серьезно?  Старый  Чарли
Фортнум...
   - Он не в наших руках, Эдуардо. Он в руках правительства. И  в  божьих,
конечно. Как видишь, я не забыл той моей трескотни, но мне еще ни разу  не
приходилось видеть, чтобы бог хоть как-то вмешивался в наши  войны  или  в
нашу политику.




ЧАСТЬ ВТОРАЯ


1

   Доктор Пларр хорошо помнил, как  он  познакомился  с  Чарли  Фортнумом.
Встреча  произошла  через  несколько   недель   после   его   приезда   из
Буэнос-Айреса. Почетный консул был в стельку пьян и не держался на  ногах.
Доктор Пларр шел в "Боливар", когда из окна Итальянского  клуба  высунулся
пожилой джентльмен и попросил помочь.
   - Проклятый официант ушел домой, - объяснил он по-английски.
   Когда  доктор  Пларр  вошел  в  клуб,  он  увидел  пьяного,  но  вполне
жизнерадостного человека, он, правда, не мог встать на ноги,  но  это  его
ничуть не смущало. Он заявил, что ему вполне удобно и на полу.
   - Я сиживал и на кое-чем похуже, - пробормотал он, -  в  том  числе  на
лошадях.
   - Если вы возьмете его за одну руку, - сказал старик,  -  я  возьму  за
другую.
   - А кто он такой?
   - Джентльмен, который, как видите, сидит на полу и не желает  вставать,
наш почетный консул, мистер Чарлз Фортнум. А вы  ведь  доктор  Пларр?  Рад
познакомиться. Я - доктор Хэмфрис. Доктор филологии,  а  не  медицины.  Мы
трое, так сказать, столпы местной английской колонии, но один  из  столпов
рухнул.
   Фортнум объяснил:
   - Не рассчитал норму... - И добавил что-то насчет того, что стакан  был
не тот. - Надо пить из стакана одного размера, не то запутаешься.
   - Он что-нибудь празднует? - спросил доктор Пларр.
   - На прошлой неделе ему доставили новый "кадиллак", а  сегодня  нашелся
покупатель.
   - Вы здесь ужинали?
   - Он хотел повести меня в "Националь", но такого пьяного  не  только  в
"Националь", но и в мой  отель  не  пустят.  Теперь  нам  надо  как-нибудь
довести его домой. Но он настаивает на том, чтобы пойти к сеньоре Санчес.
   - Кто это, его приятельница?
   - Приятельница половины мужчин этого города. Держит единственный  здесь
приличный бордель, так по крайней мере говорят. Лично я не  судья  в  этих
делах.
   - Но бордели запрещены законом, - заметил доктор Пларр.
   - Не у нас в городе. Мы ведь все же  военный  гарнизон.  А  военные  не
желают, чтобы ими командовали из Буэнос-Айреса.
   - Почему бы не пустить его туда?
   - Вы же сами видите почему: он не держится на ногах.
   - Но ведь все назначение публичного дома в том, чтобы там лежать.
   - Кое-что должно стоять, - неожиданно грубо  сказал  доктор  Хэмфрис  и
сморщился от отвращения.
   В конце концов они  вдвоем  кое-как  перетащили  Чарли  Фортнума  через
улицу, в маленькую  комнатку,  которую  доктор  Хэмфрис  занимал  в  отеле
"Боливар". В те дни на ее стенах висело не так много картинок, потому  что
было поменьше сырых пятен  и  душ  еще  не  тек.  Неодушевленные  предметы
меняются быстрее, чем люди. Доктор Хэмфрис и Чарли Фортнум в ту ночь  были
почти такими  же,  как  теперь;  трещины  в  штукатурке  запущенного  дома
углубляются быстрее, чем морщины на лице, краски  выцветают  быстрее,  чем
волосы, а разруха в доме происходит безостановочно; она никогда  не  стоит
на одном и том же уровне, на котором человек может довольно долго прожить,
не меняясь. Доктор Хэмфрис находился на этом уровне уже много лет, а Чарли
Фортнум, хоть и был лишь на подходе к нему, нашел верное оружие  в  борьбе
со старческим маразмом:  он  заспиртовал  жизнерадостность  и  простодушие
своих молодых лет. Годы шли, но доктор Пларр почти не  замечал  перемен  в
своих  старых  знакомцах  -  быть  может,  Хэмфрис  медленнее  преодолевал
расстояние между "Боливаром" и Итальянским клубом, а на хорошо укупоренном
благодушии  Чарли  Фортнума,  как  пятна  плесени,  все  чаще   проступала
меланхолия.
