останавливаемся, хватаемся за руки и  до  слез  всматриваемся  в  густую
темень.
   - А где нам найти сторожа? - кричит мама. Фонарь  впереди  гаснет,  к
нам подходит высокий бородатый мужик и сообщает, что он сторож.
   Я прошу его найти могилу. Он чешет за ухом, вспоминая, где хоронили в
девяносто восьмом. Ведет нас напрямую -  между  памятников,  -  и  через
десять минут мы уже стоим у знакомого камня.
   - А вы не могли бы это откопать?.. - неуверенно предлагаю я  сторожу,
у которого от такой просьбы, впрочем, ничего не изменилось в лице.
   - Это никак невозможно, - говорит он.  -  Это  только  по  разрешению
прокуратуры.
   - Фросик, - просит моя мама, - отойди, нам нужно поговорить.
   Что ж, надо признаться, она умеет предлагать деньги, а я - нет. У нее
это  получается   восхитительно   отстраненно   и   даже   с   некоторой
надменностью. У меня - всегда заискивающе.
   Через полчаса мы с нею  сидели  на  скамейке  у  соседней  могилки  и
смотрели, как четверо мужиков в темноте копали землю, сменяясь по двое.
   - Что ты ему сказала? - спросила я маму тихонько.
   - Что забыла в гробу сберкнижку на предъявителя.
   - И все?
   - Что мы только посмотрим, закроем крышку и опустим гроб обратно. Так
что, смотри внимательно.
   - Мама! Это закопали четыре года назад?!
   - А зачем ты тогда сюда приехала? А-а-а! Тоже  веришь,  что  любимого
можно узнать в любом обличий!
   - Хорошая нынче какая осень! - заметил один из отдыхающих  копателей,
прожигая густой воздух  кладбища  огоньком  сигареты.  -  Сухая,  тихая.
Копать - одно удовольствие. Правда, что ли, по тыще каждому отвалите?  -
перешел он к делу.
   - Видите ли... У нас всего три.., с половиной, - ответил мама.
   - И то дело! - согласился мужик.
   К  моменту,  когда  были  принесены  веревки,  вышла   полная   луна.
Осветились ближайшие кресты; ветер вдруг пронесся  мимо  нас  запоздалым
гулякой, и опять все стало тихо.
   Достали гроб. Я посмотрела на маму  и  подумала,  что  совершенно  не
смогла бы сама ничего предпринять - разве что  действительно  копала  бы
саперной лопаткой...
   Осторожно и тактично  работники  вынимали  гвозди  из  крышки,  самый
старший собирал их в подставленную горсть. Сторож принес две керосиновые
лампы.
   Подняли крышку, нам еще ничего было не  видно,  но  старший,  который
собирал гвозди в ладонь, удивленно крякнул.
   Гроб оказался совершенно пустой.
   Увидев это, я покачнулась назад и села  с  размаха  на  землю,  отбив
копчик.
   - Спасибо, - сказала мама,  доставая  кошелек.  -  Можете  этот  ящик
закопать обратно.
   - Извините, но теперь уже не можем, -  развел  руками  сторож.  -  На
такой  случай  мы  должны  подать  заявление  в  управу.  Пропажа   тела
получается!
   - Очень хорошо, - кивнула мама. - Заявление - это то, что надо.  -  И
вдруг достала из пакета бутылку коньяку и пластиковые стаканы.  -  Мы  с
дочерью хотим выпить по поводу... Помянуть не  получается  -  по  поводу
внезапно открывшихся обстоятельств. Извините, не могли бы  вы  составить
нам компанию?
   - А чего ж не составить? - Старший копальщик аккуратно сложил  гвозди
горкой на крышке гроба и достал из-за пазухи бутылку водки.
   Через полчаса мама, старший копальщик и сторож  пели  в  три  голоса:
"Выхожу один я на дорогу". Мама и мне спеть предлагала, но я отказалась:
куда нам со свиным  рылом  да  в  калашный  ряд  -  сторож  и  копальщик
оказались тенором и баритоном высокой пробы, "два года только  как  ушли
из консерватории", а мама как раз два года  поет  в  церковном  хоре  по
субботам.
   Они пели, а я неприкаянно бродила между могил,  глотая  слезы,  -  "и
звезда с звездою  говори-и-ит!"  Анализ  всего  происходящего  я  решила
отложить до приезда в Москву.
   Добравшись до гостиницы, мы почти сутки проспали в номере на огромной
двуспальной кровати. "Фросик, не толкайся коленками!.."
 
Тюльпаны 
 
   Урса встречал нас на вокзале. Для меня это был сюрприз.
