ероятно  длинным  и  узким
горлышком.
   Такси пересекло  59  Стрит  и  свернуло  на  запад.  Улицы  были  приятно
безлюдны.  Прохладная  ночь  искрилась  звездами.  Роберта  с   любопытством
взглянула на своего спутника:
   - Вы чем-то взволнованы?
   - Может быть.
   - А могу я узнать - чем?
   - Да так... - Она готова была поклясться, что даже в темноте было  видно,
как заалели его щеки. Он невнятно добавил: - Вами, например...
   Девушка звонко рассмеялась.
   -  Это  что  -  образец  современной  английской  манеры  вести  светский
разговор? Здесь это уже давно не в моде.
   - Это не светский разговор, мисс Вест, - с трудом выговорил Берк.  -  Мне
некогда было учиться светским манерам.
   - Вот как! - только и сказала Роберта.
   Они молчали, пока  такси  не  выехало  на  площадь.  Берк  расплатился  с
таксистом, помог выйти Роберте и подождал, пока машина скроется из виду.
   - А что теперь? - выжидательно спросила девушка.
   - Вот что, - Он деликатно взялся за пушистый локоток ее теплого пальто  и
повел к одному из экипажей, запряженных тройкой лошадей,  ожидающих  у  края
тротуара. - Покатаемся по парку, а? Если, конечно, вы согласны...
   - Великолепная мысль! - слегка взвизгнула от восторга Роберта и  вскочила
в экипаж, восхитительно пропахший лошадьми, старой кожаной сбруей и овсом. -
Вы что-нибудь смыслите в этом? - воскликнула она, когда шотландец поместился
рядом с ней и завозился с ремешками от кожаной полости.  -  Сколько  живу  в
Нью-Йорке, а ни разу не ездила в этих штуках.
   - А вы что-нибудь смыслите в этом? - пробормотал Берк. - Я вот сколько ни
жил в Лондоне - а в таких штуках тоже не ездил.
   - Вы хотите сказать, что ни разу не  катались  на  этих  забавных  конных
упряжках?
   - Ни разу.
   - Удивительно!
   Некоторое время спустя, когда их коляска тряслась по дорогам Центрального
парка,  обдаваемая  запахами  проносящихся  мимо  автомобилей,  Харри   Берк
осторожно просунул руку под меховую накидку и нащупал ладонь Роберты.
   Еще через некоторое время, уже на обратном пути к стоянке, он  наклонился
и - уже ничего не соображая от отчаяния - потянулся к ее губам... и  тут  же
встретил их. Он ощутил их под  своими,  как  две  плотно  сомкнутые  упругие
резиновые подушечки.
   - И это все, мисс Вест? - прошептал Берк. Он услышал ее кроткий смешок.
   - Если дело оборачивается таким образом, Харри, то не кажется ли вам, что
вы могли бы называть меня Робертой?
   Только когда он  оставил  Роберту  у  ее  подъезда  -  она  категорически
запретила провожать ее наверх - только тогда он осознал, что она  так  и  не
ответила на его вопрос: может ли за этим что-нибудь последовать или нет?
   Он вздохнул (все-таки скорее  счастливо,  чем  несчастно).  У  него  были
веские основания надеяться, что кое-что может последовать - и последует!
   Со временем.
   18
   Стало  уже  традицией  выставлять  полицейское  наблюдение  на  похоронах
убитых. Причина крылась, видимо, в своеобразной "теории притяжения":  убийцу
помимо его воли тянет взглянуть в последний раз на  свою  жертву.  Инспектор
Куин всегда исправно посылал своих людей на кладбище Лонг-Айленд. Эллери  же
обычно отказывался от участия в этой церемонии - его розыскные методы всегда
несколько отличались от официальных, полицейских. Что до него, то  в  данном
случае он и так был уверен - кто убийца. Если не на деле,  то  хотя  бы  как
автор и вдохновитель всего преступления. Кроме того, у него не было душевных
сил спокойно созерцать комедию, которую наверняка собирался  играть  Армандо
на похоронах. Само собой разумелось,  что  женщина  в  фиолетовой  вуали  не
появится. Армандо уж позаботится об этом!
   - Он, наверное, по телефону ее предупредил, - сказал  Харри  Берк,  когда
они приступили к запоздалому завтраку. - Помню, до  меня  доходили  слухи  о
том, что в вашей распрекрасной Америке власти для пущей  безопасности  время
от времени позволяют себе прослушивать телефоны?
