остно вскочила на ноги. Ну конечно! Я  должна  посетить  "место
преступления". Так всегда  поступают  знаменитые  сыщики!  И  не  важно,
сколько  времени  спустя,  они  всегда  находят   нечто,   что   полиция
просмотрела. Итак, мой путь ясен. Я должна отправиться в Марлоу.
   Но как попасть в дом? Я отказалась от нескольких рискованных способов
и  решительно  избрала  суровую  простоту.   Дом   сдавался   внаем   и,
по-видимому, все еще не сдан. Я выступлю в роли желающей снять его.
   Я решила атаковать местных агентов по сдаче  внаем  домов,  поскольку
они могли предложить меньше вариантов, чем лондонские.
   Здесь, однако, я просчиталась Любезный клерк представил мне  примерно
полдюжины подходящих домов. Мне понадобилась вся моя  изобретательность,
чтобы найти предлог для  отказа.  В  конце  концов,  я  испугалась,  что
вытащила пустой билет.
   - А больше у вас совсем ничего нет? - спросила я, жалобно  заглядывая
в глаза клерку. - Чего-нибудь прямо у реки с обширным садом и  небольшой
сторожкой. Я перечислила основные особенности Милл-Хауса, почерпнутые из
газет.
   - Ну, конечно, есть еще поместье сэра Юстаса Педлера, - сказал  клерк
раздумчиво. - Милл-Хаус, если знаете.
   -  Это  не  там,  где...  -  произнесла   я   нерешительно.   (Право,
нерешительная речь становится моей сильной стороной)
   - Вот именно! Где произошло убийство. Но, может быть, вы не хотите...
   - О, не думаю, что мне следует опасаться, - сказала я с таким  видом,
будто шучу. Я полагала, что мои честные намерения были вполне  доказаны.
- И, вероятно, при нынешних обстоятельствах я смогу снять его за меньшие
деньги.
   Мастерский штрих, по-моему.
   - Пожалуй, это возможно. Не стоит делать вид,  что  его  будет  легко
сдать теперь - возникнет проблема слуг и  всякое  такое,  вы  понимаете.
Если вам понравится там, я бы посоветовал предложить свою цену. Выписать
ордер?
   - Пожалуйста.
   Спустя четверть часа я была уже у сторожки Милл-Хауса. В ответ на мой
стук дверь распахнулась, и оттуда буквально  выскочила  женщина  средних
лет.
   - Никому нельзя входить в дом, вы слышите? Надоели мне вы, репортеры.
Сэр Юстас приказал...
   - Я полагала, что дом сдается, - сказала я холодно,  протягивая  свой
ордер. - Конечно, если его уже сняли...
   - О, прошу прощения, мисс. Меня совсем  измучили  эти  газетчики.  Ни
минуты покоя. Нет, дом не сдан и похоже, теперь и не будет сдан.
   - Испортилась канализация? - спросила я тревожным шепотом.
   - О, господи, мисс, канализация в порядке! Но вы, конечно, слышали об
этой иностранке, которую прикончили здесь?
   - Кажется, я действительно что-то  читала  в  газетах,  -  сказала  я
небрежно.
   Мое  безразличие  задело  добрую  женщину.  Если  бы  я  выдала  свою
заинтересованность, она, весьма вероятно, закрылась бы, как  устрица.  А
так я ее здорово расшевелила.
   - Еще бы, мисс! Об этом было во всех газетах. "Дейли баджет" все  еще
охотится за тем человеком. По их мнению, наша полиция никуда не годится.
Ну, я надеюсь, они его поймают, хотя он, по правде говоря,  был  молодой
человек приятной наружности. В нем было  что-то  военное  -  ну,  да,  я
полагаю, он был ранен на войне. Иногда они потом немного странно  ходят;
так было с сыном моей сестры. Уж эти испорченные иностранцы -  наверное,
она с ним плохо  обошлась.  Хотя  она  произвела  впечатление  приличной
женщины. Стояла как раз там, где вы сейчас стоите.
   - Волосы у нее были темные или светлые? - рискнула я. -  Из  газетных
описаний это непонятно.
   - Темные волосы и очень  белое  лицо  -  слишком  белое,  чтобы  быть
естественным, отчего губы казались ужасно красными. Мне так не нравится.
Немного пудры время от времени - совсем другое дело.
   Теперь мы беседовали как старые друзья. Я задала еще один вопрос.
   - Казалась ли она взволнованной или вообще расстроенной?
