аю журналы и слушаю беседы  по
радио, я готов принять совет от кого угодно - как я всегда говорю,  вплоть
до поляка или члена профсоюза".
   От представителя рода Федерингов Рэнди  имел  счастье  получать  Точную
Информацию по Негритянскому Вопросу.
   Рикошетом  эта  информация  пригодилась  и  Нийлу,  когда  он  и  Рэнди
оказались в числе  девяти  членов  комиссии  по  устройству  общегородской
встречи ветеранов.
   Рэнди нервничал:
   - Среди солдат есть и  ниггеры,  нужно  что-то  сделать,  чтоб  они  не
испортили парад наших белых героев.
   - А черных ветеранов нельзя тоже  считать  героями?  -  заикнулся  было
доктор Норман Камбер.
   - Ни в коем случае! - разъяснил Рэнди. - Я всегда говорю, что на фронте
ниггеры не подчинялись дисциплине и боялись холодного оружия. Командование
раздало им кое-какие награды только для того, чтобы они не взбунтовались и
нам не пришлось бы их  всех  расстрелять.  Я  слышал  об  этом  от  одного
полковника. Но Уилбур Федеринг дал прекрасный совет. Мы устроим черномазым
отдельную встречу на Майостри;  все  будет  -  и  парад,  и  фейерверк,  и
знамена,  и  пусть  какой-нибудь  верблюд,  вроде   конгрессмена   Оберга,
произнесет речь. Мы им скажем, что  не  хотели,  чтобы  их  затерли  среди
белых, потому, мол, и чествуем их особо. Эти  ниггеры  такие  дураки,  они
поверят.
   - Негры все дураки? - осведомился Нийл.
   - Все до одного!
   - А мулаты?
   - Милый мой, я всегда говорю: если в человеке есть  хоть  капля  черной
крови, он недоумок. Не способен творчески мыслить,  понятно?  Ведь  вы  не
назовете ученую собаку умной  оттого,  что  хозяин  выучил  ее  ездить  на
велосипеде и изображать  пьяного?  Потому  и  ниггер  не  может  выполнять
никакой ответственной работы. Док, пусть я трижды лжец,  если  вы  сумеете
назвать мне негра, который мог бы быть сенатором Соединенных Штатов.
   - Хайрем Ревлс или Б.К.Брюс, - сказал доктор Камбер.
   - Кто? Почему вы думаете, что эти ниггеры могли бы быть сенаторами?
   - Они были сенаторами.
   - А-а, понимаю.  Это  во  времена  "реконструкции"?  Федеринг  мне  все
разъяснил. Это потому, что тогда ниггеров  только  что  освободили,  а  за
время рабства их приучили к  трудолюбию  и  покорности.  Но  позже,  когда
пришла  свобода,  цветные  распустились  и  дегенерировали  в   умственном
отношении, не говоря уже о их безнравственности, и сейчас среди них нет ни
одного, который мог бы занять место выше, чем место швейцара  в  городском
управлении.
   Нийл думал уныло: "К чему? Я все равно никому не скажу. И точка".
   Так просто!



16

   Двенадцатое июня сверкало солнцем, сиренью и свежей  листвой  -  как  и
требовалось, ибо двенадцатое июня было днем рождения Видди. Это  был  день
рождения, достойный маленькой белой принцессы, - белые цветы, белые платья
и белые дети со  всего  квартала,  восхищенные  новорожденной,  ее  новыми
роликами и белым с золотом игрушечным театром.
   Нийл рано вернулся домой. Несколько девочек  и  четверо  пискливых,  но
галантных молодых людей - сверстников Бидди - играли в  прятки  на  заднем
дворе вокруг цементного бассейна и белого кукольного домика  Бидди,  густо
увитого хмелем. Все дети, а в особенности Пегги  Хавок,  обожали  Нийла  и
сейчас же пустились водить вокруг него хоровод, любовно припевая:  "Мистер
Кингсблад, капитан - мистер Кингсблад, капитан!"
   Из дома вышла Вестл, высокая и благостная, как ангел, в длинном зеленом
платье с золотым поясом, - она несла праздничный слоеный пирог, на котором
белой и желтой глазурью было красиво выведено "Бидди - 5".  Шесть  розовых
свечек (одна на рост) ровно горели в неподвижном теплом воздухе.
   Перед тем как принять пирог, Бидди - прирожденная актриса -  убежала  в
домик и появилась снова в своей святочной бумажной короне. Но  хоть  ей  и
очень нравилось быть королевой, она, как добрая конституционная монархиня,
нарезала и раздала пирог по-царски  справедливо.  Нийл  глядел  на  нее  и
думал, что недолго он тешил себя мыслями о королевской крови. Примесь ее в
Бидди, несомненно, была, но от старого ли развратника Генриха VIII или  от
Ксавье Пика - властелина лесной глуши?
