Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
андец.
Бо не мог видеть меня, он сидел ко мне спиной. Крутой мужик. Красивый
по-мужски, блестящие черные волосы зачесаны назад, никаких холостяцких
хохолков, загорелое, как у индейца, лицо с выступающей вверху костью скул,
полные губы правильной формы, мощный подбородок - все это покоилось на
утонченной шее, которую воротник и галстук облегали плотно и элегантно. Даже
сгорбившийся от стыда за свою беспомощность, черный галстук - вкривь на
белом воротнике, черный сатиновый смокинг - притянут веревками к плечам,
отчего поза Бо выглядела жалкой, а взгляд - униженным, он выглядел достойно
и я видел в нем класс и мощь представителя славного племени знаменитых
гангстеров великого времени.
В порыве смущенной преданности или просто думая как секретный судья,
решение по делу которому еще не принесло должного удовлетворения, я
размышлял о том, что мистеру Шульцу все-таки не хватает некоего качества или
доли элегантности, которая есть у связанного пленника. Правда заключалась в
другом: даже в самом лучшем костюме мистер Шульц не смотрелся, он страдал от
портных из-за самого себя, как к примеру, ничего не могут сделать с собой
рахитичные или близорукие, так и он, подсознательно знал это, потому что
всегда подтягивал брюки вверх к месту и не к месту, задирал подбородок,
застегивая воротник, стряхивал несуществующий пепел с жилета или постоянно
снимал шляпу и сминал края. Все это он делал неосознанно. Как бы
автоматически пытаясь изменить свои отношения с одеждой, будто его
неудовлетворенность парализована без надежды на изменение. Даже если
окружающие думали, что все сидит на нем как влитое, он все равно не
успокаивался и снимал с себя очередную пылинку.
Все дело было наверно в его туловище, короткошеем и плотном. Я думаю,
главным звеном в облике человека, мужчины или женщины, является длина шеи.
Глядя на нее, можно с уверенностью сказать, есть ли пропорция веса тела к
росту, натуральна ли поза, есть ли у человека дар устанавливать контакт
глазами, гибок ли его позвоночник, широк ли шаг и вообще - есть ли у такого
человека предпосылки выглядеть естественно и красиво в перспективе занятий
спортом или любви к танцам. Короткая шея предполагает расположенность к
метафизическим недостаткам, каждый из которых порождает неспособность
обладателя такой шеи творить, изобретать, быть великим, но прямо-таки вносит
струю ярости к мятущемуся в своей ограниченности духу. Я не заявляю, что все
это аксиоматично, не говорю, что это - гипотеза, которую можно доказать или
опровергнуть, и уж ни в коей мере не научный факт, все это скорее слабый
намек на чутье, на поверья, что в век эпохи радио, выглядело даже разумным.
Может мистер Шульц и сам как-то тайно осознавал это, потому что я уже знал о
двух убийствах, совершенных им лично, оба начались с шеи: удушение пожарного
инспектора и еще более кошмарное уничтожение некоронованного короля
Вест-Сайда, который к несчастью сидел в парикмахерской, обвязанный,
обмыленный и готовый к бритью, но не готовый к появлению мистера Шульца.
Поэтому я предполагаю, что ответом на вопрос, почему мистеру Шульцу не
хватало элегантности, могло быть вот что: он мог и по-другому потрясти вас.
Да и есть, наверно, определенная связь между телом и разумом - если одно
грубо, то и другое не может быть утонченным - поэтому-то мистер Шульц и не
признавал препятствий, которые надо обходить или избегать, он их просто
уничтожал. Поэтому я понял, что имел в виду Бо, когда продолжил:
- Подумать только! - обратился он ко всем. - Он приказал этому вонючему
итальяшке двинуться на Бо Уайнберга? Каково? На Бо, который скормил ему
Винна Колла и держал Джека Даймонда за уши, чтобы он сунул ему ствол в рот и
выстрелил? На парня, который сделал Маранцано и подарил ему уважение
профсоюза стоимостью в миллион? Кто валил всех направо и налево и прикрывал
его задницу, кто нашел друзей в Гарлемской полиции, когда он сам немел от
страха, кто дал ему шанс, кто сделал его миллионером, сделал из него -
нищего засранца? Вот этот говнюк! Послушайте, неужели я мог ожидать, что он
вытащит меня из ресторана вместе с невестой? Женщины, дети, кто угодно - ему
наплевать. Он мерзок даже официантам. Ирвинг, ты не был в ресторане, ты не
видел - даже официанты воротили нос от него и его костюма, купленного прямо
с рекламной куклы на Делани-стрит.