   - Не вижу в этом  ничего  плохого...  А  уж  услышать  тем  более  ничего
особенного не удастся, - заявил Эллери с набитым ртом,  уничтожая  канадский
бекон с жареными яйцами. - Армандо вряд ли  будет  настолько  неосторожен...
Если я правильно оценил способности Армандо, то, значит, мисс Вуаль получила
инструкции  на  долгое  время  вперед.  Меня   гораздо   больше   интересует
сегодняшнее чтение завещания.
   - А кто там будет?
   - Из тех, с кем еще не встречались, - Сельма Пилтер,  старинный  менеджер
Глори.
   Эллери потянулся к телефону и набрал номер.
   - Фелипе? Есть надежда, что мистер Кипли уже встал с постели? Это  Эллери
Куин.
   - Вот уж точно славненькая  страна...  -  пробурчал  Берк,  с  удивлением
взглянув на свои часы.
   - Сейчас посмотрю, - уклончиво ответил Фелипе. Через секунду в барабанные
перепонки Эллери ударил хриплый вопль репортера:
   - Черт бы тебя побрал, приятель! Ты когда-нибудь спишь или  нет?  Ну  что
там еще с твоей Гилд? Кончил дело?
   - Боюсь, что пока нет. Хотел узнать у тебя кое-что.
   - Ты имеешь в виду - кое-что сверх договоренного раньше? А что я  буду  с
этого иметь?
   - Кип, все в свое время! Ты в  накладке  не  останешься,  -  заверил  его
Эллери. - Что тебе известно о менеджере Глори, Сельме Пилтер?
   - А что может быть известно о Сфинксе? На ее репутации ни пятнышка - если
именно это тебя интересует. И если ты думаешь, что граф умудрился и Сельму к
рукам  прибрать,  то  ты  глубоко  ошибаешься!  Даже  для  него  это   почти
безнадежное занятие. Она бесчувственна, как египетская мумия.
   - Сколько ей лет, Кип?
   - Четыре тысячи, если смотреть в корень... А так на вид - шестой десяток.
В былые времена она сама пела. Но очень давно. Большого успеха  не  имела  и
быстро завязала с этим,, целиком посвятив себя  бизнесу  на  чужом  таланте.
Благодаря ей Глори стала миллионершей.
   - Это я и сам знаю. Но, возможно, есть еще что-нибудь, что мне не  мешало
бы узнать.
   - Ну, они с Глори жили душа в душу. Никогда не было разногласий,  обычных
для взбалмошных артистов  и  их  менеджеров.  С  одной  стороны,  Сельма  не
представляла собой угрозы как женщина и соперница в любви и искусстве,  а  с
другой - у нее была замечательная деловая хватка. Ну  что  еще?  Характерно,
что, помимо активной работы, она никак себя не проявляла. Если у нее и  была
личная жизнь и собственные пристрастия, то она всегда держала их  при  себе.
Глубокая натура!
   - Как это?
   - Глубокая. Ты что, английского не понимаешь?
   - Спасибо, Кип;
   - Ох, когда же, наконец, мне тоже будет за что тебя поблагодарить, шеф?
   На чтение завещания они пришли немного  рановато.  Вильям  Мелони  Уессер
оказался крупным, полным и спокойным на вид мужчиной с галстуком в горошек и
глазным тиком. Тик весьма заинтересовал Харри Берка.
   - Я не могу сказать, что очень хорошо знал Глори, - заявил адвокат,  сидя
с ними в приемной в ожидании участников похорон. - В основном я  поддерживал
с ней связь через Сельму Пилтер. Кстати, я  не  встречал  еще  среди  женщин
более энергичного и  талантливого  бизнесмена.  Именно  Сельма  посоветовала
Глори воспользоваться услугами моей фирмы, когда та  искала,  кому  поручить
ведение своих дел. Сельма направила ко мне еще множество своих клиентов.
   - Насколько я понимаю, вы стали поверенным Глори не так давно?
   - Почти пятнадцать лет назад.
   - О! Это солидно. А до вас у нее кто-нибудь был?
   - Вилис Феннимен, из "Феннимен и Гоух". Но старина Вил умер, а Гоух Глори
не нравился, она говаривала, что они с ним "никогда не споются". - Расспросы
вызывали у Уессера  скорее  любопытство,  чем  тревогу.  -  Мистер  Куин,  я
правильно понял: меня допрашивают по поводу убийства?
   - Да так, скорее  по  привычке,  мистер  Уессер.  Простите.  Кроме  того,
полиция  уже  занималась  вами  и  нашла  работу  вашей  фирмы  безупречной;
придраться не к чему!