   Бидди подлетела к нему, глаза ее сияли, как алмазы. Встав  на  цыпочки,
она обхватила его руками:
   - Папочка, у меня еще никогда-никогда не было такого чудного  рожденья.
Теперь на мое рожденье всегда будет так весело, да?
   Он больно поцеловал ее.
   Принц - бывший Ниггер, - считавший, что праздник устроен в его честь  и
что он, как гостеприимный хозяин, должен лаять на своих маленьких друзей и
сшибать их с ног, в два прыжка очутился возле Бидди, облизал  ей  лицо  и,
смеясь,  сбил  с  нее  корону,  и  Бидди,  позабыв  о  своем   королевском
достоинстве, завизжала:
   - Ах ты, скверная собака, перестань сию же минуту, не то я тебя  выгоню
из моего дворца, скверная ты собака, Ниггер противный!
   Нийл раздраженно поморщился.


   В банке к столу Нийла подошел доктор Аш Дэвис, а доктор  Аш  Дэвис  был
негр, с лицом цвета сухих осенних листьев,  освещенных  солнцем.  Нийл  от
кого-то  слышал,  что  ввиду  небывалых  трудностей,   вызванных   войной,
Уоргейтам  пришлось  нанять  для  работы  в  заводской  лаборатории  этого
цветного субъекта Дэвиса - да, да,  дело  свое  он  знает,  имеет  степень
доктора химических наук от Чикагского университета, но  что  ни  говори  -
чернокожий. Вот и видно (согласились все присутствовавшие  на  завтраке  в
Бустер-клубе), как у нас туго с рабочей силой. Впрочем, еще вопрос,  можно
ли допускать такие прецеденты даже  во  имя  победы.  Дать  работу  белого
выскочке негру - кто знает, к каким последствиям это может привести!
   Да, Нийл уже слыхал про Аш Дэвиса.
   Впервые в жизни он по-настоящему видел "цветного". Он никогда не  видел
Белфриду, Эмерсона Вулкейпа, с которым  учился  с  первого  до  последнего
класса школы, Мака, солдат-негров; он не видел  их,  а  только  с  досадой
ощущал их присутствие, как если бы в Аравии он искал дорожный указатель на
английском, или французском, или еще каком-нибудь  человеческом  языке,  а
вместо этого находил только непонятные надписи по-арабски. И уж,  конечно,
он не видел клиентов-негров, приходивших в банк брать ссуды. Для него  это
были только темные руки,  держащие  бумаги,  тихие  голоса,  преувеличенно
учтивые.
   Теперь он смотрел на Аша, но не видел в нем "негра", "цветного".  Перед
ним был на редкость обаятельный светский человек и к  тому  же  ученый.  У
Нийла мелькнуло ощущение: "Где я его видел?"  Потом  он  вспомнил:  только
кожа  потемнее,  а  в  остальном  -  вылитый  Тони  Эллертон  с   военного
транспорта, его единственный вполне бескорыстный друг.
   Доктор  Дэвис  был  мужчина  лет  сорока,  стройный,   очень   изящный,
невысокого роста, с черными усиками, но совсем не фатоватый. Взгляд у него
был твердый. Он был одет, как любой  обеспеченный  интеллигент,  но  серый
костюм сидел на нем по-европейски. Будь Нийл Шерлоком Холмсом,  он  угадал
бы в произношении доктора Дэвиса детство, проведенное в Огайо, три года  в
Англии, Франции и России, дружбу с теннисистами, преподавателями музыки  и
работниками лабораторий. Но он услышал только, что  доктор  Дэвис  говорит
четко и мягко, похоже на Роднея Олдвика, но более правильно.
   Он  уже  склонялся  к  мысли:  "В  этом  Дэвисе   есть   что-то   очень
привлекательное. Я не знал, что бывают такие негры. И откуда я мог  знать?
Мне негде было и встречаться с ними".
   (На самом деле Нийл месяца три тому назад сидел  напротив  доктора  Аша
Дэвиса в  автобусе,  слышал,  как  он  разговаривал  с  толстым  негром  в
пасторском воротничке, но не видел ни того, ни другого.)
   Доктор Дэвис сказал, что пришел с просьбой.
