К чему ты клонишь?
   -  у  тебя  налицо  начальные  признаки  параноидальной   шизофрении.
Поздравляю.
   - Спасибо.
   Я положила трубку.
   Четыре любимые женщины Богдана за одним столом
   Мама ждала меня на улице у подъезда и металась туда-сюда в свете фар,
пока я парковала машину.
   - Я позвонила дочери Анны, - сказала она.
   - Зачем?!
   - Она хотела сходить в  эту  квартиру.  Она  просила  позвонить,  как
только ты объявишься. Мне кажется, ей нужна  твоя  помощь.  Знаешь,  она
странно одевается. Бюстгальтер - поверх платья.
   - Что?.. - Я слишком резко остановилась, мама ткнулась в меня сзади.
   - Длинное черное платье, - объясняет она, - ботинки  со  шнуровкой  и
металлический бюстгальтер поверх платья. Я не знаю; может  быть,  теперь
так носят, - тут же начинает оправдываться она, заметив  в  моих  глазах
досаду. И вдруг добавила не в тему:
   - А вдруг они там обе лежат мертвые?
   - Кто? - дергаюсь я.
   - Обе жены Богдана Халея.
   - С какой стати?
   - Загрызли наконец друг друга, - предложила она свой вариант. - Давай
позовем какое-нибудь ответственное лицо. Участкового, например.
   - Участкового? В шесть утра? Где мы его найдем?
   - Но все-таки мы идем в чужую квартиру, а бабушек уже давно ищут...
   - не нагнетай обстановку, а?
   Успокаивая друг друга таким образом,  мы  добрались  до  квартиры  на
восьмом этаже и минут пять нажимали на кнопку звонка.
   - Если они не поехали с ножами на такси домой к Анне, а решили  зайти
зачем-то сюда, в эту квартиру, представляешь,  сколько  крови  будет?  -
бормотала при этом мама, прислушиваясь к звонку в квартире.
   Я вставила ключ в замок.
   В темном коридоре мне почудился запах рвоты. Я отстранила рвущуюся  в
комнату маму и нащупала выключатель.
   Аквиния и Анна-бель сидели напротив друг друга  за  столом,  упав  на
него головами и напряженно высматривая что-то мертвыми глазами.
   - Евфросиния, сколько раз я говорила, чтобы ты  слушалась  маму!..  -
назидательно заметила моя мама и в обмороке сползла по стенке на пол.
   Я подошла к столу и пощупала пульс у жен Богдана Халея. Холод  смерти
так остудил мои пальцы, что я почти не ощущала их, пока  набирала  номер
телефона Кохана.
   - Урса Венедиктович...
   - Фло! - радостно закричал он в трубку, как будто все эти дни сидел и
ждал моего звонка. - Могу поспорить, вы хотите со мной встретиться!
   - Очень хочу, - призналась я. - Запишите, пожалуйста, адрес.
   - Какой странный пронизывающий голос  у  вас  сегодня!  Ваше  желание
видеть меня растет в вас помимо воли?!
   - Ох, растет!..
   - Вы чувствуете странную силу, связывающую нас друг с другом? Знаете,
как называется эта сила?
   - Уголовная ответственность. -  Я  быстренько  положила  трубку  и  с
минуту раздумывала, стоит ли стирать с нее отпечатки пальцев.
   Решила, что не стоит.
   Обернулась на шорох - в дверях стоит Люся.
   - Где моя мама? - тупо поинтересовалась я, показывая пальцем на пол.
   - Мы столкнулись в подъезде только что. Она очень  спешила  -  тащила
три футляра с ножами.
   - Боже!.. Все три?
   - Насколько я заметила - все три. Сказала, что сейчас придет обратно.
А это моя мама? - Люся неуверенно показала пальцем в сторону стола.
   - Люся, подожди!..
   - Я так и думала, что с нею это случится. Она забрала  из  дома  свои
снотворные таблетки и всюду таскала их с собой.
