Но основной причиной  появления
такой клички, конечно же, является несчастный случай  в  детстве,  когда  вы
разбили себе нос, играя в бейсбол, и  потом  кривлялись  и  корчили  гримасы
из-за сильного смущения?
   - Да-да, сэр.
   - Я полагаю, что свидетель предстал перед судом, чтобы дать показания  по
поводу подсудимой, а не себя самого, - заметил судья Юри Френкелю, -  Будьте
добры, ближе к существу дела.
   - Да, Ваша Честь, но мы просто  не  хотим,  чтобы  от  суда  и  присяжных
ускользнул хотя бы самомалейший факт...  -  Адвокат,  сейчас  не  время  для
речей!
   - Конечно, сэр. Теперь, мистер Хэтвей,  скажите:  вы  знали  человека  по
имени Джон Тамелти?
   - Кого-кого? - переспросил Маггер.
   - Более широко известного как Спотти?
   - Ах, Спотти! Ну  да,  конечно.  Он  мой  дружок  был.  Закадычный,  свой
парняга!
   - Где теперь ваш приятель Спотти?
   - В морозилке.
   - Вы хотите сказать - в городском морге?
   - Ну да. Кто-то давеча здорово его приморозил! Сунул  перышко,  не  успел
тот чуток вздремнуть! - Голос Маггера задрожал от негодования, как будто  он
желал для Спотги более достойного конца и был бы не прочь встретиться с  его
последним обидчиком лицом к лицу и свести с ним счеты.
   - Именно поэтому Спотти не может присутствовать сейчас на суде в качестве
свидетеля в защиту мисс Спейнер?
   - Протестую! - закричал районный прокурор, захлопав жирными ладошками.
   - Конечно! - недовольно заявил судья. - Мистер Френкель, вы сами  знаете,
что к чему. Снимаю вопрос. Присяжные не примут его  во  внимание.  -  Маггер
открыл было рот. - Свидетель, вас не спрашивают! - Маггер захлопнул  рот.  -
Продолжайте, адвокат.
   - Перед тем как перейти к основному содержанию  ваших  показаний,  мистер
Хэтвей, - заявил Френкель, - я хотел бы прояснить еще кое-что для  уважаемых
господ присяжных. Я спрашиваю вас - помните, что вы отвечаете под  присягой!
- не предлагалось ли вам денежное  или  какое-либо  иное  вознаграждение  за
свидетельство в суде?
   - Да ни цента! - с явным сожалением заявил Маггер.
   - Вы уверены?
   - Ага.
   - А со стороны подсудимой?
   - Кого-кого?
   - Леди, которую сейчас судят?
   - Нее-а, сэр.
   - А с моей?
   - От вас? Неа-а...
   - А со стороны кого-либо из друзей мисс Спейнер?
   - Мне - ничего.
   - А со...
   - Сколько  раз  можно  задавать  один  и  тот  же  вопрос?  -  язвительно
поинтересовался районный прокурор.
   - ...стороны кого-нибудь, заинтересованного в оправдании леди?
   - Я же говорю вам - никто ничего не платил!
   - Но почему тогда вы согласились дать показания, мистер Хэтвей?
   - Из-за полиции, - заявил Маггер.
   - Из-за полиции?
   - Я уперся, говорить не хотел. А полицейские и говорят - ежели  до  конца
не расколюсь, то они настучат моему участковому офицеру.
   -  О!  Полиция  заявила  вам  это,  когда  допрашивала  вас?  Когда   это
происходило?
   - В ночь, когда замочили Спотти.
   - Значит,  именно  под  давлением  полиции  вы  даете  свои  показания  -
чистосердечные показания - по данному делу?
   - Заявляю протест! - взвыл районный прокурор. -  Недобросовестный  намек!
Еще немного, и он начнет  расписывать  жестокие  методы  полиции  при  самом
заурядном допросе!