Я подумал, что лучше бы мне ничего не слышать, инстинктивно зажмурил
глаза и вжался в стену каюты. Но мистер Шульц, казалось, не реагировал, его
лицо оставалось бесстрастным.
- Не надо обращаться к Ирвингу, - сказал он, - говори со мной.
- Мужчины говорят между собой, - продолжил он, - Когда мнения разные -
мужчины говорят. И слушают друг друга. Вот что делают мужчины. Я не знаю,
откуда ты вышел. Из утробы женщины или гориллы. Ты - вонючая обезьяна,
Голландец. Бегай на четвереньках и чеши свой зад. Где твой хвост, Голландец?
- Бо, - обратился к нему мистер Шульц, - ты должен понять, что я уже
миновал стадию гнева. Я не злюсь. Не трать зря слова.
И, будто потеряв к пленнику интерес, он вернулся на скамью против меня.
Бо ссутулился и уронил голову. Я подумал, что для такого мужчины, для
мужчины такого ранга, каким был Бо, его резкость естественна, и еще более
правдоподобно его бесстрашие убийцы перед лицом собственной смерти, ведь и
сам он был из того мира, где смерть - лишь общий, почти ежедневный фон
бизнеса, ничем не отличающийся от взноса в банк или платы по счету, поэтому
его смерть ничем не отличается от сотен подобных; я смотрел на него и думал
о гангстерах, как о супер-расе людей, воспитанных самой жизнью с почти
прирожденной готовностью умереть. Но то, что я услышал потом, было воплем
отчаяния: Бо, как никто другой, знал, что апелляций в его мире не бывает,
осталась одна надежда - на быструю и легкую смерть и я с ужасом понял, с
мгновенно пересохшим от догадки горлом, что Бо именно этого и хочет -
спровоцировать мистера Шульца, оскорбить его и в последнем рывке жизни
продиктовать боссу способ исполнения приговора и время.
Но тон Голландца был настолько нехарактерным для него, настолько
спокойным, что мне стало ясно - мистер Шульц уверен в себе до последней
возможной степени и поэтому может быть беспощадным. Его "я" полностью
исчезло, осталась оболочка, молчаливая, безличная, остался профессионал, и
он позволил словам Бо полностью стереть себя и стал тихим и строгим, в
чем-то похожим на него, на свою правую руку в бизнесе. Тогда как сам Бо,
ругающийся, выведенный из себя, бессвязный и пустословный, стал похож на
мистера Шульца.
Все дальнейшее осталось в моей памяти как первое, очень слабое
разумение того, как ритуальная смерть смещает что-то во вселенной, как
происходит преобразование - огонь в глазах вздрагивает и гасится прямо в
них, это как взрыв внутреннего взгляда, ты чувствуешь его, как чуешь запах
горелой проводки.
- Мужчины говорят, если они мужчины, - сказал Бо, полностью
изменившимся голосом. Я едва слышал его. - Они чтут прошлое, если они -
мужчины. Они платят долги. А ты никогда не платил долгов, долгов не
денежных, а долгов чести. Чем больше я делал для тебя, чем больше я
становился тебе как брат, тем меньше я мог на тебя положиться. Я должен был
знать, что ты в итоге со мной сделаешь! Даже без причины, просто потому, что
ты так платишь долги. Ты не платил то, чего я действительно стою, ты никому
не платил их цену. Я защищал тебя, спасал твою жизнь десятки раз, я делал
твою работу и делал на уровне. Я должен был знать, что именно так Голландец
Шульц расплачивается с долгами, вот так он содержит бухгалтерские книги,
надувает всех и вся, всех и вся...
- Говорить ты всегда умел, Бо, - сказал мистер Шульц. Он втянул в себя
сигару, пыхнул дымом, снял шляпу и ладонью поправил центр. - Ты всегда умел
говорить лучше меня, потому что ходил в колледж. Но, с другой стороны, я
хорошо умею считать, поэтому мы - равны.
И он приказал Ирвингу привести девчонку.