   Уессер довольно хмыкнул, и тут же секретарша доложила о прибытии людей  с
похорон. Он только хотел распорядиться, чтобы их пригласили сюда, как Эллери
торопливо спросил: - Один момент, мистер Уессер. Не имеет ли для вас особого
значение слово "лицо"?
   Адвокат растерялся:
   - А какое еще значение оно может иметь?
   - Подумайте - лицо! "Face"!
   - Вы подразумеваете - в связи с убийством?
   - Совершенно верно.
   Уессер недоуменно покачал головой.
   19
   Карлос  Армандо  ввел  Лоретту  Спейнер  в  приемную  адвоката  со   всей
почтительностью, на которую только был способен. Это бросилось в глаза  всем
присутствующим. Казалось,  что  девушке  его  поведение  отчасти  льстит,  а
отчасти - раздражает. Армандо немедленно встал на страже у  ее  кресла.  Для
его  стола  она  была  еще  неведомым  блюдом,  с  которым,   следовательно,
требовалось особенно осторожное обращение. Джин Темпль он вообще не замечал.
То ли это было презрение к уже использованному объекту, то. ли  благоразумие
опытного ловеласа - Эллери никак не мог решить.
   Но в любом случае секретарша  покойной  оказалась  в  тяжелом  положении.
Рядом с пышной, похожей на херувима блондинкой с пухлыми губками и  ямочками
на  щеках  мисс  Темпль  казалась  плоским   отпечатком   с   передержанного
фотоснимка. Она сама  хорошо  сознавала  свое  убожество,  поэтому  лишь  на
секунду с отвращением взглянула на Армандо, а потом опустила глаза и  больше
их уже не поднимала.
   Сельма Пилтер потрясла Эллери до глубины души,  ему  тут  же  вспомнилась
меткая характеристика Кипа. Уродство этой старой женщины превратилось уже  в
некое эстетическое достоинство  (сродни  уродству  Линкольна  или  баронессы
Бликсен). Ее высохший скелет был таким  тощим,  что,  казалось,  состоял  из
одних невесомых трубчатых костей, наподобие птичьих. Эллери почудилось,  что
сейчас она взмахнет руками и поплывет по воздуху к своему стулу. Ее  длинное
лицо настолько сужалось книзу, что подбородка почти не существовало.
   Грубая темная  кожа  напоминала  русло  пересохшей  реки  со  сморщенными
твердыми полосами ила. Ее нос походил на кривую восточную саблю,  а  от  губ
веером расходилась сеть глубоких морщин. В отвисших мочках ее ушей болтались
африканские кольца из эбенового дерева. (Может быть, и кресло  со  слоновьей
попоной, и фигурка воина в комнате Глори Гилд были подарками Сельмы  Пилтер?
Все пальцы и запястья старухи были унизаны  украшениями  африканской  ручной
работы.)
   Из-под тугого тюрбана на ее голове  выбивалась  небольшая  прядка  волос,
выкрашенных в цвет воронова крыла. На остальных частях  тела  ее  истощенную
плоть скрывал строгий костюм, шею тщательно. обвивал шарф. Крошечные  птичьи
ножки подпирали тонкие высокие каблуки - все в целом  напоминало  ходули.  А
вот ее глаза представляли собой резкий контраст со всем  остальным:  черные,
яркие, живые, как у Карлоса Армандо. В них светился недюжинный ум.  Во  всем
облике  старой  женщины  было  что-то  средневековое.   Эллери   чрезвычайно
заинтересовался ею. Берк, заметил Эллери, - тоже.
   Инспектор Куин явился последним. Он аккуратно прикрыл за  собой  дверь  и
остался стоять, прислонясь к ней спиной. Эллери жестом  предложил  ему  свой
стул - в  приемной  недоставало  двух  стульев,  но  инспектор  отрицательно
покачал головой.  Он  явно  собирался  оставаться  в  позиции,  удобной  для
наблюдения за лицами всех присутствующих.
   - Мы собрались здесь сегодня, - начал  Уессер,  -  для  чтения  завещания
Глори Гилд Армандо. Двое заинтересованных лиц присутствовать не могут: Марта
Беллина, гастролирующая в Калифорнии, и доктор Сьюзен Меркелл, вызванная  на
срочную консультацию.
   - Завещание, -  продолжал  адвокат,  отпирая  один  из  выдвижных  ящиков
секретера  и  доставая  плотный  конверт,  запечатанный  сургучом,  -   или,
правильнее,  копия  завещания,  должным  образом   засвидетельствованная   и
заверенная. - Он сломал печать и  достал  документ  на  голубом  официальном
бланке, - Последний раз копия была подписана восьмым декабря этого года.