   - Сядьте на свое место, господин прокурор! -  вздохнул  судья.  -  Мистер
Френкель, будьте добры должным образом формулировать  свои  вопросы.  Я  уже
устал  напоминать  вам.  Никакие  показания,  полученные  под  давлением  на
свидетеля со стороны полиции, учитываться не могут.
   - Прошу прощения, Ваша Честь, - смиренно заявил Юри Френкель. - Я  только
хотел подчеркнуть, что свидетель дает показания не в результате  подкупа  со
стороны защиты, а в результате допроса с пристрастием в...
   - Зачем употреблять такие слова, как "допрос с пристрастием"?!  Задавайте
свои вопросы, задавайте!
   - Слушаюсь, Ваша Честь! А теперь, мистер Хэтвей, я хотел бы попросить вас
припомнить некие события, случившиеся в ночь со среды на четверг, тридцатого
декабря прошедшего года.
   Все  присутствующие  в  зале  суда  -  присяжные,   пресса,   зрители   -
настороженно  встрепенулись,  как  будто  каждый  сказал  себе:  "Вот   оно!
Начинается!" Однако толком еще нельзя было догадаться -  что  именно...  Но,
подготовленные  намеками  Френкеля,  все  уже  предвкушали  нечто   роковое,
способное оказаться для обвиняющей стороны чем-то вроде  удара  ниже  пояса.
Даже судья  вытянул  шею.  Ведь  среди  "неких  событий"  в  ночь  со  среды
тридцатого декабря на четверг был и неожиданный переход Джи-Джи Гилд  в  мир
иной.
   - Припоминаете ту ночь, мистер Хэтвей?
   - Ну да! - с готовностью подтвердил Маггер, словно стоял на исповеди.
   - С тех пор прошло уже довольно много времени. Что заставляло вас все это
время помнить события вышеупомянутой ночи?
   - Крупно поживиться удалось, - ответил Маггер, облизывая губы, как  будто
припоминая свои былые радости, - Думал - вот удача привалила! Никогда  такой
не бывала Все в ту самую ночь!
   - И что же такого необыкновенного случилось  в  ту  знаменательную  ночь,
мистер Хэтвей?
   Мистер Хэтвей заволновался,  губы  его  беззвучно  зашевелились,  как  бы
повторяя про себя события звездного часа его жизни.
   - Ну что же вы, мистер Хзтвей, мы ждем! -  снисходительно  поторопил  его
Френкель. А глаза его буквально кричали: Да прекрати, болван, мяться, словно
репетируешь затверженный с чужих слов урок!
   - Э-з... ну-у... - заговорил  наконец  мистер  Хэтвей.  -  Ну  вроде  все
вышло-то... Ночка была холодная, а я совсем  на  мели...  Тут  натыкаюсь  на
этого парня и говорю - выручай, брат! О'кей,  говорит  он  мне,  сей  момент
поможем. Ну он засуетился, пошарил по кармашкам и нашел бумажку. Сует мне  в
руку. Я глянул - и чуть не окочурился! Пятьдесят! Пятьдесят баксов20! Пока я
ахал, да охал - не  снятся  ли  мне  такие  бешеные  бабки,  он  и  говорит:
"Старина, нынче все должны веселиться! Но  не  стоит  забывать,  что  сейчас
гораздо позже, чем мы оба думаем! Вот, возьми и это!" Он достает свои часы и
тоже сует их мне. "Каждый мужчина, - сказал он, - должен всегда помнить, что
и его час пробьет и Отец небесный потребует его к себе!.." или что-то  такое
вроде этого... Я и глазом не успел моргнуть,  как  он,  пошатываясь,  двинул
дальше.
   - Пошатываясь? Он что, был в нетрезвом состоянии? - спросил Френкель,  не
глядя на присяжных.
   - А я не говорил, что в трезвом, - ответил Маггер.  -  Небось  успел  уже
заглянуть кой-куда. Есть там одно местечко - всегда найдешь, чем  согреться.