   В тот раз доктор Пларр оставил консула у Хэмфриса в отеле  "Боливар"  и
пошел за своей машиной. Он жил тогда в той же квартире того же дома, что и
теперь. В порту еще горели огни, там работали всю  ночь.  На  плоскодонную
баржу поставили металлическую вышку, и железный стержень бил с нее по  дну
Параны. Стук-стук-стук - удары отдавались, как бой ритуальных барабанов. А
с другой баржи были спущены трубы, соединенные под водой  с  мотором;  они
высасывали гравий с речного дна и с лязгом и грохотом перебрасывали его по
набережной  на  островок  в  полумиле  отсюда.   Губернатор,   назначенный
последним  президентом  после  coup  d'etat   [государственный   переворот
(франц.)] этого года, задумал углубить дно бухты, чтобы порт мог принимать
с берега Чако грузовые паромы более глубокой осадки  и  пассажирские  суда
покрупнее из столицы. Когда после следующего военного переворота, на  этот
раз в Кордове, он был смещен с поста, затею эту забросили, и  сну  доктора
Пларра уже ничто не мешало. Говорили, будто губернатор Чако не  собирается
тратить деньги на то, чтобы углубить дно со  своей  стороны  реки,  а  для
пассажирских судов из столицы верховья реки все равно чересчур мелки  -  в
сухое время года пассажирам приходилось пересаживаться на  суда  поменьше,
чтобы добраться до Республики Парагвай  на  севере.  Трудно  сказать,  кто
первый совершил ошибку, если это было ошибкой. Вопрос "Cui bono?" [Кому на
пользу? (лат.)] не мог быть задан кому-нибудь персонально, потому что  все
подрядчики нажились и, несомненно, поделились наживой с другими. Работы  в
порту, прежде чем их забросили, дали  людям  хоть  как-то  поправить  свои
дела: в доме одного появился рояль, в кухне другого  -  холодильник,  а  в
погребе мелкого, второстепенного субподрядчика, где до сих пор  не  видали
спиртного, теперь хранились одна или две дюжины ящиков местного виски.
   Когда доктор Пларр  вернулся  в  отель  "Боливар",  Чарли  Фортнум  пил
крепкий черный кофе, сваренный на спиртовке, которая стояла  на  мраморном
умывальнике рядом с мыльницей и зубной  щеткой  доктора  Хэмфриса.  Консул
выражался куда более вразумительно, и его стало еще труднее отговорить  от
посещения сеньоры Санчес.
   - Там есть одна девушка, - говорил он. - Настоящая девушка.  Совсем  не
то, что вы думаете. Мне надо ее еще повидать. В прошлый раз  я  никуда  не
годился...
   - Да вы и сейчас никуда не годитесь, - сказал Хэмфрис.
   - Вы ничего не понимаете! Я просто хочу с ней поговорить. Не все же  мы
такие похабники, Хэмфрис. В Марии есть благородство. Ей вовсе не место...
   - Такая же проститутка, наверное, как и все, - сказал  доктор  Хэмфрис,
откашливаясь.
   Доктор Пларр скоро заметил, что, когда Хэмфрис чего-нибудь не одобряет,
его сразу начинает душить мокрота.