   Эллери  узнал  конверт.  Это  был  тот  самый,   который   обнаружили   в
металлическом ящичке в тайнике Джи-Джи в стене за репродуктором. На нем  еще
была надпись: "Мое завещание. Вскрыть 'должен мой поверенный, Вильям  Мелони
Уессер". Последняя дата завещания показалась Эллери очень многозначительной.
Восьмое декабря - всего лишь семь дней  спустя  после  первого  декабря,  на
который приходится пустая страница в дневнике Глори. Та самая, где от  тепла
зажигалки проступило "Гасе".  Что-то  случилось  первого  декабря  -  что-то
настолько важное для бывшей певицы, что  заставило  ее  немедленно  заняться
поисками своей племянницы - Лоретты Спейнер и через неделю заново переписать
завещание (невозможно представить, чтобы раньше у нее не было завещания).
   Эллери оказался прав в своих рассуждениях, ибо Уессер начал читать вслух:
   - Это моя последняя  и  окончательная  воля,  отменяющая  все  предыдущие
завещания, написанные до этого дня... - и так далее, по  стандартной  схеме.
Это завещание было вызвано настолько серьезными причинами,  что  Глори  Гилд
даже не решилась прямо написать о  них  в  дневнике,  а  прибегла  к  помощи
симпатических чернил и тайного кода  -  единственного  слова  "лицо".  Такое
поведение очень напоминало акт отчаяния.
   Эллери прервал свои размышления и сосредоточился на сути завещания.
   Уессер зачитывал  длинный  список  отдельно  названных  благотворительных
обществ, которым были оставлены на удивление ничтожные суммы, не превышающие
100 долларов. В основном же - 25 или 50 долларов. На фоне огромных  размеров
богатства убитой эти суммы выглядели очень красноречиво и приоткрывали новые
черточки ее характера. Эллери понял, что Глори была из тех неприятных натур,
которые пытаются убить одним ударом сразу множество  зайцев,  разбивая  свои
дары  на  минимально  возможные  порции,  чтобы  количеством  компенсировать
качество своих добрых  деяний  и  выглядеть  в  наиболее  выгодном  свете  с
наименьшими  потерями  для  себя.  Глори  таким  образом   старалась   найти
компромисс между свойственной ее типу  людей  и  жаждой  стяжать  восхищение
окружающих. Армандо, маячивший, как тень, за спиной Лоретты Спейнер, казался
очень довольным.
   Но дальше посыпались парадоксы один за другим. Посмертный  дар  в  десять
тысяч долларов предназначался "моей верной секретарше Джин Темпль".  (Верная
секретарша испуганно вздрогнула  и  на  секунду.  подняла  полный  изумления
взгляд на лицо адвоката, но тут же опустила его обратно. Кроме  удивления  в
ее взгляде Эллери успел заметить радость и - без всякого сомнения - стыд).
   "Моей дорогой подруге Марте Беллина" завещалась такая же сумма. (И  снова
парадокс - ведь оперная дива была и так богата, как жена креза,  ибо  помимо
бешеных гонораров унаследовала состояния двух своих далеко не бедных  мужей,
которых похоронила. "Моему лечащему врачу и  подруге  Сьюзен  Меркелл"  тоже
предназначалась сумма  в  десять  тысяч.  (Следующая  нелепость  -  практика
доктора Сьюзен Меркелл приносила ей ежегодно шестизначные суммы).
   Сельме Пилтер, "дорогой подруге, блестящим деловым способностям которой я
обязана всем,  что  имею..."  (Эллери  пристально  следил  за  старухой.  Но
крохотное сморщенное личико ничего не выражало. Или она великолепно  владела
собой, или просто знала дальнейшее содержание текста.) "... оставляю сумму в
сто тысяч долларов".
   Эллери услышал, как Армандо выругался по-итальянски себе под нос.
   Эллери напряженно подался  вперед.  Уессер  пробежал  глазами  дальнейший
текст и неловко замялся. Он был чем-то очень смущен.
   "Моему мужу Карлосу", - заговорил адвокат и смолк опять.
   Черные глаза Армандо впились в губы Уессера.
   - Ну? - поторопил он, - Ну же!
   Эллери  подумал,  что  такая  откровенность  чувств  обычно  Армандо   не
свойственна.
   "Моему мужу Карлосу", - адвокат опять на секунду замялся, но тут же  взял
себя в руки, - "чтобы поддержать его существование на то время, пока  он  не
найдет себе нового источника доходов, я оставляю пять тысяч долларов".