Джин там крутой, просто ах! Нигде больше такого не подают, только у Папаши.
   Эллери не удивился, когда Маггер, помолчав, добавил:
   - Благослови его Бог...
   - И где же произошла эта милая сценка?
   - На углу Сорок Третьей и Восьмой.
   На этот раз Френкель прямо посмотрел в сторону присяжных.  Эллери  только
диву давался, как он хитро поворачивает дело. Френкель знал, что ни один  из
присутствующих обоего пола не поверил невинной сказочке Маггера о  том,  как
на него вдруг свалилось пятидесятидолларовое счастье.  Каждый  думал:  Ну  и
заливаешь ты, парень! Поэтому хитрый адвокат сразу же повел прямую атаку  на
неправдоподобную историю.
   - Давайте-ка выясним  все  поподробнее.  Вы  утверждаете,  что  встретили
подвыпившего  человека  в  районе  Таймс-Сквер  и  обратились  к   нему   за
материальной   поддержкой.    Он    тут    же    добровольно    отдал    вам
пятидесятидолларовую банкноту и свои наручные часы?
   - Я знаю, что никто мне не поверит, - просто сказал Маггер. - Так я и сам
едва верил своим глазам. Но он точно так и сделал, помог мне. А ведь я его и
пальцем не успел тронуть!
   - И  это  случилось  в  ночь  перед  кануном  Нового  года?  -  торопливо
переспросил Френкель.
   - Ага! Он, видать, уже круто успел заложить за воротник!
   Присяжные заглотнули наживку. В голосе Маггера было столько  изумления  и
запоздалого восторга перед своей невероятной удачей, что его состояние могло
сравниться только с чувством Золушки  после  чудодейственного  прикосновения
волшебной  палочки  Феи.  Френкель  был  явно  удовлетворен.   Он   развивал
достигнутый успех.
   - Ладно. Что случилось потом?
   - Что случилось? Да ничего. То есть я должен был  обязательно  рассказать
кому-то об этом... то есть Спотти. Но ждать Спотти у меня сил не было. Ну  я
и отправился в Центральный парк...
   - А почему в Центральный парк?
   - Ну, там Спотти скорее всего ошивался... делал свои дела. Я и  прикинул,
что застану его на его обычном месте... Я туда шел почти наверняка.
   - Давайте все по порядку, мистер Хэтвей. Вам не терпелось рассказать  обо
всем вашему приятелю Джону Тамелти - иначе Спотги, как вы обычно его звали -
о вашей внезапной удаче. Поэтому вы отправились в  Центральный  парк  на  то
место, где он обычно действует... И вы действительно нашли его. Вы сразу  же
заговорили с ним, как только увидели его?
   - Да, нет, как же! Подхожу я  и  вижу:  он  эту  девку...  леди  то  есть
останавливает. Тут я решил присесть в кустиках и переждать, чтоб  он  с  ней
закончил.
   - Ваш приятель обратился за помощью к юной леди.  Ведите  ли  вы,  мистер
Хэтвей, эту леди в зале суда?
   - Ясное дело - вижу.
   - О, неужели? Не будете ли вы так  любезны  указать  ее  нам?  Вымытый  и
вычищенный палец Маггера уставился прямо на Лоретту Спейнер.
   - Прошу зафиксировать, - быстро вставил Френкель, - что свидетель опознал
мисс Лоретту Спейнер, подсудимую. Обычная самоуверенность  появилась  в  его
голосе. - Теперь я прошу вас,  мистер  Хэтвей,  обратить  самое  пристальное
внимание на мой вопрос и ответить как можно точнее. Не случилось ли  вам  во
время разговора Спотти и мисс Спейнер в Центральном парке - пока вы сидели в
кустах - так вот, не  случилось  ли  вам  бросить  взгляд  на  ручные  часы,
подаренные вам подвыпившим человеком?
   - А как же! Случилось.