   - Вот тут вы оба очень ошибаетесь, - заявил Чарли Фортнум, хотя  доктор
Пларр и не думал высказывать какого-либо мнения. - Она  совсем  не  такая,
как другие. В ней есть даже порода. Семья  ее  из  Кордовы.  В  ней  течет
хорошая кровь, не будь я Чарли Фортнум. Знаю, вы считаете меня идиотом, но
в этой девушке есть... ну да, можно сказать, целомудрие.
   - Но вы здешний консул, все равно - почетный или какой другой.  Вам  не
подобает ходить в такие притоны.
   - Я уважаю эту девушку, - заявил Чарли Фортнум.  -  Я  ее  уважаю  даже
тогда, когда с ней сплю.
   - А ни на что другое вы сегодня и не способны.
   После настойчивых уговоров Фортнум  согласился,  чтобы  его  усадили  в
автомобиль доктора Пларра.
   Там он какое-то время мрачно молчал: подбородок его трясся  от  толчков
машины.
   - Да, конечно, стареешь, - вдруг произнес он. - Вы человек молодой, вас
не мучают воспоминания, сожаления  о  прошлом...  Вы  женаты?  -  внезапно
спросил он, когда они ехали по Сан-Мартину.
   - Нет.
   - Я когда-то был женат, - сказал Фортнум, - двадцать  пять  лет  назад,
теперь уже кажется, что с тех пор прошли все сто. Ничего у меня не  вышло.
Она была из тех, из умниц, если вам понятно,  что  я  хочу  этим  сказать.
Вникнуть в человеческую натуру не умела. - По странной ассоциации, которой
доктор Пларр не смог уловить, он перескочил на свое теперешнее  состояние.
- Я всегда становлюсь куда человечнее, когда выпью больше полбутылки. Чуть
меньше - ничего не дает, а вот чуть больше...  Правда,  надолго  этого  не
хватает, но за полчаса блаженства стоит потом погрустить.
   - Это вы говорите о вине? - с недоумением спросил доктор Пларр.
   Ему не верилось, что Фортнум может так себя ограничивать.
   - О вине, виски, джине - все равно. Весь вопрос в  норме.  Норма  имеет
психологическое значение. Меньше полбутылки -  и  Чарли  Фортнум  одинокий
бедняга, и одна только "Гордость Фортнума" у него для компании.
   - Какая гордость Фортнума?
   - Это  мой  гордый,  ухоженный  конь.  Но  хотя  бы  одна  рюмка  сверх
полбутылки - любого размера, даже ликерная, важна ведь определенная норма,
- и Чарли Фортнум снова человек. Хоть ко двору веди. Знаете,  я  ведь  раз
был на пикнике с королевскими особами, там, среди руин. Втроем выпили  две
бутылки и здорово, надо сказать, повеселились. Но это уже из другой оперы.
Вроде той, про капитана Изкуиердо. Напомните мне, чтобы я  вам  как-нибудь
рассказал про капитана Изкуиердо.
   Постороннему было трудно уследить за ходом его ассоциаций.
   - А где находится консульство? Следующий поворот налево?
   - Да, но можно с тем же успехом свернуть через  две  или  три  улицы  и
сделать маленький круг.  Мне,  доктор,  с  вами  очень  приятно.  Как,  вы
сказали, ваша фамилия?
   - Пларр.
   - А вы знаете, как меня зовут?
   - Да.
   - Мейсон.
   - А я думал...
   - Так меня звали в школе. Мейсон. Фортнум и Мейсон ["Фортнум и  Мейсон"
- известный гастрономический магазин  в  Лондоне],  близнецы-неразлучники.
Это была лучшая английская школа в Буэнос-Айресе. Однако карьера  моя  там
была далеко не выдающейся. Вернее сказать, я ничем не выдавался... Удачное
слово, правда? Все было в норме. Не  слишком  хорош  и  не  слишком  плох.