   - Что-о?! - заверещал Армандо. - Вы сказали - пять тысяч?!
   - Боюсь, что вы не ошиблись, мистер Армандо.
   - Но это... это же форменный грабеж! Это какая-то  ошибка!  -  Безутешный
вдовец истерически размахивал руками, - Действительно, у нас было соглашение
с Джи-Джи, по которому я отказывался от всех притязаний на ее имущество.  Но
я хотел бы обратить ваше внимание на  то,  мистер  адвокат,  что,  с  другой
стороны, там было оговорено, что по истечении пяти лет Джи-Джи уничтожит это
соглашение. Пять лет прошло. И она разорвала его у меня на глазах! Почти год
назад. Значит, она не имеет права отделываться от меня жалкими подачками!
   - Не знаю, что там она разорвала у  вас  на  глазах,  мистер  Армандо,  -
смущенно поежился адвокат, - но ваш предварительный брачный договор все  еще
в целости и сохранности. А следовательно, и в силе... - Он помахал  какой-то
бумагой. - Вот его копия, прилагаемая к копии завещания.  Оригинал  договора
приложен к оригиналу завещания. Оба - в суде по делам о наследстве и опеке.
   - Не поверю, пока не увижу своими глазами!
   - Увидите. - Уессер торопливо поднялся,  но  Армандо  уже  одним  прыжком
очутился около него и вырвал бумагу из  его  рук.  Недоверчиво  пробежал  ее
глазами.
   - Но я клянусь, что она изорвала оригинал на  мелкие  кусочки  и  тут  же
сожгла их! - Безутешный вдовец в панике заметался  по  комнате,  бормоча:  -
Теперь я понял, я понял! Она не показывала мне бумагу, просто  сказала,  что
это наше соглашение... и я был так глуп, что поверил  ей  на  слово!  А  она
сожгла ничего не значащую бумажонку! - Следом хлынул поток ругательств;
   Эллери никак не мог понять на каком  языке?  (Может,  румынском,  или  на
языке его наиболее вероятных предков, цыган?) - Она одурачила  меня!  -  выл
Карлос. Ее изрытое  угрями  лицо  горело  мучительной  ненавистью  к  Глори.
Казалось, он не понимал очевидной для всех остальных истины: что Глори  Гилд
знала или подозревала о его постоянной супружеской неверности, и в ее глазах
он сам давно нарушил условия их договора, - Я подам в суд! - визжал он, -  Я
требую экспертизы!
   - Это ваше право, мистер Армандо, - пожал плечами Уессер. - Но я не  вижу
в этом смысла. Вам будет очень сложно отрицать подлинность вашей подписи  на
договоре. И сам факт его существования  по  истечении  пятилетнего  срока  -
бесспорное  доказательство,  что  ваша  жена  считала   ваши   обязательства
невыполненными. Думаю, вам нечем опровергнуть ее подозрения. Между тем никто
не станет сомневаться в  реальности  существования  документа,  находящегося
перед глазами, на  основании  вашего  голословного  утверждения,  что  Глори
уничтожила его.
   - Я должен получить по крайней  мере  треть  ее  имущества!  Это  миллион
долларов! Моя доля вдовца! Что за произвол.
   - В соответствии с вашим предварительным брачным договором  вам  придется
удовлетвориться пятью тысячами, оставленными вам женой.
   Армандо схватился за голову и скорчился.
   - Я добьюсь своего! Я добьюсь своего! - бубнил он. Затем он взял  себя  в
руки, решительно поджал губы и занял свое прежнее  место  за  спинкой  стула
Лоретты Спейнер, уставясь прямо перед собой.  Эллери  догадывался,  что  его
внутреннему  взору  открылась  вся  абсурдность  его  положения:  подстроить
убийство собственной жены ради жалких пяти тысяч долларов  вместо  миллиона,
на  который  он  рассчитывал!  Значит,  кто-то   другой   окажется   главным
наследником Джи-Джи...
   Эллери  увидел,  как  пронзительные  черные  зрачки  Армандо  сузились  в
невероятном усилии  увидеть,  кто  же  этот  счастливец?  Адвокат  продолжал
читать: "Я завещаю все мое состояние, движимое и недвижимое  имущество  моей
ближайшей кровной родственнице - племяннице, Лоретте Спейнер, если она будет
найдена..." Далее следовал длинный параграф, предусматривающий  тот  случай,
если Лоретта Спейнер умрет раньше завещ