   - Нисколько. Она улыбалась так, как будто ее что-то  позабавило.  Вот
почему я была так ошеломлена, когда на следующий день эти люди  выбежали
из дома, вызвали полицию  и  заявили,  что  там  произошло  убийство.  Я
никогда не привыкну к этому и ни за что не войду в тот дом, когда темно.
Что вам сказать, я не осталась бы здесь в сторожке, если бы сэр Юстас не
умолил меня на коленях.
   - Я считала, что сэр Юстас Педлер в Канне?
   - Он и был там, мисс. Он вернулся в Англию, как  услышал  новости,  а
что до колен, то это преувеличение.
   Его секретарь мистер Пейджет предложил нам двойную  плату,  чтобы  мы
остались, ну а в наши дни деньги есть деньги, как говорит мой Джон.
   Я охотно согласилась с отнюдь не оригинальным замечанием Джона.
   - Теперь о молодом человеке,  -  сказала  миссис  Джеймс,  неожиданно
возвращаясь к прежней теме разговора - Он был расстроен Его глаза, а они
у него были  светлые,  я  хорошо  их  рассмотрела,  прямо  блестели.  Он
взволнован, подумала я. Но ничего дурного и в  голову  не  пришло.  Даже
когда он вернулся и его вид показался мне странным.
   - Долго он пробыл в доме?
   - Недолго, может быть, минут пять.
   - Как вы думаете, какого он был роста? Около шести футов?
   - Может быть.
   - Вы говорите, он был чисто выбрит?
   - Да, мисс, у него не было даже усиков.
   - А его  подбородок  вообще  лоснился?  -  спросила  я  под  влиянием
неожиданного импульса.
   Миссис Джеймс уставилась на меня в благоговейном страхе.
   - Теперь, когда вы его упомянули, мисс, я припоминаю, что оно  так  и
было. Откуда вы узнали?
   - Довольно странно, но у убийц часто подбородки лоснятся, - объяснила
я наугад.
   Миссис Джеймс приняла мое заявление с полным доверием.
   - Надо же, мисс. Я никогда раньше не слышала о таком.
   - Вы, верно, не заметили, какой формы у него голова?
   - Самой обычной, мисс. Я схожу за ключами для вас?
   Я взяла их и направилась к Милл-Хаусу. До  сих  пор  мои  поиски  шли
успешно. Я  поняла,  что  различия  между  человеком,  описанным  миссис
Джеймс, и моим "доктором"  из  подземки  были  несущественными.  Пальто,
борода, очки в золотой оправе. "Доктор" казался человеком  средних  лет,
но я вспомнила, что  он  наклонился  над  телом  погибшего  с  легкостью
молодого. Его гибкость свидетельствовала о молодых суставах.
   Жертва несчастного случая ("нафталиновый человек", как я называла его
про себя) и иностранка, миссис де Кастина,  не  знаю,  было  ли  это  ее
настоящее имя, назначили  тайную  встречу  в  Милл-Хаусе.  Я  попыталась
восстановить всю  картину.  Или  потому,  что  боялись  слежки,  или  по
какой-то иной причине, они выбрали  довольно  оригинальный  путь  -  оба
получили ордер на осмотр одного  и  того  же  дома.  Таким  образом,  их
встреча должна была выглядеть чисто случайной.
   "Нафталиновый человек" внезапно заметил "доктора",  что  явилось  для
него полной неожиданностью и встревожило - это еще один факт, в  котором
я была совершенно уверена. Что произошло дальше? "Доктор"  сбросил  свой
маскарадный костюм и направился за женщиной в Марлоу. Однако,  возможно,
в спешке он не до конца стер театральный клей с подбородка.  Отсюда  мой
вопрос миссис Джеймс.
   Погруженная  в  свои  мысли,  я  подошла  к  низкой  старинной  двери
Милл-Хауса. Открыв ее ключом, я  вошла  внутрь.  Холл  был  небольшой  и
темный, пахло заброшенностью и плесенью. Я невольно вздрогнула. Хотелось
бы знать, неужели женщина, которая несколько  дней  назад  пришла  сюда,
"улыбаясь себе", не ощутила холодок предчувствия, войдя в  дом?  Исчезла
ли улыбка с ее губ и сжал ли сердце безотчетный  страх?  Или  она  пошла
наверх, все еще улыбаясь, не сознавая, что рок так скоро  настигнет  ее?
Мое сердце забилось учащенно. Был ли дом действительно пуст? Не ждала ли
меня здесь и моя судьба? Впервые я поняла  значение  затасканного  слова
"атмосфера". В этом доме была атмосфера жестокости, опасности, зла.