   - Елена Антоновна! - кричал он и размахивал букетом тюльпанов.
   И я вспомнила, что так зовут мою маму.
   - Елена Антоновна, у вас все хорошо? - Он подхватил сумку из ее руки.
Я подозрительно принюхивалась к цветам - взяв Урсу под руку, мама отдала
тюльпаны мне.
   - Извините, Урса Бенедиктович, но я... Мы с дочерью...
   И на том спасибо - решила от  меня  не  отказываться  ради  условного
целомудрия!
   - Мы с дочерью не очень хорошо себя чувствуем.
   - Вы заболели! - решил угадать Урса.
   - Нет, - перешла мама на шепот. - Мы перепили. Вчера. Нет, позавчера?
- повернулась мама ко мне.
   - Какая  разница.  Кто-нибудь  знает,  какое  сейчас  время  года?  -
спросила я.
   - Фросик, ты видишь, что у тебя в руках тюльпаны? Значит - весна!
   - Вы дали мне телеграмму, я беспокоился...
   - Ты дала ему телеграмму? Зачем? - возмутилась я.
   - А вдруг этот Ланский захочет нас убить - тут же, на вокзале?  Вдруг
он уже знает, что мы видели его пустой гроб?
   - Вы видели пустой гроб? - остановился  Урса.  -  То  есть  в  могиле
Ланского...
   - Никого нет, - закончила я. - Теперь-то вы мне верите?  Верите,  что
он самозванец?
   - По крайней мере теперь у нас есть повод  для  разговора  с  ним,  -
кивнул Урса.
   - То есть вы - на моей стороне? - решила я расставить все по местам.
   - Фло, отстранитесь от понятия врагов и друзей. Вот я стою перед вами
- усталый мужчина средних лет...
   - Вы так неприлично молоды! - вступила мама.
   - Облысевший, исхудавший... Кстати! - Он  поднял  вверх  указательный
палец. - За последние дни я поправился на три с половиной килограмма!
   - Это голубцы,  Урса  Венедиктович,  -  заверила  его  мама.  -  Нет!
Постойте, а вдруг это у вас опять начинается ожирение из-за ножа?
   - Я хотел сказать, - продолжил Урса, - что  дело  Халея  все  еще  не
убрано в архив.
   - Где будем говорить с Ланским? - спросила я.
   - Приезжайте к нему в квартиру вечером, часам к шести. Я там буду.
   - Вы составили список пациентов Киры Ланского в девяностых  годах?  -
поинтересовалась я.
   - Собрал кое-что,  вам  не  понравится.  Богдан  Халеи  наблюдался  у
Ланского почти восемь месяцев. Угадайте, какой предварительный диагноз?
   - Он не был суицидником! - замотал я головой.
   - Угадали. У него была скиофобия. Так что, до вечера, Фло.
   - Урса, у вас есть оружие? - строго поинтересовалась мама.
   Мертвые голуби
   Я пыталась дозвониться Лумумбе. Телефон не отвечал.
   Пришлось лезть на крышу одной.
   Последнее время я стала бояться одиночества. Не в себе, а  в  городе.
На крышу я лезла по пожарной лестнице. Главное  -  не  смотреть  вниз  и
проверять каждую ступеньку перед тем, как поставить ногу.
   Взобравшись, я отметила, что небо сегодня голубое. Я  была  на  крыше
почти  совсем  одна.  Почти.  Если   не   считать   молодого   человека,
отковыривающего черное покрытие.
   Я подошла поближе и решила, что он хочет  найти  место  протечки.  Он
отрывал толь и заглядывал под нее с видом человека, которому это надоело
до тошноты.
   - Как вы думаете, - спросила я, - сейчас весна?
   Он не ответил и вообще повел себя странно. Сначала  отошел  шагов  на
двадцать (я заметила, что он считал эти шаги), потом сел, подстелив  под
себя газету. Я тоже присела на  удобный  выступ  и  осмотрела  несколько
антенн неподалеку. Здесь, на выступе, сидеть куда удобнее, чем  там,  на
газете. Так мы сидели и молчали. Потом я достала полиэтиленовый пакет  и
пошла к  воздуховоду,  у  которого  в  последнее  свое  посещение  крыши
заметила двух мертвых голубей.
   - Любите птичек? - крикнул молодой человек издалека.
   - Нет! - крикнула  я.  -  Мой  друг  любит.  Он  их  часто  кормит  и
наблюдает!
   Если бы этот тип не отбежал от меня, как от чумной, я бы рассказала в
память о Байроне, как он их пугал, притопывая ногой.  Мы  бы  посмеялись
вместе.