   - Почему вы посмотрели на часы?
   - Чего я на часы глядел? Ха! Да я глаз с них не  сводил,  пока  по  парку
шел. Часов-то у меня сроду не было, я чуть не очумел от счастья.
   - Значит, пока ваш приятель Спотти приставал к мисс Спейнер, вы  смотрели
на часы из чистого любопытства?
   - Можно сказать - да, - кивнул Маггер. - Ага, из чистого этого  самого  -
любопытства.
   - Кстати, а вы были уверены, что часы идут должным образом?
   - Чего-чего?
   - Ну, что верное время показывают?
   - Еще спрашиваете! Я по уличным часам проверял, и по витринам  магазинов.
Сто раз по  пути  в  парк!  Кой  толк  в  часах,  ежели  они  неверно  время
показывают?
   - Никакого толку, мистер Хэтвей.  Я  полностью  с  вами  согласен.  Таким
образом, ваши часы были установлены строго в соответствии с точным временем,
судя по тому множеству часов, с которыми  вы  сверялись.  -  Затем  Френкель
вкрадчиво поинтересовался: - И какое же время показывали  ваши  часы,  когда
Спотги остановил на ваших глазах мисс Спейнер, чтобы  обратиться  к  ней  за
помощью?
   Маггер сразу же ответил: - Аккурат без двадцати двенадцать, значитца.
   - Значит - "аккурат" без двадцати двенадцать. Вы уверены в  этом,  мистер
Хэтвей?
   - А как же! О чем вам все время толкую-то? Точно без двадцати двенадцать.
   - То есть за двадцать минут до полуночи?
   - А я что говорю?
   - Вы говорите, что это произошло в ночь со среды на  четверг,  тридцатого
декабря прошедшего года,  как  раз  перед  кануном  Нового  года  -  другими
словами, в ночь убийства Глори Гилд.
   - Да, сэр.
   - Именно в Центральном парке?
   - Ага. В Центральном.
   Френкель повернулся и принялся ходить взад-вперед перед  столом.  Гримаса
районного прокурора, казалось, вызывала на его  собственном  лице  выражение
искреннего сочувствия. Он печально улыбнулся в направлении стола обвинителя,
словно говоря: "Такова судьба, ничего не  поделаешь..."  Затем  вдруг  опять
резко обернулся к Маггеру.
   - Ох, еще один вопрос. Дала ли мисс Спейнер - то есть сидящая  вот  здесь
молодая леди - что-нибудь Спотти в ответ на его просьбу?
   - Ага. Уж когда она дальше пошла, я из кустов вылез и подхожу к Спотти, а
он показывает мне монету в двадцать пять центов с таким видом, ну  прям  как
самородок нашел! - Маггер сокрушенно покачал  головой,  -  Бедолага  Спотти!
Какие-то жалкие вшивые двадцать  пять  центов  -  это  мне-то,  с  полестней
долларов в заднем кармане! Я прям не мог решиться и показать-то их...
   - А вы случайно не обратили внимания, в каком направлении удалилась  мисс
Спейнер после встречи со Спотти?
   - А чего ж не заметить? Заметил. На запад, конечно. Дело-то  на  сквозной
дороге было, значит, она к Западным воротам шла.
   - Примите мою огромную благодарность, мистер Хэтвей, - нежно  проворковал
Френкель, - Теперь ваша очередь, - махнул  он  рукой  в  сторону  прокурора.
Человека, в ответ на это поднявшегося с  места,  скрючило,  как  от  рези  в
животе.