Глава VII

   Поборов гнетущее чувство, я быстро поднялась наверх. Без труда  нашла
комнату, где произошла трагедия. В тот день, когда было обнаружено тело,
шел противный дождь, и ничем не покрытый  пол  был  сильно  затоптан.  Я
хотела знать, не оставил ли убийца каких-либо следов накануне.  Полиция,
вероятно, умолчала бы о них,  если  бы  что-нибудь  обнаружила,  однако,
поразмыслив,  я  решила,  что  это  маловероятно.  Погода   тогда   была
прекрасная, сухая.
   В комнате не было  ничего  интересного.  Почти  квадратная,  с  двумя
большими "фонарями", гладкими белыми стенами и  голым  полом;  доски  по
краям, куда раньше не  доставал  ковер,  были  крашеные.  Я  старательно
обыскала ее, но не нашла ничего, кроме шпильки. Похоже, что талантливому
молодому сыщику не удалось обнаружить ключ к разгадке.
   Я взяла с собой карандаш и записную книжку. Особенно записывать  было
нечего, но я добросовестно сделала общий набросок комнаты, чтобы  скрыть
разочарование  по  поводу  моих  неудачных  поисков.  Когда  я  опускала
карандаш обратно в сумку, он выскользнул у меня из руки и  покатился  по
полу.
   Милл-Хаус был  действительно  стар,  и  полы  здесь  очень  неровные.
Карандаш катился все быстрее и быстрее, пока не остановился под одним из
окон. Около каждого окна стоял широкий диван, в  нижней  части  которого
находился шкафчик. Мой карандаш лежал как раз  у  дверцы  шкафчика.  Она
была  закрыта,  но  мне  вдруг  пришло  в  голову,  что,  если  бы   она
распахнулась,  то  карандаш  закатился  бы  внутрь.  Я  открыла  дверцу,
карандаш немедленно вкатился в шкафчик и  скромно  притаился  в  дальнем
углу. Я вытащила его, отметив при этом, что  из-за  недостатка  света  и
своеобразной формы шкафчика карандаш  невозможно  было  увидеть,  и  его
пришлось нащупывать. Не считая моего карандаша,  в  шкафчике  ничего  не
было, но, будучи дотошной по натуре, я залезла и в  тот,  что  находился
напротив.
   На первый взгляд он показался пустым, но я упорно продолжала поиски и
была вознаграждена - моя рука наткнулась на твердый бумажный  цилиндрик,
который лежал в каком-то желобке или углублении в дальнем углу шкафчика.
Как только вещь очутилась у меня в руке, я уже  знала,  что  это  такое.
Катушка с кодаковской пленкой. Находка!
   Я, конечно, прекрасно понимала, что она могла быть  старой  катушкой,
принадлежавшей сэру Юстасу Педлеру, закатившейся сюда и не обнаруженной,
когда шкафчик освобождали. Но думала я иначе. Красная обертка  выглядела
слишком новой. На ней лежал тонкий слой пыли, как  будто  она  пролежала
здесь два или три дня, то есть со дня убийства. Если бы она  лежала  там
долго, ее покрывала бы густая пыль.
   Кто же уронил ее? Женщина или мужчина? Я припомнила,  что  содержимое
ее сумочки казалось нетронутым. Если бы она открылась во время борьбы  и
катушка с пленкой выпала,  какие-нибудь  мелкие  деньги  тоже,  конечно,
рассыпались бы. Нет, пленку уронила не женщина.
   Вдруг я почувствовала подозрительный  запах  и  принюхалась.  Неужели
запах нафталина начал преследовать меня? Я могла поклясться, что катушка
с пленкой тоже пахла им. Я поднесла ее к носу. Она,  как  обычно,  имела
собственный сильный запах, но помимо  него  я  могла  ясно  различить  и
другой, который я  так  не  любила.  Вскоре  я  нашла,  в  чем  причина.
Крошечный клочок одежды зацепился за шершавый внутренний край деревянной
катушки,  и  этот  клочок  был  пропитан  нафталином.  Когда-то   пленка
находилась в кармане пальто человека, погибшего в подземке. Может  быть,
именно он уронил пленку здесь? Едва  ли.  Его  перемещения  были  хорошо
известны. Нет, это другой человек, "доктор". Он вытащил пленку вместе  с
бумажкой. А потом выронил пленку здесь, когда боролся с женщиной!
   Я нашла ключ! Отдам пленку  проявить,  а  затем  займусь  дальнейшими
выводами.