Никогда не был старостой и прилично играл только в ножички.  Официально  я
там признан не был. Школа у нас была снобистская. Однако директор, не тот,
которого я знал,  тот  был  Арден,  мы  звали  его  Вонючкой,  нет,  новый
директор,  когда  я  был   назначен   почетным   консулом,   прислал   мне
поздравление. Я, конечно, написал ему первый и сообщил  приятную  новость,
так что ему неудобно было игнорировать меня совсем.
   - Вы скажете, когда мы подъедем к консульству?
   - Да мы его, дорогой, проехали, но какая разница?  У  меня  голова  уже
ясная. Вы вон там сверните. Сперва направо, а потом опять налево.  У  меня
такое настроение, что я могу кататься хоть всю ночь. В приятной  компании.
Не  обращайте  внимания  на   знаки   одностороннего   движения.   У   нас
дипломатические  привилегии.  На  машине  номер  К.  Мне  ведь  не  с  кем
поговорить  в  этом  городе,  как  с  вами.  Испанцы.  Гордый  народ,   но
бесчувственный. В этом смысле совсем не такой, как  мы  -  англичане.  Нет
любви к домашнему очагу. Шлепанцы, ноги  на  стол,  стаканчик  под  рукой,
дверь нараспашку... Хэмфрис парень неплохой, он ведь такой же  англичанин,
как мы с вами... а может, шотландец?  Но  душа  у  него  менторская.  Тоже
удачное словечко, а? Вечно пытается меня перевоспитать в смысле морали,  а
ведь я не так уж  много  делаю  дурного,  дурного  по-настоящему.  Если  я
сегодня слегка нагрузился, значит, не тот был  стакан.  А  как  ваше  имя,
доктор?
   - Эдуардо.
   - А я-то думал, что вы англичанин!
   - Мать у меня парагвайка.
   - Зовите меня Чарли. Не возражаете, если я буду звать вас Тед?
   - Зовите,  как  хотите,  но  ради  Христа  скажите  наконец,  где  ваше
консульство?
   - На углу. Но не думайте, будто  это  что-то  особенное.  Ни  мраморных
вестибюлей, ни люстр, ни пальм в горшках. Всего-навсего холостяцкое  жилье
- кабинет, спальня... Обычное присутственное  место.  Это  все,  чем  наши
чинуши меня удостоили. Никакого чувства  национальной  гордости.  Трясутся
над каждым грошом, а сколько на этом теряют? Вы должны приехать ко  мне  в
поместье, там мой настоящий дом. Почти  тысяча  гектаров.  Точнее  говоря,
восемьсот. Лучшее матэ в стране. Да мы можем хоть  сейчас  туда  съездить,
отсюда всего три четверти часа езды. Хорошенько выспимся, а  потом  дернем
для опохмелки. Могу угостить настоящим виски.
   - Только не сегодня. У меня утром больные.
   Они  остановились  возле  старинного  дома  в  колониальном   стиле   с
коринфскими колоннами; в лунном свете ярко белела  штукатурка.  С  первого
этажа свисал флагшток,  и  на  щите  красовался  королевский  герб.  Чарли
Фортнум, нетвердо стоя на ногах, посмотрел вверх.
   - Верно, по-вашему? - спросил он.
   - Что верно?
   - Флагшток. Кажется, он торчит чересчур наклонно.
   - По-моему, в порядке.
   - Жаль, что у нас такой сложный государственный  флаг.  Как-то  раз,  в
день тезоименитства королевы, я вывесил его вверх  ногами.  Мне  казалось,
что чертова штука висит как следует,  а  Хэмфрис  обозлился,  сказал,  что
пожалуется послу. Зайдем, выпьем по стаканчику.
   - Если вы доберетесь сами, я, пожалуй, поеду.