   Люся подходит к столу и спокойно осматривает сначала Анну-бель, потом
Аквинию. Медленным осторожным жестом закрывает им обеим глаза.
   - Если ты знала, что она собиралась покончить с собой...
   - Моя мама? Никогда. Она собиралась отравить Аквинию. Как ты думаешь,
стоит посмотреть таблетки у мамы в кармане пиджака?
   - Не стоит. Я позвонила человеку, который  сейчас  приедет  осмотреть
это место. Не надо ничего трогать.
   - Понятно, - кивает Люся, идет в кухню  и  приносит  оттуда  еще  два
стула. Ставит их у стола и предлагает мне сесть.
   - Ты думаешь?..
   - А что? Посидим вчетвером, я всегда об этом мечтала - четыре любимые
женщины Богдана Ха-лея за одним столом.
   Сажусь, потому что ноги не держат.
   - Извини, ты пришла ко  мне  в  центр  за  помощью,  а  я  не  смогла
сопоставить. Ты - Камарина Людмила, а я...
   - Людмилой меня мама настояла записать в советском паспорте.
   - А я в детстве плохо  запоминала  фамилии,  если  они  мне  казались
неважными. Зачем мне было запоминать фамилию помощника посла?
   - Пресс-атташе. Первый муж моей  мамы,  Кама-рин,  был  пресс-атташе.
Когда родители развелись, мама оставила себе  фамилию  прежнего  мужа  и
изменила мою. Я стала Камарина. Ты была на  кухне?  -  вдруг  спрашивает
она.
   - Нет, я сразу прошла в комнату...
   - В кухне на холодильнике лежит череп моего отца.
   Резко встаю, потом без сил опускаюсь на стул.
   - Аквиния его использовала, как пепельницу?  -  едва  шевеля  губами,
спрашиваю я.
   - Нет, - качает головой Люся. - Просто лежит себе... Бабушка  Аквиния
была странной, но справедливой. Она сказала моей  матери,  что  череп  в
нашей квартире травмирует психику ребенка -  тем  более,  запрятанный  в
чулане. Мама спохватилась - она совсем  забыла  об  этой  реликвии  -  и
отдала череп Аквинии с условием, что та не вывезет его за границу.
   - В ассоциативном ряду твоих неосознанных страхов череп отсутствовал,
- вдруг замечаю я.
   - Я его не боялась. Мама  объяснила,  что  скелет  моего  отца  стоит
где-то в институте  на  всеобщее  обозрение,  но  ей  удалось  уговорить
Богдана похоронить голову -  при  условии,  что  она  после  его  смерти
взвесит мозг и запротоколирует это. Мама правда хотела похоронить голову
("хотя бы ее не  выставлять  на  изучение  посторонним!"),  а  потом  из
вредности тайком заплатила за обработку черепа для хранения.
   - Когда она его уговорила? - спрашиваю я,  задержавшись  взглядом  на
руке Аквинии - высохшей куриной лапке.
   - Боишься мертвых? - интересуется Люся, заметив это.
   - Нет. Просто странно все...
   - Это условие было оговорено  в  обязательстве  развода,  Богдан  уже
тогда написал завещание на свое тело, мама об этом знала  и  потребовала
себе голову. Это рассмешило отца, он согласился.
   В комнату тихо входит Кохан. Он стоит некоторое время, обозревая наши
мирные посиделки, потом начинает нервно потирать правое ухо.
   - Это что же получается? - говорит он, когда ухо становится  алым.  -
Это ведь получается - две мертвые старушки? А вы кто? - бросается  он  к
Люсе, потом, не дождавшись ответа, ко мне:
   - Кто она? А это кто?! - нервно дернулся он на звук шагов.
   В комнату вбежала моя мама.