   Стоило мне тряхнуть пакетом, расправляя его, как откуда-то  прилетели
голуби. Они прилетели на звук хлопнувшего  пакета.  Я  стояла,  раскинув
руки к небу, и вдыхала запах грязных перьев и помойки.
   В  кармане  у  меня  нашлась  шоколадная  конфета  (без  головы).   Я
растоптала ее ногой и  еще  раскидала  в  стороны,  чтобы  крошек  стало
побольше. Голуби скучились плотно, образовав над  раздавленной  конфетой
сплошную колышущуюся серую массу.
   Прилетела парочка ворон.
   - А моя подруга их стреляет из винтовки!  -  сообщила  я  незнакомцу,
показывая на ворон.
   - Я тоже этих падалыциков не люблю. - Он встал и подошел на несколько
шагов ближе.
   Одна из ворон допрыгала до  трупика  голубя  и  лениво  его  клюнула,
протащив за собой.
   А ну пошла! Я подпрыгнула,  размахивая  руками,  и  тут  же  пришлось
закрыть голову - все птицы взлетели, роняя перья.
   - Что вы будете с ними делать? - поинтересовался молодой человек  уже
нормальным голосом - когда птицы разлетелись, он  подошел  еще  ближе  и
наблюдал, как я закатываю палкой в пакет  тушки  мертвых  голубей.  Одна
сильно раздулась животом и краснела месивом кишок.
   Я  застыла  на  несколько  секунд,  думая.  Потом  медленно   встала,
осмотрела расстояние до края крыши, подумала, что шансов у меня -  ноль,
и ответила:
   - Похороню.
   И пожала плечами, даже заставила себя улыбнуться.
   Он смотрел сверху, пока я спускалась по пожарной лестнице вниз.
   Он тоже будет по ней спускаться, потому что люк на крышу после прыжка
вниз Байрона закрыли на огромный висячий замок.
   Главное - поскорее отсюда уехать, очень уж страшные у него глаза!
   Необычная мумия
   Похоронить голубей я решила во  дворе  дома,  где  жил  Богдан.  Пока
ковырялась в  земле,  пока  отгоняла  парочку  ничейных  собак,  страшно
заинтересовавшихся  моими  действиями,  подступили  сумерки.  Несусь   в
подъезде по лестнице наверх и опять пробегаю мимо своего этажа! И  опять
-  дверь  в  квартиру  Богдана  открыта.  Заглянула   осторожно,   пряча
выпачканные руки, а там Люся сидит - чай пьет.
   - Вот, - протягивает мне старую вырезку из газеты.
   - Что это? - Я вдруг подумала, что боюсь влезать в новые истории.
   - Это то, из-за чего развелись мои родители.
   Отец прочитал в газете, показал маме. Мама его обругала, а он  собрал
ее вещи и выставил за порог.
   "Французскими археологами, занимающимися раскопками в  пирамидах  под
Даманхуром  (Египет),   найдена   необычная   мумия.   Пожилая   женщина
сохранилась так хорошо, как будто ее захоронили несколько месяцев назад.
Необычность находки состоит в том, что до сих пор не найдены  компоненты
бальзамирования, использующиеся для данного процесса захоронения, и  то,
что женщина совершенно не имеет на себе одежд и украшений. По материалам
агентства.., май, 1974 г."
   - Ты знаешь, что все это значит? - спрашивает Люся.
   - Нет, - изо всех сил мотаю головой. Люся вздыхает.
   - Зато я знаю, что образ твоей матери с половым членом мужчины -  это
обыкновенная картинка из детства, когда родители, забывшись, играли друг
с другом в переодевания, кричали и веселились,  -  говорю  я  и  ищу  ее
глаза.
   - Я всегда знала, что в этом образе не стоит искать  подсознательное,
- усмехнулась Люся.
 
Гости званые и незваные 
 
   Я приехала к дому Ланского к пяти  сорока  пяти.  Консьержка  подняла
трубку внутреннего телефона, как только я сказала, куда иду.
   Дверь открыл Ланский. Он посмотрел насмешливо и  вдруг  наклонился  и
чмокнул меня в щеку!
   - Привет, Фло. Сердишься на меня?
   - В каком смысле?..
   -  Проходи,  располагайся.  Извини  -  я  выбросил  твою   одежду   в
мусоропровод. Хотел, чтобы ты осталась подольше.
   Я внимательно всмотрелась в его лицо. Холодные спокойные глаза серого
цвета. А у моего Киры были желтоватые,  с  камушками  у  озерца  зрачка.
Хочешь поиграть, да?