   Сейчас, когда кончилась война, со  здешних  предприятий  будут  уволены
сотни негров, и деятели негритянской общины в согласии с  Городской  лигой
решили ходатайствовать перед деловыми  учреждениями  о  предоставлении  им
работы. Нельзя ли устроить двух-трех человек во  Второй  Национальный?  Он
знает многих цветных, окончивших  коммерческие  школы,  которые  во  время
войны служили счетоводами и бухгалтерами. Что скажет Нийл?
   -  Почему  вы  обратились  ко  мне?  -  забеспокоился  Нийл.  -   Я   с
удовольствием сделал бы все, что могу, но ведь я только помощник  главного
бухгалтера.
   Улыбка у Аша Дэвиса была подкупающая.
   - Доктор Норман Камбер, добрый друг моего народа, сказал  мне,  что  вы
один из немногих банковских дельцов, способных  на  человеческие  чувства.
Боюсь, что это звучит не слишком лестно!
   - Для дока Камбера  и  это  уже  много.  Что  ж,  я  позондирую  почву.
Обязательно!
   Он старался придумать, о чем бы еще поговорить с доктором Дэвисом.  Ему
необходим был человек, который понимал бы то, чем он  стал.  И,  озаренные
присутствием Аша Дэвиса, бледные проблески новых мыслей, не  дававшие  ему
покоя, приобрели  отчетливость  и  силу.  Он  думал:  "Прекрасный,  видно,
человек, а вынужден унижаться, просить белых людей за своих соплеменников.
Черт знает что такое, ведь он чуть не  раболепствует  передо  мной,  перед
каким-то паршивым клерком. Он в тысячу раз лучше меня. Ну вот,  Кингсблад,
раз ты сумел это понять, - действуй".
   Он, сколько мог, тянул разговор о работе для негров,  но  его  смущало,
что он  не  знает,  как  нужно  говорить  -  "негры",  "цветные"  или  еще
как-нибудь. Доктор Дэвис стал прощаться,  и  в  стране,  где  так  в  ходу
рукопожатия, Нийл во второй раз в жизни (первый был Борус  Багдолл)  пожал
руку негру.
   Видимого ущерба это ему не причинило.
   Для Джона Уильяма  Пратта  он  изобрел  хитроумную  версию,  что,  мол,
поскольку у них уже имеется несколько крупных вкладчиков-негров, а  будет,
вероятно, еще больше, следовало бы, пожалуй, взять одного-двух  негров  на
должности младших служащих. Пратт поглядел на него с жалостью:
   - Милый мой, ваше либеральное отношение к неграм меня радует. Я  мечтаю
о том времени, когда они будут получать  приличное  образование  и  смогут
занять место рядом с белыми работниками - на своем родном Юге. Но здесь  у
нас им делать нечего, и самое лучшее - предоставить  им  голодать  до  тех
пор, пока они не осознают своей глупой  головой,  что  им  нужно  поскорее
убираться к себе на Юг... Не говоря уже о том, какой скандал  устроили  бы
нам клиенты.


   По дороге домой он зашел к отцу выпить коктейль. Этот  вздорный  добряк
затянул свой добродушный вздор:
   - Ну что, сынок, успешно продвигаешься к нашим королевским истокам?
   - Как будто бы да, папа.


   В тот вечер он вспомнил доктора Аша Дэвиса по контрасту - на  приеме  в
честь возвращения Рода Олдвика, который устроил сам Род, потому что  никто
не мог бы устроить лучше.
   Майор Родней Олдвик из танкового корпуса  -  в  миру  юрист  и  богатый
человек,  питомец  Принстона  и  Гарварда,  постоянный  участник  маневров
Национальной гвардии, загорелый, худой и длинный, коротко  остриженный  на
прусский манер - был  солдат,  благородный  искатель  приключений,  сокол,
орел, герой. Нийлу, который был на пять лет моложе  его,  Род  в  школьные
годы казался идеалом героя. Род мог решить  за  него  пример  по  алгебре,
научить его танцевать танго, показать, в каком уголке озера  Мертвой  Скво
лучше всего ловится щука, потренировать по хоккею, поддержать в стычках  с
поляками и итальянцами, утешить, когда Эллен Хавок  отвергла  его  любовь,
дать взаймы пятьдесят центов и разъяснить тайну налогов и святой Троицы, а
также почему порядочные  люди  вроде  их  отцов  никогда  не  голосуют  за
демократов. Не то чтобы Род действительно совершал эти подвиги ради Нийла,
который очень недурно прожил юношеские годы своим  умом,  но  Нийл  горячо
верил, что он совершил бы их все, стоило его попросить об этом.