Она поднялась - завитушки блондинки, белая шея, плечи - будто Афродита
из волн. В темноте машины я так и не рассмотрел ее - она была просто чудо,
тонкая, тепло-кремовое платье на двух висюльках в этой темной и пропахшей
керосином лодке, подчеркивали бледность ее лица и страх. Я смотрел на нее во
все глаза, испуганный не менее ее, испуганный тем смущением, что древние
прорицатели называли вожделением зла. Нет, это касалось не ее пола, а скорее
ее класса. Она была богиней красоты и доказательством моих мыслей был
тяжелый вздох, застрявший в глотке Бо, который прекратил изливать горечь
ругательств на мистера Шульца, а попробовал выпрямиться на табурете и начал
раскачивать его. Босс вытащил пистолет и положил руку с ним Бо на плечо.
Зеленые глаза девушки расширились от вопля Бо, с запрокинутой в последнем
рывке бессилия головой. Он опустил голову и лицом, стянутым болью, а не
ртом, закричал, что не надо глядеть на него, отвернись, отвернись!!!
Ирвинг, поднимавшийся вслед за ней, поймал ее начавшую сгибаться
фигурку-тростинку и усадил ее на сверток брезента, прислонив к кольцам
канатов. Она села, почти бездыханная, выставив вперед коленки и отведя глаза
в сторону, очень красивая, как я мог заметить, а в профиль просто
совершенная, как в моем воображении я рисовал себе истинных аристократок,
тонкий нос и ямочки на щеках, полумесяц их опускался к губам, таким
обнаженным и чувственным, с линией их изогнутой к нежной шее и опускавшийся
к груди - маленькой, изящной птичке - я позволил своим глазам спуститься еще
ниже - хрупкая грудная клетка необремененная, насколько я мог судить, нижним
бельем, и сама грудь, явная, округлая, четко очерченная под блестящим
сатином белого платья и угадывающаяся из декольте. Ирвинг принес ее меховую
накидку и набросил ей на плечи. Неожиданно я ощутил себя близко-близко к
ней, пространство каюты сузилось - я заметил пятнышко в низу ее платья.
Будто капнуло масло.
- Облевала все помещение, - констатировал Ирвинг.
- О, мисс Лола, прошу прощения, - улыбнулся мистер Шульц, - воздух
спертый, я понимаю. Ирвинг, налей даме, - Из своего кармана он достал
изящную фляжку в кожаном футляре. - Плесни мисс Лоле немного.
Ирвинг встал по центру каюты, широко расставив ноги для баланса,
открутил крышку фляжки, налил ей и протянул.
- Давай, давай, маленькая мисс, - сказал мистер Шульц, - это хорошее
виски, ваш желудок успокоится.
Я не понял, почему они не видят, что она на грани обморока, но они
знали больше меня. Ее голова шевельнулась, глаза открылись и я ощутил
сожаление за свой романтизм - она уже была пьяна и пыталась сфокусировать
свои глаза на протянутом наперстке-крышке. Затем она взяла ее, оценивая, и
лихо влила в себя.
- Браво, дорогуша! - похвалил ее мистер Шульц, - Ты ведь знаешь, что
делаешь? Всегда знаешь, что ты делаешь. Что, что ты сказал, Бо?
- Ради бога, Голландец, - прошептал Бо, - Все решено, все уже решено!
- Нет, нет, Бо, не беспокойся. Вреда мы леди не причиним. Даю слово. А
теперь мисс Лола, взгляните, в какую неприятность влип ваш Бо! Вы давно с
ним знакомы?
Она промолчала, даже не подняла на него взгляд. Рука ее безвольно упала
на колени. Металлическая крышка от фляжки скатилась вниз и юркнула в щель
пола. Ирвинг тут же нагнулся за ней.
- Не имел удовольствия видеть вас до нынешнего вечера. Он никому вас не
показывал. Хотя было ясно, что Бо влюбился, мой закоренелый холостяк, мой
сердцеед! Теперь-то я вижу почему! Но он зовет вас Лолой, а я уверен, что
это не ваше имя. Я знаю всех девушек по имени Лола.
Ирвинг прошел к своему месту, вручив мистеру Шульцу крышку. Лодку
занесло вверх, Ирвинг уцепился за лестницу и повернулся к нам, ожидая вместе
с нами ответ девчонки. Лодку бросило вниз, а она сидела и молчала, лишь
слезы текли из ее глаз. Мне показалось, что весь мир стал водой - и снаружи,
и внутри, - а она все молчала.