   - Все в порядке, - сразу же начала она объясняться, хотя я  и  делала
ей знаки руками. - Теперь все будет хорошо, я устранила  это...  -  Мама
заметила наконец незнакомого мужчину и мои гримасы. - Это недоразумение,
теперь все будет хорошо,  все  -  на  своих  местах,  больше  -  никаких
неприятностей...
   - Это моя мама, она плохо себя чувствует, может упасть в  обморок,  -
быстро объясняю Урсе странное поведение  вбежавшей  мамы.  -  Мы  с  нею
пришли сюда в квартиру, а тут вот.., лежат... А это Люся, она нашла свою
маму... - Чувствую, что начинаю заваливаться набок.
   - Все должны сесть и замолчать! - не выдержал Урса.
   Мама присела на краешек тахты.
   -  Вы  передвигали   тела?   Трогали   что-нибудь   в   квартире?   -
поинтересовался Урса, подойдя к телефону.
   - Нет, - отвечаю я.  -  Не  передвигали.  Я  позвонила  вам  с  этого
аппарата.
   - А я принесла из кухни два стула, чтобы  сесть  здесь,  -  объясняет
Люся.
   - А я ничего не выносила! - слишком громко заявляет мама.
   - Почему вы позвонили мне, а не в милицию? - надувается злостью Урса.
- Ну почему, спрашивается?!
   - Я подумала, вам будет интересно...
   - Мне? Интересно? Вы обнаружили двух мертвых старушек и  решили,  что
мне это будет интересно?
   - Это две жены Богдана Халея. Аквиния, - я кивнула направо, - и Анна,
- кивнула налево.
   - Что?
   - Да. А это - дочка Богдана Халея, Люся Кама-рина.
   - Хотите  сесть?  -  поинтересовалась  Люся.  -  На  кухне  еще  есть
табуретка. Я принесу.
   - Нет, - моментально успокоился Урса. - Спасибо. Я постою.  Это  ваша
квартира.
   Люси. Люся посмотрела на меня.
   - Это квартира Аквинии, - объясняю я. - Она купила ее для  наблюдения
за квартирой бывшего мужа, - показываю рукой на окно.
   - Прекрасно, не будем пока вызывать милицию,  -  определился  Урса  и
положил трубку. Прошелся  туда-сюда  по  комнате  и  опять  взял  трубку
телефона. - Будем вызывать надежных сотрудников.
   Пока он говорил по телефону, я попыталась объясниться с Люсей.
   - У меня для тебя очень важное сообщение.
   - Я тоже должна сказать тебе нечто важное, - кивнула Люся.
   - Люся, у тебя нет никаких психических отклонений! То, что ты  видела
в детстве, было абсолютной реальностью!
   - Уже проводите сеанс лечения? - возник рядом  Урса  и  уставился  на
меня злыми глазами. - Отвечайте быстро, пока некому протоколировать.  Вы
обе были здесь в момент смерти старушек?
   Сбивчиво рассказываю, почему мы здесь. Откуда у меня  ключи  от  этой
квартиры. Люся показывает билет Аквинии на самолет, улетевший  без  нее.
Мама в это время постаралась прошмыгнуть к двери.
   - Здесь все родственники, а я совсем посторонняя,  -  объяснила  она,
когда Кохан ее остановил. И вдруг спросила:
   - Они ведь не зарезаны? Они умерли от злости, да?
   Я схватилась за голову. Кохан вцепился в маму мертвой  хваткой.  Мама
объяснила, почему она решила вынести из квартиры с мертвыми  телами  три
упакованных ножа для резки тростника.
   - Потому что я теперь сама не знаю точно, который из них - Мудрец!
   - Как - Мудрец? - взвился Кохан. - Опять - Мудрец?!
   - Вот видите, вы тоже все понимаете - недаром мне  сразу  показалось,
что я вас уже видела раньше! - перешла  в  наступление  мама.  -  Теперь
понимаете? Это все случилось с женами Богдана, потому что они вынесли из
его квартиры нож Мудрец! Проклятие, понимаете? А я, как назло,  накануне
перепутала все ножи, чтобы они не знали, где какой!