   В студенческие годы Род (по сведениям, доходившим до  Нийла)  одинаково
преуспевал в риторике и в поло, исправно напивался с  хулиганами,  которых
подбирал в нью-йоркских барах, совращал девушек  только  из  таких  семей,
которые не могли ни унизиться, ни возвыситься до шантажа,  и  говаривал  с
шутливой откровенностью, присущей ему уже в ранние годы: "Когда я выставлю
свою кандидатуру в сенат, никакие незаконные младенцы не  будут  прерывать
моих предвыборных выступлений".
   Род Олдвик жил не на лоне природы в Сильван-парке, а рядом  с  доктором
Роем Дровером, среди великолепия Оттава-хайтс. Он проводил отпуск  дома  в
ожидании демобилизации и еще не утерял романтического  ореола  воина,  тем
более что носил  пиджаки  особого,  полувоенного  покроя.  По  случаю  его
возвращения с поля брани дубовые полы в его большом доме были  натерты  до
зеркального блеска, хрустальные вазы, которых у него была целая коллекция,
- перемыты и сплошь наполнены нарциссами, а за китайской ширмой, отбитой у
подлых немецких грабителей, оркестр из четырех  человек  играл  Делиуса  и
Копленда. В первый раз за  это  северное  лето  выдался  теплый  вечер,  и
мужчины щеголяли (и мерзли) в белых фланелевых пиджаках, а дамы - в легких
белых платьях с накинутыми на плечи мексиканскими шалями.
   Род, словно кандидат перед  выборами,  обходил  восхищенных  гостей  и,
дойдя до Нийла и Вестл, сказал с грубоватой простотой:
   - И вы здесь - ну, теперь я окончательно понял, что  я  дома!  Нийл,  я
слышал, как доблестно  ты  дрался,  и  слышал  не  от  кого-нибудь,  а  от
довольно-таки высоких чинов за океаном. Я им сказал: "Этот мальчик один из
моих самых старых друзей, и я горжусь им!"
   Нийла даже в жар бросило от гордости, и позже  его  неприятно  поразило
замечание  доктора  Дровера:  "Не  иначе  как  Род  после  армии   намерен
переключиться на политику и охоту за популярностью".
   Жена Олдвика, Дженет, была ростом чуть повыше Вестл,  и  чуть  искуснее
подмазана, и чуть увереннее болтала о выставках лошадей, а его сын и  дочь
были такие же выдержанные и нарядные, как отцовский дом, и Нийл чувствовал
себя здесь на своем месте.  Когда  Род,  наконец,  перестал  циркулировать
между гостями, как первый секретарь посольства, и нашел время обменяться с
Нийлом воспоминаниями о далекой юности с баскетболом и  пивом  в  школьной
раздевалке, Нийл решил, что они с Родом - типичные офицеры и джентльмены и
крупные дельцы, готовые вместе, плечом к плечу, бороться за высокие идеалы
и инициативу американцев.
   Ксавье Пик был всего лишь призрак, рожденный фантазией призрака,  а  Аш
Дэвис - какой-то работник какой-то лаборатории.
   Капитан Кингсблад небрежно спросил майора Олдвика:
   - Ты видел цветные части в бою? Мне не случалось.
   - А как же! В нашей бригаде была одна  черная  танковая  часть  -  черт
знает что такое, - угрюмые, недисциплинированные, нам  всегда  приходилось
подталкивать их вперед во время атаки. Там был один цветной сержант  -  ну
самый настоящий большевик. Нет чтобы обращаться по инстанциям,  вечно  лез
прямо к генералу, через  какого-нибудь  негодяя-ординарца,  -  ставил  под
угрозу моральное состояние всей бригады  своими  жалобами,  что  негров  и
перевозят и медикаментами снабжают отдельно от белых. Была бы наша воля  -
уж этот черный джентльмен не вернулся бы к своей красотке в благословенную
страну свободы!
   Внезапно Нийлу стало ясно, что все это ложь;  черные  солдаты  не  были
такими; а смутьян сержант, которого Род с удовольствием бы укокошил - "это
мог быть я!" - подумал Нийл.
   Прощался он с Родом подчеркнуто вежливо.



17

   Раз он не хочет верить, что среди людей его расы много таких, какими их
рисует Род Олдвик, значит, нужно посмотреть, что же это за люди. Где можно
понаблюдать их без помехи? В кино? В церкви?
   Наверно,  в  Гранд-Рипаблик  есть  негритянская  церковь,  раз  цветное
население города составляет уже  несколько  тысяч;  наверно,  есть  негры,
которые ходят в церковь, как вы думаете? (Его мать ведь ходит!)