- Хорошо, будьте Лолой, раз уж так хочется, - продолжил мистер Шульц, -
Но кто вы бы ни были, вы видите в каком положении сейчас Бо? Так ведь, Бо?
Покажи ей, как ты не сможешь кое-что сделать! Самые простые вещи: вытянуть
ногу, почесать нос... Все, больше не можешь! Ах, чуть не забыл, ты можешь
ведь орать! Но ногу поднять не больше можешь, галстук снять и ремень
расстегнуть - тоже. Он, мисс Лола, не может сделать ничего. Он потихоньку
начинает отходить в иной мир. Поэтому ответьте, дорогуша, мне просто
любопытно. Где вы встретились? И сколько времени он пел вам серенады?
- Не отвечай! - закричал Бо, - Мои дела ее не касаются. Слушай,
Голландец, ты ищешь причины? Я могу привести тебе их сотни и они все
сводятся к тому, что ты - говнюк!
- Ай-яй-яй! Такое нехорошее слово! - сказал мистер Шульц, - Перед
женщиной, перед мальчиком. Не забудь, Бо, здесь есть женщины и дети.
- Знаешь, какая у него кличка? Бочонок! Бочонок Шульц! - Бо закашлялся
отрывистым подобием смеха, - У всех есть клички. Бочонок! Ту кошачью мочу он
называет пивом и даже не платит за это. Жмется на выплатах, имеет денег
столько, что он не знает, на что их потратить, и все равно считает центы на
ребятах. Всю операцию такого размаха, все это пиво, профсоюзы, всю эту
громаду, он ведет, будто заправляет паршивым магазинчиком. Я прав, Бочонок?
Мистер Шульц задумчиво кивнул.
- Но попробуем взглянуть на все с другой стороны, Бо! - сказал он, - Я
стою здесь, а ты сидишь передо мной... Ты - кончен! И как тебя теперь
назвать? А? Мистер высокородный Бо Уайнберг? Наехать на хозяина, вот класс?
- Можешь трахать свою покойную мамочку! - взорвался Бо, - А папа твой
пусть лижет дерьмо из-под лошадей! Пусть твои дети будут поданы тебе на
подносе отваренными в кипятке и пусть во рту у них будет по яблоку!
- Ну, завелся! - сказал мистер Шульц, закатывая глаза долу и вздымая
руки, будто обращаясь к Богу. Затем взглянул на пленника и резко опустил
руки, хлопнув себя о ляжки.
- Сдаюсь! - пробормотал он, - Твоя взяла. Ирвинг, есть на судне еще
помещения?
- На корме, - ответил тот, - Сзади, - пояснил он.
- Спасибо. Пойдемте, мисс Лола! - сказал он и протянул руку девушке,
словно приглашая ее на танец. Она вздрогнула и всем телом отшатнулась от
него, задернула платье на колени, прижавшись спиной к канатам. Мистер Шульц
даже взглянул на свои руки мельком, чтобы понять, почему они ей так
отвратительны. Мы тоже посмотрели на его руки. Ногти нуждались в обработке.
Каждый палец обрамляла колония редких черных волос. Он дернул к себе
девушку, поставил ее на ноги, она вскрикнула. Бо, глядя на босса исподлобья,
одновременно захрипев в последнем рывке, попробовал разорвать веревки,
опутавшие его. Голландец взял девушку за талию и повернулся к Бо.
- Видите, маленькая мисс, - сказал он, не глядя на нее, - поскольку
исправить он ничего не может, придется нам за него постараться. Время
придет, ему больше ни о чем не придется беспокоиться. Поэтому ему придется
довольствоваться тем, что есть!
Подталкивая девчонку перед собой, мистер Шульц спустился по лестнице на
корму. Я слышал, как она поскользнулась и вскрикнула, затем послышался
глухой приказ заткнуться, затем тонкое, протяжное завывание и дверь
захлопнулась. Остались шум ветра и плеск воды за бортом.
Я не знал, что мне делать. Я по-прежнему сидел на скамье, согнувшись,
вцепившись в край, вслушиваясь в вибрацию мотора, ритмично отбивавшего ход.
Ирвинг прокашлялся и поднялся в рубку, к рулевому. Я остался наедине с Бо.