   - Заче-е-ем? - стонет Кохан, терзая свое ухо.
   - От злости на них, на этих развратных старух, я уже объяснила! Вот и
пришлось теперь... - развела она руками, - вынести все три  ножа.  Пусть
пока полежат на всякий случай в квартире Богдана, а то вдруг с вами  что
случится...
   - Почему - со мной? - склоняется Кохан над мамой, усаженной им  силой
обратно на тахту.
   - Но вы же.., вы  потребуете  сейчас  вернуть  назад..,  вещественные
доказательства,  и  тогда  с  вами  опять  может  случиться..,  вы   уже
подвергались...
   -  А  что,  эти  ножи  являются  вещественными  доказательствами?   -
спрашивает Урса.
   - Конечно, нет! - с  горячностью  уверяет  мама,  натыкается  на  его
свирепый взгляд и стушевывается. - Если  только  они  не  зарезали  друг
друга...
   - Я с ума сойду с вами! - подводит  итог  Урса.  У  открытой  входной
двери послышались голоса.
   - Коллеги! - обратился к вошедшим мужчинам Урса. - Для начала обыщите
присутствующих здесь живых дам, а потом - соответственно мертвых.
   Я сознаюсь, что страшно спешу.
   - Обыщите ее первой! - приказывает Урса.
   - Урса  Венедиктович,  сделайте  одолжение:  обы-щите  меня  сами,  -
попросила я.
   - Я в этом деле не профессионал, - злорадно сообщил Урса.
   - Обыщите, мне нужно вас о чем-то попросить. Это личное,  -  добавляю
я.
   Пока Урса топчется рядом и сопит, проводя по  моему  телу  руками,  я
прошу его узнать  по  своим  каналам,  не  получал  ли  Иероним  Глистин
значительную сумму денег перед тем, как состоялась наша встреча.
   - Ваша с Глистиным? - не удивился моей просьбе Урса.
   - Нет, наша с вами в кабинете № 12.
   - Допустим, -  подумав,  отвечает  Урса,  -  Глистин  имел  некоторые
договоренности со Службой. Что вам это даст?
   - Тогда я должна срочно бежать.
   - Бежать, в смысле - скрыться?..
   - В смысле - опаздываю, хватит гладить мою ногу.
   Байрон на крыше
   Кира Ланский сидел у телефона до десяти тридцати.
   Телефон молчал.
   Он походил по комнате, осмотрел жидкое бесцветное  утро  за  окном  с
подтеками вчерашнего дождя на стекле. Потом сел на пол спиной к  батарее
и замер, раскинув ноги на облезлом ковре.
   В  почти  пустой  комнате  сидеть  можно  было  только  на  стуле   у
компьютера, но там Кира провел большую часть ночи.
   Тахта - в углу с небрежно накинутым  покрывалом  и  смятой  подушкой.
Рядом с нею на полу - магнитофон и телевизор с видеоприставкой.
   Около одиннадцати в замок входной двери вставили ключ.
   Кира не встал - он дождался, пока Вафля войдет в комнату  и  сядет  у
компьютерного стола, шумно выдохнув и изобразив лицом полную невезуху.
   - Говори, - тихо попросил Кира.
   - Что тут скажешь... В десять часов, как  мы  и  ожидали,  объект  59
провел проверку поступления денег и тут же перевел их на другой счет.
   - А блокировка? - удивился Кира.
   - А блокировку он снял, - развел руками  Вафля.  -  На  вид  -  дурак
бомжеватый, а на деле...
   - Дальше.
   - После этого он должен был поехать на вокзал  и  положить  бумаги  в
камеру хранения. Объект вышел из подъезда, покопался в карманах и  пошел
обратно домой. Я ждал его на улице минут двадцать, потом увидел, что  он
уже на крыше и кричит оттуда что есть мочи.
   - Что кричит?