   Окрыленная, я покинула дом, вернула ключи миссис Джеймс и направилась
как можно быстрее на станцию. По дороге в город я вытащила мою бумажку и
стала ее снова изучать. Вдруг цифры приобрели иной смысл. А что если они
означают дату? 17.01.22. 17-го января 1922 года Конечно,  так  и  должно
быть! Какая я идиотка, что не подумала об этом раньше.  Однако  в  таком
случае я обязана выяснить местонахождение Килморденского замка, так  как
сегодня было уже 14-е января. Осталось три  дня.  Совсем  мало  -  почти
безнадежно, когда не имеешь представления, где искать!
   Было слишком поздно, чтобы  отдать  мою  пленку  в  тот  же  день.  Я
поспешила  домой  на  Кенсингтон-сквер,  дабы  не  опоздать   к   обеду.
Сообразив,  что  можно  легко  проверить  правильность  некоторых   моих
умозаключений, я  поинтересовалась  у  мистера  Флемминга,  не  было  ли
фотоаппарата среди вещей погибшего мужчины. Я знала, что мистер Флемминг
интересовался этим делом и был осведомлен обо всех деталях.
   К моему удивлению и досаде, он ответил, что фотоаппарата не было. Все
пожитки Картона изучили самым внимательным образом в надежде  обнаружить
что-нибудь, что могло бы пролить свет на его душевное состояние.  Мистер
Флемминг был уверен, что у погибшего не было никакого фотоаппарата.
   Это, в общем-то, противоречило моей  версии.  Если  у  него  не  было
фотоаппарата, зачем он носил с собой пленку?
   На следующий день  рано  утром  я  отправилась  отдать  проявить  мою
драгоценную пленку. Я так волновалась, что прошла пешком  весь  путь  до
большой мастерской фирмы "Кодак" на Риджент-стрит. Я вручила свою пленку
и попросила отпечатать каждый  кадр.  Служащий  кончил  складывать  кучу
пленок, упакованных в желтые жестяные  цилиндрики,  предназначенные  для
тропиков, и взял мою пленку.
   Он посмотрел на меня.
   - Думаю, вы ошиблись, - сказал он, улыбаясь.
   - О, нет, - сказала я. - Я уверена, что не ошиблась.
   - Вы дали мне не ту пленку. Эта не отснята.
   Я  вышла  из  мастерской,  стараясь  сохранить  чувство  собственного
достоинства. Все-таки полезно время от времени представлять себе,  каким
можно быть идиотом! Однако никто от этого не получает удовольствия.
   А потом, как раз когда я проходила мимо  конторы  крупной  пароходной
компании, что-то меня внезапно остановило.  В  витрине  была  выставлена
красивая модель одного из судов компании. Оно называлось "Кенииуорд касл
". Случайная  идея  пронеслась  у
меня  в  голове.  Я  толкнула  дверь  и  вошла.  Подойдя  к  стойке,   я
пробормотала, запинаясь (на сей раз неподдельно!):
   - "Килморден касл"?
   - 17-го из Саутгемптона. До Кейптауна? Первым классом или вторым?
   - Сколько стоит билет?
   - Первый класс - восемьдесят семь фунтов...
   Я прервала его. Совпадение было слишком явным. Как раз величина моего
наследства! Я поставила на карту все.
   - Первый класс, - сказала я.
   Теперь уж меня наверняка ждут приключения.

Глава VIII
(Отрывки из дневника сэра Юстаса Педлера, депутата парламента)

   Удивительное дело, но меня, кажется, никогда не оставляют в покое.  Я
человек, которому нравится спокойная жизнь. Я люблю мой клуб, мою партию
в бридж, хорошую кухню, доброе вино. Я  люблю  Англию  летом  и  Ривьеру
зимой. У меня нет желания быть участником сенсационных событий.  Иногда,
расположившись близ уютного огня, я не прочь почитать о них в газете. Но
большего мне не требуется. Цель моей жизни - полный комфорт. Я  посвятил
этому определенную долю усилий и значительные суммы денег.  Но  не  могу
сказать, что я всегда достигал цели. Если даже ничего  не  случается  со
мной, нечто происходит  вокруг  меня,  и  часто,  помимо  моей  воли,  я
оказываюсь  вовлеченным  в  какие-нибудь  события.  А  я  ненавижу  быть
вовлеченным.
   Все произошло из-за того, что Ги Пейджет вошел утром в мою спальню  с
телеграммой в руке и с физиономией, мрачной, как  у  наемного  участника
похоронной процессии.
   Ги  Пейджет   -   мой   секретарь,   усердный,   работящий   человек,
замечательный во всех отношениях. Но я не знаю никого, -  кто  раздражал
бы меня больше. Долгое время  я  ломал  себе  голову  над  тем,  как  бы
избавиться от него. Однако нельзя же уволить секретаря  за  то,  что  он
предпочитает работу досугу, любит рано  вставать  и  положительно  лишен
недостатков. Единственно забавное у него -  это  физиономия,  физиономия
отравителя XIV века -  такого  рода  людей  Борджиа  держали  для  своих
делишек.