   31
   На шумной, вполне невинной пирушке в честь оправдания  Ло-ретгы  все,  не
сговариваясь, решили, что она - истинная любимица Фортуны. И как только  она
умудрилась позабыть о бродяге, приставшем к ней на  пути  через  парк?  Сама
Лоретга никак не могла этого объяснить. Она просто не обратила на  эпизод  с
бродягой, никакого внимания. Эллери счел нужным напомнить ей, что если бы не
жалкий пропойца, отъявленный  мошенник  и  грабитель,  то  приговор  мог  бы
обернуться для нее куда более плачевно! (Однако он счел излишним  напоминать
ей о том, что существует еще и некто, пытавшийся любой ценой зажать  слишком
болтливый рот оборванцу и предотвратить его появление в зале суда. И тот  же
самый некто подбросил кольт в ее шляпную коробку. Но такие напоминания были.
неуместными на праздничном вечере.)
   Даже Куртис Перри Хэтвей,  приглашенный  по  настоянию  самой  Лоретты  и
теперь  нещадно  хлеставший  ирландское  вики,  казался  ошеломленным   всем
происшедшим. Он еще не оправился от душевного потрясения после безжалостного
натиска районного прокурора во время перекрестного допроса. Тот применил все
свои самые изощренные способы, сбивающие человека с толку. Но мистер  Хэтвей
с честью вышел из этого испытания и ни на йоту не изменил  своих  показаний.
За что Харри Берк удостоил его прозвища "Верный  Гораций".  Карманы  Маггера
были битком набиты вырезками из газет, до небес превозносящих  его  решающую
роль в деле Лоретты Спейнер. Он  весь  трясся  от  возбуждения,  ослепленный
блеском внезапной славы и опьяненный вином известности, так что сам с трудом
верил в происходящее. Воистину это был звездный час его жизни!
   Даже обычный по-английски неприступный вид Лоретты на этот раз смягчился.
Обвинение в убийстве больше не тяготело над ней, и она безудержно хохотала и
болтала без умолку со всеми сразу  и  с  каждым  в  отдельности.  Однако  ее
густые, не тронутые щипцами брови все еще напряженно сходились к переносице,
как будто от приступов внутренней, душевной  боли;  прежде  широко  открытые
голубые глаза теперь почти постоянно щурились, словно  с  трудом  переносили
свет, а крылья ноздрей не покидала матовая полупрозрачная  бледность.  Куину
порой казалось, что девушка на грани истерики. И в то же время в  очертаниях
ее рта появилась новая жесткость и  твердость,  детская  капризно-безвольная
гримаска исчезла без следа. Эллери удивился такому  мгновенному  взрослению.
Она вступила в происходящие события подростком, а вышла -  женщиной.  Он  не
смог сдержать вздоха.
   - У вас такой вид, словно вы  съели  тухлую  устрицу,  -  немного  погодя
обратился к нему Харри Берк. - Дружище, в чем депо?
   - В лице, - буркнул в ответ Эллери.
   - Чьем? - оглядываясь вокруг, удивленно спросил Берк.
   - Не знаю, Харри. В этом-то все и дело.
   - А-а!
   Так чье же лицом имела в виду Джи-Джи?
   32
   - Что-то случилось? - спросил Берк.
   - Ничего, Харри, - отвечала Роберта, - Правда, ничего.
   - Лапушка моя, тебе ничего не удастся утаить от меня. Теперь, по  крайней
мере. Что-то с Лореттой, ведь правда?
   - Ну...
   - Ну, Берт, брось  скрытничать!  Я  же  вижу,  что  здесь  опять  замешан
Армандо. Ты не можешь постоянно опекать ее. Кажется, назревает скандал.
   - Ох, Харри, давай не будем об этом! Еще немного - и меня, видимо, отсюда
попросят... Лучше обними меня.
   Лоретта в этот день тактично отправилась  спать  пораньше  -  по  крайней
мере, удалилась в свою спальню, и они остались вдвоем в пустынных  просторах
роскошной гостиной.
   Берк  обнял  Роберту  и  прикрыл  глаза.  От   нее   исходило   тепло   и
умиротворенность. Все последние дни мир казался Берку полным света и  покоя,
если бы на горизонте периодически  не  появлялось  мутное  облачко  прыщавой
физиономии Армандо, наведывавшегося к  своей  племяннице.  И  какого  только
черта он, Харри Берк, истратил впустую столько лет  на  тусклое  холостяцкое
прозябание?