   - Что у него нет денег на метро. Нет семи рублей. "Граждане! - кричал
он, надрываясь.  -  Кто  даст  семь  рублей  доехать  до  вокзала?  Дело
государственной важности!"
   - А ты что?
   - Я? Я побежал в подъезд и - по  лестнице  вверх,  чтобы  залезть  на
крышу.
   - Зачем? - прищурился Кира.
   - Ну блин, чтобы дать ему сто рублей! Чтобы он заткнулся и поехал  на
вокзал! - повысил голос Вафля. - Или чтобы забрать пакет и послать его к
дьяволу! Он меня очень огорчил, когда коды допуска к счету раскрыл!
   - Ты все провалил, да?
   - Я провалил? - ткнул пальцем себя в грудь Вафля. - Я вылез на крышу,
когда он людям внизу объяснял, что вчера  вечером  выпил  в  подъезде  с
красивой женщиной, и теперь денег на метро нет. Я сказал: мужик,  возьми
сто рублей и слезай вниз, пока пожарные не приехали. Он стал  объяснять,
что сто рублей ему на фиг не нужны, ему нужен от  силы  червонец,  чтобы
попасть в метро. А у меня не было червонца! Ну не было, и все!  А  сотню
взять он категорически  отказался!  Что  ты  так  смотришь  -  я  же  не
разменный аппарат! Пока я выгребал мелочь из карманов, он забыл про меня
и с выпрашивания денег перешел на стишки.
   - Стишки?.. - еще  не  совсем  осознав  сказанное  Вафлей,  удивленно
спросил Кира.
   - Да. Я все записал.  Правда,  по  памяти,  но  вроде  все  дословно.
Значит, так. -  Вафля  достал  из  кармана  джинсовой  куртки  листок  и
развернул его. - "Пора! И должен я забыть?.." - Нет, здесь, наверное, не
вопрос, а так: "И должен я забыть надежду, ревность,  горе,  страх...  -
потом опять слово "забыть", я не уверен, -  ..забыть  любовь,  но  вечно
быть в ее цепях!"
   - Где ты стоял? Ты стоял рядом с ним?
   - Никогда! Ближе, чем на двадцать метров, я к психам не подхожу.
   - Это все? - уныло поинтересовался Кира, вставая.
   - Нет, представь себе, это не все! Дальше так: "Навстречу гибели иди,
достоин будь судьбы такой, будь впереди и смерть найди, а с ней покой!"
   -  Теперь  все?  -  не  выдержал  Кира   многозначительного   взгляда
вытаращенных голубых глаз Вафли.
   - Нет.  Еще  напоследок  было  что-то  нечленораздельное  о  любви  и
листьях, а потом - громкий крик. Вот, пожалуйста: "...стать пищей скорби
и червей - вот жребий мой!"
   Кира громко сглотнул комок в горле и спросил:
   - Это были его последние слова? Он прыгнул вниз?..
   - Он прыгнул вниз после слов: "...и смерть найди, а с ней покой!"
   - Что это значит?.. Это значит...
   - Это значит, что объект 59  повис,  зацепившись  курткой  за  балкон
третьего этажа - как раз над своей квартирой! - и про скорбь и червей он
вещал уже в повисшем состоянии. Пока я добежал  по  крыше  и  рассмотрел
его, висящего внизу, пока записал последние стишки, на  улице  собралась
толпа. А пока я спускался, подъехали "Скорая" и милиция.
   - Он жив?
   - Сорок минут назад еще был жив. Я записал номер квартиры, на балконе
которой он болтался где-то минут пятнадцать, зацепившись за  выступающую
стойку для сушки белья.  Я  записал  номер  "Скорой",  собрал  некоторые
сведения у зевак, но не смог выяснить, говорил ли объект 59 что-то в  то
время, пока я скатывался вниз по пожарной лестнице.
   - Ему тридцать шесть  лет,  -  вздохнул  Кира.  -  Объекту  номер  59
тридцать шесть лет...