   - Извини, - говорю как можно равнодушней, - я выбросила одежду  твоей
мамочки в мусоропровод, она мне показалась неудобной.  Неудобно  хранить
нижнее белье мертвой матери. Особенно пояс.
   - Что ты сказала? Ага, не понравилось!
   - Вот, принесла платок. Моя мама спасла его. У нее есть своя идея  по
поводу материнских платков.
   Ланский молча ушел, предоставив мне самой раздеться и прогуляться  по
квартире.
   Я обошла все комнаты, даже комнату его матери - Урсы нет! Не может же
он быть в спальне, где заперся Ланский?
   В духовке на противне лежит большая рыбина, запеченная  с  овощами  и
луком.
   Пришел Ланский, поставил на стол две тарелки и два бокала.
   - Не напрягайся, - сказала я ему. - Ни есть, ни пить в твоем  доме  я
не буду. Спасибо за заботу.
   - Пожалуйста, но это не тебе. Я жду гостя.
   Наливаю  в  чашку  воды  из-под  крана,  пью,  наблюдая,   как   Кира
раскладывает салфетки и вилки с ножами.
   - Говори быстро, чего тебе надо, и уходи, - предлагает  свой  вариант
приятного вечера Ланский.
   - Я хотела бы знать, как себя чувствует Байрон. Он здоров?
   - Боюсь, что нет, - отвечает Кира, не глядя на  меня.  -  Бедолага  в
больнице стащил и проглотил дюжину острорежущих предметов  -  что-то  из
медицинских инструментов. Сделали пару операций, он сейчас в реанимации.
   - Он не сказал, куда дел документы?
   - Какие документы? - не поворачивается Лан-ский.
   - Об экспериментах с  купратами  бария.  Сверхпроводимость.  Формулы,
расчеты, результаты.
   - Он потерял документы? Какая досада...
   - А Иероним Глистин?
   - Жив пока, - коротко  ответил  Ланский.  -  Мать  пристроила  его  в
дорогую клинику - говорят, она выиграла в лотерею большую  сумму  денег.
Везет некоторым, да? - Наконец Ланский вскинул на меня  глаза  и  окатил
холодным презрением.
   - Давайте поговорим открыто.
   - Давай, - согласился Ланский без энтузиазма. - Только  что  с  тобой
говорить? Будешь опять  нести  шизофреническую  чушь  на  тему  любви  и
смерти.
   - Как это - любви и смерти?
   - Что ты меня любила, а я себя убил.
   - Да ты не себя убил, ты  Киру  Ланского  убил!  -  закричала  я,  не
выдержав этой пытки.
   - Ну? Что я говорил, - развел он руками. - Ты так и  не  привыкла  за
эти годы к мысли, что все кончено?
   Почему он так разговаривает? Может быть,  Урса  где-то  поблизости  и
подслушивает нас?
   - Я больше тебя не люблю. Мы расстались по обоюдному  согласию,  чего
тебе нужно? Почему ты меня преследуешь? - продолжает Ланский.
   - Потому что ты убиваешь людей.
   - Прекрасно! Ко мне сейчас придет  гость;  я  хочу,  чтобы  ты  ушла.
Немедленно.
   Слышу шаги в комнате. Ланский тоже напрягся. К нам входит Урса  Кохан
с помятой неудобным сном правой щекой.
   - Вы!.. Вы тут спите? - вскочила я.
   В глазах Ланского - удивление и досада.
   - Да, устал что-то и прилег. Заснул, как сурок. Кирюша, налей мне чаю
покрепче.
   - Кирюша?! - не верю я своим ушам.
   - А что ты так удивляешься?  -  зевает  Урса.  -  Мы  с  Кирой  давно
знакомы. С какого года? С девяносто четвертого?
   - С девяносто третьего! - поправляю я. -  Вы  говорили,  что  он  вам
показывал карту Халея, а потом вы больше не виделись.
   -  Мы  перезванивались.  Постой?  Неужели  с  девяносто  третьего?  -
умиляется Урса, а я едва сдерживаюсь, чтобы не стукнуть его.
   - Халей... Халей, - морщит лоб Ланский, вспоминая.
   - Ты забыл? Я тебе сказал о  бриллиантах,  а  ты  сказал,  что  такие
старики не жадные.
   - Ах, да... Нет, не помню. -  Ланский  достает  еще  одну  тарелку  и
прибор. - Извини, говорит он Урсе. - Гостя жду.
   - А мы что, не гости? - толкает меня локтем Урса.
   - Да, но это.., женщина. Я жду женщину.
   - Брось! Мне Фло сказала, что видела тебя в клубе для геев.  С  этим,
как его?..