   - Имейте в виду,  виски  у  меня  настоящее.  Получаю  "Лонг  Джон"  из
посольства. Там предпочитают "Хэйг". Но "Лонг  Джон"  бесплатно  выдает  к
каждой бутылке стакан. И очень хорошие стаканы, с делениями. Женская мера,
мужская, шкиперская. Я-то, конечно, считаю себя шкипером. У меня в  имении
дюжины этих стаканов. Мне нравится название "шкипер". Лучше, чем капитан -
тот может быть просто военным.
   Он долго возился с замком, но с третьей попытки все  же  дверь  открыл.
Покачиваясь на пороге за коринфскими колоннами, он произнес  речь,  доктор
Пларр с нетерпением ждал, когда наконец он кончит.
   - Очень приятно провели  вечерок,  Тед,  хотя  гуляш  был  на  редкость
противный. Так хорошо иногда поболтать на родном языке, с  непривычки  уже
заикаешься, а ведь на нем говорил Шекспир. Не думайте, что я всегда  такой
веселый, все дело в норме. Иногда я и радуюсь обществу друга, но  на  меня
все равно нападает меланхолия. И помните,  когда  бы  вам  ни  понадобился
консул, Чарли Фортнум будет счастлив оказать  вам  услугу.  Как  и  любому
англичанину. Да и шотландцу или валлийцу, если на то пошло. У всех  у  нас
есть нечто  родственное.  Все  мы  подданные  этого  чертова  Соединенного
Королевства. Национальность гуще, чем водица, хотя выражение это  довольно
противное: почему  гуще?  Напоминает  о  том,  что  давно  пора  забыть  и
простить. Вам, когда вы были маленький, давали инжирный сироп? Идите прямо
наверх. В среднюю дверь на первом этаже, там большая  медная  дощечка,  ее
сразу заметишь. Сколько сил уходит на ее полировку,  не  поверите,  часами
приходится тереть. Уход за "Гордостью Фортнума"  по  сравнению  с  этим  -
детская игра.
   Он шагнул назад, в темный вестибюль, и пропал из виду.
   Доктор Пларр поехал к себе, в новый  желтый  многоквартирный  дом,  где
рядом в трубах шуршал гравий и визжали ржавые краны. Лежа  в  постели,  он
подумал, что в  будущем  вряд  ли  захочет  встречаться  с  этим  почетным
консулом.


   И хотя доктор Пларр не спешил возобновить знакомство с Чарли Фортнумом,
месяца через два после их первой встречи  он  получил  документы,  которые
полагалось заверить у британского консула.
   Первая  попытка  его  повидать  окончилась  неудачей.  Он   приехал   в
консульство часов в одиннадцать утра. Сухой, горячий ветер с Чако развевал
национальный флаг на криво висевшем флагштоке. Пларр удивился,  зачем  его
вывесили, но потом вспомнил,  что  сегодня  годовщина  заключения  мира  в
предыдущей мировой войне. Он позвонил и  вскоре  мог  бы  поклясться,  что
кто-то за ним наблюдает сквозь  глазок  в  двери.  Он  встал  подальше  на
солнце, чтобы его можно было  разглядеть,  и  сразу  же  дверь  распахнула
маленькая чернявая носатая женщина. Она уставилась на него взглядом хищной
птицы, привыкшей издали находить  падаль;  может  быть,  ее  удивило,  что
падаль стоит так близко и еще живая. Нет, сказала она, консула  нет.  Нет,
сегодня он не ожидается. А завтра? Может быть. Наверняка  сказать  она  не
может. Доктору Пларру  казалось,  что  это  не  лучший  способ  отправлять
консульскую службу.
   Он часок отдохнул после ленча, а потом по дороге  к  больным  в  barrio
popular, которые не могли встать с постели, если  можно  назвать  постелью
то, на чем они там лежали, снова  заехал  в  консульство.  И  был  приятно
удивлен, когда дверь ему открыл  сам  Чарлз  Фортнум.  Консул  при  первом
знакомстве говорил о своих приступах меланхолии. Как видно, сейчас у  него
и был такой приступ.  Он  хмуро,  недоумевающе  и  с  опаской  смотрел  на
доктора,  словно  где-то  в  подсознании  у  него  копошилось   неприятное
воспоминание.