   - И что теперь? Мне двадцать девять, сегодня возраст  имеет  какое-то
значение? Он псих, он имеет право кричать что угодно в любом возрасте!
   - Это не что угодно. Это стихотворение Байрона.  Он  написал  его  на
свое тридцатишестилетие.
   - Кто?..
   - Байрон это написал в тот день, когда ему исполнилось тридцать шесть
лет! - повысил голос Кира.
   - Кира, - проникновенно попросил Вафля и для убедительности  постучал
кулаком в грудь. - Если я буду говорить что-то подобное в свои  тридцать
шесть, поклянись, что пристрелишь меня.
   - Тебе это не грозит, - вздохнул Кира. - Где бумаги?
   - Понятия не  имею,  -  развел  руками  Вафля.  -  Крышу  я  осмотрел
по-быстрому, съездил в больницу,  куда  его  отвезли,  заплатил  бешеные
деньги за осмотр  вещей,  минут  двадцать  наблюдал  за  возней  врачей,
представился близким знакомым, изобразил на физиономии страх и  отчаяние
и узнал,  что  у  объекта  59  два  перелома,  сотрясение  мозга  и  три
вывихнутых пальца.
   - Это все?..
   - Никаких бумаг я не нашел.
   - В квартире этой, где он повис на балконе... - Кира щелкнул пальцами
и уставил указательный в Вафлю. - Был кто-то в квартире?
   - Нет. Никого не было. Но двери  вскрывать  не  стали.  По  соседнему
балкону пролез милиционер,  обвязал  веревкой  болтающееся  тело  нашего
объекта и спустил его вниз врачам.
   - Я еду в квартиру, а ты  в  больницу.  Как  только  объект  очнется,
спросишь его о бумагах. Если не очнется, постарайся засветло - сантиметр
за сантиметром - осмотреть крышу.
   - Всю? - ужаснулся Вафля. Рассмотрев выражение  лица  Киры,  поспешно
уточнил:
   - В смысле, то место, где он стоял, или вообще всю?
   - Всю. Его личность выяснили?
   - Пока нет. При нем не было документов. Я думаю, что, пока он жив,  в
его квартиру не сунутся.
 
Вторая неприятность 
 
   Удрученный Кира поехал по указанному Вафлей  адресу.  Он  думал,  что
придется как-то исхитриться и попасть в  три  квартиры:  в  квартиру  на
втором этаже, где жил объект 59, потом - на третьем, на балконе  которой
застрял объект  59,  и  в  соседнюю  с  нею.  Придется  искать  храброго
милиционера, пробравшегося с соседского балкона к самоубийце. Потом  еще
нужно найти  бригаду  "Скорой  помощи"...  Как  это  все  утомительно  и
некстати,  хотя  такие  слова  плохо   объясняют   ту   катастрофическую
безвыходность ситуации, с которой он сейчас столкнулся, не говоря уже  о
банальной угрозе его жизни. Если к полуночи нужные документы не  попадут
к заказчику...
   Однокомнатная "распашонка" объекта на втором этаже - почти в точности
такая же, какую  сейчас  снимал  Кира  для  работы,  была  схожа  еще  и
полнейшим отсутствием  мебели.  Объект  спал  на  полу  на  матраце,  не
пользуясь постельным бельем, вместо стола под довольно мощным  ноутбуком
стоял ящик из-под бутылок; на кухне  с  заколоченным  фанерой  окном  на
пластмассовом белом столике, какие  обычно  выносят  на  улицу  у  кафе,
лежала записка: "Я ухожу, потому что кончился". Точка.
   Кира первым делом  проверил  ноутбук.  Жесткого  диска  не  было.  За
сегодняшний день это была вторая большая неприятность.  Обыск  остальных
помещений - со снятием крышки бачка в туалете и осмотра всего  линолеума
на полу - занял минут сорок. Матрац  Кира  распотрошил  в  конце,  после
ощупывания п