   Усевшись почистить туфли в подъезде отеля "Пайнленд", он ласковей,  чем
обычно, взглянул с высоты кресла на старого Уоша, чистильщика, крохотного,
на редкость незлобивого старичка, которого звали вовсе не  Уош,  а  Джордж
Грэй и который приходился дедушкой Белфриде  Грэй.  Это  был  единственный
негр, пользовавшийся благосклонностью Рэнди Спрюса, так как он "знал  свое
место и никогда не забывал снимать шапку перед белыми джентльменами".
   Было в Уоше что-то жалкое, в его сгорбленной, паучьей фигурке, в  цвете
его кожи, скорей серой, чем черной. Он поднял глаза на Нийла и из  древних
запыленных воспоминаний выволок какую-то  нехорошую  историю  о  Белфриде.
Тоненьким голоском он запищал:
   - Правильно сделали, капитан, что турнули Белфриду из своего дома.  Это
самая настоящая девка, сэр.  Я  с  ней  ничего  поделать  не  могу.  -  Он
хихикнул. - Путается со всеми распоследними ниггерами в городе. Много  они
о себе понимают, эти молодые ниггеры, здесь, на Севере, и ничего с ними не
поделаешь, да, сэр, ничего!
   Нийл сказал с великодушием молодого принца:
   - Ну, не такая уж она скверная, Белфрида. Просто годы молодые. Скажите,
Уош... хм... где тут у нас в городе негритянская церковь?
   Уош оцепенел. Он с трудом поднял голову, в его мутных глазах  появилось
тревожное, испытующее выражение, и совсем  другим  голосом,  без  нарочито
"негритянского" акцента, он спросил:
   - А вам зачем это знать?
   - Я бы хотел побывать там.
   - Мы не любим, когда белые приходят смеяться  над  нами  туда,  где  мы
молимся богу.
   - Честное слово, Уош, мне и в голову не приходило смеяться.
   - А зачем же еще такому человеку, как вы, ходить к нам?
   - Мне просто  захотелось  ближе  познакомиться  с  жизнью  негритянских
кварталов.
   - Мы не любим, когда к нам ходят толпы любопытных.
   - Я приду один и думаю, что сумею никого не оскорбить.
   Нийл сам не замечал, как смиренно  он  обращается  к  этому  почтенному
старейшине своего племени. Уош проворчал неохотно:
   - Ну что ж, мистер, церквей у нас пять или  шесть,  но  я  вам  советую
пойти в баптистскую, где преподобный Брустер служит - в Файв Пойнст,  угол
Майо-стрит и Омаха-авеню. Я сам туда хожу. Нам преподобный  Брустер  очень
нравится - большого ума человек.
   Нийл смутно помнил, что Черный Город в  Гранд-Рипаблик  носит  название
"Файв Пойнтс" и что Майо-стрит - его главная  улица.  Второй  Национальный
Банк вел там дела по закладным,  и  ему  несколько  раз  приходилось  туда
ездить, но он ничего там не увидел. О  "преподобном  Брустере"  он  слышал
впервые в жизни, и когда Уош снова принялся за его туфли. Нийл с  шутливой
непринужденностью белого человека произнес:
   - Что  за  фамилия  -  Брустер,  скорей  подходит  для  янки,  чем  для
чернокожего проповедника.
   - А он и есть янки.
   - А-а!
   - Он - как это называется - доктор философии.
   Нийл невольно улыбнулся: как у этого негра все спуталось в голове!
   - Вы хотите сказать: доктор богословия?
   Но Уош настаивал, и в его смиренной  реплике  снова  послышался  легкий
призвук деланного южного акцента:
   - Нет, сэр! Он эту самую степень доктора философии получил  в  Гарлеме,
от Колумбийского университета.
   - Доктор Брустер, доктор Дэвис. Что, на Майо-стрит у всех  есть  ученые
степени?
   - Нет, сэр, кое-кто из нас слишком рано родился для этого.
   Белый человек в капитане Кингсбладе насторожился: "Да этот старый хрен,
кажется, смеется надо мной!"


   Он солгал Вестл.
   В это воскресное июньское утро он сказал ей, что едет  в  Саут-энд,  на
завтрак Ассоциации Ветеранов Войны. Он вспомнил небылицы, которые  плел  в
Миннесотском Историческом обществе, и подумал, что  становится  искушенным
лжецом.
   Он доехал до Файв Пойнтс в автобусе, дальше  пошел  пешком.  Майо-стрит
ничем не отличалась от любой торговой  улицы  мещанской  окраины,  тот  же
затрапезный вид, те же  крикливые  фасады  деревянных  магазинов  с  грубо
намалеванными вывесками. В квартале между Денвер- и Омаха-авеню  были  две
аптеки, совсем похожие на привычные глазу  сокровищницы