   Я бы не был так настроен против Пейджета, если  бы  он  не  заставлял
работать и меня. В моем представлении к работе следует подходить легко и
беззаботно, в сущности, шутя! Сомневаюсь, чтобы Ги Пейджет  когда-нибудь
шутил в своей жизни. Он все принимает всерьез.  Вот  почему  с  ним  так
трудно жить.
   На прошлой неделе меня посетила  блестящая  мысль:  отослать  его  во
Флоренцию. Он говорил, что ему хотелось бы поехать туда.
   "Мой дорогой, - вскричал я, - вы поедете завтра. Я  оплачу  все  ваши
расходы".
   Январь - не сезон для поездки во Флоренцию, но Пейджету все равно.  Я
представлял себе, как  он  ходит  по  городу  с  путеводителем  в  руке,
благоговейно посещает все картинные галереи. И неделя свободы" обойдется
мне совсем недорого.
   Это была очаровательная неделя. Я делал все, что хотел, и ничего, что
было бы мне не по вкусу. Однако приоткрыв  глаза  и  различив  Пейджета,
стоявшего напротив окна в 9 утра, что было чересчур рано, я  понял,  что
моей свободе пришел конец.
   - Мой дорогой, - произнес  я,  -  похороны  уже  состоялись  или  они
назначены на более поздний срок?
   Пейджет не воспринимает шуток, сказанных  с  невозмутимым  видом.  Он
просто уставился на меня.
   - Так вы знаете, сэр?
   - Что знаю? - спросил  я  сердито.  -  По  выражению  вашего  лица  я
заключил, что один из ваших ближайших и дражайших  родственников  должен
быть предан земле сегодня утром.
   Пейджет пропустил мою реплику мимо ушей, насколько это было возможно.
   - Я думал, вы  не  можете  быть  в  курсе  дела.  -  Он  постучал  по
телеграмме. - Я знаю, что вы не любите, когда вас  будят  рано,  но  уже
девять часов, - Пейджет настоятельно считает 9  часов  утра  практически
серединой дня, - и я полагал, что при  данных  обстоятельствах...  -  Он
снова постучал по телеграмме.
   - Что это такое? - спросил я.
   - Телеграмма из полиции в Марлоу. В вашем доме убили женщину.
   Сообщение окончательно пробудило меня.
   - Какая колоссальная наглость! - воскликнул я. - Почему именно в моем
доме? Кто убил ее?
   - Они не сообщают. Вероятно, мы немедленно воз  вращаемся  в  Англию,
сэр Юстас?
   - Вам не следует так думать. Почему мы должны возвращаться?
   - Полиция...
   - Какое мне дело до полиции?
   - Убийство произошло в вашем доме.
   - Это, - сказал я, - кажется, скорее моя беда, чем моя вина.
   Ги Пейджет мрачно покачал головой.
   - Случившееся произведет очень неприятное впечатление на избирателей,
- заметил он печально.
   Не понимаю, почему так должно быть, но все же есть  ощущение,  что  в
подобных  случаях  Пейджет  всегда  прав.  На  первый  взгляд   депутата
парламента совершенно не  касается  ситуация,  когда  бездомная  молодая
женщина приходит и дает себя убить в принадлежавшем ему пустом доме,  но
вы при этом не учитываете реакции почтенной британской публики.
   "Кроме того, она  иностранка,  что  еще  хуже",  -  мрачно  продолжал
Пейджет.
   Думаю, он опять прав. Если убийство женщины в  вашем  доме  подрывает
вашу репутацию, то дело становится  еще  более  сомнительным,  если  она
иностранка. Вдруг меня поразила другая мысль.
   "Боже мой! - воскликнул  я.  -  Надеюсь  происшедшее  не  выведет  из
душевного равновесия Каролину".
   Каролина - дама, которая мне готовит. Между прочим,  она  жена  моего
садовника. Какая она жена, мне неизвестно, но  кухарка  -  превосходная.
Джеймс, напротив, плохой садовник, но я  разрешаю  ему  бездельничать  и
предоставляю сторожку для жилья исключительно ради стряпни Каролины.
   - Не думаю, что она теперь захочет остаться, - сказал Пейджет.
   - Вы всегда умели меня ободрить, - заметил я.
   Кажется, придется возвращаться в Англию. Пейджет  явно  имеет  это  в
виду. А кроме того, нужно еще успокоить Карол