   - Ну?
   - Я доктор Пларр.
   - Пларр?
   - Мы познакомились с вами у Хэмфриса.
   - Правда? Да-да. Конечно. Входите.
   В темный коридор  выходили  три  двери.  Из-под  первой  тянулся  запах
немытой посуды. Вторая, как видно, вела в спальню. Третья была открыта,  и
Фортнум повел доктора туда. В комнате стояли письменный стол,  два  стула,
картотека, сейф,  висела  цветная  репродукция  с  портрета  королевы  под
треснутым стеклом - вот, пожалуй, и  все.  А  стол  был  пуст,  не  считая
стоячего календаря с рекламой аргентинского чая.
   -  Простите,  что  побеспокоил,  -  сказал  доктор  Пларр.  -  Я  утром
заезжал...
   - Не могу же я здесь быть неотлучно. Помощника у меня нет. Куча  всяких
обязанностей. А утром... да, я был у губернатора. Чем могу быть полезен?
   - Я привез кое-какие документы, их надо заверить.
   - Покажите.
   Фортнум грузно сел и стал выдвигать ящик за ящиком. Из одного он  вынул
пресс-папье, из другого бумагу и конверты, из третьего печать и  шариковую
ручку. Он стал  расставлять  все  это  на  столе,  как  шахматные  фигуры.
Переложил с места на место печать и ручку - быть может, ненароком поместил
ферзя не по ту сторону короля. Прочитал документы якобы со  вниманием,  но
глаза его тут же выдали: слова явно ничего ему не говорили; потом  он  дал
доктору Пларру поставить свою подпись.  После  чего  прихлопнул  документы
печатью и добавил собственную подпись: Чарлз К.Фортнум.
   - Тысяча песо, - сказал он. - И не спрашивайте, что означает "К". Я это
скрываю.
   Расписки он не дал, но доктор Пларр заплатил без звука.
   Консул сказал:
   - Голова просто раскалывается. Сами видите: жара,  сырость.  Чудовищный
климат. Один бог знает, почему отец решился тут жить и тут умереть. Что бы
ему не поселиться на юге? Да где угодно, только не здесь.
   - Если вам так плохо, почему не продать имущество и не уехать?
   - Поздно. В будущем году  мне  стукнет  шестьдесят  один.  Какой  смысл
начинать сначала в такие годы? Нет ли у вас в чемоданчике аспирина?
   - Есть. А вода у вас найдется?
   - Давайте так. Я их жую. Тогда они быстрее действуют.
   Он разжевал таблетку и попросил вторую.
   - А вам не противно их жевать?
   - Привыкаешь. Если на то пошло, вкус здешней воды мне тоже не нравится.
Господи, ну до чего же мне сегодня паршиво.
   - Может, измерить вам давление?
   - Зачем? Думаете, оно не в порядке?
   - Нет. Но лишняя проверка в вашем возрасте не мешает.
   - Беда не в давлении. А в жизни.
   - Переутомились?
   - Нет, этого бы я не сказал. Но вот новый посол, он меня донимает.
   - Чем?
   - Хочет получить отчет об урожаях матэ в нашем округе. Зачем?  Там,  на
родине, никто парагвайского чая не пьет. Да сам небось и слыхом о  нем  не
слыхал, а мне придется неделю работать, разъезжать по  плохим  дорогам,  а
потом эти типы в посольстве еще  удивляются,  почему  я  каждые  два  года
выписываю новую машину! Я имею на нее право.  Как  дипломат.  Сам  за  нее
плачу, и, если решаю потом продать, это  мое  личное  дело,  а  не  посла.
"Гордость Фортнума" на здешних дорогах много надежнее. Я за нее ничего  не
требую, а между тем, обслуживая их, она совсем выматывается. Ну и мелочные
же людишки