Его голова уже опустилась вниз, не в силах сдерживать боль в шее. Я не хотел
оставаться с ним, поэтому встал и занял место Ирвинга, а затем начал
медленно подниматься, ступенька за ступенькой, лицом к Бо, а пятками
нащупывая металлические перекладины. Высунувшись из пола рубки, я
остановился и обхватил себя руками. Ирвинг говорил с человеком за рулем. В
рубке было темно, лишь свет от компаса и приборов освещал их лица. Я
представил, как они вперили взгляды в темноту океана. Они говорили, а я
слушал. Лодка плыла к своей неведомой цели.
- Знаешь, - сказал Ирвинг глухо, - я тоже начинал на катере. Ходил на
скоростных, еще когда работал на Большого Билла.
- Вот как!
- Да! Сколько уже... Десять лет назад! У него были классные катера.
Звери! Тридцать пять узлов, нагруженные до упора.
- Точно! - поддакнул рулевой, - Знавал я эти катера. "Мэри",
"Беттина"...
- Ну, знаешь! - обрадовался Ирвинг, - "Король-рыболов", "Галуэй"!
- Ирвинг! - донесся голос Бо снизу.
- Мы заходили в Атлантику, грузили ящики и назад в Бруклин, на
Канал-стрит. Оборачивались быстро!
- Точно! - кивнул рулевой, - А у нас были имена и номера. Мы знали
катера Билла и знали, как за ними надо гоняться.
- Что? - потянул Ирвинг и я почувствовал, что даже в темноте он
побледнел.
- Точно говорю! - сказал рулевой, - Я тоже гонял на катере в те годы,
мой номер был Джи-Джи 282!
- Будь я проклят! - выругался Ирвинг.
- Видели, как вы проноситесь мимо. Тогда, черт, даже лейтенант патруля
имел только сотню с хвостиком в месяц.
- Ирвинг! - заорал снизу Бо, - Ради бога!
- Он все предусматривал, - сказал Ирвинг, - Молоток был мужик. Ничего
не оставлял на авось. А в конце первого года мы даже наличку не возили, все
в кредит, как джентльмены. Да, Бо! - Ирвинг обернулся к лестнице.
- Вытащи меня отсюда, Ирвинг, я прошу тебя, вытащи и застрели!
- Бо, ты же знаешь, я не могу, - ответил Ирвинг, солдат короля.
- Он же идиот, маньяк. Садист!
- Извини! - тихо сказал Ирвинг.
- Мик продал его. Я сделал Мика. Ты думаешь я подвешивал его, пытал?
Или глядел на него связанного? Нет. Я хлопнул его и все. Пристрелил. Я не
мучал его. Не мучал его! - крикнул он и протянул уже со слезами в голосе, -
Не му-учал!
- Могу дать выпить, Бо, - ответил Ирвинг, - Будешь виски?
Но Бо начал всхлипывать и, казалось, уже ничего не слышал.
Рулевой включил радио, покрутил настройкой. Щелчки, голоса людей,
рулевой не прибавлял громкости. Люди что-то говорили. Другие им отвечали.
Они отстаивали свои принципы, позиции, убеждения. Их не было с нами на
катере.
- Чистая была работа! - сказал Ирвинг рулевому, - Хорошая! Погода мне
не мешала. Я любил ходить на катере. Любил ходить туда, куда хочу и когда
хочу.
- Точно, - поддакнул рулевой.
- Я ведь вырос на Сити-Айленде, - продолжал Ирвинг, - прямо у причалов.
Если бы не... я, наверно, на флоте служил.
Бо Уайнберг стонал и плакал, повторяя: "Мама! Мамочка!"
- Особенно мне нравился конец ночной работы! - улыбнулся Ирвинг, - Наша
стоянка была на Сотой улице, большой морской ангар.
- Точно! - кивнул рулевой.
- Подходили к Ист-ривер перед рассветом. Город последний сон смотрит.
Солнце сначала на чайках видишь, они белыми-белыми становятся. А затем
Хелл-Гейт начинает блестеть. Чистым золотом!
Вторая глава
А виной всему стало жонглирование. Мы болтались вокруг склада на
Парк-авеню, вы только не подумайте, что я имею в виду роскошное и богатое
Парк-авеню в Манхэттэне. Наша одноименная улочка - это другое. Совершенно
бесхарактерное скопище гараж