   Роберта теснее  прижалась  к  нему,  устраиваясь  поуютнее,  как  усталый
ребенок.
   - Харри, я раньше даже не  представляла,  что  человеку  может  быть  так
хорошо, - прошептала она. - Я страшно тебе благодарна.
   - Благодарна?
   - Ну, другого слова и не подберешь. Знаешь, я чувствую...
   - Да, Берти?
   - Нет, ничего.
   - Но нельзя же начинать фразу и  бросать  ее  на  полуслове!  Что  такое,
договаривай...
   - Ну, если бы тебе было знакомо это ощущение, ты бы давным-давно  устроил
свою судьбу.
   - Ты действительно так думаешь, голубушка?
   - Если бы я так не думала,  я  бы  не  говорила.  Понимаешь,  с  тобой  я
чувствую себя, как... - ну, я не знаю -... именно так, как женщина и  должна
себя чувствовать, мне кажется. Совсем не так, как...
   - Как?
   - Не важно.
   - Совсем не так, как ты чувствовала себя, когда была влюблена в Армандо?
   Она резко выпрямилась и свирепо оттолкнула его от себя:
   - Слушай, Харри Берк,  никогда  не  смей  больше  заговаривать  об  этом.
Никогда! Я была глупа, как пробка. Нет, еще глупее. Стоит теперь  оглянуться
назад - и кажется, что все происходило не со мной, а с кем-то другим. Да так
оно и было - ведь сейчас я совсем другой человек! -  Ее  голос  задрожал.  -
Именно ты, Харри, вызываешь во мне эти перемены. И я хочу, чтобы  никогда  -
видишь, как я откровенна! - чтобы ты никогда не переставал их вызывать...
   - А я и не перестану, - нежно сказал Берк. На этот  раз  их  поцелуй  был
лишен обычной игривости, страсти и кокетства.  Это  был  открытый  и  нежный
поцелуй, словно веление самой природы, и Берк  знал,  что  на  этот  раз  он
попался. Они оба попались. И это было прекрасно!
   33
   - Значит, у вас серьезно, - сказал Эллери  несколько  дней  спустя.  Берк
недоуменно уставился на него с  противоположного  конца  накрытого  к  ленчу
стола.
   - Между вами и Робертой Вест, -  пояснил  Эллери.  Шотландец  заерзал  на
стуле:
   - А вы все-таки ведете слежку. Для чего на этот раз?
   - Прошлое объяснение вашей задержки  в  Нью-Йорке  -  ответственность  за
судьбу Лоретты Спейнер. Лоретта сейчас вне опасности,  а  вы  все  мешкаете.
Значит, если дело не в Лоретте, то в малютке Робби, ведь так? Вы уже  успели
открыться ей? Сколько же примерно длятся романы у шотландцев?
   - О, мы - варварское племя, - с  порозовевшими  щеками  отвечал  Берк.  -
Поэтому традиционно моногамны. А следование таким  традициям  требует  много
времени... очень много. Да, приятель, это действительно серьезно, но  вам-то
какое дело, черт возьми?
   - Так Роберта знает уже о ваших чувствах?
   - Полагаю, что да.
   - Он полагает! Да о чем же вы тогда беседуете, когда остаетесь вдвоем?
   - В мире много вещей, друг Горацио, которые просто тебя  не  касаются,  -
Берк был явно склонен переменить тему. - Что-нибудь новое узнали?
   - Ничего.
   - Значит, пока плывете без руля и ветрил?
   - Вы чертовски правы! Этот "фейсе" не дает мне  покоя.  Кстати,  что  там
такое болтают о Лоретте с Армандо?
   Колонки светской хроники  пестрели  намеками,  но  Эллери  не  виделся  с
Лореттой со времени